От костра до петли

Что касается казней, викторианцы с ужасом (или, наоборот, с ностальгией?) вспоминали жестокости прошедших веков. Предки не миндальничали с преступниками. Чего стоит только повешение живьем в цепях или узкой клетке! В 1777 году в клетке подвесили разбойника Джона Уитфилда, застрелившего путешественника на большой дороге. Дни напролет жители деревушки Уэзерэлл, Камбрия, затыкали уши от его жалобных воплей, но никто не вынес ему хлеба – как бы рядышком не повиснуть. Мучения грабителя прекратил кучер проезжавшей мимо почтовой кареты, который и пристрелил беднягу.

Своеобразным юмором отличались приговоры отравителям. Нет, их не угощали отравленной кашей из котла. Их варили в котле. В 1531 году Генрих VIII учредил такое наказание специально для Ричарда Роуза, повара епископа Рочестерского (а четырьмя годами позже казнил и самого епископа, но куда более приземленным способом – отсечением головы). В своей лондонской резиденции епископ подкармливал нищих, но повар не разделял его человеколюбия. Не проще ли отравить попрошаек? Вот он и отравил. На беду отравленную кашу отведали члены семьи и слуги епископа, а когда у них разболелись животы, всплыла страшная правда. Недолго думая, король распорядился пустить повара на бульон. На казнь Ричарда Роуза в Смитфилде собралась невиданная толпа народа – в кои‑то веки казнь отличалась новизной! В 1547 году милосердный Эдуард VI отменил жестокий указ, но к тому времени заживо успели сварить еще двух служанок‑отравительниц.

Клетка для повешения. Рисунок из книги Уильяма Эндрюса «Наказания былых времен». 1899

Впрочем, это была еще не самая чудовищная казнь. Государственную измену и покушение на жизнь монарха карали многоступенчатой карой «hanging, drawing and quartering». К эшафоту преступника волокли на решетке, чтобы дать зрителям возможность выразить ему свое презрение. Затем его подвешивали, но не до смерти. Веревку перерезали, и начиналась кровавая фантасмагория: его кастрировали и потрошили, а если он оставался жив, то мог наблюдать, как жгут его внутренности. Казнь завершалась отсечением головы и четвертованием, после чего преступника по кускам выставляли на городских воротах. Именно так встретил смерть свободолюбивый шотландец Уильям Уоллас, известный по фильму «Храброе Сердце». Но казнь применялась и в более поздние времена. В 1660 году таким мучениям подвергся генерал‑майор Томас Гаррисон, один из сторонников Оливера Кромвеля, вынесших смертный приговор Карлу I. Посмотреть на казнь собрались тысячи, среди них и Карл II, сын обезглавленного короля. Зрелище получилось впечатляющим: когда палач вскрыл преступнику живот и вытянул кишки, Гаррисон нашел в себе силы дать мучителю тумака. Мужественный поступок, что и говорить. С другой стороны, не лучше ли быть без сознания, когда из тебя вытаскивают внутренности?

На костре сжигали не только ведьм и еретиков, но и фальшивомонетчиц, а также женщин, убивших своих мужей. Последних тоже обвиняли в измене, но «малой» (petty treason), т. е. в покушении на жизнь лица, которому убийца должен хранить верность. На эшафоте воздвигали шест, преступницу усаживали на стул и привязывали к шесту удавкой за горло. Хворост у основания шеста поджигали, но прежде чем огонь добирался до приговоренной, стул отодвигали, чтобы она задохнулась и тем самым избежала еще более мучительной смерти. Например, в 1722 году Элеанор Элмсом приговорили к смерти за убийство супруга. Перед казнью ее одежду вымазали дегтем, на голову ей нацепили пропитанный дегтем чепец. В таком виде женщину подвели к шесту, заставили встать на бочку и привязали цепями. На шею ей накинули удавку, другой конец которой был прикреплен к шесту посредством шкива (колеса с ободком по окружности для передачи движения приводному ремню. – Ред.). После всех приготовлений палач затянул веревку, и женщина задохнулась, прежде чем ее тело объяло пламя.

Трудоемкий метод срабатывал не всегда. В мае 1726 года в Тайберне казнили Кэтрин Хэйес, тоже приговоренную к смерти за убийство мужа. Вместе с двумя сообщниками, Биллингом и Вудом, она напоила супруга допьяна, после чего мужчины убили его и, чтобы замести следы, расчленили тело. Именно Кэтрин предложила отрубить голову и захоронить ее подальше, тем самым затруднив опознание. Но голову, которую убийцы бросили в Темзу, вскоре обнаружили и выставили на шесте во дворе церкви Сент‑Маргарет в расчете, что кто‑нибудь ее опознает. Так и произошло. Троих убийц приговорили к смертной казни, но Вуд скончался от лихорадки еще в тюрьме. Биллинга повесили, а после смерти тело оставили болтаться в цепях возле того пруда, куда он сбросил останки Хэйеса. Кэтрин ожидал костер, но огонь вспыхнул так быстро, что палач обжег руки, когда затягивал удавку. Он отскочил, а Кэтрин еще долго кричала и пыталась оттолкнуть от себя горящие головешки. Чтобы не растягивать ее мучения, в костер начали бросать охапки хвороста. Смерть наступила скоро, но потребовалось еще три часа, чтобы тело превратилось в пепел. В период с 1702 по 1734 годы, 10 женщин были сожжены в лондонском районе Тайберн. По всей Англии с 1735 по 1789 годы такой казни подверглись, по меньшей мере, 32 мужеубийцы и фальшивомонетчицы.

Господ посолиднее казнили на плахе при помощи топора. Местом казни был выбран холм на северо‑западной стороне Тауэра, куда загодя собиралась толпа, чтобы поглазеть на расправу. Горожане взбирались на крыши и балконы, а иные даже висли на мачтах подплывших поближе кораблей. Для каждой казни приносили новую плаху, т. е. деревянную колоду, на которую приговоренные клали голову. Иногда плаху делали такой низкой, что осужденный фактически лежал ничком на погосте, так что к отчаянной процедуре примешивалась порция унижения. Но обычно плаха достигала 60 см в высоту, и осужденный просто вставал рядом с ней на колени.

Топор, плаха и маска палача. Рисунок из книги Уильяма Эндрюса «Наказания былых времен». 1899

Топор тоже внушал трепет – почти метр в длину, с 25‑сантиметровым лезвием. Неудивительно, что после удара приходилось менять колоду! Тела казненных складывали в гробы, загодя привезенные к погосту. Отрубленные головы выставляли на пиках на Лондонском мосту. Предварительно их пропаривали в большом котле с солью и тмином, чтобы запах специй отогнал чаек и горожане могли любоваться сим поучительным зрелищем как можно дольше.

Удар топором страшен и сам по себе, но еще ужаснее была серия ударов. Не всякий палач отличался точностью – например, печально известному Джеку Кетчу однажды потребовалось 5 ударов, чтобы отделить голову от тела. Поэтому с палачом приговоренные разговаривали спокойным, приветливым тоном, а то, не приведи Господь, разнервничается. Нет ничего хуже, чем когда твою голову пытается оттяпать палач с трясущимися руками. Сэр Томас Мор, философ и государственный деятель, казненный за измену, так увещевал своего палача: «Соберись с духом и не бойся выполнить свой долг. Моя шея коротка, так что прицелься поточнее, а то поплатишься репутацией». Он попросил расстелить свою бороду по колоде, ведь никто не отдавал приказ оттяпать ему бороду вместе с головой.

Томасу Мору повезло, палач отправил его к райским вратам одним ударом. Зато в 1746 году казнь лорда Килмарнока и лорда Балмерино превратилась в настоящий трагифарс. Оба лорда были якобитами, сторонниками Чарльза Стюарта, претендента на английский престол. После того как войска Красавчика Чарли потерпели поражение, его сторонников привезли в Тауэр. Увы, Килмарноку и Балмерино не повезло вдвойне, потому что у их палача Джона Трифта пошаливали нервы. Еще до появления осужденных, Трифт, который уже лет 10 не рубил головы, упал в обморок. Сглотнув, официальные лица привели его в чувство и взбодрили бокалом вина. Когда блистательный лорд Килмарнок взошел на эшафот, бедняга Трифт окончательно смутился и заплакал. Его опять угостили вином, а сам Килмарнок ласково заговорил с ним и одарил несколькими гинеями. Палач, рыдающий в жилетку своей жертве, – то еще зрелище. В итоге Трифт приободрился и голову Килмарноку отсек одним ударом.

Наступила очередь лорда Балмерино, который даже на казнь явился одетым в униформу мятежников. Его внушительный вид вновь привел Трифта в трепет, и он начал просить у лорда прощение. Тот не только простил палача, но и сунул ему три гинеи, извинившись за скудное подношение. Сказав напоследок, что будь у него тысяча жизней, он отдал бы их все за правое дело (имелся в виду переворот), лорд Балмерино подошел к плахе. Согласно этикету, приговоренный взмахом руки подавал палачу знак опустить топор. Так произошло и на этот раз. Но то ли Балмерино чересчур резко взмахнул рукой и спугнул орудие палача, то ли Трифт слишком расслабился от слез и выпивки, но он только ранил лорда. Потребовалось еще два удара, чтобы отсечь ему голову, и все это время тело приговоренного придерживали тюремщики. Последним, кого в Великобритании казнили путем отсечения головы, был якобит Саймон Фрейзер, лорд Ловат. Его обезглавили 9 апреля 1747 года.

В наследие от предков англичанам викторианской эпохи досталась только виселица. Первоначально виселица была расположена на перекрестке современных улиц Эджвер‑роуд и Оксфорд‑стрит неподалеку от Мраморной арки. Сегодня на площади можно разглядеть табличку, отмечающую прежнее расположение эшафота. В XII веке это место занимали Тайбернские поля, поросшие вязами, которым лондонцы нашли удачное применение – стали вешать на них преступников. Через Тайберн пролегала основная северная дорога в Лондон, так что приезжие могли наглядно ознакомиться с участью воришек и сделать выводы. И как же здорово, когда развлечения поджидают путешественника не только в центре города, но и на окраине!

С ростом урбанизации кандидатов на повешение становилось все больше, а деревьев меньше, так что в Тайберне воздвигли виселицу. Первое упоминание о тройной тайбернской виселице относится к концу XVI века. Время от времени ее чинили, но в 1759 году решено было заменить постоянную виселицу передвижной. Вплоть до последнего повешения в ноябре 1783 года виселицу собирали перед каждой казнью.

Тайберн был не единственным местом в Лондоне, где вешали преступников. Правонарушителей часто казнили прямо на месте совершенного преступления: например, во время антикатолического мятежа 1780 года, возглавляемого лордом Джорджем Гордоном, был разграблен дом верховного судьи лорда Мэнсфилда. После подавления волнений несколько мятежников были повешены прямо напротив этого дома на площади Блумсбери. Иногда осужденные ходатайствовали, чтобы их казнили во дворе собственного дома, где, как известно, и стены помогают. Тем не менее Тайберн был самым знаменитым местом для повешения, и сюда всегда стекались толпы зевак.

Осужденные дожидались казни в тюрьме, зачастую, в Ньюгейте, откуда в назначенный день их везли к «тайбернскому дереву». Повешения проводились по понедельникам или пятницам, хотя строго правила не соблюдались. В XVIII веке для повешения мог быть выбран любой день, кроме воскресенья, чтобы «тайбернская ярмарка», как называли столпотворение возле виселицы, не отвлекала народ от молитв.

В полночь перед казнью осужденных будил звонарь, который зачитывал им душеспасительные вирши о том, что хорошо бы покаяться перед смертью. Очень скорой смертью. Таким вдохновляющим подарком преступники были обязаны купцу Роберту Доу, который так беспокоился о спасении заблудших душ, что в 1604 году назначил ежегодное жалованье звонарю, чтобы тот напутствовал висельников. В свою последнюю ночь им вряд ли удавалось выспаться. Слабохарактерные плакали и стенали, люди с более крепкими нервами просили зануду замолчать. Особенно отличилась убийца Сара Малколм: дождавшись окончания стишка, она выкрикнула: «Эй, мистер звонарь, вот тебе шиллинг, сгоняй за пинтой».

С утра осужденные собирались в часовне, чтобы помолиться и выслушать проповедь. С них снимали кандалы, но руки связывали веревкой, чтобы преступники могли складывать их в молитве. На практике большинство осужденных пользовались относительной свободой движений, чтобы снимать шляпу перед барышнями или показывать неприличные жесты толпе. Грабителя Джека Шеппарда, четыре раза удравшего из Ньюгейта, везли к эшафоту в кандалах, тем самым разрушив его планы. (В кармане он прятал складной нож, чтобы в решающий момент разрезать веревки, спрыгнуть с тележки и слиться с толпой. Не получилось.)

Расстояние от Ньюгейта до Тайберна составляло 4 километра, телега с осужденными покидала тюрьму в 9–10 утра и добиралась до места казни за час. В прежние времена с висельниками не церемонились, запросто могли привязать к лошади и волочить в таком виде до эшафота, но уже в XVII и XVIII веках процедура смягчилась. Преступники побогаче добирались в Тайберн в каретах, украшенных траурными лентами, и нанимали катафалк, чтобы довезти туда свой гроб (обычно гробы складывали в ту же телегу, на которой ехали осужденные).

Всю дорогу от тюрьмы до плахи преступники слушали перезвон колоколов, ни на секунду не сомневаясь, по кому те звонят. Тем не менее, дорога была не такой уж унылой благодаря старинному обычаю угощать смертников вином. В конце XVII века телега останавливалась возле кабака «Краунз Инн» в Сент‑Джайлзе, где осужденные напивались допьяна. Считалось крайне нежелательным отказываться от последнего угощения. Ходили байки о тех беднягах, что отправились в Тайберн, минуя кабак, а уже через пару минут после их смерти приходили вести о помиловании. Задержись они в таверне, остались бы живы! Другое дело, что не все лондонцы одобряли эту традицию. В газетах писали про висельников, которые буквально выползали из телеги и весело гоготали в свой смертный час – это вместо осознания своей вины и раскаяния! В 1735 году было официально запрещено предлагать осужденным алкоголь, хотя сердобольные конвоиры продолжали поить их вином.

Вдоль улиц, по которым катилась телега, собирались зеваки, а уж возле виселицы яблоку было негде упасть. Знатные дамы и господа подъезжали сюда в каретах и из окошек наблюдали за казнью. Народ попроще или стоял на своих двоих, или сидел на подмостках, возведенных специально по случаю. Подмостки возводили спекулянты, продававшие места поближе к эшафоту за огромные суммы – чем ужаснее преступление, тем дороже. Подобной спекулянткой была мамаша Проктор, которая однажды заработала 500 фунтов за повешение (и это в XVIII веке!). В 1758 году другая спекулянтка, мамаша Дуглас, запросила непомерную цену за лучшие места, с которых зрители могли наблюдать за казнью государственного изменника. Но преступника неожиданно помиловали, а зрители, заплатившие загодя, в ярости разнесли подмостки и чуть не убили спекулянтку. Повсюду сновали торговцы джином, фруктами, печеной картошкой, пирогами с утрем и имбирными пряниками. Громко кричали продавцы баллад – у них были припасены листовки с последними речами осужденных, напечатанными заранее (как у знаменитостей, еще в тюрьме у них брали интервью) и с комментариями известных горожан.

Когда телега подъезжала к виселице, преступникам накидывали петлю на шею. Удавку плели из конопли, хотя в исключительных случаях ее могли заменить на шелковую. Казнь происходила следующим образом: телега трогалась с места, петля затягивалась на шее и приговоренный умирал от удушья. Уже в XIX веке вошла в употребление новая модель виселицы – с откидным люком.

Повешение графа Феррерса (гравюра XVIII века неправильно изображает процесс повешения). Рисунок из книги Уильяма Эндрюса «Наказания былых времен». 1899

Экспериментировать с последним вариантом казни начали еще во второй половине XVIII века. В частности, именно такие подмостки были приготовлены для повешения Лоуренса Шэрли, четвертого графа Феррерса, в 1760 году. Граф Феррерс был известен беспутным поведением, так что его жена вынуждена была добиться официального разрешения о раздельном проживании, что само по себе свидетельствует об образе жизни графа, а осужден он был за убийство своего управляющего. Казнь обставили с особой торжественностью, ведь повешение лорда – это исключение из правил. Эшафот задрапировали черной тканью, а сам сиятельный преступник прикатил в Тайберн на ландо, одевшись в свадебный костюм. Места у виселицы были распроданы, зеваки с волнением ждали казни – да еще такой необычной, с люком! Но палач выбрал слишком длинную веревку, и когда Феррерс упал в люк, его ноги коснулись земли. Чтобы не мучить бедолагу, палач придушил его по старинке, подергав за тело.

Надо сказать, что в XVIII веке кончина на виселице могла быть долгой и мучительной. На помощь приходили друзья, которые дергали приговоренного за ноги, чтобы ускорить наступление смерти. Интересен случай с Энн Грин, которую приговорили к казни за убийство новорожденного и повесили в Оксфорде. Она провисела в петле около получаса, и все это время друзья тянули ее за ноги и били по груди, чтобы прекратить агонию. После констатации смерти ее тело положили в гроб и перевезли домой к знакомым… а поутру она проснулась. Врач пустил ей кровь – в медицинских целях, а не чтобы добить бедняжку окончательно, – и через пару часов к ней вернулся дар речи. Вешать Энн повторно не стали. Месяц спустя она уехала в провинцию, забрав с собой гроб в качестве сувенира.

У виселицы приговоренные снова слушали молитвы. У них оставалось время, чтобы произнести краткую речь, попрощаться с родными и, в идеале, попросить прощения за свои грехи. Многие так и делали. Порою преступники рыдали и молили о пощаде, или же падали в обморок прямо в телеге. Но все зависело от характера. Например, юная ирландка Ханна Дагоу еще по дороге выкрикивала оскорбления, а у виселицы умудрилась распутать веревку, стягивавшую руки, стащить перчатки и чепчик и бросить их друзьям. Палачу ее поступок очень не понравился, ведь по закону ему доставалась вся одежда повешенного. Но не устраивать же драку из‑за шляпки и перчаток! Он поспешил остановить девицу, прежде чем она еще что‑нибудь снимет, но не тут‑то было. Ханна с такой силой ударила его коленом в пах, что палач упал с телеги. Толпа взорвалась одобрительными криками, а ехидная ирландка на всю площадь сообщила, что именно она думает о его профессионализме. А когда палач все же обмотал ее шею удавкой, девушка со всего маху кинулась вниз на землю, можно сказать, покончив с собой.

После повешения тело преступника оставляли болтаться в петле примерно час для пущего устрашения зрителей. Женщины хватали труп за руки и терлись о них щеками – считалось, что это лечит прыщи. К телу подносили и младенцев, страдающих от кожных болезней, чтобы «смертный пот» исцелил их язвы. Щепки от виселицы слыли хорошим средством от зубной боли, а конопляная удавка приносила удачу. Кусками веревки торговал палач, и чем популярнее был преступник, тем дороже она ценилась.

В 1783 году повешения в Тайберне прекратились. Виселицу перенесли во двор Ньюгейта, к радости властей, которым надоел галдеж во время «ярмарки». Тем не менее многие лондонцы, в их числе и писатель Самюэль Джонсон, возмущались таким нововведением. Ведь смысл повешения в том, чтобы привлечь как можно больше народа – а уж для устрашения или развлечения, не суть важно. В Ньюгейте публичные казни продолжились с меньшим размахом, хотя по‑прежнему собирали толпы зрителей.

Послышалось немало разочарованных вздохов, когда публичные казни окончательно отменили в 1868 году. Последней женщиной, казненной на глазах у благодарных зрителей, стала убийца Фрэнсис Киддер (2 апреля 1868 года), последним мужчиной – ирландец Майкл Барретт, устроивший взрыв в тюрьме «Клеркенуэлл» в попытке освободить товарищей (казнен 26 мая 1868 года). Петлю на шее обоих осужденных затянул палач Уильям Кэлкрафт, чья карьера растянулась на 45 лет. К слову, мистер Кэлкрафт был образцовым отцом семейства, воспитывал двоих детей, в качестве хобби разводил голубей и кроликов. Зарабатывал палач прилично – 25 шиллингов в неделю плюс гинея за повешение и три шиллинга за экзекуцию. Неудивительно, что 75‑летний старик так протестовал, когда в 1874 году начальство все же выпроводило его на пенсию.

Тогда как в Англии палачами становились исключительно мужчины, Ирландия могла похвастаться женщиной‑палачом. В 1820‑х некую Бетти из провинции Коннахт приговорили к смертной казни, но помиловали после того, как она согласилась перевешать банду воров, браконьеров и похитителей скота. С заданием Бетти справилась так блестяще, что местные власти предложили ей работать на полную ставку. Ирландцы зачарованно смотрели, как Бетти готовит петлю, и стращали ребятишек: «Будете шалить, и вас заберет леди Бетти!»

Если преступнику удавалось избежать петли, сограждане все равно находили способ как следует его наказать. К примеру, в XIX веке практика пронзать тела самоубийц колом практически сошла на нет, однако в особо резонансных случаях англичане рады были воскресить традицию. Повод нашелся в 1811 году: около полуночи 8 декабря в доме по адресу Рэтклифф‑хайвей, 29, произошло убийство торговца тканями Тимоти Марра, его жены Селии, их сынишки 3 месяцев от роду и мальчика‑подмастерья. Уцелела только служанка, которая отлучилась купить устрицы. Когда девушка вернулась и, почуяв неладное, позвала на подмогу ночного дозорного, ей стало уже не до ужина. За 20 минут неизвестный злодей убил всю семью, размозжив их головы большим молотком с заостренным краем, каким пользуются корабельные плотники (молоток был найден на месте преступления). Малышу убийца не только повредил голову, но и перерезал горло. Газетчики смаковали подробности, описывая, что вся лавка была забрызгана кровью и мозгами, а подмастерье буквально утонул в лужи крови.

Двенадцать дней спустя произошло второе убийство, на этот раз в таверне на Нью‑Грэвел‑лейн. Жертвами стали трактирщик Джон Уилльямсон, его жена Элизабет и служанка Бриджит Харрингтон. Услышав возню и крики, постоялец трактира Джон Тернер, находившийся в то время на втором этаже, не бросился на подмогу, а наскоро связал простыни и полез из окна. Его‑то и заметил проходивший мимо ночной дозорный. Но было слишком поздно. Тело мистера Уильяма дозорные нашли в подвале, трупы его жены и служанки – на кухне. У всех троих была размозжена голова и перерезано горло. В трактире в тот момент находилась и 14‑летняя Китти, внучка Уилльямсона, но девочка спала так крепко, что не услышала, как вошел убийца. Крепкий сон спас ей жизнь, поскольку убийца тоже ее не заметил.

21 декабря по подозрению в убийстве был задержан моряк Джон Уилльямс, которого видели в трактире за несколько часов до убийства. Как выяснилось, он служил с Марром во флоте и затаил на него обиду (впрочем, некоторые историки считают, что Уилльямса обвинили огульно). Подозреваемый сумел избежать эшафота – повесился в камере тюрьмы «Колдбат Филдз». Однако Фемида настигла его и после смерти. Раздосадованные лондонцы, которые рассчитывали полюбоваться на казнь, вспомнили старинную кару для самоубийц. Тело Уилльямса провезли по городу на телеге и закопали на перекрестке дорог Коммершиал‑роуж и Кэнон‑стрит. Грудь его пронзили колом, причем заколачивали кол тем самым молотком, которым было совершено убийство. На каждом ударе толпа радостно вскрикивала.

Во второй половине XIX века казни стали более гуманными. В 1866 году врач Сэмюэль Хотон опубликовал очерк под названием «О повешении, рассмотренном с механической и физиологической точек зрения». Это он посоветовал изменить процедуру повешения и сбрасывать приговоренных с высокого эшафота через люк. Веревка под тяжестью тела ломала позвоночник, и смерть происходила мгновенно. Главное, правильно рассчитать длину веревки, а это удавалось не всегда.

Казнями былых времен повеяло в 1885 году на повешении Роберта Гудала, торговца фруктами, который убил свою жену железным ломом и сбросил ее тело в колодец. Палач Джеймс Берри ошибся в расчетах и содрогнулся, когда заглянул в люк: веревка так натянулась, что обезглавила Гудала, и его голова в белом мешке лежала поодаль от тела. Давно англичане не видывали настолько кровавых казней. Впрочем, подданные Генриха VIII или Королевы Девственницы разве что посмеялись бы над слабонервными потомками.