Ужасы осени: дело Джека Потрошителя

1880‑е годы. Лондонский район Уайтчапел. Нищета, грязь, ужасающие условия жизни. Каждую ночь около 8500 человек набивается в 233 ночлежки, платя 4 пенса за кровать. По данным полиции, на улицах разгуливает более тысячи проституток. Кто‑то из них заработает к утру несколько пенсов, кто‑то синяк под глазом. А кто‑то вообще не доживет до утра.

В истории Джека Потрошителя есть канон и апокрифы: историки‑криминалисты отделяют канонические убийства от неканонических, тех, где «авторство» маньяка не доказано. Первой «неканонической» жертвой загадочного убийцы считается проститутка Марта Тэбрем (или Марта Тернер по фамилии своего сожителя). 6 августа 1888 года толстушка Марта вместе со своей подругой Мэри Энн Коннелли по прозвищу Жемчужная Полл веселилась в пабе с двумя военными, капралом и рядовым. В 11:45 вечера девицы распрощались, и Марта покинула кабак вместе с рядовым. Следующим утром в 4:50 Джин Ривз, жилец квартирного дома на Ярд‑стрит, увидел на лестничной площадке женское тело. Мимо уже несколько раз проходили жильцы, но никто не обращал внимания на лежащую фигуру. Мало ли кто там спит спьяну. В потемках все равно не разглядишь. А если сунешься выяснять, такого про себя наслушаешься!

Но мистер Ривз, присмотревшись, заметил кровь и бросился за доктором Тимоти Киллином, проживавшим неподалеку. Тот установил, что смерть женщины наступила около 3:30 ночи. Причина смерти – кровопотеря, причем нешуточная. Неизвестный нанес Марте 39 ударов ножом, истыкав ее живот, груди, половые органы. Неужели никто не слышал криков, когда под боком творилось страшное злодейство? Как же, слышали. Ближе к утру кто‑то крикнул «Убивают!», но в Уайтчапеле подобные вопли настолько привычны, что никого не настораживают. Не убивают, а избивают – смекнули соседи. А зачем тревожиться по мелочам?

Полиция забрала тело в морг, где его сфотографировали. Началось следствие, главной целью которого было выявить тех самых военных, с которыми выпивали Марта и Жемчужная Полл. 9 августа Мэри Энн Коннелли пришла в полицейский участок на Коммершиал‑стрит и дала показания о том, как они с Мартой провели вечер. Другой свидетель по делу показал, что видел неподалеку от места преступления гренадерского гвардейца, но так и не смог его опознать. От Мэри Коннелли следствию тоже не было пользы: она не признала своего клиента среди гвардейцев в Тауэре. Когда Мэри вспомнила, что на головных уборах у военных были белые околыши, ее доставили в полк Колдстрим. Там она указала на двух гвардейцев, но у обоих нашлось твердое алиби. В ходе коронерского расследования было выявлено следующее: во‑первых, подобным образом с женщиной может обходиться только злобный дикарь. Во‑вторых, лестничные площадки неплохо бы освещать по ночам. На этом присяжные разошлись.

Проститутки в Уайтчапеле. Рисунок из журнала «Иллюстрированные лондонские новости». 1888

Казалось бы, дело закрыто, но полицию поджидали новые сюрпризы. 31 сентября на тротуаре Бакс‑роу, возле конюшенных ворот, был найден труп 43‑летней проститутки Мэри Энн Николс. Вечером 30 сентября Мэри Энн грелась на кухне ночлежки, но засидеться ей не дали – ночлег стоил 4 пенса, которых у Мэри Энн не нашлось. Около 1:20 ночи ее попросили вон. «Ничего, заработаю деньжат. Поглядите, какая у меня шляпка!» – похвасталась она недавно купленным черным капором.

В 2:30 знакомая увидела Мэри на углу Осборн‑стрит и Уайтчапел‑роуд, напротив Уайтчапельской церкви. Видимо, новая шляпка помогла женщине неплохо заработать, потому что к тому моменту Мэри Энн была пьяна вдрызг. Бормоча, что скоро вернется, она нетвердой походкой ушла в ночь. А в 3:40 прохожие нашли ее тело, еще теплое. У женщины было перерезано горло и распорот живот. Справа от нее лежал тот самый черный капор, который так и не принес ей удачу.

Дочь кузнеца из Ист‑Энда, Мэри Энн успела побывать замужем и родила пятерых детей, но респектабельность надолго не затянулась. Из‑за ее беспробудного пьянства Мэри Энн бросил муж (по крайней мере, так выходило с его слов), и она еще долго скиталась по работным домам. Весной 1888 года доброхоты из работного дома выхлопотали ей место служанки, но Мэри Энн не ужилась с хозяевами‑трезвенниками и сбежала, прихватив с собой хозяйскую одежду. Одним из ее пристанищ стал работный дом в Ламбете, тот самый, где в 1895 году оказался маленький Чарли Чаплин. Туда и привела полицию метка на нижней юбке, и одна из его постоялиц опознала Мэри Энн. Но кто же ее убил? Этого полиция так и не смогла установить.

Между тем кошмар продолжался. 8 сентября 1888 года во дворе дома на 29 Хэнбери‑стрит был найден труп Энни Чэпмен. Как и предыдущие, да и последующие жертвы, Энни знавала лучшие дни. Она была замужем и родила троих детей, но пьянство не позволило ей удержаться на плаву. В 1884 году Энни рассталась с мужем Джоном Чэпменом, который вплоть до своей смерти в 1886 году выплачивал ей еженедельное пособие. После кончины мужа Энни попыталась торговать цветами и спичками, потом махнула рукой на все и занялась проституцией. К 1888 году нить ее жизни истончилась настолько, что, если бы ее не перерезал нож, она оборвалась бы сама собой – Энни страдала болезнью легких.

Свой последний вечер Энни провела в пабе и, не имея денег на ночлежку, отправилась подзаработать. Что произошло далее – доподлинно неизвестно. Около 5:15 утра жильцы дома на Хэнбери‑стрит слышали возню и звук падения, но никаких криков. Некая миссис Лонг видела, как Энни разговаривала с мужчиной в темном сюртуке и шляпе охотника за оленями (теперь этот головной убор с двумя козырьками ассоциируется с Шерлоком Холмсом). «Сделаешь это?» – спросил мужчина, и Энни ответила: «Да». По словам миссис Лонг, незнакомец показался ей человеком приличным, хотя и потрепанным жизнью.

В 6 утра Джон Дэвис, подкрепившись чашечкой чая, вышел на задний двор, но застыл на месте. Перед ним лежала женщина с задранным до колен платьем и перемазанным кровью лицом. У ее плеча валялся какой‑то окровавленный ошметок, к которому мистер Дэвис уже не стал присматриваться. Со всех ног он помчался за полицией. Труп Энни Чэпмен, как и тело Мэри Энн Николс, был перевезен в морг на улице Олд Монтагью. В ходе медицинского осмотра было установлено, что неизвестный перерезал горло Энни двумя ударами бритвы. Порезы были такими глубокими, словно он пытался отрезать ей голову. Брюшная полость была вскрыта, в ней не хватало матки, части влагалища и мочевого пузыря, а кровавое месиво, так напугавшее мистера Дэвиса, оказалось желудком Энни. Коренные лондонцы насмотрелись всякого, но такое они видели впервые.

Злополучный двор прочесала полиция. Инспектор Чэндлер обнаружил обрывок муслина, карманную расческу и две пилюли Энни, завернутые в конверт с печатью Сассекского полка. Казалось бы, отличная улика, но, увы, такими конвертами торговали на почте и на постоялых дворах, так что купить его мог кто угодно. Еще одна зацепка – кольца, снятые с пальцев Энни, – тоже завела полицию в тупик. Три дешевых медных колечка так и не появились ни в одном ломбарде.

Расследование загадочных убийств было поручено инспектору Фредерику Джорджу Абберлайну из Скотленд‑Ярда, который был отлично знаком с Уайтчапелом и его обитателями, но серийные убийцы были для XIX века в диковинку и никто в точности не знал, откуда они берутся и, главное, как их ловить. Выдвигались версии как о банде, терроризирующей проституток, так и об отдельно взятых безумцах (последней версии придерживался доктор Л. Форбс Уинслоу, уже знакомый нам по истории с миссис Уэлдон). Доктор Уинн Бакстер утверждал, что такие повреждения может нанести только человек, отлично разбирающийся в анатомии – даже не мясник, а опытный врач. Убийца уверенно наносил удары и в точности знал, где искать матку. В погоне за сенсацией журналисты раструбили, что преступник известен под кличкой Кожаный Фартук, однако новости, как водится, оказались жареными. Кожаным Фартуком соседи называли сапожника Джона Пицера, но у него имелось алиби и полиции пришлось его отпустить.

Тем временем безымянный злодей обрел прозвище, с которым вошел в историю. «Джек Потрошитель» – именно так было подписано письмо, которое 27 сентября 1888 года пришло в Центральное агентство новостей. «Центральные новости» не пользовались почетом среди коллег: новостное агентство часто ловили на лжи, и существует вероятность, что это и последующие письма были всего‑навсего подделкой с целью поднять рейтинг. Но, так или иначе, неизвестный корреспондент назвался Джеком Потрошителем. Он производил впечатление настоящего безумца – писал неграмотно, то и дело вворачивал «ха‑ха», сокрушался, что приходится писать чернилами, потому что запас крови успел свернуться. Полиции он пообещал прислать женские уши. В Скотленд‑Ярде, куда 29 сентября было передано письмо, его вообще сочли дурной шуткой.

До конца месяца убийца словно бы копил силы, чтобы поразить лондонцев новым неслыханным преступлением – две кровавые смерти за ночь. Ночью 30 сентября от его руки погибли две проститутки, Элизабет Страйд и Кэтрин Эддоуз. Хотя женщины даже не были землячками (Кэтрин родилась в Западной Англии, Элизабет – вообще в Шотландии), их судьбы схожи: нищее детство, неудачный брак, алкоголизм, проституция и страшная смерть. Долговязую Лиз описывали как тихую и приветливую особу. Днем она подрабатывала уборкой, ночью – проституцией. Приблизительно в 1 час ночи ее тело было обнаружено в переулке Далтфилдс‑ярд на Бернер‑стрит, недалеко от редакции социалистического журнала «Арбетер Фрайнт». Женщина лежала на спине, правая рука была прижата к животу, в вытянутой левой руке она стиснула пакетик мятных леденцов. Волосы перепачканы грязью, запястья – кровью. На шее зияла глубокая рана, но других повреждений не было – видимо, убийцу вспугнули.

Призрак из трущоб. Рисунок из журнала «Панч». 29 сентября 1888 года

На этот раз злодей не остался незамеченным. Около 12:45 ночи на улицу Бернер с Коммершиал‑роуд свернул Израэль Шварц. Подойдя к подворотне, где затем был найден труп, он увидел мужчину и женщину. Мужчина обошелся со своей спутницей грубо – швырнул ее на тротуар, из‑за чего женщина вскрикнула три раза, но очень тихо. От греха подальше мистер Шварц перешел на другую сторону улицы, где стоял мужчина, зажигавший трубку. Грубиян обернулся к ним и крикнул: «Липский!». Мистер Шварц ускорил шаг, но заметив, что за ним следует второй мужчина, бросился бежать.

Странный возглас заинтриговал сыщиков. 28 июня 1887 года в доме по адресу Батти‑стрит, 16, возле Коммершиал‑роуд, был обнаружен труп Мириам Энджел. Смерть оказалась жуткой. Молодую женщину на шестом месяце беременности заставили проглотить азотную кислоту. Под кроватью Мириам прятался Израэль Липский, 23‑летний эмигрант из Польши. Его рот был измазан азотной кислотой. Несмотря на уверения Липского, будто Мириам убили его работники, присяжные приговорили его к смертной казни. 21 августа 1887 года приговор был приведен в исполнение, но в 1888 году память о Липском была еще свежа, а его фамилия оставалась презрительным прозвищем для всех евреев. Но кого имел в виду странный тип, толкнувший женщину? Относился ли его выкрик к Шварцу или к мужчине с трубкой? И означало ли это, что сам он евреем не был? Быть может, он кричал и что‑то еще, но Шварц уловил лишь знакомую фамилию? Ни на один из этих вопросов не нашлось ответа.

Той же ночью жертвой маньяка стала Кэтрин Эддоуз. По иронии судьбы, пристрастие к джину едва не спасло ей жизнь: в 8:30 вечера пьянчужку забрали в участок, но к 1 часу ночи она протрезвела и, обругав напоследок констебля, вышла на улицу. Полчаса спустя трое подгулявших джентльменов, в их числе некий Джозеф Лавенд, видели ее на площади Митр‑сквер, где она разговаривала с каким‑то мужчиной, ласково положив руку ему на грудь. В 1:40 констебль Джеймс Харви свернул с Дюк‑стрит в переулок, ведущий к Митр‑сквер, но не услышал никаких подозрительных звуков. А буквально через 5 минут на площади появился констебль Уоткинс и наткнулся на бездыханное тело Кэтрин. Убийство произошло за считанные минуты! При этом маньяку хватило времени не только перерезать Кэтрин горло, но также изуродовать ее труп: на лице виднелись многочисленные ножевые ранения, нос отрезан, уши тоже надрезаны (как тут не вспомнить письмо в газету!). Убийца вытащил кишки жертвы и положил их слева от ее тела, а левую почку и часть матки забрал с собой.

Израэль Шварц сумел описать обоих незнакомцев, и его показания хотя бы частично сходились с показаниями другого свидетеля, Джозефа Лавенда, одного из последних, кто застал в живых Кэтрин Эддоуз. Оба свидетеля описывали мужчину лет 30, среднего роста, усатого. Шварцу он показался брюнетом, Лавенду – блондином. В деле Потрошителя появилась и другая немаловажная улика: во время ночного обхода констебль Альфред Лонг обнаружил на Гулстон‑стрит окровавленный обрывок фартука Кэтрин Эддоуз. На стене прямо над находкой виднелось написанное мелом послание. Смысл надписи неясен по сей день, хотя историки склонны интерпретировать ее как «Евреи не позволят, чтобы их обвиняли ни за что» или «Евреи это люди, которых ни в чем нельзя обвинить». Правда, в слове «евреи» неизвестный допустил орфографическую ошибку. Во избежание волны антисемитизма, меловые буквы в спешке стерли, но следователи еще долго ломали над ними головы. Означает ли это, что Джек Потрошитель все же был евреем? Или пытался их подставить? И вообще, была ли надпись хоть как‑то связана с куском ткани? Что, если она была сделана гораздо раньше? После убийства Чэпмен на Хэнбери‑стрит появилось ужасающее пророчество: «Это четвертая. Я убью еще 16 и сдамся». Но кто в итоге запугивал лондонцев, сам Потрошитель или случайный «шутник», так и не было выяснено.

1 октября в Центральное агентство новостей пришла открытка от «Дерзкого Джеки». Потрошитель отчитывался о двойном убийстве («первая верещала чуток, так что я не смог довести все до конца») и огорчался, что не получилось забрать уши. Тот же аккуратный почерк, то же отсутствие запятых. 8 октября неизвестный корреспондент вновь написал в агентство. На этот раз он грозился убить трех женщин.

После двойного убийства Лондон заволновался и забурлил – то ли от негодования, то ли от любопытства. Орды зевак хлынули на Бернер‑стрит и Митр‑сквер, чтобы своими глазами увидеть булыжники, по которым стекала кровь жертв. Посреди возгласов ужаса и сдавленного шепота то и дело раздавались крики торговцев пряниками и пирогами – кровавые подробности не умаляют аппетит. В один только день в Лондоне прошло четыре собрания под открытым небом, и на каждом присутствовало около тысячи человек. Бедняжку Кэтрин Эддоуз похоронили как настоящую знаменитость. Могла ли скромная проститутка рассчитывать на роскошный лакированный гроб, который на кладбище повезут в катафалке, запряженном двумя лошадьми? Думала ли она, что в последний путь ее проводят сотни лондонцев? Разумеется, нет. Но вся эта помпа лично ей была уже безразлична.

Журналисты, общественные деятели и простые горожане возмущались бездействием полиции во главе с комиссаром сэром Чарльзом Уорреном. Куда смотрят «бобби»? Почему до сих пор не пойман злодей? Понукаемый журналистами, Уоррен назначил награду в 500 фунтов за любую информацию о преступнике, но деньги так никто и не забрал. Казалось, Джек – это демон из ада, который возникает из‑под земли и растворяется в клубящемся тумане.

Окончательно разочаровавшись в полиции, горожане взяли инициативу в свои руки. Закоулки Уайтчапела патрулировали дружины, но результаты их деятельности оказались весьма скромными. Внимания заслуживает разве что задержание горе‑репортера, который нацепил женское платье, чтобы поймать Потрошителя на живца. Активизировались и спириты: медиумы из далекого Кардиффа клялись, что дух Элизабет Страйд пожаловался им на убийцу – пожилого бандита, проживавшего на Коммершиал‑роуд. Теперь полиции приходилось не только искать маньяка, но и отбиваться от доморощенных детективов.

Дружинники и подозрительный тип. Рисунок из журнала «Иллюстрированные лондонские новости». 1888

И еще именно с дружинниками связана одна из самых жутких улик в деле Потрошителя. 6 октября Джорджу Ласку, председателю Уайтчапелской дружины, была доставлена коробка вместе с сопроводительным письмом. «Из ада» – гласила первая строка, и подарок действительно оказался дьявольским – половина человеческой почки в «винном спирте» (этаноле). Как утверждал маньяк (или просто любитель розыгрышей?), вторую половину он съел. Ласк передал страшный сувенир медикам‑криминалистам, но те не смогли в точности установить, была ли эта почка вырезана у Кэтрин Эддоуз.

13 октября в Уайтчапеле начался обширный обыск, продлившийся пять дней. Детективы в штатском стучались в каждую дверь, ходили по комнатам, открывали шкафы, заглядывали под кровати, осматривали каждый нож. Они надеялись вычислить убийцу или хотя бы отыскать орудие преступления. Возможно, в ходе проверки они заглянули в гости к Потрошителю и даже побеседовали с ним самим. Если так, хладнокровный убийца не выдал себя ни единым словом.

Перепуганным лондонцам казалось, что Потрошитель уже не превзойдет себя в жестокости, но в промозглом, туманном ноябре он нанес городу последний удар. Охотиться на улицах стало небезопасно, да и ночные бабочки опасались лишний раз выпорхнуть из дома. Одной из проституток, принявших убийства близко к сердцу, была 25‑летняя ирландка Мэри Джейн Келли. Замирая от страха, она слушала, как подруги обсуждают убийства, но успокаивала себя, что уж такой красавице нечего бояться злодея. Все‑таки она не уличная. Высокая и статная блондинка (по другим версиям, рыжая) принимала клиентов в своей комнатке в густонаселенном доме по адресу Миллерс‑корт, 13. В случае чего соседи услышат и придут на подмогу.

Соседи действительно услышали и помогли. Правда, уже полиции своими подробными показаниями о той ночи, когда самый страшный кошмар Мэри стал явью. 8 ноября в 11:45 ночи Мэри вернулась из паба в сопровождении клиента – плотного усатого мужчины лет 35‑ти. «Сейчас петь буду» – предупредила Мэри свою соседку миссис Фокс и почти час изводила жильцов сентиментальными балладами. В два ночи Мэри Келли увидел на улице Джордж Хатчинсон. Мэри попросила у него шестипенсовик, но, получив отказ, подошла к незнакомцу, который тут же обнял ее и пошел с ней к Миллерс‑корт. Хатчинсон составил словесный портрет клиента: кожа смуглая, усы густые и с подвитыми концами, глаза темные, одет был в длиннополое темное пальто на меху с черным галстуком, заколотым булавкой в форме подковы, из жилетного кармана виднелась золотая цепочка. Как только эдакого франта занесло в Уайтчапел? Показания Хатчинсона внушают подозрения историкам‑криминалистам, учитывая, что он их давал после всех остальных свидетелей, к тому же уж очень они гладкие.

Около 3–4 ночи соседи Мэри услышали тихий вскрик «Убивают», но, как и в случае с Мартой Тэбрем, не придали ему особого значения. В 10:45 утра квартирный хозяин послал своего помощника Томаса Боуэра напомнить Мэри о ренте, но как он ни стучался в дверь, никто не открывал. Тогда Томас заглянул в разбитое окно, отодвинул штору и увидел на кровати нечто такое, в чем не сразу угадывались очертания человеческого тела. Этакий ужас невозможно выносить в одиночку. Томас помчался к начальнику, который тоже обмер от увиденного. В 11 утра на место преступления прибыли инспектор Бек и сержант Бетам в сопровождении доктора Джорджа Бакстера, через полчаса к ним присоединился инспектор Абберлайн вместе с фотографом, запечатлевшим чудовищное зрелище.

Тело Мэри Келли было обезображено до неузнаваемости. Брюшная полость полностью выпотрошена, шея перерезана до самой кости, груди отрезаны, внутренние органы разложены на кровати, руки искромсаны ножом, лицо – одна сплошная рана. Кровь была повсюду – на стене, на полу, на простынях. Даже видавшие виды полицейские содрогнулись от такой невероятной, гротескной жестокости. Опять начались проверки доходных домов и безрезультатные аресты, но убийца так и не был схвачен.

На звание самого известного (или неизвестного) маньяка XIX века есть немало претендентов. Как утверждал внук сэра Чарльза Уоррена, комиссар считал Потрошителем адвоката Монтегью Друитта, чье тело было обнаружено в Темзе 31 декабря 1888 года. Видимо, адвокат опасался разделить судьбу своей сумасшедшей матери и утопился, прежде чем им окончательно овладело безумие. В любом случае, мертвый маньяк лучше, чем маньяк затаившийся, так что Уоррена можно понять.

Почти ничего не известно о другой кандидатуре, польском еврее Аароне Козминском, который прибыл в Англию в 1882 году в возрасте 17 лет. Козминский страдал половыми расстройствами: в записях психиатрической больницы, куда его в 1890 году сдал родной брат, указано, что пациент имел тягу к онанизму. Учитывая, каким злом считалась мастурбация, неудивительно, что Козминского записали в маньяки. Еще один кандидат, вор и жулик Михаил Острог, тоже был эмигрантом, на этот раз из России. Острог был не в ладах с законом и провел немало времени в английских и французских тюрьмах, но его причастность к убийству проституток не была доказана.

Инспектор Абберлайн подозревал Северина Клосовского, уроженца Польши, прибывшего в Англию в 1887 году. До 1890 года Клосовский работал парикмахером в Ист‑Энде, затем подался в США, но вернулся в Англию в 1895 году и отравил трех женщин. В 1903 году Клосовский был повешен, а инспектор Абберлайн порадовался, что Потрошитель наконец‑то ответил за свои грехи. Среди других кандидатов на роль убийцы затесались: художник Уолтер Сикерт, Мэри Пирси, казненная в 1890 году за убийство жены своего любовника и его малютки‑дочери, и даже внук королевы Виктории принц Альберт. Но тайна Джека Потрошителя не раскрыта по сей день.

Любопытный факт – одновременно с Потрошителем в Лондоне лютовал другой маньяк. 11 мая 1887 года в Темзе был выловлен женский торс, и почти все лето речные рабочие находили отрубленные конечности. А 2 октября 1888 года, в разгар уайтчапелских событий, строитель обнаружил еще один женский торс. И не где‑нибудь, а в подвале нового здания Скотленд‑Ярда! В сентябре на берегу Темзы была найдена женская рука, через несколько дней после обнаружения торса в том же подвале откопали женскую ногу. Нужно отметить, что из тела была извлечена матка. Как и «дерзкий Джек», убийца‑расчленитель так и не был пойман. Быть может, маньяк, бросавший тела своих жертв в Темзу, и Джек Потрошитель – это одно и то же лицо? Еще одна тайна. А Новый Скотленд‑Ярд, по иронии судьбы, был достроен на месте нераскрытого преступления.

Date: 2015-10-19; view: 374; Нарушение авторских прав