Глава третья. Эпоха Петра 1 3 page

<Первейшею заповедью ордена, - пишет Ключевский, - было напиваться каждодневно и не ложиться спать трезвым. У собора, целью которого было славить Бахуса питием непомерным, был свой порядок пьянодействия, "служения Бахусу и честнаго обхождения с крепкими напитками", свои облачения, молитвословия и песнопения, были даже всешутейшие матери - архиерейши и игуменьи. Как в древней церкви спрашивали крещаемого: "Веруеши ли?" - так в этом соборе новопринимаемому давали вопрос: "Пиеши ли?" Трезвых грешников отлучали от всех кабаков в государстве, инако мудрствующих еретиков-пьяноборцев предавали анафеме. Одним словом, это была неприличнейшая пародия церковной иерархии и церковного богослужения, казавшаяся набожным людям пагубой души, как бы вероотступлением, противление коему - путь к венцу мученическому>*.

Имея резиденцию в Пресбурге (почему патриарх и звался Пресбургским), говорит Платонов, собор действовал там и в слободе, а иногда выскакивал и на московские улицы, к великому соблазну православного народа. Вместе с ним Царь <играл святки>, посещая на Рождество дома московских вельмож в шутовском маскарадном виде, целой процессией в несколько десятков, если не сотен, участников. Эта <игра> пьяных и самодурных людей по боярским домам <так происходила трудная, что многие к тем дням приготовлялися как бы к смерти>; <сие славление (праздника) многим было бесчестное и к наказанию от шуток не малому: многие от дураков были биваны, облиты и обруганы>**. Это учреждение вскоре приобретает характер учреждения официального.

* В. О. Ключевский. Курс русской истории. Ч. IV. С. 49-50.

** С. Ф. Платонов. Петр Великий. Л., 1926. С. 76-77.

<Раз на масленице 1699 года после одного пышного придворного обеда, - пишет Ключевский, - Царь устроил служение Бахусу; патриарх - князь Никита Зотов, знакомый уже нам бывший учитель Царя - пил и благословлял преклонивших перед ним колена гостей, осеняя их сложенными накрест двумя чубуками, подобно тому как делают архиереи дикирием и трикирием; потом с посохом в руке "владыка" пустился в пляс. Один только из присутствую- щих на обеде, да и то иноземный посол, не вынес зрелища этой одури и ушел от православных шутов>*. В 1702 году на потешной свадьбе шута Шанского Зотов участвовал в свадебном поезде, одетый в костюм патриарха. Перед Полтавской битвой Петр также занимался делами <Всешутейшего собора> и подготавливал самую затейливую церемонию. В 1715 году состоялась знаменитая женитьба <патриарха> Зотова в возрасте 70 лет. Молодых венчал 90-летний священник, специально вызванный из Москвы; свадебная процессия ехала в шутовских нарядах под дикий грохот медных тарелок, свистков и трещоток, при звоне церковных колоколов, на потеху толпы, которую Царь приказал поить пивом и квасом и которая приветствовала новобрачных пьяными криками: <Патриарх женился!>, <Да здравствует патриарх с патриаршею!>. Еще большим глумлением явились выборы в 1718 году, после смерти Зотова, преемника Бутурлина; это была сплошная пародия на церковный чин избрания патриарха: Бахус, несомый монахами, напоминал образ, предшествуемый патриарху на выходе; речь князя-кесаря напоминала речь, <которую московские цари обыкновенно произносили при избрании патриархов. Возгласы своей формой ясно показывали, на что они намекают. "Пьянство Бахусово да будет с тобою!" - намек на слова: "Благодать Св. Духа да будет с тобою!">**

С тех пор мы находим известия о довольно частых празднествах, устраиваемых Петром со своею <всепьянейшею коллегиею>. В этих шутовских коллегиях не щадили ни преданий старины, ни народного чувства, ни собственного достоинства. Предметом глумления были Православная Церковь и церковная иерархия. Празднование Ништадтского мира в 1721 году ознаменовано было непристойнейшей свадьбой князя-папы, старика Бутурлина, со старухой, вдовой его предшественника Никиты Зотова; их приказано было обвенчать в присутствии двора при торжественно-шутовской обстановке в Троицком соборе.

* В. О. Ключевский. Курс русской истории. Т. IV. С. 50.

** Е. Ф. Шмурло. История России. Мюнхен, 1922. С. 318.

В 1724 году на масленице толпа, состоявшая из офицеров, дворян, мещан и священников (например, духовник царя Надеждинский), расхаживала по улицам во главе с монархом, одетым в костюм матроса, кривлявшимся и делавшим гримасы. Эти люди, выбранные из среды самых отчаянных пьяниц и развратников, образовали нечто вроде правильного братства, называвшегося <беспечным собором>, они собирались в определенные дни и предавались оргиям, продолжавшимся иногда 24 часа подряд*. Так продолжалось до самой смерти Петра.

ПЕРВОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ ЗА ГРАНИЦУ Из Немецкой слободы Петр вынес пренебрежение к своей вере и своему народу.

Необходимо было знания пополнить, так сказать, пройти полный курс учения. По предложению Лефорта предпринимается поездка за границу. Лефорт стал во главе посольства, он же руководил и всеми приготовлениями к поездке. Великое посольство было назначено к цесарю, королям Английскому и Датскому, к папе римскому, к Голландским Штатам, к курфюрсту Бранденбургскому и в Венецию. Цель посольства - это создать союз европейских государств для войны с Турцией. В составе посольства Петру было отведено весьма скромное место <Преображенского полка урядника Петра Михайлова>. Все историки пишут, что это было сделано для того, чтобы сохранить инкогнито Петра. Эта наивность повторяется решительно всеми, хотя факты опровергают такую версию: Петр постоянно нарушал это инкогнито. Эта тайна уже сразу была открыта в Митаве. <Царствующий герцог Фридрих Казимир был старинным знакомым Лефорта. Он оказал посольству сердечный и пышный прием. Петр забыл о своем инкогнито и поразил гостей неожиданностью своих рассказов и насмешками над нравами, предрассудками, варварскими законами своей родины>**.

Мало тревожило разоблачение Петром своей тайны и главу посольства Лефорта. В такой форме было придумано посольство с исключительной целью испытать Петра в роли ученика и приготовить его к посвящению в масонство. <Аз бо есть в чину учимых и учащих мя требую> - вот девиз, под которым проходил курс своей подготовки будущий реформатор.

На банкете, устроенном после полученной аудиенции с королем Леопольдом, молодой Царь стоял за стулом Лефорта, пока тот разговаривал с королем. Поездка за границу должна была приготовить в лице Петра реформатора в масонском духе. <Некоторые мыслители на Западе, - пишет историк Брикнер, - признавали путешествие средством для полного переустройства России и старались придать значение путешествию именно с этой точки зрения>.

* К. Ф. Валишевский. Петр Великий.

** Там же,

Известие, что за границу едет большое русское посольство, при котором находится сам Царь, вызывает самое живое участие Лейбница. <Он, - говорит Герье, - старался собрать как можно больше известий о путешествии этого посольства, о лицах, из которых оно состояло, о характере Царя и о его намерениях. Об этом свидетельствуют различные реляции и письма, касающиеся русского посольства, которые были собраны Лейбницем и сохранились в его бумагах. Особенно помогала ему в этом деле София Шарлотта, которая сама чрезвычайно интересовалась русскими гостями>*.

Лейбницу удалось завязать знакомство с главою посольства, генерал-адмиралом Лефортом, и его племянником Петром Лефоргом, который также находился при посольстве и который обещал полное содействие планам и исследованиям Лейбница. В это время Лейбниц вручил Петру Лефорту записку для передачи дяде. В записке изложена программа всего того, что Лейбниц считал необходимым, чтобы ввести в России европейское образование. Лейбниц был подробно осведомлен о заграничном путешествии и принимал все меры, чтобы оно закончилось полным успехом. <Во многих письмах к друзьям, - пишет Брикнер в своей <Истории Петра Великого>, - подчеркивал философ (Лейбниц) значение путешествия Петра, ум и знания которого очень ценны; он советовал всеми способами использовать пребывание Петра в Западной Европе, чтобы культурно повлиять на Россию. Впоследствии он несколько порицал голландцев и англичан за то, что они недостаточно позаботились о развитии Царя, чтобы побудить его к реформам и создать в России благоприятное положение для насаждения культуры>.

<Поэтому он (Лейбниц), - пишет Герье, - был чрезвычайно недоволен тем, что в Кенигсберге, в Голландии, в Англии, везде, куда ни приезжали русские послы с своим молодым Царем, их старались угостить, удивить роскошью пиров, завести с ними дипломатические связи, выхлопотать у них привилегии в пользу торговых обществ и частных лиц, но нигде не слышали они ни полслова о науке, о задачах цивилизации, и никто не делал ни малейшей попытки, чтобы обратить внимание Царя на серьезных и вз-врв алммовечества. Это чувство сожаления и неудовольствия прорывается во многих письмах Лейбница, написанных в то время. Чтобы достигнуть хотя каких-нибудь результатов, он пишет в Голландию и Англию и обращается ко всем своим знакомым, которые имеют доступ к Царю>**. С теми же настроениями Лейбниц писал епископу Бернету, приближенному человеку короля Вильгельма III, который вследствие торговых отношений между Англией и Россией имел еще больше средств повлиять на русский двор.

* В. Герье. Отношения Лейбница к России и Петру Великому. СПб., 1871. С. 9.

** Там же. С. 24-25.

Но особенно много надежд Лейбниц возлагал на своих голландских знакомых - Лудольфа и Витзена.

Вообще, и после возвращения в Россию. Лейбниц продолжал со- бирать различные сведения относительно русского царя. Эти сведения он получал от Урбиха, нашего посланника в Вене, русского агента по заграничной печати барона Гюйссена и других. Пропаганда Лейбница делала свое дело. Передовой ум Петра всячески восхваляли и старались определить, какие последствия будет иметь это путешествие. В торнской гимназии был диспут, причем темою был выставлен разбор мотивов царской поездки. Между прочим, говорилось, что русские жили до тех пор во мраке, в тумане невежества; Петр же теперь разовьет искусство и науки.

<В большом библейско-археологическом и богослово-дидактическом сочинении ФрансисаЛи, - говорит Брикнер, - мы встречаем советы, касающиеся предположенных в Московском государстве правительственных реформ, - советы, которые, как замечает автор, приведены по просьбе самого Царя. В этой книге Петру расточается большая похвала по поводу его путешествия, и в особенности по поводу намерения произвести реформы>. Поездка совершалась по определенному плану, заранее принятому. Первый визит Петр сделал курфюрстине Бранденбургской Софии и ее дочери в герцогстве Цельском, в местечке Конненбрюге.

Курфюрстина София Шарлотта была умная и передовая женщина. <Цвет образованного общества составлял ее интимный кружок. Там бывал Лейбниц. Он разбудил в ней интерес к событиям, волновавшим Кенигсберг, и открыл перед ее живым умом новые горизонты; он показал ей целую программу занятий по этнографии, археологии, языковедению; он выработал грандиозный план важных предприятий, которые можно было осуществить с помощью московского монарха и в которых роль величайшего немецкого ученого была им самим намечена. Лейбниц изучил историю и язык России>*. Несомненно, признательная ученица, следуя заветом своего великого учителя, сделала все, чтобы оказать на Петра влияние и понудить его скорее приступить в России к реформам. Это свидание не было простым и веселым времяпрепровождениэм. Умная, образованная и светская женщина, она, конечно, могла и за веселой беседой навести на серьезные разговоры и дать пищу молодому уму Петра.

К. Ф. Валишевский. Петр Великий.

Из Конненбрюге Петр отправился в Голландию. 16 августа Лефорт со своими товарищами торжественно въехал в Амстердам. Здесь произошла встреча с хорошо знакомым нам Витзеном, который до этого находился в постоянной переписке с Лефортом и Спафарием и который выполнял какие-то важные поручения великого реформатора Лейбница.

В Голландии Петр пробыл четыре с половиной месяца. В январе 1698 года Петр с Витзеном и Лефортом переплыл Ла-Манш для свидания с Вильгельмом III Оранским. Он встретился с Вильгельмом в Утрехте и Гааге, и этим закончилось знаменитое путешествие.

Интересно проследить первое заграничное путешествие Петра:

а) идея поездки дается Лефортом, кальвинистом и пламенным поклонником Вильгельма III;

б) относительно маршрута идет переписка с Витзеном, который поджидает посольство в Амстердаме;

в) Лейбниц принимает самое горячее участие во всех стадиях поездки и старается создать европейское общественное мнение в пользу будущего реформатора России;

г) конечная цель поездки – свидание с масонским королем Вильгельмом III Оранским и вероятное посвящение Петра в масоны.

Поездка произвела огромное впечатление на молодого русского Царя. Любознательный от природы, с пытливым умом, Петр стремится во все вникнуть, все знать и все самому испробовать. Во время путешествия он посещает арсеналы, заводы, мельницы, работает на верфи, постигает корабельное искусство, делает наблюдения при помощи микроскопа; во время пребывания в Англии знакомится с компасом. <Витзен, - говорит Соловьев, - должен был водить его всюду, все показывать - китовые флоты, госпитали, воспитательные дома, фабрики, мастерские; особенно понравилось ему в анатомическом кабинете профессора Рюша, он познакомился с профессором, слушал его лекции, ходил с ним в госпиталь>*. Во время своего путешествия Петр ведет разговоры с умными передовыми европейцами, с английскими богословами, слушает разговоры о политике и английской революции, усваивает новые понятия. Конечно, никакого союза по борьбе с Турцией заключено не было. План каких бы то ни было реформ у Петра отсутствовал. Единственно реальное и ощутительное, что вынес Петр из своей поездки в чужие края, это отрицательное отношение к православной религии и русскому народу. Сомнение и скептицизм в истинности своей веры, вынесенные им из общения с Немецкой слободой, окрепли во время заграничной поездки. Петр вернулся домой новым человеком. Старая московская Русь стала для Петра враждебной стихией. В 1698 году восстают стрельцы на защиту престола и алтаря против нечестивого и революционного Царя. Четырнадцать застенков были устроены в Преображенском и работали днем и ночью. Пытки производились с утонченной жестокостью. Пытали не только стрельцов, но и их жен, дочерей и родственниц. Последовали бес- конечные казни. В Москве вырос лес виселиц.

* С. М, Соловьев. История Pоссии. т. XIV. С..1173-1174.

30 сентября 1698 года к месту казни отправляется первый транспорт осужденных. Петр принимает активное участие в казни. Головы стрельцов летят от царского топора. Петру мало было того, что он сам работал топором, он хотел, чтобы и его приближенные делали то же; орудовали топором Голицын, Меншиков и Ромодановский. Только иностранцы Лефорт и полковник Преображенского полка Бломберг отказались от этой ужасной работы. Приговоренных привезли на Красную площадь в санях попарно, с зажженными свечами в руках и положили рядом по 50 человек вдоль бревна, служившего плахой. II октября было совершено 144 казни; 205 человек было казнено 12 октября; 141 - тринадцатого; 109 - семнадцатого; 65 - восемнадцатого; 106 - девятнадцатого. Двести стрельцов были повешены перед окнами Софии в Новодевичьем монастыре, причем трое из них держали в руках копии прошения, адресованного царевне. Русские были раздавлены, власть перешла в руки иностранцев. Утро стрелецкой казни сменилось непроглядной ночью для русского православного народа.

ПЕРВЫЕ РЕФОРМЫ После жестокой расправы над стрельцами начинается эпоха преобразований.

Первые распоряжения были направлены против православия и национального своеобразия. В 1698 году открывается гонение на бороду и платье. Брадобритье, по понятиям православных того времени, считалось грехом. Люди с блудоносным образом, то есть с бритой бородой, почитались еретиками. Ревнители отеческих преданий употребляли все усилия, чтобы искоренить <еллинские, блуднические, гнусные обычаи>. Ярым противником бритья бород был и патриарх Иоаким.

* А. Г. Брикнер. История Петра Великого.

Насколько тяжело было народу расставаться с бородою, мы видим из описаний Перри. Про одного плотника, которому особенно благоволил Петр, он рассказывает, что тот носил остриженную бороду всегда с собою, чтобы она была положена в его гроб, дабы не предстать св. Николаю без бороды. По рассказу этого плотника английскому инженеру, и прочие рабочие поступали также*. Но с воззрениями и настроениями народа не считались. Перед преобразователями стала неотложная задача спешно переделать московских бородачей в бритых европейцев. В декабре 1699 года объявлено, что вперед летосчисление будет введено не от сотворения мира, а от Рождества Христова и Новый год будет праздноваться не 1 сентября, а 1 января, по образцу всей Европы. В январе 1700 года возвещен с барабанным боем на площадях и улицах указ к масленице, не позже, надеть платье - кафтаны венгерские. В 1701 году новый указ: мужчинам надеть верхнее платье саксонское и французское, а исподние камзолы, штаны, также сапоги, башмаки и шапки - немецкие; женщинам - шапки, кунтуши, юбки и башмаки, тоже немецкие. У городских ворот расставлены присяжные наблюдатели бород и костюмов, которые штрафовали бородачей и носителей нелегального платья, а самое платье тут же резали и драли. Дворян, являвшихся на государев смотр с небритой бородой и усами, нещадно били батогами. У строптивых вырывали бороды с корнем.

<Раскольникам-бородачам, - пишет Ключевский, - предписан особый костюм, и даже их женам, природой избавленным от побородного налога, ведено в наказание за мужнину бороду носить длинные опашни и шапки с рогами. Купцам за торг русским платьем -кнут, конфискация и каторга>. В довершение всего русским людям насильно воткнули в зубы трубку и заставили курить табак, что русские рассматривали как тяжкий грех. Затем последовали важные указы и относительно церкви и православного духовенства. По смерти патриарха Адриана Петр решил повременить с избранием ему преемника.

Управление церковью было поручено <местоблюстителю патриаршего престола>. В 1700 году рязанский митрополит Стефан Яворский был поставлен экзархом, администратором и наместником патриаршего престола. Патриарший дом, дела архиерейские и монастырские повелено ведать боярину Мусину-Пушкину: <сидеть на патриаршем дворе в палате и писать монастырским приказом>. Все церковное имущество: вотчины с населением в II 800 крестьянских дворов, оброчные статьи, церковные вклады, - управление ими и доходы с них были переданы в ведение Монастырского приказа. Затем последовало и прямое отчуждение церковных земель в виде продажи или пожалования отдельным лицам.

Духовенству были определены весьма скромные оклады содержа- ния. Под видом исправления монастырской жизни проводится ряд стеснительных мер в отношении монастырей и монахов. По повелению Царя велено переписать все монастыри - мужские и женские, причем всем монахам и монахиням, которых застанут переписчики, оставаться в своих монастырях <не исходно>. Монахам в кельях наедине запрещено писать, отнято право иметь чернила и бумагу, писать разрешалось только в трапезной, в определенном месте, с позволения и под наблюдением начальника. Ни в мужских, ни в женских монастырях нельзя было никого постричь без царского указа. Монастырские и архиерейские вотчины лишены были дохода. Указами 1701 и 1702 годов на содержание монахов и монахинь было определено весьма ограниченное количество хлеба и денег. В 1705 году последовал новый указ: архиереям и наставникам монастырей давать жалованье <против прежних дач с убавкою>, а в архиерейских домах всяких чинов людям давать половину, а другую половину собрать в монастырский приказ на дачу жалованья ратным людям. Монастыри облагались всевозможными поборами и обязаны были выполнять тяжелые повинности. С монастырей требовали лошадей, каменщиков, кирпичников, столяров, кузнецов, печатников, но главное, денег или хотя бы серебряную посуду или ломаное серебро. Непомерные и изнурительные поборы вызывали справедливые жалобы и молчаливый ропот духовенства. Новгородский митрополит Иов, сочувствовавший реформам Петра, писал последнему челобитную с просьбой освободить его от посылки плотников на воронежскую верфь и денег, указывая, что <у меня денег нет. Да освободит великий государь от такого несносного и невозможного даяния>*.

Эти денежные и натурою поборы убивали церковную и монастырскую жизнь и ставили белое духовенство и монашество в невыносимое положение. Петр не понимал назначения монашества и той великой роли, которую русская обитель сыграла в истории культурного развития России. По его мнению, монахи - это <тунеядцы и лентяи, которые только и делают, что питаются от чужих трудов и проводят время в праздности>. Церковная политика Петра носила революционный, разрушительный характер. С одной стороны, для улучшения духовенства Петр требовал распространения просвещения, с другой, лишая духовенство материальных средств, он отнимал всякую возможность к его распространению. Созданная большою любовью и трудами св. Димитрия^ школа должна была закрыться по крайней скудости, при заведенных Петром порядках, в когда-то богатейшей Ростовской епархии. Об этом печальном событии св. Димитрий писал своему другу Иову Новгородскому письмо, полное горечи и печали: <Я, грешный, пришедши на престол ростовской паствы, завел было училище греческое и латинское, ученики поучились года два и больше и уже могли было грамматику разуметь недурно. Но попущением Божиим скудость архиерейского дома положила препятствие. Питающий нас вознегодовал, будто много издерживается на учителей и учеников, и отнято все, чем архиерейскому дому питаться, не только отчины, но и церковные дани и венчанные платы; умалчиваю о прочих поведениях наших>.

Е. Н. Пoceянин. Русская Церковь и русские подвижники XVIII века.

Оскудение митрополичьего дома дошло до того, что св. Димитрию нечего было дать просящим, святитель был лишен единственного утешения - выписывать книги и пополнять свое единствен- ное сокровище - библиотеку иностранными изданиями. Незадолго до своей кончины в 1768 году он пишет Иову Новгородскому, приславшему ему полбочкп рыбы: <Не имеем что воздать, убогсый. Молю богатого в милости Христа, да Он воздаст>.

Поборы с монастырей объяснялись государственной необходимостью. Этому наивному объяснению продолжают верить, хотя факты красноречиво говорят и доказывают, что все поборы с монастырей и духовенства имели главную, исключительную цель убить самодеятельность церкви и обители. Все эти сборы давали в казну гроши. Меншиков и другие <птенцы гнезда Петрова> путем грабежа и воровства народных денег наживали колоссальные состояния, переводя, как, например, Меншиков, Куракин и комиссар князь Львов, деньги в чужестранные банки. Православные епископы влачили нищенское существование, отказывая себе в самом необходимом, а реформаторы вроде Лефорта жили в великолепных дворцах, обставленных с большой роскошью, и задавали шумные пиры и попойки с танцами и маскарадами. Много горя пережил св. Димитрий в Ростове. Присланный от Монастырского приказа Воейков вел себя непочтительно и докучал святителю. Однажды, когда святитель служил литургию в соборе, стольник распорядился бить кого-то на правеже. Крик наказываемого был слышен в церкви. Святитель приказал, чтобы истязание прекратили. Стольник отказал. Святитель тогда, прервав службу, ушел в свое село Демьяны.

В письме к другу своему Стефану Яворскому св. Димитрий писал: <Толико беззаконий, толико обид, толико притеснений вопиет на небо и возбуждают гнев и отмщение Божье>. Признавая пользу некоторых реформ Петра, св. Димитрий резко и бесстрашно осуждал все, что шло против дела церкви. По поводу указа Петра не соблюдать в армии посты св. Димитрий вынужден был выступить с резким словом, особенно после того, как один солдат вопреки воле начальства нс желал нарушить поста. Св. Димитрий произнес проповедь о двух тиранах - Иродовом и Христовом; в этой проповеди указуются блудники, пьяницы, подражающие Бахусову ученику Лютеру, разрешающие посты в полках. Св. Димитрий не сочувствовал многим проявлениям реформы в отношении церкви. Он отстаивал полную неприкосновенность имений, принадлежащих церкви, то есть отстаивал ту же точку зрения, за которую боролся и погиб при Екатерине II его преемник по ростовской кафедре св. Арсений Мацеевич". В рукописи <Келейной летописи> св. Димитрия есть место, пропущенное в печатных изданиях, о церковных имениях, отобрание которых вызывает самое резкое осуждение святителя: <Хощеши ли грабити - спросися Илиодора, казначея царя сирийского Селевка, иже пришел во Иерусалим ограбити церковь и биен бысть ангельскими руками>*.

* Е. Н. Поселянин. Русская Церковь и русские подвижники XVIII века.

С протестами не считались. Мероприятия проводились круто и без колебаний. Всякая оппозиция была задавлена. Большинство духовных и монашествующих лиц находилось в унизительном и бесправном положении, и их при первой попытке заявить свой голос ждала беспощадная расправа.

Лучшие иерархи того страшного времени, как святители Иов Новгородский, Митрофан Воронежский и Димитрий Ростовский, не пострадали потому, что занимали святительские кафедры далеко от столиц и не принимали участия в высшем церковном управлении. Положение местоблюстителя патриаршего престола Стефана Яворского было крайне затруднительно. Отмена патриаршества повлекла за собою потерю церковью самостоятельности. Светская власть приобрела большое значение в духовном управлении. Митрополит Стефан в чисто духовных делах не имел никакой власти. Назначения на места духовного управления шли помимо Стефана, по представлению Мусина-Пушкина, Меншикова и других. В исключительном заведывании Мусина-Пушкина находилась патриаршая типография, по его распоряжению производились переводы, издание книг и даже исправление Библии.

НАРОДНЫЕ ВОЛНЕНИЯ В народе начинается глухое брожение против самого Царя. Поведение Петра было вызовом народу; он обрился, оделся по-немецки, царицу насильно заточил в монастырь, а вместо нее в сожительницы взял девку Монсову и открыто презирал все народные обычаи.

Нижегородский посадский Андрей Иванов пришел в Москву извещать Государю, что он, Государь, разрушает церковь христианскую: велит бороды брить, платье носить немецкое, табак тянуть - и потому для обличения его, Государя, он и пришел. Неудовольствие было повсеместно, везде слышался ропот; но везде бродили шпионы, наушники, подглядывали и подслушивали и доносили; за одно неосторожное слово людей хватали, тащили в Преображенский приказ и подвергали неслыханным мукам. Ропот в народе против Царя достиг наивысшей точки. Через крайнее унижение русских в привилегированное положение попадают иностранцы, преимущественно протестанты, голландцы и англичане.

<Иностранцы, - писал Крижанич, - сели русским на шею; они подобны медвежатникам, которые проткнули русским кольцо на морды и теперь ведут послушного зверя. Они боги, а русские глуп- цы. Они живут у русских господами, русские цари их слуги>. Наконец издевательства иностранцев над русскими привели к восстанию как единственному средству восстановить попираемую справедливость. В 1705 году вспыхивает восстание в Астрахани. В грамотах к окрестным казакам астраханцы писали: <Стали мы в Астрахани за веру христианскую, и за брадобритие, и за немецкое платье, и за табак, и что к церкви нас и наших жен и детей в русском старом платье не пущали, а которые в церковь Божию ходи- ли, и у тех платье обрезывали, и от церквей Божьих отлучали, выбивали вон и всякое ругательство нам и женам нашим и детям чинили воеводы и начальные люди>. Дело объясняется тем, что астраханский губернатор поставил на дверях церквей солдат, приказав оста- навливать при выходе строптивые бороды и выдирать их насильно.

Главный мотив восстания - оскорбление религиозно-национальных чувств народа. Это было признано и в столице. В челобитной астраханцев Царю открыто была заявлена жалоба на при- теснение русских иностранцами. <А полковники и начальные люди - немцы, - говорилось в челобитной, - ругаючись христианству, многие тягости им чинили и безвинно били в службах, по постным дням мясо есть заставляли и всякое ругательство женам и детям чинили>. <Полковник Давигней (Девин), - скорбно повествует челобитная, - с иноземцы начальными людьми брали к себе насильством из служилых домовых людей в денщики и заставляли делать самые нечистые работы; они и жены их по щекам и палками били, и кто придет бить челом, и челобитников бил и увечил насмерть, и велел им, и женам, и детям их делать немецкое платье безвременно, и они домы свои продавали и образа святые закладывали; и усы и бороды брил и щипками рвал насильственно>.

Челобитная, написанная кровью и слезами, произвела на Царя и окружающих потрясающее впечатление. В ней была написана только правда. По совету Голицына Царь отпустил челобитчиков с грамотою, в которой заключалось всепрощение. Но народ волновался. Крайние элементы не хотели отказаться от той цели, во имя которой было поднято восстание. Слишком глубоко был оскорблен и обижен народ. Движение приняло глубоко религиозный характер, и наиболее стойкие православные горели желанием пострадать и умереть за веру. <Здесь стали, - говорил Яков Носов, - за правду и христианскую веру; коли ни будь нам всем умереть будет, да не вовсе бы и не всякой так, как ныне нареченный Царь, который называется Царем, а христианскую веру нарушил; он уже умер душою и телом, не всякому бы так умереть>.