Моим стихам

Минус тридцать,

туман и дождь...

Выходные не задались.

Рифма за рифмой

падают в пламя,

обращаясь в золу.

Минус тридцать. Не три. Протрёшь —

брызнет алым на лист.

Как ни страшно в этом признаться —

Я

Вас

Не люблю.

Не люблю за

лживый задор

И хрупкий

на слом костяк.

За любовь к дешёвым эффектам

В духе маэстро Ву,

За извечное пальцем в небо

Вместо неба в горстях.

За баранье стадо глаголов,

Что съели смысла траву.

Я давно мечтаю спросить —

Что делаете в моей

Голове? Ниспосланы свыше?

Сорок пять раз ха-ха.

Срань господня, волчья сыть,

Пыльный вихрь с дольних полей

Меднозвенящая трель кимвала

В руце у дурака —

Вот вы кто. Три добрых зерна

На тысячу сорняков.

Добрых зерна, что вышли из праха

И уйдут в перегной —

Вот вы кто. Но от яблони яблоко

Падает близ. Каков

коваль, таков и меч. Без меча

не пустят

в предел иной.

Зарекался не раз убить

Всю вашу свору — но как,

Если в верности присягнул

Не Богу, не чёрту — вам?

Вы да я. И некому больше

Удержать на руках

Небо, сползшее со стропил

И треснувшее по швам.

Ну так ввысь, по острому гравию

Скользких облачных трасс,

Рвитесь буром на божий свет

Из ледяной полыньи,

Птицы райские, адским огнём

обугленные не раз,

Песни мои, исчадья мои,

Рваные крылья мои.

***

Час Ч

(посвящается несостоявшемуся концу

Света)

За сорок восемь до часа «Ч»

Иона думает — что бы съесть?

Заледенев на ветру, просело

небо — и стало

проседью на воде.

Блик от солнца в черном зрачке

башни, выше которой несть —

словно блик от линзы прицела

взмокшей в ладони снайпера

СВД.

За двадцать четыре до часа

«Ч» обещают снег и грозу.

Шепчет «Libera nos a malo»

Иона. И смерть, неслышна,

Как в нощи тать.

Ходит по двору, на плече

Убаюкивая косу.

Шепчет: «Двадцать четыре — мало,

чтобы кости миру

пересчитать».

За час пятнадцать до часа «Ч»

Иона с полки берёт ключи

дверь — пинком, и на воздух, ибо

смерти в клетке страшится

ослушник всяк.

За четверть часа до часа «Ч»

смерть капслуком ему стучит

«Где ты, сволочь?» Иона молча

разбивает Нокию

о косяк.

Шепчет: «Кит, я тебя люблю»,

Но до моря — сто поясов

часовых. Иона мечтает

хлопнуть водки, но вспоминает:

пост.

Стрелка, стрелке забив стрелу

В верхней точке диска часов –

ждёт, как в море сонный «Титаник» –

айсберга, заплутавшего

среди звёзд.

В море, которое только след

Божьей слезы на Божьем мече,

в море, где кит с разинутой пастью —

дабы тех пожрать,

что с пути свернут.

В море, что плещет тысячи

лет до и после времени «Ч».

От его берегов до границы

города Ниневия —

десять минут.

***

Сердце

Сердце проснулось, открыло рот,

чтобы сказать «мимими».

Выдало двести в минуту — и на

Духа Святого хулу.

Иногда мне кажется — в нём

столько голодной тьмы,

Что хрипатый сын Татуина

Нервно курит в углу.

Сердце тяжелеет на пуд

с каждой новой луной

Просыпаюсь в семь сорок — тем ли,

Кем лёг в ноль тридцать вчера?

Иногда мне кажется — в нём

столько крови дурной,

Что пролейся она на землю —

Всю прожжёт до ядра.

Сердце кровью кормит перо,

покуда раны свежи

Чтобы золотом высшей пробы

В колбе страданья стать.

Впрочем, порой мне кажется — в нём

столько трусливой лжи,

Что нос Пиноккио мог давно бы

До края земли достать.

Сердце плачет. Разум смеётся:

«Ты, братишка, того —

Или трусы или крест». «Плюсую» —

Шепчет чувство вины.

Иногда мне кажется — в нём

слишком много того,

Что, как имя Божие, всуе

Произносить

ни-ни.

Сердце ложится спать — и видит

Сказочные моря.

Слышит эхо эльфийских песен,

Шепчет во сне: «Ты — мой».

Иногда мне кажется — в нём

Прячется смерть моя

Прячется, ибо то, что аз есмь,

Страшно смерти самой.

***