Августа 1792 года

Я становлюсь

республиканцем, монсеньор.

Конец монархии, я умываю руки.

В окно разбитое влетает пьяный ор

"аллон занфан" иль что-то вроде. Монсеньор

- я пас.

Верните этот ключ

супруге.

Я с королевой спал? Конечно, спал. А Вы?

И Вам понравилось? А можно поподробней?

Горит обрывок недописанной главы.

Париж по плечи в тлене высохшей листвы.

Озноб картечи оглушительно и дробно

летит по улицам от Лувра до Феру.

Конец монархии. Где Ваш колпак фригийский?

Я с королевой спал… Конечно же, я вру.

Я только месяц как представлен ко двору.

И нет ни титула, ни денег, ни прописки.

Я мог пойти в их заперхаченный Конвент,

но, монсеньор, меня не возбуждает это.

Кладите жалованье в гербовый конверт.

Я Вас любил. Я не придворный, я поэт.

Я без очков и Мирабо от Лафайета

не отличу. Какой я, к дьяволу, анфан

де ла патри? Я так.

Шестой бастард аббата.

Не безупречна также пятая графа.

А в профиль я - ну натуральная дрофа!

Оставьте, сир. Она ни в чем не виновата.

Я врал и врал. Мне захотелось вас взбесить.

Вы так добры, что вам не минуть эшафота.

Она чиста. Ее не соблазнял Санси.

Честней ее, хоть целый свет исколеси,

лишь Приснодева

и конторская работа.

Да, я хотел. Мы обменялись пару раз

какой-то пошлою любезностью в Версале.

Я рисовал ее и в профиль, и в анфас,

но это мелочь, детский лепет, пьяный фарс.

Порвал и выбросил.

Я помню, заплясали

сухие градины по бархату аллей,

и хлынул ливень. Я промок до этих

самых, что между ног. Я даже думал - околей

я в тот четверг, и Вам бы

стало веселей,

и королеве не пришлось оставить замок

с фонтанов тысячью и мраморных наяд

и переехать в это вретище разврата,

где год течет от баррикад до баррикад.

Она бежала от меня. Я виноват.

Рубите голову. Она не виновата.

А я настиг ее. Фальшивое письмо

От графа Майнского, что год уж как в могиле –

и я у ног ее, гасконское дерьмо,

и я камзолы одеваю дорогие

из гардероба венценосца-муженька.

И я ношу на пальце перстень

в три карата.

По мне рыдала монфоконская пенька,

но это в прошлом. Вот Вам, сир, моя рука.

Я проиграл. Она ни в чем не виновата.

Я только раз ее один поцеловал.

Куда? Неважно. И давайте сменим тему.

Как надоело все. Слова. слова, слова...

А между тем внизу ревет мятежный вал,

и каждый конюх

причаститься жаждет тела

Владыки Франции, как будто Вы - Иисус.

Но евхаристии не будет, верьте слову.

Вот Вы спокойны, я ж как задница трясусь.

И треуголку заменяю на картуз

не то карманника, не то

мастерового.

Не будет сир так добр подать мне пистолет?

Мы оба олухи: вошли, не зная брода,

в холодный омут.

Ладно.

Кончен мой сонет.

Вы арестованы, Луи Бурбон-Капет.

Вы арестованы от имени народа.

***