Глава 21. Дар зеленого ларца

Последние недели учебного года промелькнули для Джеймса, как в тумане, хотя они и были свободны от смертельных опасностей и приключений, но зато заполнены до отказа стрессом от учебы, итоговыми эссе и практической работой с палочкой, все это было относительно приятно после всех этих заморочек с Перекрестком Старейшин. Ни для кого не стало сюрпризом, что школьный кубок достался Пуффендую – единственному из всех факультетов, не замешанному в афере с возвращением Мерлина. Один только достопамятный полет на метле стоил Когтеврану и Гриффиндору по пятьдесят очков каждому.

Утром последнего учебного дня Джеймс паковал свои книги и школьные мантии в чемодан, когда по лестнице взбежал Ной, зовя его.

– Рон Уизли в камине. Он хочет поговорить с тобой.

Джеймс улыбнулся.

– Отлично! Скажи ему, что я сейчас буду!

– Джеймс, посмотри на себя! – воскликнул дядя Рон, когда Джеймс спустился по лестнице минуту спустя, завязывая галстук.

– Прям респектабельный, и все такое. Хороший был год?

Джеймс кивнул.

– Полагаю, да. Кажется, я справлюсь, после всего этого. Провел всю ночь понедельника, готовясь к Защите от Темных Искуств Франклина, а потом было такое ужасное чувство за пять минут до теста, что я все забыл.

– Я не о твоих успехах в школе толкую, балбес, – ответило лицо в углях, криво усмехаясь. – Твой отец рассказал мне все про заговор Мерлина, который ты разоблачил. Гениально и безошибочно.

– Ну да… – застенчиво сказал Джеймс, – все это было довольно увлекательно, но странно. Пять недель учебы и уже такое ощущение, что все это происходило с кем‑то другим.

– Так всегда и бывает, – кивнул Рон. – Скучные жизненные моменты заполняют твою память и вытесняют яркие моменты, которые остаются просто как небольшие вспышки. Должно быть, так мозг справляется со всем этим, я полагаю. Кстати говоря, что поделывает профессор Джексон?

Джеймс закатил глаза.

– Ничто не может удержать старину Камнелица надолго. Он не слишком серьезно пострадал в дуэли с Делакруа, хотя его запасная палочка и не была такой же сильной, как та, которую она сломала. Видимо, он преследовал ее по лесу несколько часов и, наконец, нагнал на поляне. Он говорит, что схватил бы ее, если бы она не сжульничала, призвав злых наяд и дриад сражаться вместе с ней. Деревья набросились на него сзади и повалили. Так он и получил огромную шишку на лбу. Так или иначе, он вернулся к занятиям сразу после того как Прескотт уехал, и каждый раз он испепеляет меня и Зейна взглядом.

Рон вскинул брови:

– Ну, полагаю, сложно его за это винить.

– Мы вернули ему портфель, извинились и все такое. Ну, в смысле, я понимаю, что мы разрушили цель его жизни: защищать реликтовую мантию и не допустить возвращения самого опасного волшебника всех времен, но на самом деле, Мерлин, как оказалось, вполне нормальный. Делакруа отослали в Штаты, чтобы предать американскому волшебному правосудию. В конце концов, все образовалось, верно?

– Все что я могу сказать, это: если бы я был на его месте, я бы подкладывал пауков в ваши подштанники до конца вашей жизни, – проворчал Рон. – Но это я. Я склоняюсь к такому пути.

– Честно говоря, дядя Рон, я бы тоже так сделал. Поначалу профессор Джексон мне даже нравился.

– Рискуя показаться ответственным взрослым человеком, Джеймс, замечу, что все действия имеют последствия. Извинения – это здорово, но «простите» – это не магическое слово. Вы не только разрушили планы Джексона, вы растоптали его гордость. Вы успешно обдурили его. В его понимании, вы выставили его дураком. Тяжело парню вроде него преодолеть все это. Откровенно говоря, вы не можете винить его, верно?

– Полагаю, нет, – насупившись согласился Джеймс. – В конце концов, он не завалил нас на Техномантии, хотя был близок к этому.

– Святой человек. Все же, не заморачивайся особо учебой. У тебя и так достойная репутация.

– Или не особо, – послышался голос Ноя поблизости.

– Я это слышал, Метцкер, – сурово сказал Рон. – Это гордая традиция Поттеров, едва сводить концы с концами в школе, начатая Джеймсом Поттером. Кроме того, не вам говорить, мистер Гремлин.

– У меня высокие оценки по всем предметам в этом году, – чопорно сказал Ной.

Рон снова улыбнулся.

– Спасибо вашей подруге, Петре, без сомнений. Она для Гремлинов то же, что и Гермиона для нас с Гарри. Подождите минутку, она хочет поздороваться с Джеймсом.

Лицо в углях исчезло, а мгновение спустя появились веселая улыбка Гермионы и ее вечно всклокоченные волосы.

– Джеймс, прекрасно выглядишь, – гордо сказала она. – Не слушай своего дядю. Он много учился и волновался об оценках так же, как и все.

– Это не правда! – раздался приглушенный возглас из глубины камина. Гермиона поморщилась.

– Ну, или почти как все, – уступила она. – В любом случае, твои родители будут очень гордиться тобой и мы с дядей тоже. Ох, не могу поверить, как быстро летит время. Кажется, только вчера все мы были еще там, – она вздохнула, осматривая общую комнату. – Все выглядит почти так же. Мы, пожалуй, приедем в следующем году. Здорово будет снова побывать в старых местах, – даже в тлеющих углях глаза Гермионы слегка заблестели. Она сморгнула и снова взглянула на Джеймса. – В общем, Джеймс, Рон разговаривал с твоим отцом, и они оба хотят кое‑что у тебя спросить. Я подумала, что будет лучше, если кто‑нибудь другой задаст этот вопрос, потому что, честно говоря, они настолько глупы в этом, что могут повлиять на твой ответ.

– Что за вопрос? – спросил Джеймс, сидя на корточках перед камином.

– Не вставай на колени, – автоматически пожурила Гермиона. – Ты испачкаешь штаны золой. Это касается Директрисы. Она собирается уйти в отставку, ты знаешь.

Джеймс не знал.

– Она? Но… с чего бы ей это делать?

Гермиона взглянула на Джеймса, словно вспомнив, сколько ему лет.

– Минерва МакГонагалл просто хочет пожить вне стен Хогвартса, Джеймс, как ни трудно тебе в это поверить. Она даже, как я поняла, приняла приглашение мистера Финнея на ужин в Лондоне.

– Она приняла? – воскликнул Джеймс.

– Она приняла? – подскочил на диване Ной, отрываясь от книги.

Гермиона закатила глаза.

– Это была чисто профессиональная встреча. Она немного подкорректировала воспоминания мистера Финнея, не настолько, чтобы он забыл визит сюда, но изменила. Все это часть программы мистера Долохова по «зачистке» – как он это называет – для достижения безопасности школы. Кроме того, – добавила Гермиона, немного понизив голос, – она стала неплохо отзываться о мистере Финнее. Думаю, будет просто прекрасно, если она найдет, э‑э, спутника для себя. После всего…

– Гермиона! – снова рявкнул голос Рона из глубины камина.

– В любом случае, – вернулась к деловому тону Гермиона. – Да, Директриса планирует уйти в отставку, возможно, уже этим летом, при условии, что найдется подходящая замена. Скорее всего, она останется преподавателем трансфигурации и будет помогать новому директору, кем бы он или она ни оказались. Предлагали Невилла Долгопупса, но Министр решил, что он слишком молод для этого поста, что довольно глупо, но политика есть политика…

– Мерлин! – воскликнул Джеймс. – Вы все хотите попросить его стать новым директором!

Из глубин камина донесся счастливый торжествующий возглас. Гермиона нахмурилась.

– Ты не мог бы оставить это мне, спасибо большое. Все это целиком идея твоих отца и дяди. Но я вижу, что ты такой же ненормальный, как и они.

– Но как он может быть директором? – спросил Ной, соскочив с дивана и присаживаясь перед камином. – Извините, – быстро добавил он. – Невольно подслушал и все такое.

– В самом деле? – немного насмешливо ответила Гермиона. – А я‑то полагала, что ты полнойстью погрузился в учебник Астрологии, как глупо с моей стороны. Пожалуйста, храните это в секрете, вы оба. Ох, так что я говорила? Рон, ты сможешь лучше объяснить, – она вздохнула и убрала челку с лица жестом, который был одним из ранних воспоминаний Джеймса о тетушке Гермионе. Она озадачено улыбнулась. – Удачи, Джеймс, увидимся через неделю. Роуз и Хьюго передают привет, и просили купить им Сладкие котелки в поезде. Доброго дня, Ной.

Она исчезла, а в углях снова появилось лицо дяди Рона.

– Отличная идея, да? – объявил он, глядя на Ноя и Джеймса с энтузиазмом.

– Но как? – снова спросил Ной. – Я имею в виду, что всего пару недель назад парень считался потенциально самым опасным волшебником в истории планеты, а теперь вы хотите, чтобы Министерство поручило ему кучу детей?

– Не без присмотра, – быстро сказал Рон. Очевидно, он много об этом думал. – Вот где пригодятся МакГонагалл и Невилл. Они будут присматривать за ним и помогать, что‑то вроде совета директоров. МакГонагалл уже согласилась, хотя нам пришлось ее немного подтолкнуть. Она боялась, что по‑прежнему по сути будет делать всю работу, но Мерлин заслужил доверие. Хотя это все же может случиться, но я и твой отец так не думаем. Мерлин похож на парня, рожденного руководить, понимаешь?

– Да, – согласился Джеймс, – Но все же он пришел из времен, когда руководить означало указывать людям их место в очереди к гильотине. Не могу представить как Министерство согласилось поставить его во главу Хогвартса.

– Твой Мерлин удивительно быстро учится, Джеймс, – серьезно сказал Рон. – Он уже побывал в Министерстве, встретился с необходимыми людьми и имел продолжительную дискуссию о том, как работают вещи сейчас и раньше. Он располагает к себе, должен сказать.

– Так почему бы им не оставить его у себя? – спросил Ной. – В смысле, самый знаменитый волшебник в мире и все такое. Кажется, что он предназначен стать Министром Магии, не меньше.

Рон усмехнулся немного ехидно:

– Полагаю, вы оба слишком молоды, чтобы понять смысл фразы: «сверхопытный и подопытный». В принципе, Департаменты не хотят его видеть. Парень типа Мерлина не сможет работать за письменным столом. И тяжело представить, что любой из руководителей, который бы его нанял, надолго бы задержался на своем посту.

– Ты думаешь его хотят «отодвинуть», верно? – предположил Джеймс.

– Подальше от себя, по крайней мере. Он немного свободный художник. Конечно, он, возможно, самый могущественный волшебник на сегодняшний день, но все же тысячелетний перерыв в практике… Как бы быстро он все ни постигал, он не будет соответствовать бюрократизму Министерства. Твой отец с трудом это выдерживает, Джеймс. Подумай, каково это будет для парня, который привык изгонять врагов в потусторонний мир одним взглядом. Дело в том, что Министерство искало место где‑нибудь подальше, чтобы пристроить старика. Достаточно выдающееся, чтобы соответствовало статусу волшебника, но так же достаточно удаленное, чтобы он никому не навредил, фигурально выражаясь. А может и не фигурально. Кто знает.

– А Хогвартсу случайно понадобился новый директор? – ухмыляясь, спросил Ной.

– Ну, – сказал Рон, отвечая на улыбку Ноя. – Это кажется просто замечательным, разве нет?

– Даже если Министерство согласится, думаешь, он пойдет на это? – спросил Джеймс.

Похоже, там, с другой стороны камина Рон пожал плечами.

– Кто знает? Его пока что ни о чем не спрашивали. Но сначала самое важное, – тут Рон посерьезнел и изучающе посмотрел на Джеймса: – Ты знаешь его лучше, чем мы, племянничек. Ты был там, когда он восстал из прошлого. Ты был тем, кто уговорил его вернуться и помочь Хогвартсу и всему волшебному миру. Каково твое мнение? Как ты думаешь, из него выйдет хороший директор? Должны ли мы спросить его об этом?

Ной прислонился к спинке дивана, он не сводил глаз с Джеймса, ожидая его ответа. Джеймс знал, что стоило бы поразмышлять над ответом, но в душе уже знал его. Мерлин был непростым человеком, и он не был тем, кого можно с уверенностью назвать «хорошим», как, например, Альбуса Дамблдора или даже Минерву МакГонагалл. Но в одном Джеймс был стопроцентно уверен: Мерлин хотел стать хорошим. Было трудно сказать, кто лучше: директор, хороший по своей природе, или директор, каждодневно старающийся стать хорошим, но Джеймс был достаточно взрослым, чтобы понимать, что риск стоит того. К тому же, «Гремлинская» часть натуры Джеймса шептала ему, что будет забавно, если у них появится директор, способный взмахом ресницы отправить кого‑нибудь вроде Табиты Корсики на дно преисподней.

– Спросите его, – решительно кивнул Джеймс. – Если Министерство идет на это, то спросите у него. Я надеюсь, что он согласится.

– Йухуууу! – завопил Ной, размахивая поднятыми руками.

– Но до тех пор держите это при себе, – строго сказал Рон. – Если у вас хоть слово вылетит пока твой папа и Гермиона не уладят все дела в Министерстве, это может испортить дело. Усекли?

Ной кивнул. Джеймс согласно улыбнулся.

– Твой папа уже получил обратно мантию и карту, не так ли? – спросил Рон у Джеймса, меняя тему разговора.

– Угу. И мне, по‑видимому, придется побыть пешеходом, когда я вернусь. Две недели без метлы.

Рон сочувственно прищелкнул языком.

– И как раз тогда, когда у тебя начало что‑то отлично получаться, насколько я слышал. Ну ладно. Знаешь, твой папа вынужден сыграть на публику, принять меры и все такое, но на самом деле он гордится тобой. Уж поверь мне.

Улыбка Джеймса расширилась, а щеки порозовели.

– Не то чтобы мне хотелось пережить это снова, – сказал Рон, его улыбка исчезла. – Но в таком единичном случае есть свое очарование. Хотя если ты решишь снова выкинуть что‑нибудь эдакое, Джинни может решить, что тебе будет лучше на домашнем обучении запертым в подвале. Поверь мне, она шутить не будет, Джеймс.

Позже, после обеда Джеймс встретился с Зейном и Ральфом снаружи, поскольку Альма Алеронцы собирались в путь. Мальчики наблюдали, как автомобили выкатились из гаража, как затем гараж был разобран и аккуратно упакован в багажник Доджа Шершня.

– Есть во всем этом что‑то глубокое и таинственное, не не могу точно сказать, что именно, – задумчиво произнес Зейн.

– Что? То, что гараж был упакован внутрь чего‑то, минуту назад располагавшегося внутри него самого?

– Нет. Я про то, что популярность профессора Франклина среди девчонок все возрастает по мере приближения его отъезда.

Это было правдой. Франклин пользовался поразительной популярностью у женского пола, начиная с престарелых матрон и заканчивая девочками‑первокурсницами, которые глупо хихикали, когда он проходил мимо, легонько похлопывая каждую из них по голове. Похоже, единственными женщинами, не попавшими под влияние его очарования, были Директриса и Виктуар, которые считали его просто напыщенным старым хвастуном. Тед объяснил, что одним из преимуществ старости является возможность флиртовать с любой девушкой без опасения, что это сочтут достаточно серьезным, чтобы обидеться. Зейн нашел это замечание довольно поучительным.

– Когда я буду старым, я тоже буду так флиртовать, – мечтательно вздохнул он.

– Он даже не флиртует, – заметил Джеймс, прищурившись, – он просто улыбается им и ведет себя так же скромно, как и всегда.

– Твои слова отражают степень твоих познаний во флирте.

Ральф закатил глаза.

– Я удивлен, что вы не делаете заметок.

– Ему стоило бы давать уроки, – серьезно сказал Зейн, наблюдая, как Франклин с легким поклоном поцеловал руку Петры Моргенштерн на прощание. Петра заулыбалась и слегка покраснела. Когда Франклин выпрямился, она подалась вперед и чмокнула его в щеку.

– Дамы и господа Хогвартса, – сказал он, поворачиваясь и обращаясь к толпе, – было особым удовольствием служить вам в этом году. Это был, насколько я знаю, удивительно поучительный год для всех нас. Мы укрепились в нашей решимости работать с европейским магическим сообществом над поддержанием честности и справедливости по всему миру, не только магическому, но и всего человечества, – он оглядел толпу, улыбаясь, а затем снял очки и вздохнул. – Я подозреваю, что впереди тяжелые времена.

Дуют ветра перемен. По обе стороны океана мы сталкиваемся с силами, сотрясающими сами основы наших культур. Но мы подружились, мы и вы, и выстоим, что бы ни случилось. Я живу уже очень долго и могу сказать с известной долей уверенности, что перемены всегда как ветер. Испытание для хороших людей состоит не в том, чтобы помешать изменениям, а в том, чтобы придать им форму, когда они придут, так, чтобы они принесли пользу, а не разрушения. По прошествии этого года я уверен, что мы можем преуспеть в этом начинании.

Раздались аплодисменты, хотя Джеймс почувствовал, что они были немного формальными. Не все в толпе были согласны с Франклином, и не у всех несогласных были одинаковые причины. Тем не менее, это была хорошая речь, и Джеймс был рад, что Франклин произнес ее. Толпа продолжала аплодировать, пока Франклин забирался в Фольксваген «Жук». Он помахал из‑за приоткрытой дверцы.

Кто‑то похлопал Джеймса по плечу. Он обернулся и посмотрел вверх. Перед ним стоял профессор Джексон. Высокий, одетый в черное, Джексон выглядел еще более внушительно, чем обычно. Он смотрел вниз на Джеймса, нахмурив брови.

– Думаю тебе бы хотелось иметь это при себе, – сказал Джексон. Джеймс заметил, что он держит маленький деревянный ларец. Джексон взглянул на предмет в своих руках, а затем протянул его Джеймсу. – Это было найдено в комнатах мадам Делакруа. Думаю, это принадлежит тебе больше, чем кому бы то ни было. Распоряжайся им, как посчитаешь нужным.

Джеймс принял этот ящичек, который оказался удивительно легким. Он был странного зеленого цвета и покрыт глубоко вырезанным орнаментом из значков. Это напомнило ему лозы на дверях в Пещерную Цитадель. Он хотел спросить профессора Джексона, что там такое, но тот уже шел через двор к «Стрекозе». Он остановился, дойдя до машины, а затем повернулся и поднял одну руку, прощаясь, его лицо было каменным, как и его прозвище. Толпа аплодировала ему дольше и громче, чем даже Франклину. Удивительно, но Джексон стал любимцем Хогвартса не столько вопреки своей манере поведения, а, скорее, благодаря ей.

После того как Джексон сел в машину, оставшиеся члены делегации быстро распределились по автомобилям. Неофициальная делегация из американского департамента административной магии прибыла из Лондона днем ранее, чтобы присоединиться к своим соотечественникам во время обратной поездки в Штаты. Они забрались в машины, кивнув на прощание собравшимся. Последними были носильщики, которые упаковали кучу багажа в видимо бездонные багажники автомобилей, а затем сели за руль.

Крылья автомобилей плавно развернулись и начали рассекать воздух. Додж «Хорнет» взлетел первым. Скрипя рессорами и металлом, он поднялся в воздух и медленно развернулся. Статц «Стрекоза» и Фольксваген «Жук» последовали за ним, их низко гудящие крылья били воздух и колыхали траву на внутреннем дворе. Затем с неожиданной грацией и скоростью они умчались, их носы были наклонены к земле. Спустя меньше минуты шум их полета потерялся в весеннем ветре, дующем из‑за холмов.

Ральф, Зейн и Джеймс плюхнулись на скамейку рядом со входом во двор.

– Так что в коробке, которую дал Джеймс? – спросил Ральф, глядя на нее с любопытством.

– На твоем месте я бы даже открывать ее не стал, – предупредил Зейн. – Помните, что он говорил насчет того, чтобы сделать нашу жизнь «интересной»? Он такой парень, что мог дождаться собственного отъезда, а потом отомстить нам. Таким образом, неприятности начнутся после его ухода, – он постучал себя по голове с умным видом.

Джеймс нахмурился и медленно покачал головой. Он смотрел на ларец у себя на коленях. Крышку удерживала закрытой медная защелка на передней панели. Не говоря ни слова, он повернул ее и поднял крышку. Зейн и Ральф наклонились вперед, чтобы посмотреть. Внутри этот ящичек был выстлан фиолетовым бархатом. Лишь одна вещь лежала внутри, поверх сложенного кусочка пергамента.

– Я не понимаю, – сказал Ральф, снова садясь назад. – Это кукла.

Джеймс взял ее и поднял. Это действительно была маленькая фигурка, грубо сделанная из мешковины и шпагата с разными пуговицами вместо глаз.

Зейн пристально смотрел на нее, лицо его было серьезно.

– Это же… это же ты, Джеймс.

Конечно, фигурка не имела портретного сходства. Черные нитки на голове представляли хорошо известные непослушные волосы Джеймса. Даже форма головы, линия ниточного рта и расположение пуговичных глаз дополняли жуткий портрет.

Джеймс вздрогнул.

– Это кукла вуду, – сказал он. Вспомнив о записке в ящичке, мальчики достали ее и, развернув, стали читать.

Мистер Поттер,

Вы, безусловно, поняли, что это такое. На этом семестре во время курса Техномантии у нас не было достаточно времени, чтобы обсудить древнее искусство Репрезентационной Гармонии, но я подозреваю, что последствия вам ясны. Это было найдено в покоях мадам Делакруа.

После небольшой дискуссии с Директрисой и портретами Северуса Снейпа и Альбуса Дамблдора – о чьем интересе к вам давно известно – было решено, что вам будет полезно знать, как мадам Делакруа пользовалась этим предметом, чтобы навредить вам. Элегантность ее методов восхищает. Эта фигурка была помещена рядом с более крупной по размерам фигуркой вашего отца, Гарри Поттера. С другой стороны находилась свеча. Похоже, она все время следила, чтобы свеча не потухла. Результатом, естественно, мистер Поттер, стало то, что ваша фигурка всегда была в тени вашего отца.

В искусстве вуду всегда есть некое зерно истины.

Делакруа знала, что вы вполне оправданно боретесь с тем, что от вас ожидают славы, сравнимой с овеявшей вашего легендарного отца.

Урок, который вы должны извлечь из этого, мистер Поттер, состоит в том, что эти чувства не являются плохими по сути, но нуждаются в некотором обдумывании. Поразмышляйте над тем, кто вы есть. Эмоции кажутся правильными, но они могут сбить с верного пути. И они могут быть, как вы уже поняли, использованы против вас самих. Я повторю, как ваш учитель и старший, что вам стоит поразмышлять над чувствами, которые вы испытываете.

Подчините их, или они подчинят вас себе.

Теодор Хиршалл Джексон.

– Вау! – выдохнул Ральф. – Неспроста ее прозвали «королевой вуду!»

– Что собираешь с ней делать, Джеймс? – спросил Зейн. – В смысле, уничтожив ее, ты, в какой‑то мере, уничтожишь себя.

Джеймс уставился на свою уменьшенную, непривлекательную копию.

– Я так не думаю, – задумчиво ответил он. – Не думаю, что тогда Джексон отдал бы ее мне. Полагаю, он просто хотел, чтобы я помнил о случившемся. И приложил усилия, чтобы это не повторилось.

– Ну? – повторил Зейн. – Что собираешься с ней делать?

Джеймс стоял, засовывая куклу в карман джинсов:

– Не знаю. Думаю, оставлю себе. На время.

С этим, трое мальчиков направились в школу, собираясь делать настолько мало, насколько возможно в свой последний учебный день в этом году.

Той же ночью, не сумев заснуть от волнения перед предстоящим отъездом, Джеймс встал с кровати. Он прокрался по лестнице в гостиную, надеясь застать кого‑нибудь за игрой в шахматы или даже в «Складки и сверла». Тускло освещенная комната оказалась пуста. Он уже повернул обратно, когда что‑то привлекло его внимание. Возле камина сидел призрак Седрика Диггори. Его серебристая фигура была по‑прежнему прозрачной, но гораздо более плотной, чем в последний раз, когда Джеймс видел его.

– Я пытался придумать себе имя, – улыбнувшись, произнес Седрик. Джеймс, тем временем, уселся на соседний диван.

– Но у вас уже есть имя, разве не так? – спросил Джеймс.

– Да, но не подходящее для призрака. Не то что «Почти Безголовый Ник» или «Кровавый Барон». Нужно нечто особенное.

Джеймс задумался:

– Как насчет «Охотника за Надоедливыми Маглами»?

– Несколько длинное.

– Можете предложить получше?

– Я думал… Только не смейся, – привидение строго посмотрело на Джеймса. – Я думал о чем‑то вроде «Молчаливого Призрака».

– Хммм, – осторожно ответил Джеймс. – Но ты же не молчишь. По сути, теперь тебя слышно намного лучше. Твой голос больше не звучит так, словно доносится из‑за Великой Грани.

– Да, – согласился Седрик, – теперь меня стало немного больше… если можно так выразиться. Я стал настолько же призрачным, как и большинство прочих школьных привидений. Но меня не было слышно в течение долгого‑долгого времени, разве нет?

– Да, это так. Но все же с именем, подобным «Молчаливому Призраку», – с сомнением произнес Джеймс, – будет сложновато бродить туда‑сюда и болтать со всеми.

– Может, у меня получится быть все время задумчивым и тихим, – размышлял Седрик, – просто плавать в воздухе, смотреть суровым взглядом и все такое. А затем, когда я прохожу мимо, люди будут шептаться между собой: «Вот он идет! Молчаливый Призрак!»

Джеймс пожал плечами:

– Можно попробовать. Полагаю, у тебя будет целое лето на то, чтобы потренироваться бродить в задумчивом молчании.

– Я тоже так считаю.

Джеймс неожиданно поднялся.

– Так ты думаешь, что станешь новым призраком Гриффиндора? – спросил он. – Я имею в виду, с тех пор, как Почти Безголовый Ник нас покинул, у нашего факультета нет собственного призрака.

Седрик на секунду задумался.

– Нет, я так не думаю. Правда. Извини. Я ведь был пуффендуйцем, помнишь?

Джеймс плюхнулся обратно.

– Точно. Я и забыл.

Несколько минут прошло в молчании, затем Седрик снова заговорил:

– Ты поступил действительно круто, когда пошел в лес и позвал Мерлина, чтобы он вернулся и помог всем нам, когда, казалось, тот уже покинул нас навсегда.

Джеймс поднял взгляд и внимательно посмотрел на привидение. Он слегка нахмурился.

– Правда? Ну, это была просто отчаянная попытка. Ведь в том, что Мерлин вернулся, виноват только я один. Я думал, что окажу миру действительно огромную услугу, встав на пути зловещего заговора Делакруа и Джексона. В итоге это обернулось тем, что она просто‑напросто обвела меня вокруг пальца, а Джексон оказался хорошим парнем.

– Ну и? – парировал Седрик. – Ты ведь научился чему‑то новому, разве не так?

– Я не знаю, – автоматически ответил Джеймс. На секунду он задумался, затем добавил: – Вообще, да, я думаю, это так.

– В одном вы с отцом похожи, Джеймс, – произнес Седрик.

Джеймс невесело рассмеялся.

– Не вижу в чем. Вот, что я уяснил: мой способ решать проблемы не похож на отцовский. Попытаюсь следовать его методу – и все испорчу. Буду использовать свой – смогу помочь, полагаясь на чистую удачу. Метод отца – метод героя. Мой же – метод руководителя. Мой главный талант – просить о помощи.

– Нет, Джеймс, – Седрик подался вперед, чтобы заглянуть Джеймсу в глаза. – Твой главный талант – вдохновить людей на помощь. Думаешь, это не важно? Миру нужны такие, как ты, потому что большинству не хватает смелости, или энтузиазма, или руководства, чтобы стать героями. Они хотят этого, но ими нужен тот, кто скажет им, зачем, или покажет, как это сделать. У тебя есть дар, Джеймс. Твой отец был героем, потому что был Мальчиком, Который Выжил. Такова его судьба. Путь этот нелегкий, но очевидный. Был Гарри и был Волан‑де‑деморт. Он знал, что должен сделать, даже если это убьет его. Ты же… ты герой, потому что решил быть им, каждый день. У тебя талант вдохновлять других на тот же выбор.

Джеймс уставился на камин:

– Я не герой.

Улыбнувшись, Седрик снова сел.

– Ты так думаешь, потому что уверен – герои всегда побеждают. Поверь мне, Джеймс. Не победа определяет героя. Очень многие из них погибли в борьбе. Большинство никогда не получит признания. Нет, герой тот, кто поступает правильно тогда, когда гораздо, гораздо легче ничего не делать.

Криво улыбаясь, Джеймс повернулся к призраку:

– Может, нам стоит звать тебя «Призрак Дрянных Советов»?

– Ха‑ха‑ха, – ответил призрак.

Джеймс снова вскочил:

– Спасибо, Седрик. Это… на самом деле помогает.

Седрик кивнул. Джеймс направился к лестнице, но, поставив ногу на первую ступеньку, замер.

– Кое‑что по‑прежнему меня беспокоит, Седрик. Возможно, будучи призраком, ты знаешь ответ.

– Возможно. Спрашивай.

– В лесу дриада упомянула о наследнике Волан‑де‑Морта. Она сказала, что он жив и где‑то рядом, прямо здесь, в школе.

Седрик медленно кивнул:

– Я был там, когда вы рассказывали об этом Снейпу.

– Ну, кто бы это ни был, думаю, это он взял игровую приставку Ральфа и воспользовался именем Астрамаддукс. Если бы не это, вообще бы ничего не случилось. Кто бы это ни был, он работал с мисс Сакариной с самого начала.

Середрик перевел взгляд на ближайшее окно.

– Думаешь, что знаешь, кто это?

– Табита Корсика, – решительно сказал Джеймс. – Я думал, что это может быть она, даже после разговора со Снейпом, я по‑прежнему так думаю. Да, ее метла не посох Мерлина, но в ней есть что‑то пугающее. Как и в Табите в целом.

Седрик встал и прошел сквозь стул, видимо, не заметив его.

– Я чувствую что‑то, Джеймс. Признаюсь тебе. Такое ощущение, словно Тот‑Кого‑Нельзя‑Называть все еще здесь. Витает в залах. Это как запах, как что‑то протухшее и вязкое и… кровавое. Возможно, я более чувствителен, чем другие призраки. В конце концов, он виновен в моей смерти.

– Да, – сказал тихо Джеймс. – Я не забыл.

– Но, Джеймс, редко все так очевидно, как хотелось бы. В реальном мире, во всяком случае в наши дни, не во времена Мерлина, у зла много масок. Это сбивает с толку. Ты должен быть очень осторожным. Иногда даже хорошие люди могут быть плохими. Многие из нас, и твой отец не исключение, совершали эту ошибку, например, в отношении профессора Снейпа.

– То же сделал и я, – признал Джеймс. – С профессором Джексоном.

Седрик кивнул.

– Но я готов поклясться, что Табита участвовала в заговоре Мерлина. Какова по‑твоему настоящая история ее метлы и ее самой?

Несколько секунд Седрик внимательно смотрел на Джеймса.

– А ты не думал, что метла может быть именно тем, что она и говорила?

– Чем? – усмехнулся Джеймс – «Магловским артефактом»? Это же просто хитрость, которую она придумала, разве нет?

Седрик пожал плечами, но это больше походило на такое пожатие плечами, когда кто‑то знает больше, чем собирается говорить.

– Самые ужасные в мире люди не те, кто склонны ко злу, Джеймс. Иногда самые ужасные люди – те, кто ошибочно принимает собственную ложь за правду.

Джеймс моргнул.

– Ты хочешь сказать… Табита Корсика верит во всю ту чушь, которую она говорила на дебатах? О том, что Волан‑де‑Морт на деле был неплохим парнем? Что Министерство и магический правящий класс раздавили его потому, что не позволили ему изменить существующий порядок вещей? Она же не может в это верить, правда?

Седрик посмотрел на Джеймса и вздохнул.

– Честно говоря, я не знаю. Но я знаю, что многие люди верят в это. И она выглядит довольно искренней. В ее метлу, может, и встроен некий жуткий амулет, но это ничто по сравнению с темной магией, которую некоторые могут творить, когда их сердца достаточно извращенны, чтобы повернуться ко лжи, которую они считают правдой.

Размышляя, Джеймс тихо поднялся и вернулся обратно в свою постель. Он никогда раньше не предполагал, что Табита Корсика может верить в вещи, которые говорит. Он предполагал, что она поддерживает пропаганду Прогрессивного Элемента, потому что полностью одобряет и поддерживает их основные темные цели. На мгновение он почувствовал жалость к ней. Ужасно подумать, что кто‑то вроде нее может верить, что она на правильной стороне, а он, Джеймс Поттер, и его отец – злые. Это было почти немыслимо, но не совсем. Снаружи луна была полной и яркой. Джеймс уснул, ощущая ее свет на своем лице, бледный и холодный, его брови по прежнему были слегка нахмурены.

На следующий день Джеймс, Зейн и Ральф приехали на Хогвартс‑Экспрессе обратно на платформу девять и три четверти. Родители Зейна были там, вместе с его младшей сестренкой, Грир, которая смотрела на огромный красный поезд с откровенным благоговением. Рядом с ними Джеймс увидел своих родителей, с ними были Альбус и Лили. Он улыбнулся и помахал им рукой. Казалось, и недели не прошло с тех пор, как он смотрел на них из поезда, отъезжающего от станции, волнуясь о том, как пройдет первый год обучения в Хогвартсе.

Теперь он снова дома. Хогвартс, конечно замечательный, подумал Джеймс, но он был рад вернуться после всего. В следующем году он будет сопровождать Альбуса в поезде на его первый год обучения. Он будет дразнить Альбуса по поводу того, на каком факультете тот окажется, до самого конца. Это будет его летним проектом, на самом деле. Но он не волновался об этом. Даже если Альбус не попадет в Гриффиндор, это не страшно. Джеймс знал, что если Альбус действительно попадет на другой факультет, какая‑то часть его, Джеймса, даже будет немного ему завидовать. Но только чуть‑чуть.

Джеймс присоединился к толпе, выходящей из поезда и столкнулся с Тедом. Тед, как заметил Джеймс, держал за руку Виктуар.

– Вы нарываетесь на неприятности, знаете ли, – сказал Джймс, ухмыляясь.

– Это сложный вопрос, являющийся спорным, – смиренно сказал Тед, – но все мы несем наше бремя.

– Мои родители не должны видеть нас вместе, – скомандовала Виктуар. – Тед Люпин, не вздумай все испортить. Ты знаешь, они это не одобрят. Ты должен держать рот закрытым. И ты тоже, Джеймс.

– Ее акцент гораздо более заметен, когда она занудствует, не правда ли? – спросил Тед Джеймса.

Джеймс улыбнулся. Это было так.

Он остановился в открытых дверях поезда, глядя на платформу. Сквозь толпу вернувшихся учеников, шумных носильщиков и кричащих членов семьи он увидел Зейна, обнимающегося со своей мамой, симпатичной блондинкой и отцоми – высоким, гордым мужчиной. Его сестра участвовала в объятиях, словно против воли, счастливая от встречи с братом, но по‑прежнему завороженная красным поездом. Встреча Ральфа с отцом на платформе была более сдержанной, оба смущенно улыбались. Ральф оглянулся и помахал Джеймсу.

– Папа сказал, мы проведем лето в Лондоне! Я смогу приехать в гости!

– Здорово! – радостно крикнул Джеймс в ответ.

И вот, спустившись вниз, Джеймс увидел членов своей семьи, высматривающих его. За момент до того как они заметили его, Джеймс насладился своим собственным счастьем. Это действительно был дом. Он побежал к ним, проверяя карман джинсов, чтобы убедиться, что куколка мадам Делакруа, сделанная по его подобию, по‑прежнему там. Может, она ничего и не значила, но не повредит. Совсем не повредит.

– Джеймс! – закричал Альбус, увидев его первым. – Ты нам что‑нибудь привез? Ты обещал!

– Кто я тебе? Санта‑Клаус? – спросил Джеймс, засмеявшись, когда Альбус и Лили чуть не опрокинули его.

– Ты обещал! Ты обещал лакричные палочки от леди с тележкой!

– И Пирожные‑котелки для Розы и Хьюго, – добавил Гарри, ухмыляясь.

– Вау, как быстро распространяются слухи. Хорошо, хорошо. У меня есть обещанное для всех! – признался Джеймс. Он опустошил свои карманы, наполнив руки Альбуса и Лили сластями. Последней он достал куклу вуду и неуверенно посмотрел на нее.

– Что это такое, Джеймс? – спросила Джинни, обнимая его и глядя на вещь в руках сына. – Оно выглядит, как… ну, как ты!

Лицо Джеймса скривилось в усмешке.

– Это для тебя, мам. Я думаю, ты захочешь сохранить это, когда я отправлюсь в школу в следующем году. Ну, знаешь, чтобы вспоминать обо мне.

Джинни взглянула на нее с недоумением, а затем перевела взгляд на Гарри. Тот пожал плечами и улыбнулся.

– Ну, это немного странно, но хорошо, – сказала она, забирая у него куклу. – Если я обниму ее, ты почувствуешь это?

Джеймс равнодушно пожал плечами, пока семья начала прокладывать путь к главному терминалу.

– Я не знаю. Вообще, не важно. Это… Хотя знаешь, полагаю, стоит попробовать.

Джинни кивнула, улыбнулась и взглянула на Гарри, обняв куклу своего сына.

КОНЕЦ

[1]Прим. ред. Grey (Грей) – cерый, Pink (Пинк) – розовый.

[2]Прим. ред. Purple – фиолетовый

[3]Rocket – ракета, а Старелка – Wocket (Прим. редакт.)

[4]Прим. ред. Бенджамины – сленговое название 100$. Так же тут отсылка к синглу «Puff Daddy «It» s All About the Benjamins»

[5]гикори – род североамериканского орешника

[6]Канцлер – это ректор в Великобритании, эта должность носит церемониальный характер и фактически роли не играет. В Америке наоборот, канцлер равен ректору и руководит учебным заведением. (прим. перев.)