Социальная власть и регулирование общественных отношений в догосударственный период

Современная антропология доказала, что самые ранние формы объединения предков современного человека – архоантропов и палеоантропов – были связаны с неупорядоченными (временными) семейно-родовыми связями, с необходимостью защиты от внешней природной среды и совместного добывания пищи. Это могли быть отдельные «семьи» (существовавшие, например, в тропических лесах), но наиболее известны крупные группы, образующие первобытное стадо и совершающие преимущественно биологическую эволюцию – совершенствовались мозг, конечности человека и т.д.

Только 40-30 тысяч лет назад возник человек современного типа – Homo sapiens – «человек разумный», он перестал физически меняться, а вместо этого - сначала очень медленно, а потом все более стремительно начинает изменяться общество. Люди научились создавать не примитивные, а более совершенные орудия из камня, добывать огонь и строить примитивные жилища. Одновременно возникли и более устойчивые формы человеческого общежития – первобытные родовые общины. На роды распалось, развившись и тем исторически исчерпав себя, первобытное стадо. Все члены рода связаны трудовыми функциями и общей задачей сохранения рода.

Организационно род представлял собой объединение людей на основе кровного родства, совместного коллективного труда, общей собственности на орудия труда и продукты производства, а не на общности занимаемой территории. Роды могли перемещаться с одной территории на другую, но их организация при этом сохранялась. Несколько родов объединялись во фратрии, которые, в свою очередь, объединялись в племена, нередко объединявшиеся в союзы. Такой союз также характеризуется не как территориальный, а как кровнородственный.

Хозяйство родового строя было добывающим (присваивающим, т. е. получающим готовый продукт от дикой природы путем охоты, собирательства плодов, рыбной ловли). Полученный продукт составлял общую собственность рода (принцип реципроктности) и делился между всеми членами рода с учетом заслуг каждого (принцип редистрибуции). Прибавочного, избыточного продукта присваивающее хозяйство, как правило, не давало, обеспечивались лишь минимальные потребности родовой общины, хотя трудились все члены рода (и подростки!), причем при максимальном напряжении объединенных усилий. На иных началах первобытное общество просто не смогло бы существовать и было бы обречено на вымирание. Это было общество экономически равных (но равных в бедности) людей, из чего проистекали равенство социального положения, единство интересов и сплоченность членов рода. Система экономических и социальных отношений родового строя в научной литературе охватывается понятием «первобытного коммунизма». Изначально социально-экономические и управленческие и т.п. отношения, существуя внутри рода, были слиты с кровнородственным моноотношением. Его дифференциация – длительный исторический процесс[14].

Коллективный труд, совместная собственность, общее потребление материальных благ и социальное единство внутри родовой общины порождали и соответствующие им формы организации социальной власти и управления. Такую власть и форму ее организации принято называть первобытной демократией, первобытным самоуправлением.[15]

Высший орган власти – родовое собрание всех взрослых членов рода. Причем в управлении участвовали все взрослые члены рода, как мужчины, так и женщины. Наиболее важные вопросы, касающиеся всего рода, решались общим собранием его членов. Собрание выбирало и смещало старейшин, военных вождей, предводителей охоты, которые управляли повседневной жизнью родовой общины. Для решения важных дел собирался Совет старейшин, вождей. Власть старейшин и вождей базировалась исключительно на авторитете, на глубоком уважении старших членов рода, их опыте, мудрости, ловкости и храбрости охотников и воинов. Смещенные лица становились рядовыми членами рода, воинами, частными лицами и не видели в этом никакого умаления их достоинств. Старейшины и военачальники в процессе управления делами рода не получали какого-либо материального вознаграждения. Споры между членами общины разрешались теми, кого они касались. Принуждение было сравнительно редким и состояло, как правило, в наложении обязанностей за провинность. Крайней формой наказания являлось изгнание из общины, что означало верную смерть. В подавляющем большинстве случаев достаточно было простого осуждения сородичей, порицания старших, в особенности вождей, старейшин. Род давал своим членам защиту от внешних врагов, как военной силой, так и глубоко укоренившимся обычаем кровной мести за сородича. Все эти функции общественной власти не требовали существования особого аппарата управления, выделенного из общества. Они осуществлялись самими членами рода. Не было и особого аппарата принуждения, ведения войн. Вооруженную силу составляли все мужчины, способные носить оружие.

Итак, власть в первобытном обществе олицетворяла силу и волю рода или союза родов: источником и носителем власти (властвующим субъектом) был род, она была направлена на управление общими делами рода, подвластными (объектом власти) являлись все его члены. Здесь субъект и объект власти полностью совпадали, поэтому власть была по своей природе непосредственно общественной, т.е. неотделенной от общества и неполитической. Единственным способом ее реализации было общественное самоуправление. Ни профессиональных управленцев, ни особых органов принуждения тогда не существовало.

Все это позволяет характеризовать общественную власть при родовом строе как первобытнообщинную демократию, не знавшую еще ни имущественных, сословных, кастовых или классовых различий, ни государственно-политических форм. По современной этнографической терминологии это была потестарная, а не политическая власть[16]. Ее характерными чертами признают выборность, сменяемость, срочность, отсутствие привилегий и общественный характер.

Строгий порядок жизнедеятельности родовой общины обеспечивали обычаи. Первобытные обычаи коренились в глубокой древности, тысячелетиями передавались из поколения в поколение. Большую роль в формировании и поддержании обычаев играли религиозные, мистические представления первобытных людей. Обычаи включали в себя непререкаемые запреты (табу), ритуальные действия, а так же устоявшиеся мифы, создающие образцы для подражания.

Соблюдение обычаев было прочной привычкой, органической потребностью каждого члена рода. Непререкаемость обычая опиралась на кровную связь и общность интересов членов родовой общины, равенства их положения, отсутствие между ними непримиримых противоречий.

Обычай – это исторически сложившиеся правила поведения, которые вошли в привычку в результате их многократного повторения. Обычаи выражали интересы всех членов общества и закрепляли их равенство между собой.

В обычаях родового строя еще невозможно вычленить традиционные, нравственные, религиозные или правовые нормы, как это имеет место в более развитых обществах. Обычаи носили синкретический (слитный) характер первоначальных императивов. В исторической науке и этнографии они получили название «мононормы»[17] и оттуда этот термин перекочевал в юридическую науку[18], где названы их специфические особенности. Во-первых, доминирование запретов. «Права» отдельных индивидов – это по большей части только «оборотная сторона» обязанностей индивидов перед коллективом. Так, обязанность не препятствовать доступу к добыче остальных членов коллектива оборачивалось для них и правом: правом каждого из них получать долю. Во-вторых, первичный характер запретов и входивших в их орбиту позитивных правил. С самого начала они выступали в виде непосредственного выражения коллективистских начал в жизни первобытного общества, средства «нейтрализации» опасности, которую представлял для общества зоологический индивидуализм. Их жесткость, твердость, непререкаемость в значительной мере объясняются жесткостью, твердостью непререкаемостью самих требований жизнедеятельности первобытных людей, в том числе, требований, имеющих в своей основе биологические предпосылки. В-третьих, предметность, определенность, казуистичность запретов, отсутствие в них обобщающих, интеллектуальных компонентов, сторон. Если табу потому и отличается от запрета, что охватывает известные духовно-идеологические моменты (представление о неотвратимой опасности при нарушении табу, чувство ужаса перед этим), то сам запрет крепко «привязан» к строго определенному предмету реального или воображаемого мира.[19]