О военном красноречии

(1825 г.)

(...) Всякое красноречие есть способность выражать свои мысли так, как должно для достижения своей цели. Она двоякая: или поучать, или убеждать. Отсюда возникли у нас, новейших народов, красноречия церковное и судебное. Известно, что главные достоинства речи суть: ясность для слушания, округленные периоды, счастливый выбор метафор и фигур, чистота, полнота и благозвучие. Но должно признаться, что красноречие военное отличается весьма от духовного и гражданского. В сих наблюда­ется тщательно строгая правильность в расположении всех частей речи, чтобы действовать на ум ученостию; военное же действует на сердце и воображение. Военный оратор предстоит своему воинству, в виду которого победа или смерть. Его речь кратка и быстра, подобно пулям и ядрам, которые нередко прекращают период в самом его начале. Тут красноречие и действие вместе. Он говорит и поражает. Минуты драгоценны. Речь его одушевляется временем, местом и нечаянностью обстоятельств. Не нужна тут чистота слога академика. Иногда самая оригинальная неправильность в выраже­нии, отпечатывающая смятение войны, бывает полезна. Там одно слово — Бог, отечество, слава или честь — собирает всех под одно знамя и сливает в одну душу. Нужно вообще, чтобы мысли, выбор выражений были совершенно военные. Солдатам надобно говорить языком внятным, солдатским. Война зависит от сил физических и нравственных. Первые подчинены искусному образованию военного начальства, но нравственные требуют совсем иного влияния. Солдат, чтобы сражаться с мужеством, не может руководим быть одною дисциплиною. Его должна подстрекать страсть, и если ее в нем нет, то должно уметь ее в нем возродить. Разуму предлежит приводить в движение все силы армии, сей воинственной машины (...)

Но никакой предводитель никогда не достигнет своего намерения красноречием, если сам он не украшается личными, войску известными, качествами. Необходимо, чтобы он имел любовь и доверенность к себе войска, которые приобретаются благочестием, нравственностью, долговременного, с нижних чинов уже лаврами увенчанною, службою, опытностью, бесстрашием, храбростью, бескорыстием, беспристрастием в наградах, правосу­дием, присутствием духа, простотою солдатской жизни и другими воинскими добродетелями. (...)

У греков и римлян народное воспитание, умоначертание и образ правления способствовали ораторству. В Греции аттическое красноречие давало законы, владычествовало над народом своевольным и предписывало мир и войну. Демосфен спасает витийством отечество от оков Филиппа. Победа его на поприще состязания над знаменитым оратором Эсхином приобретает ему венец от всей стекшейся, по словам Цицерона, в Афины Греции. Красноречие Перикла провозглашается, по свидетельству Плу­тарха, Олимпийским, потому что оно уподоблялось грому Юпитера, а правление его веком Перикла. Гордая, доблественная Спарта учит сынов своих воинственному красноречию: дорожит словами, но не мыслями и делами. Погибающий от несметного ополчения Ксеркса Леонид в Термопилах не отдает требуемого у него неприятелем оружия. Слова его: «Приди и возьми сам!». Когда его устрашают, что стрелы персов затмят солнце, ответ спартанца: «Тем лучше; мы будем сражаться в тени». Образец подобного лаконического красноречия видим мы в Риме. Камилл из заточения летит спасать неблагодарное отечество к Капитолию, осажденную Бренном, где взвешивается уже злато на искупление мира. Он разбивает галлов и восклицает: «Не златом, а железом должны римляне обретать свое отечество. Они вступают в переговоры только с побежденными, а не с победителями».

В наши времена, когда публичное красноречие ограничивается одними проповедями и государственный человек никогда не имеет случая говорить многочисленному народу или военачальник войску, чтобы живым словом наклонять и одушевлять к известной цели, в наши времена красноречие сие не существует в том виде. Мы имеем, а особливо со времени изобретения книгопечатания, много писателей, но не ораторов. Мы имеем способность написать то, что думаем, но не сказать.

(...) Раскрывая летописи России, мы встречаем повсюду знаменитые события, блистающие редкими образцами военного красноречия. И в отдаленной древности показывают племена славянские, что возвышенный воинственный дух был отличитель­ным их характером и приобретал им уважение всех народов. Перед сражением с греками Святослав сказал своим воинам следующую речь: Уже нам не камо ся дети: волею и неволею стати противу, да не посрамим земли Русския, но ляжем костьми ту; мертвыи бо срама не имут. Аще ли побегнем, срам имам; не имам убежати, но станем крепко; аз же пред вами поиду. Аще моя ляжет, то промышляйте о себе. И реша вои... «Иде же глава твоя, ту и своиглавы сложим».

Не будем проникать далее в мрачную древних веков мглу, покрывавшую колыбели всех народов. Можно ли отыскивать извивающиеся в подземных глубинах корни величественного того древа, которое осеняет ныне всю Европу? (...)

(...) Полтавская победа положила основание славе и величию Российской Европейской державы. Екатерина Вторая, поборствуя Петру Первому, соделалась и сама первою и великою. Она знала тайну воспламенять ум и сердце и сотворила великих мужей. Вверив меч на защиту Отечества Румянцеву, она ожидала известий о победах. Но когда он ей пишет, что турки втрое его многочисленнее,— то она ответствует ему: «Римляне никогда не спрашивали о числе врагов; но где они, дабы их поразить», и строки сии сделали Задунайского героем Кагульским.

(...) Говоря здесь о военном российском красноречии, можно ли не говорить о том Рымникском-Италийском, который был всегда непобедим и прославил себя сколько победами, столько всякого рода воинственным витийством. Иногда с простотою солдатского сердца наставлял он воинов и говорил: «Солдату надлежит быть здорову, храбру, тверду, решиму, справедливу, благочестиву». Иногда кричал он вслед идущим атаковать: «Вали на месте! Гони, коли, остальным давай пощаду! Грех напрасно убивать: они такие же люди... Кто остался жив, тому честь и слава!» (...)

(...) В сражении под Кремсом, когда колонна наша по неприбытию вспоможения должна была отступить от гораздо многочисленнейшего французского войска, генерал Милорадович, увидя невозможность остановить бегство солдат, тотчас нашелся и воскрикнул: «Хорошо, бегите, вот до того возвышения!». Тут, собрав все войско с подоспевшим подкреплением, поразил

неприятеля жестоко.

В кратком обозрении сем видели мы, как речи и слова, кстати сказанные, действовали на ум и сердце воинов. Но теперь взору нашему предстоит Отечественная война 1812 года. Какое обшир­нейшее поле отверзается военному красноречию!

Несметные полчища всей почти Европы под предводительством всеобладавшего Наполеона угрожали, казалось, России неминуе­мым разрушением. Уже с берегов Вислы и Немана неслись громовые тучи, которых мрак устрашал вечною ночию; в устах гордыни лютого завоевателя: «Россия увлечена неизбежным роком к своему падению». Но знал ли он землю русскую? Знал ли ее сынов? (...)

Печатается по изданию: Фукс Е. Б. О военном красноречии.—СПб., 1825.—С. 3—5, 6—9, 33—40, 44.