Глава вторая. Непосредственные факторы мнений толпы

⇐ ПредыдущаяСтр 9 из 13Следующая ⇒

* 1. Образы, слова и формулы, Магическая сила слов и формул. Могущественное влияние слов связано с образами, которые ими вызываются, и независит от их реального значения. Образы меняются соответственно времении расе. Обветшание слов. Изменение смысла слов сообразно расе. Различное значение слова "демократия" в Европе и Америке. * 2. Иллюзии. Их значение. Они лежат в основе всех цивилизаций. Социальнаянеобходимость иллюзий. Толпа всегда предпочитает их истине. * 3. Опыт. Только опыт может упрочить в душе толпы необходимыеистины и разрушить иллюзии, сделавшиеся опасными. Во что обходитсянеобходимый для убеждения толпы опыт. * 4. Рассудок. Ничтожность еговлияния на толпу. На толпу можно влиять, действуя на ее бессознательныечувства. Роль логика в истории. Тайные причины невероятных событий. В предшествующей главе мы изучили отдаленные и подготовительныефакторы, развивающие в душе толпы особенную восприимчивость, благодарякоторой в толпе возникают известные чувства и идеи. Теперь нам нужнорассмотреть факторы, действующие на толпу непосредственным образом. Вследующей главе мы увидим, как надо обращаться с этими факторами, чтобы ониоказали свое действие. В первой части нашего труда мы изучили чувства, идеи и рассуждениятолпы и можем отсюда вывести общее заключение о способах воздействия на душутолпы. Мы уже знаем, что поражает воображение толпы, какой силой изаразительностью обладают внушения, особенно те, которые представляются вформе образов; но так как происхождение внушений бывает весьма разнообразно,то и факторы, способные действовать на душу толпы, могут быть оченьразличны; поэтому-то и необходимо изучить их отдельно, и такое изучение небудет бесполезной работой. Толпа несколько напоминает сфинкса из античнойсказки: надо или научиться разрешать загадки, предлагаемые нам еепсихологией, или же безропотно покориться тому, что толпа поглотит нас. *1. ОБРАЗЫ, СЛОВА И ФОРМУЛЫ Изучая воображение толпы, мы видели, что нанего очень легко действовать, в особенности образами. Такие образы не всегдаимеются в нашем распоряжении, но их можно вызывать посредством умелогоприменения слов и формул. Искусно обработанные формулы получаютдействительно ту магическую силу, которая им приписывалась некогда адептамимагии. Они могут возбудить в душе толпы самые грозные бури, но умеют также иуспокаивать их. Можно было бы воздвигнуть пирамиду, гораздо более высокую,чем пирамида Хеопса, из костей лишь тех людей, которые пали жертвамимогущества слов и формул. Могущество слов находится в тесной связи с вызываемыми ими образами исовершенно не зависит от их реального смысла. Очень часто слова, имеющиесамый неопределенный смысл, оказывают самое большое влияние на толпу.Таковы, например, термины: демократия, социализм, равенство, свобода и т.д.,до такой степени неопределенные, что даже в толстых томах не удается сточностью разъяснить их смысл. Между тем, в них, несомненно, заключаетсямагическая сила, как будто на самом деле в них скрыто разрешение всехпроблем. Они образуют синтез всех бессознательных разнообразных стремлений инадежд на их реализацию. Ни рассудок, ни убеждение не в состоянии бороться против известных слови известных формул. Они произносятся перед толпой с благоговением, и тотчасже выражение лиц становится почтительным, и головы склоняются. Многиесмотрят на них как на силы природы или сверхъестественные силы. Они вызываютв душе грандиозные и смутные образы, и окружающая их неопределенность толькоувеличивает их таинственное могущество. Они являются таинственнымибожествами, скрытыми позади скинии, к которым верующие приближаются сблагоговейной дрожью. Образы, вызванные словами независимо от их смысла, меняютсясоответственно времени и народам, хотя сами формулы остаются неизменными. Снекоторыми словами временно связаны всем известные образы, вызываемые ими.Слово играет в таком случае роль звонка, вызывающего их появление. Не все слова и формулы обладают способностью вызывать образы. Бываеттак, что слова, вызывавшие раньше образы, изнашиваются и уже более ничего непробуждают в уме. Они становятся тогда пустыми звуками, единственная пользакоторых заключается в том, что они избавляют тех, кто их употребляет, отобязанности думать. Имея маленький запас таких формул и общих мест,заученных нами в молодости, мы обладаем всем, что нужно, чтобы прожитьжизнь, не утомляя себя размышлениями. Слова, входящие в состав какого-нибудь известного определенного языка,с течением веков изменяются очень медленно, но беспрестанно меняются образы,которые они вызывают, и смысл, который им придается. Вот почему раньше явысказал уже мнение, что точный перевод выражений какого-нибудь языка,особенно если дело идет об исчезнувшем народе, вещь совершенноневозможная. В самом деле, что мы делаем, например, подставляя французскийтермин вместо латинского, греческого или санскритского, или стараясь понятькнигу, написанную на нашем родном языке два, три столетия тому назад? Мыпростонапросто заменяем образами и идеями, образовавшимися в нашем уме подвлиянием современной жизни, те понятия и образы, совершенно непохожие нанаши, которые зародились под влиянием древней жизни в душе рас, находившихсяв совершенно других условиях существования. Когда люди революции копировалидревних греков и римлян, разве они не придавали словам древних именно тотсмысл, которого у них никогда не было? Какое сходство может, например,существовать между учреждениями древних греков и теми, которые в наше времяносят аналогичные названия? Чем была в те времена республика, как неучреждением, аристократическим по существу, собранием маленьких деспотов,господствующих над толпой рабов, находящихся в самом абсолютном подчинении?Эти коммунальные аристократии, опирающиеся на рабство, не могли бысуществовать и одной минуты без него. А слово "свобода", разве оно могло означать то же самое, что означаеттеперь, в такую эпоху, когда даже не подозревалась возможность свободномыслить и не было более великого и более редкого преступления, какрассуждения о богах, законах и обычаях государства? Слово "отечество",например, в душе какого-нибудь афинянина или спартанца было только культомАфин или Спарты, а вовсе не целой Греции, состоявшей из соперничающих междусобой городов, ведших постоянную войну друг с другом. Какой смысл имело этоже самое слово "отечество" у древних галлов, разделенных на соперничающиеплемена, отличавшиеся своей расой, языком и религией, и легко побежденныхЦезарем, так как он постоянно имел среди них союзников? Только Рим далгаллам отечество, доставив им политическое и религиозное единство. Даже незаглядывая так далеко, мы видим, что всего лишь два столетия назад слово"отечество" понималось совсем не так, как теперь, французскими аристократамивроде великого Конде, которые вступили в союз с иностранцами против своегомонарха. И разве то же самое слово не имело другого смысла для эмигрантов,думавших, что они повинуются законам чести, сражаясь против Франции? Сосвоей точки зрения они, без сомнения, повиновались этим законам, ибофеодальный закон прикрепляет вассала к его властелину, а не к земле, иследовательно, где находится этот властелин, там и есть истинное отечество. Очень многочисленны слова, смысл которых изменился подобным образом, идобраться до первоначального их смысла вовсе не легко. Справедливо говорят,что надо много прочесть, прежде чем в состоянии будешь сколько-нибудьуяснить себе, что означали для наших предков такие слова, как король икоролевская фамилия. Что же можно сказать относительно более сложныхтерминов? И так, значение слов бывает непостоянным, временным и меняетсясообразно векам и народам. Если мы хотим действовать этими словами на толпу,то прежде всего должны знать, что они означают в данную минуту, а никак нето, что они некогда означали, или могут означать для индивидов, обладающихдругой духовной организацией. Таким образом, когда после разных политических переговоров и переменрелигиозных верований в толпе возникает глубокая антипатия к образам,вызываемым известными словами, то первой обязанностью настоящегогосударственного человека должно быть изменение слов. При этом он,разумеется, не должен касаться сущности вещей, так как эти последние слишкомтесно связаны с наследственной организацией народа, чтобы их можно былоизменить. Рассудительный Токвиль давно уже обращал внимание на то, что трудыконсульства и империи состояли главным образом в том, чтобы нарядить в новыеслова большинство учреждений прошлого, т.е. заменить слова, вызывавшиенеприятные образы в воображении толпы, другими, новизна которых мешалапоявлению этих образов. Так изменены были, например, названия налогов, хотяналоги и сборы остались по существу те же. Самой главной обязанностью государственных людей должно быть,следовательно, переименование и поименование популярными или же нейтральныминазваниями тех вещей, которых толпа уже не выносит более под их прежнимиименами. Могущество слов так велико, что стоит только придумать изысканныеназвания для каких-нибудь самых отвратительных вещей, чтобы толпа тотчас жеприняла их. Тэн справедливо замечает, что именно призывая свободу ибратство, слова очень популярные в те времена, якобинцы могли"водворить деспотизм, достойный Дагомеи, суд, достойный инквизиции, иорганизовать человеческие гекатомбы, напоминающие гекатомбы древнейМексики". Искусство правителей, а также адвокатов, именно и заключается втом, чтобы уметь обращаться со словами. Главная трудность этого искусствасостоит в том, что в одном и том же обществе, но в разных социальных слоях,одни и те же слова весьма часто имеют совершенно различный смысл. Внешне вэтих общественных слоях употребляют такие же точно слова, но эти слованикогда не имеют того же самого значения. В предшествующих примерах мы указывали на время как на главный факторизменения смысла слов. Если мы включим сюда и расу, то увидим, что в одну иту же эпоху у народов одинаково цивилизованных, но различной расы, одни и теже слова выражают часто очень различные идеи. Трудно понять все этиразличия, не совершив многочисленных путешествий, поэтому-то я и не буду наних настаивать. Я ограничусь лишь указанием на то, что слова, наиболееупотребляемые толпой, обладают различным смыслом у разных народов. К таковымпринадлежат, например, "демократия" и "социализм", столь часто употребляемыев настоящее время. Эти слова в действительности вызывают совершеннопротивоположные образы в душе романских и англосаксонских народов. У латинянслово "демократия" означает главным образом исчезновение воли и инициативыиндивида перед волей и инициативой общин, представляемых государством. Нагосударство все более и более налагается обязанность руководить всем,централизовать, монополизировать и фабриковать все, к государству обращаютсяпостоянно все партии без исключения радикалы, социалисты или монархисты.У англосаксов в Америке то же самое слово "демократия" означает, наоборот,самое широкое развитие воли и индивида и насколько возможно большееустранение государства, которому ничем, даже делом народного просвещения, недают управлять, за исключением полиции, армии и дипломатических сношений.Итак, то же самое слово, которое у одного народа обозначает устранение волии индивидуальной инициативы и преобладание государства, у другого получаетсовсем иной смысл и означает чрезмерное развитие именно индивидуальной волии инициативы и полное устранение государства. В первой книге этого труда ("Психология народов") я особенно указывална различие, которое существует между демократическим идеалом романскихнародов и англосаксов. Совершенно независимо от меня Поль Бурже на основаниисвоих путешествий пришел в своей последней книге "Outre-Mer" к выводам,почти одинаковым с моими. *2. ИЛЛЮЗИИ Начиная с самой зари цивилизации, толпа постоянно подпадала под влияниеиллюзий. Наибольшее число храмов, статуй и алтарей было воздвигнуто именнотворцам иллюзий. Некогда властвовали религиозные иллюзии, теперь на сценувыступают философские и социальные, но эти грозные владычицы всегданаходились во главе цивилизаций, последовательно развивавшихся на нашейпланете. Во имя иллюзий сооружались храмы Халдеи и Египта, средневековыерелигиозные здания, и во имя этих же иллюзий совершился переворот в Европесто лет тому назад. Все наши художественные, политические или социальныепонятия непременно носят на себе могущественный отпечаток иллюзий. Человекиногда повергает в прах эти иллюзии ценой ужасных переворотов, но он всегдабывает вынужден снова извлечь их из-под развалин. Без этих иллюзий ему не удалось бы выйти из состояния примитивноговарварства, и без них он скоро снова впал бы в то же состояние. Все этопустые тени, дщери наших мечтаний, но они вынудили народы создать все то,что составляет теперь славу искусства и величие нашей цивилизации. "Если бы уничтожить в музеях и библиотеках и разбить о камни папертивсе произведения и художественные памятники, вдохновленные религией, что жеосталось бы от великой мечты человечества? Доставлять людям надежды ииллюзии, без которых они не могли бы существовать, вот назначение богов,героев и поэтов. Наука старалась выполнить эту задачу в течение пятидесятилет. Но в сердцах, жаждущих идеала, ее погубило то, что она не осмеливаетсяобещать больше и не умеет достаточно лгать". Философы последнего столетия с большим рвением старались уничтожитьрелигиозные, политические и социальные иллюзии, которыми жили наши предки.Но уничтожая эти иллюзии, они в то же время опустошили источники надежды исмирения. И позади разбитых химер они наткнулись на слепые и скрытые силыприроды, неумолимые, безжалостные к слабости и чуждые сострадания. Несмотря на весь свой прогресс, философия до сих пор не дала еще толпеникаких идеалов, которые могли бы прельстить ее; но так как толпе нужныиллюзии во что бы то ни стало, то она инстинктивно, как бабочка, летящая насвет, направляется к тем, кто ей их доставляет. Главным фактором эволюциинародов никогда не была истина, но всегда заблуждение. И если социализм такмогуществен в настоящее время, то лишь потому что он представляет собойединственную уцелевшую иллюзию. Несмотря на все научные демонстрации, онпродолжает все-таки расти, и социальная иллюзия царит в настоящее время надвсеми обломками прошлого, и ей принадлежит будущее. Толпа никогда нестремилась к правде; она отворачивается от очевидности, не нравящейся ей, ипредпочитает поклоняться заблуждению, если только заблуждение это прельщаетее. Кто умеет вводить толпу в заблуждение, тот легко становится ееповелителем; кто же стремится образумить ее, тот всегда бывает ее жертвой. *3. ОПЫТ Опыт является, наверное, единственным действительным средством дляпрочного укрепления какой-нибудь истины в душе толпы и разрушения иллюзий,сделавшихся чересчур опасными. Нужно, однако, чтобы опыт совершен был вшироких размерах, и чтобы он повторился несколько раз. Опыт одного поколенияобыкновенно нс приносит пользы следующему, вот почему лишне пользоватьсяисторическими фактами как примерами. Единственное значение такихдемонстраций заключается лишь в том, что они показывают, до какой степенинеобходимо из века в век повторять опыт, чтобы он мог оказать какое-либовлияние и пошатнуть хотя бы одно-единственное заблуждение, если только онопрочно укоренилось в душе толпы. Наш век, так же, как и предшествующий, будет, вероятно, приводитьсяисториками будущего в пример, как эра любопытных опытов. И действительно, нив какие другие века их не производилось так много! Самым гигантским из всех этих опытов была, без сомнения, Французскаяреволюция. Для обнаружения истины, заключающейся в том, что нельзяпеределать во всех отношениях какое-нибудь общество лишь на основанииуказаний чистого разума, понадобилось погубить несколько миллионовчеловеческих жизней и волновать Европу в течение целых двадцати лет. Чтобыдоказать на опыте, как дорого обходятся народам Цезари, которых ониприветствуют радостными криками, понадобился целый ряд разорительныхиспытаний в течение целых пятидесяти лет, но, несмотря на всю ихочевидность, они все еще, по-видимому, недостаточно убедительны. Между тем,первый из этих опытов стоил три миллиона человеческих жизней и был причинойнашествия; второй же вызвал разложение и необходимость содержать постоянныеармии. Третий опыт чуть-чуть нс был сделан недавно и, вероятно, рано илипоздно будет-таки сделан. Чтобы убедить целый народ в том, что огромнаягерманская армия вовсе не представляет собой, как учили нас лет тридцатьтому назад, только безвредную национальную гвардию, понадобилась ужаснаявойна, стоившая нам очень дорого. Мнение толпы составилось в данном случае путем грубых ассоциацийпредметов, совершенно несходных между собой, механизм образования которых яизложил выше. Наша национальная гвардия тех времен состояла из миролюбивыхлавочников без всякого следа дисциплины, и к ней нельзя было относитьсясерьезно; поэтому все, что носило аналогичное название, вызывало те же самыеобразы и вследствие этого считалось таким же безвредным учреждением;заблуждение толпы разделялось в то время, как это вообще часто бывает скакими-нибудь общими мнениями, так же и ее вожаками. В своей речи,произнесенной 31 декабря 1887 г. в палате депутатов и воспроизведеннойЕ.Олливье в его книге, Тьер, часто следовавший за мнением толпы, но никогдаего не опережавший, утверждал, что Пруссия помимо действующей армии,приблизительно равняющейся французской армии, не имеет ничего другого, кроменациональной гвардии, такой же, как и французская национальная гвардия, и,следовательно, не представляющей серьезного значения. Эти утверждениявышеназванного государственного человека оказались столь же верными, как иего предвидения незначительной будущности 'железных дорог. Чтобы признать, наконец, что протекционизм разоряет народы, которыевводят его у себя, понадобится так же по крайней мере двадцатилетнийбедственный опыт. Примеры эти можно увеличить до бесконечности. *4. РАССУДОК Перечисляя факторы, способные производить впечатление на душу толпы, мымогли бы совершенно не упоминать о рассудке, если бы это не было нужно намдля того, чтобы указать на отрицательное значение его влияния. Мы указали уже, что на толпу нельзя влиять рассуждениями, так как ейдоступны только грубые ассоциации идей. Поэтому-то факторы, умеющиепроизводить впечатление на толпу, всегда обращаются к ее.чувствам, а не к еерассудку. Законы логики не оказывают на нее никакого действия. Чтобы убедитьтолпу, надо сначала хорошенько ознакомиться с воодушевляющими ее чувствами,притвориться, что разделяешь их, затем попытаться их изменить, вызываяпосредством первоначальных ассоциаций какиенибудь прельщающие толпу образы.Надо также уметь вернуться назад в случае нужды, и главное уметьугадывать ежеминутно те чувства, которые порождаешь в толпе. Мои первые наблюдения над искусством производить впечатление на толпу инад тем, как мало действует логика в данном случае, относятся ко времениосады Парижа, к тому дню, когда я увидел, как вели в Лувр, где заседало в товремя правительство, маршала В., которого неистовая толпа обвиняла в том,что он снимал план укреплений с целью продать его пруссакам. Один из членовправительства, знаменитый оратор Г.П., вышел, чтобы уговорить толпу,требовавшую немедленной казни своего пленника. Я ожидал, что оратор докажеттолпе нелепость ее обвинений, сказав, что маршал, которого она обвиняет, самбыл одним из строителей этих укреплений, и что планы этих укрепленийпродаются у всех книгопродавцев. К моему величайшему изумлению (я был тогдаочень молод), я услышал совсем другую речь. "Расправа будет произведена, закричал оратор приближаясь к пленнику, и расправа самая безжалостная.Предоставьте правительству национальной обороны закончить вашерасследование. Мы же покамест запрем пленника". Толпа немедленноуспокоилась, удовлетворенная этим кажущимся исполнением своих требований, испустя четверть часа маршал мог спокойно вернуться домой. Но он неминуемобыл бы разорван на части, если бы оратор начал приводеть толпе, находящейсяв состоянии ярости, логические доводы, которые мне по молодости лет казалисьстоль убедительными. Необходимость постоянно менять свою речь сообразно с производимым ею вту минуту впечатлением, заранее осуждает на неуспех всякие подготовленные изаученные речи. В такой речи оратор следит только за развитием своейсобственной мысли, а не за развитием мыслей своих слушателей, и уже поэтомуодному влияние его совершенно ничтожно. Логические умы, привыкшие всегда иметь дело с целой цепью рассуждений,вытекающих одно из другого, непременно прибегают к такому же способуубеждения, когда обращаются к толпе, и всегда бывают изумлены тем, как малодействуют на нее аргументации. Попробуйте подействовать рассуждениями напримитивные умы, на дикарей или детей, например, и вы тогда вполнеубедитесь, как мало значения имеет подобный метод аргументации. Незачем, однако, спускаться до примитивных существ, чтобы убедиться вполной несостоятельности их рассуждений, когда им приходится бороться счувствами. Припомним только, как упорно держались в течение долгих вековрелигиозные суеверия, противоречащие даже самой простой логике. В течениеболее чем двух тысяч лет самые блестящие гении склонялись перед их властью,и лишь в современные эпохи явилась возможность оспаривать их достоверность.В средние века и в эпоху Возрождения было не мало просвещенных людей, но небыло ни одного, которого путем рассуждений можно было бы убедить вребяческом характере всех этих суеверий и возбудить в нем хотя бы слабыесомнения насчет злодеяний дьявола и необходимости костра для колдуний. Следует ли сожалеть о том, что толпа никогда не управляется рассудком?Мы не решились бы утверждать это. Вряд ли голос рассудка мог бы увлечьчеловечество на путь цивилизации и сообщить ему ту горячность и смелость,которую вызвали в нем химеры. Без сомнения, эти химеры, дщерибессознательного, были необходимы. Каждая раса заключает в своей духовнойорганизации те законы, которые управляют ее судьбой, и быть может, онаповинуется именно этим законам, движимая роковым инстинктом во всех своихпобуждениях, даже явно самых безрассудных. Иногда нам кажется, что народыподчиняются тайным силам, подобным тем, которые заставляют желудьразвиваться постепенно в дуб и вынуждают комету двигаться по своей орбите. То немногое, что мы можем узнать об этих силах, мы должны отыскивать вобщем ходе эволюции народа, а не в отдельных фактах, из которых слагается эта эволюция. Если же приниматьво внимание только такие изолированные факты, то может показаться, чтоисторией управляют самые невероятные случайности. Разве это не невероятныйфакт, например, что несколько арабских шаек, вышедших из пустынь, всостоянии были победить самую большую часть старого греко-римского мира иосновать империю, еще более великую, нежели империя Александра? Разве неневероятно также, что в старой иерархической Европе какой-то безвестныйартиллерийский поручик мог царствовать над множеством народов и королей. Представим, следовательно, разум философам, но не будем требовать отнего слишком большого вмешательства в дело управления людьми. Не при помощирассудка, а всего чаще помимо него, народились такие чувства, как честь,самоотвержение, религиозная вера, любовь к славе и к отечеству чувства,которые были до сих пор главными пружинами всякой цивилизации.

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒

Date: 2015-10-18; view: 319; Нарушение авторских прав

mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.007 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию