Христианский гуманизм на защите прав человека. Популярный атеист Кристофер Хитченс говорит, что Новый Завет одобряет рабство, а Церковь полностью поддерживала рабство до тех пор

Популярный атеист Кристофер Хитченс говорит, что Новый Завет одобряет рабство, а Церковь полностью поддерживала рабство до тех пор, пока оно не перестало приносить прибыль.156 Хитченс совершенно игнорирует Уилберфорса и его соратников, открыто выступавших за ревизионизм. От самого своего рождения во времена Римской империи христианство противостояло обществу в вопросах защиты жизни. Хотя в греческой и римской культурах того времени рабство было, в основном, общепринятой практикой, апостол Павел в своих посланиях ранней Церкви заявил, что «нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Галатам 3:28). Это заронило семена бунта в западную культуру.

Действительно, некоторые христиане занимали лицемерную позицию в вопросах рабства, слишком долго ему потворствуя. Биография Церкви далеко не безупречна, однако факт остается фактом: авторы Нового Завета, хотя и признавали реальность рабства, никогда не приветствовали его. В описание беззаконников Павел включил и «человекохищников», то есть работорговцев (1 Тимофею 1:10).

Одно из наиболее трогательных его посланий было написано Филимону. В нем Павел умоляет адресата принять его бывшего раба Онисима, который разделил с Павлом тюремное заключение. Теперь Онисима следовало воспринимать «не как уже раба, но выше раба, брата возлюбленного» (Филимону 1:16).

Старк отмечает, что уже в III веке Церковь приняла «универсальную концепцию гуманности». В XI столетии святой Вульфстан и епископ Ансельм предприняли попытку полностью устранить рабство из христианской культуры. «Ни один человек после этого не смог бы считаться законной собственностью другого человека, по крайней мере, христианина», — пишет французский историк Марк Блох.157

Пока решался этот богословский вопрос, прошли столетия, прежде чем запрет рабства был реализован на практике. Однако Церковь продолжала борьбу. Когда в XVI веке испанские и португальские торговцы принесли рабство в Южную Америку, папа римский Павел III издал три папских буллы, или указа, осуждающих эту практику. В них требовалось, чтобы коренное индейское население Южной Америки «не лишали его свободы и имущества… и не превращали в рабов».158 В подкрепление этих указов позже вышло постановление, определяющее отлучение от церкви для каждого, кто будет замешан в работорговле.159В XVII веке папа Урбан VIII подтвердил легитимность старых указов, также выступив с осуждением деяний работорговцев. В начале XIX столетия, когда Испанская империя пала, и в Южную Америку пришла свобода, это отразилось и на институте рабства. Как мы уже увидели, одной из героических глав в истории христианства стала жизнь Уилберфорса и запрет работорговли в Британии. Подобным же образом, борьбу с рабством в Америке вели Ллойд Гаррисон, Льюис Таппан и несметное число других христиан. Достаточно лишь прочитать статью Мартина Лютера Кинга «Письмо из Бирмингемской тюрьмы», чтобы увидеть, что сердцем его кампаний была христианская вера.

Радикальная христианская приверженность равенству также принесла революционные изменения в статус женщин, к которым в добиблейские времена относились, как к низшим существам (в исламском мире это происходит и сегодня). Во времена ранней Церкви учение быстрее всего распространялась среди женщин, поскольку предлагало им защиту от жестокого обращения и эксплуатации, чего они больше нигде не находили. Церковь осуждала развод, кровосмешение, супружескую неверность и полигамные браки, хотя в миру все это практиковалось, и зачастую — в ущерб женщинам. Церковь учила, что «от каждого христианина ожидается верность без развода».160

Кроме того, Церковь быстрее всего принималась женщинами еще и благодаря христианскому учению против абортов и умерщвления младенцев. Христианские семьи с радостью принимали всех дарованных им Богом детей, в то время как в Риме (как и сегодня в Китае, Индии и других странах) практиковались аборты и убийства новорожденных девочек. Империи нужны были работники и воины, а не «обременительные» женщины.

В свете всего этого несложно понять, почему христиане оказались в авангарде борьбы за свободу женщин, включая движение суфражисток в Соединенных Штатах, возглавляемое такими активными христианками, как Антуанетта Блэкуэлл, Лукреция Мотт и Анна Ховард (все трое — служительницы церкви), бывшая рабыня Соджорнер Трут и, конечно же, Сьюзен Энтони.

Сегодня верующие настроены не менее решительно. Христианские политические активисты ведут успешную работу по освобождению христиан, удерживаемых в рабстве мусульманским правительством Судана. Эти же активисты привлекли на свою сторону президента Буша для организации всемирной кампании против торговли людьми и сексуальной эксплуатации. В Соединенных Штатах и некоторых европейских странах были приняты соответствующие законы, а в ООН, наконец-то, приняли необходимые резолюции. Многие христиане также ведут борьбу со СПИДом в Африке и преследованиями на религиозной почве в Северной Корее и в других уголках мира.

Когда президент Буш выступил в ООН с докладом о торговле людьми и сексуальной эксплуатации, ко мне в офис приехала репортерша из «Нью-Йорк Таймс». Ее интересовало, почему христиане участвуют в борьбе за права человека. Было забавно наблюдать, как она начинала нервничать и даже злиться по мере того, как разбивались вдребезги ее стереотипные представления о христианах, которых якобы заботят только аборты и права геев. В результате статья, появившаяся после этого разговора на первой полосе «Нью-Йорк Таймс», носила характер сенсации.

Вот почему я потратил последние 34 года жизни на то, чтобы проповедовать Евангелие самым забытым в нашем обществе людям — заключенным. За это время я обнаружил, что каждый из них — черный, белый, богатый или бедный — несет в себе образ Бога, Которому я поклоняюсь, а значит — достоин любящей заботы. Только гуманизм, коренящийся в христианском мировоззрении, побуждает мужчин и женщин проявлять заботу, не говоря уже о жертвенности, по отношению к тем, кого общество считает для себя обузой.