Социальная святость. Святость не заканчивается на нашем собственном состоянии, а перерастает в действия, оказывающие влияние на окружающий мир

Святость не заканчивается на нашем собственном состоянии, а перерастает в действия, оказывающие влияние на окружающий мир. Известное высказывание Джона Уэсли гласит, что не бывает святости без социальной святости.136 Этому призыву вторят многие молодые евангельские лидеры, в том числе из новых быстрорастущих церквей, и это очень правильно. Дело не должно заканчиваться уютными собраниями в наших местах поклонения.

Взгляните на завет с Богом, в который мы вошли, благодаря единению с Христом. В Ветхом Завете Господь говорит: «Святы будьте, ибо свят Я Господь, Бог ваш» (Левит 19:2), и «Буду обитать среди сынов Израилевых, и буду им Богом» (Исход 29:45). «Буду обитать» в последнем стихе буквально переводится как «раскину Свой шатер» среди сынов Израилевых.

Эта же мысль повторяется в Новом Завете. Евангелие от Иоанна гласит: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог… И Слово стало плотью, и обитало с нами» (1:1, 14). И опять буквальный перевод здесь — «…и поставило Свой шатер среди нас». Когда в Новом Иерусалиме устанавливается Божье Царство, Бог обещает: «Се, скиния Бога с человеками, и Он будет обитать с ними» (Откровение 21:3). И в третий раз буквальное значение слова «обитать» — это «ставить шатер».

Теперь мы четко видим, почему Петр, обращаясь к Церкви, рассеянной по всему Средиземноморью, повторяет первую Божью заповедь: «Будьте святы, потому что Я свят», — напоминая христианам, что они — «род избранный, царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел» (1 Петра 2:9). Бог живет среди нас — как же мы можем не быть святыми?

Вот почему миссия Церкви — сделать видимым для этого мира невидимое Божье Царство. Поскольку Бог живет среди Своего народа, мы, в свою очередь, призваны отражать Его любящий характер, демонстрируя его нашим ближним. Наш долг — нести Божью святость во все сферы жизни. Это понимание святости на протяжении всей истории побуждало христиан совершать величайшие прорывы в утверждении человеческого достоинства и свободы.

Выдающегося британского парламентария Уильяма Уилберфорса (1759-1833), положившего конец работорговле, подвигло на такое благородное дело его стремление к святости. Он написал об этом в книге «Настоящее христианство»137, где привел многие доводы в пользу того, что общество должно вести святую, праведную жизнь. Вместе с другими единомышленниками, образовавшими так называемую «Клапхемскую секту», Уилберфорс показывал это на собственном примере, молясь по три часа в день о том, чтобы в Британии воцарилась справедливость.

В самом начале своей борьбы он написал в дневнике: «Бог указал мне на две великие цели: запрет работорговли и реформацию нравов». Под последним Уилберфорс подразумевал безнравственность британцев, и на протяжении всей своей карьеры он преследовал одновременно обе эти цели.138 Уилберфорс понимал, что должен не только законодательным путем положить конец работорговле, но и принести духовное обновление, которое воспротивится греху, побуждающему торговать людьми.

Его движение добилось выдающегося успеха именно благодаря усилиям по формированию в Англии нового нравственного климата. В 1807 году работорговля была запрещена, хотя само рабство, как общественный институт, сохранилось. Учитывая это, Уилберфорс продолжал сражаться за упразднение самого рабства во всем Соединенном Королевстве, и одержал победу в 1833 году, за несколько дней до своей смерти.

***

Этот призыв к обновлению и святости прозвучал в переломное время. Индустриализация конца XVIII — начала XIX века вытеснила из деревень миллионы людей, сделав их уязвимыми для эксплуатации. Быстро богатеющие владельцы фабрик и шахт зачастую думали только о прибыли. Правящие классы не замечали нуждающихся. Это была эпоха Английского Регентства, когда король Георг IV окружил себя легионами любовниц, и аристократия всячески подражала ему в распутстве и легкомыслии. Супружеская верность просто высмеивалась. Рационализм эпохи Просвещения опустошал Англиканскую церковь. Ее послание сводилось к пресным нравоучениям, далеким от повседневных проблем, а епископы считали содержание любовниц привилегией своего высокого сана.

Тем не менее, еще за одно поколение до Уилберфорса Бог начал открывать Своему народу глаза на нужды бедных и беспомощных через Джона Уэсли (1703-1791) и Джорджа Уайтфилда (1714-1770). Как Уэсли, так и Уайтфилд проповедовали не только обращение — о необходимости рождения свыше, — за что их больше всего помнят, но и о нравственной реформе и сострадании к тем, кто обделен гражданскими правами. Уайтфилд основывал учебные заведения для чернокожих и сирот в Америке, а движение веслианства было нацелено на «реформацию не мнений… а людских характеров и жизней».139 Под их влиянием от своего распутного образа жизни отвращались целые города.

У одного писателя есть рассказ о шахтере из Дарема, который обратился к Христу благодаря Уэсли. Когда друзья стали донимать его по поводу того, каким образом Иисус смог превратить воду в вино, этот шахтер напомнил им о жизни своей семьи до того, как он уверовал. «Если Иисус смог превратить пиво в еду для моей семьи, то почему Он не мог превратить воду в вино?»140

Духовная революция в Британии XIX века, возможно, была лучшим периодом евангельского христианства, когда Бог собирал Свой народ под знамена армии реформации. После своего успеха с запретом работорговли Уилберфорс реализовал еще 65 проектов, начиная с тюремной реформы и заканчивая законом о детском труде на угольных шахтах. Волны святости захлестнули Англию, когда Божий народ (преимущественно обычные христиане), в отличие от своих неверующих современников, ставил нужды ближних выше своих. Бог просто показывал индустриальной эпохе необходимость соблюдения социальной справедливости, оберегая в процессе этого свободную рыночную экономику от ее негуманных тенденций, а Англию — от жестоких революций, подобных тем, что произошли во Франции и России. В своем бестселлере «Бог не любовь. Как религия все отравляет» Кристофер Хитченс доказывает, что религия не приносит обществу пользы. Только не говорите этого освобожденным рабам или детям, которых отковали от машин.

Кульминацией «армии реформации» Британии XIX века стало создание Уильямом Бутом Армии Спасения. В 1865 году, будучи странствующим евангелистом, Бут оказался в трущобах Восточного Лондона. Его искренняя, простая речь была слишком пламенной, чтобы он мог удержаться даже в методистских кругах. Когда Бут прибыл в Восточный Лондон, он увидел на улицах десятки тысяч бездомных, ночующих под мостами и в переулках. Положение тех, кто жил в ветхих, пожароопасных многоквартирных домах было не намного лучше. Все ходили в лохмотьях. Целые семьи, когда отцам и матерям удавалось найти работу, жили на одном лишь хлебе с маслом; если же работы не было, то они не имели и этого. В Лондоне тогда было 80 000 проституток, многих из которых их семьи продали сутенерам еще в детстве за каких-нибудь пять фунтов стерлингов. Богатые прогуливались посреди этой жуткой нищеты с таким видом, как будто окружающие их люди были не более чем сбродом, менее достойным, чем даже вьючные животные.

После многих лет работы в трущобах Лондона Уильям Бут написал книгу «Мрачнейшая Англия и выход из этого», начав ее с аналогии об «идеальных условиях для лошади извозчика». Каждой такой лошади было где ночевать, было что есть, и у нее была работа. Безусловно, бедняки тоже заслуживали этого, поэтому Бут выдвинул план «преображения жизненного ада бездомных в общины из семей, самостоятельно поддерживающих и обеспечивающих себя».141 Именно этим и занялась Армия Спасения, привлекая в свои ряды добровольцев звоном тарелок и барабанным боем ярких марширующих оркестров.

Глядя на историю этих христианских пробуждений и движений, можно увидеть, что в каждом из них прослеживается некий общий знаменатель. Христиане поступали подобным образом не потому, что стремились совершить нечто благородное для общества или верили в какое-то социальное Евангелие, или хотели достичь политического влияния. Они действовали так потому, что, как святой Божий народ, верили в то, что призваны положить конец систематическому злу и реформировать отношения в обществе.

Вы также обнаружите, что общим знаменателем всех этих достижений было страстное стремление к утверждению достоинства и священности каждой человеческой жизни: детей, прикованных цепями к вагонеткам в шахтах; рабов, которых по стольку набивали в трюмы кораблей, что многие погибали от удушья; бедняков, в отчаянии умирающих на улицах восточного Лондона. Эти христиане были убеждены в непреходящей ценности каждого живого человека: богатого и бедного, черного и белого, больного и здорового, ребенка и старика.