Домашние игры

Алекс очень уважал и любил свою мать. Она была для него самым главным человеком. Ни работа, ни я не могли отвлечь его, если маме что‑нибудь было нужно. Если она просила сына купить что‑то, он делал это немедленно, никогда не откладывая на завтра.

На зиму – а в Египте зимой тоже было холодно – маме нужна была теплая одежда. Мы с Алексом поехали по магазинам.

Я выбирала подходящую одежду для свекрови слишком долго, вконец истощив терпение мужа. Однако труды мои были не напрасны. Теплые ночные рубашки, длинные, домашние галабии с начесом и совершенно потрясающая шерстяная накидка для прогулок привели в восторг не только Алекса, но саму маму.

Зейнаб была очень благодарна и так растрогалась, что, обняв меня, долго сидела на диване, прижав мою голову к своей большой, мягкой груди. Она что‑то тихо говорила по‑арабски, называя меня Саусан, и мне казалось, что я все понимаю. Да и как можно было не понять, не принять ее любви...

Время бежало быстро. Я привыкла к новой жизни и ни о чем не жалела.

Алекс уезжал на работу в восемь утра. После сиесты – в шесть вечера – он снова уезжал на работу.

Мы с мамой занимались домашними делами.

Каждую молитву, начиная с рассветной, Зейнаб стояла на коленях, на коврике в своей комнате. Никто не смел тревожить ее в это время.

Зейнаб готовила еду для семьи сама. Она не допускала меня до кухни: то ли не доверяла моей стряпне, то ли не хотела, чтобы я мешалась у нее под ногами, вернее, под руками.

Свекровь отлично готовила, мне все нравилось. Алекс, уплетая тушеные баклажаны, говорил мне: «Сонсон, учись, пока мама жива. Так вкусно, как мама, никто не готовит». Вставая из‑за стола, он всегда благодарил мать и целовал ей руки.

Теперь, когда Зейнаб жила с нами, или, вернее, мы жили у нее, мне особенно хотелось чем‑то отличиться, сделать что‑то такое, чего не было до меня, чтобы все сразу заметили, как мое появление улучшило жизнь.

Я изнывала от ежедневного безделья и придумывала, чем бы себя занять. Что же такое сделать?

Если меня не допускали до кухни, я тратила энергию на уборку квартиры. Моими стараниями на коврах проявились яркие узоры. Я радовалась, как ребенок, Алекс и поверить не мог, что это – старые ковры, которые он собирался сменить. А Зейнаб одобрительно цокала языком и гладила меня по голове, повторяя: «О, Саусан! О, Саусан!»

Так как до меня постельное белье и одежду постоянно сдавали в прачечную, я решила поменять это правило и стирать сама, в машинке.

Я попросила Алекса купить веревки для сушки белья. Представив их растянутыми на балконе, где каждый день мама сидит в кресле, Алекс категорически отверг мою просьбу и само решение стирать дома. Тогда я решила схитрить:

– Алечка, ты рубашки меняешь каждый день?

– Конечно, иногда дважды.

– А постельное белье?

– Раз в неделю. А когда накопится целый мешок, сдаем в прачку раз в месяц: и белье, и твою одежду, и мои рубашки, и все мамино.

– И сколько в среднем ты за это платишь?

– Примерно сто – сто пятьдесят фунтов. Иногда больше.

– Хорошо. Каждый месяц ты будешь давать мне сто фунтов, и прачечная будет моей обязанностью. Ты согласен?

– Отлично! У меня всегда с прачечной проблемы, я забываю отдавать мешок с бельем в стирку. Мне порой нечего надеть, а грязное белье лежит в мешках не один месяц. Я буду оставлять деньги тебе, а ты будешь следить, чтобы чистые рубашки не кончались, – улыбаясь и обнимая меня, сказал Алекс.

– Ты покажешь мне, где находится прачечная?

– А зачем? Я и сам не знаю. Вызови по домофону Абдурахмана. Он придет и заберет мешок с бельем, а потом принесет тебе чистое белье и рубашки, а также квитанцию и сдачу. Вот и вся работа. Держи, двести фунтов, кончатся – скажи. Действуй, детка.

– И все? – удивилась я.

– И все. Этого достаточно. А ты что, хотела ходить в прачку сама? С мешками? Может, ты еще и стирать хочешь сама? Ну, уж нет... Я не хочу, чтобы ты стирала дома.

* * *

Полночи я не могла заснуть, продумывая завтрашнее развлечение. Я представляла себя волшебницей, которая легким движением руки превращает грязное в чистое. Главное, надо было успеть сделать все до прихода мужа с работы. Чтобы все случилось как бы само собой. Я знала, что Алекс будет недоволен, узнав, что я сама стирала белье и его рубашки, но мне так хотелось заняться чем‑то полезным, что доставило бы мне удовольствие!

На следующий день после завтрака, когда Алекс уехал на работу, а мама после утренней молитвы уселась в кресло на балконе, я начала действовать.

Сняла постельное белье с нашей и маминой кровати, чем весьма удивила старушку. Собрала в огромную кучу все грязные рубашки мужа и галабии Зейнаб. Потом спустилась на первый этаж, где в киоске продавались хозяйственные товары, и купила там самый дорогой стиральный порошок, а также отбеливатель и кондиционер.

Пулей поднялась в квартиру и в ванной отодрала упаковочный пластик со стиральной машины. Слава Аллаху, она была подключена к коммуникациям. Разобравшись в инструкции и кнопках управления, я затолкала в машину первую партию рубашек.

Через 30 минут они были готовы, и я заложила туда новую партию, а тем временем натянула перед окном веревку и повесила выстиранное. Солнце выполняло свое дело добросовестно, и через четверть часа рубашки были сухими. Раздвинув гладильную доску, я тщательно их выгладила. Вторая партия уже была готова, и я, загрузив в машинку третью, развесила мокрое белье на веревке, немного отдохнула – и продолжила гладить.

Это был конвейер, это была моя игра в стирку. Нужно было успеть до трех часов дня. Мне важен был результат, и он превзошел все мои ожидания. Все рубашки мужа и одежда Зейнаб были выстираны, и я загрузила постельное белье на двухчасовую программу с сушкой. За это время я все выгладила и красиво развесила на плечиках и разложила в шкафу – одежда выглядела как новая. Зейнаб, увидев плоды моих трудов, пришла в восторг: «О, Саусан, Саусан!» – улыбаясь, цокала она языком. А я про себя подумала: «Вот вам и Сонсон! Вы еще не такое узнаете, что Сонсон может. Это вам не ленивые домработницы. Язык смозолите, цокая от удовольствия».

Пока Зейнаб возилась на кухне, готовя обед, я вытащила из машинки чистое, душистое белье и застелила кровати.

Это был мой триумф! Я чувствовала себя победителем.

С Зейнаб мы жестами договорились, что пока не будем рассказывать Алексу о моем прачечном подвиге. Он придет в ярость, узнав, что я потратила столько сил и времени на то, что должны были делать другие. Арабские мужчины не любят, когда их жены работают. Это оскорбляет их как добытчиков.

Через десять минут подъехал наш любимый несравненный Алекс, и мы дружно сели обедать. После обеда я прилегла вместе с мужем, чем приятно удивила его. Обычно я не ложилась днем, но за сегодня устала просто зверски. Алекс же подумал, что я просто соскучилась, и, нежно обняв меня, заснул рядом.

И знаете, я неплохо сэкономила на стирке. Половину «прачечных» денег я оставляла просто для себя. Алекс, конечно, выдавал мне денег «на булавки», но я же женщина... А женщине всегда хочется большего.