В Александрию!

Родственники из Александрии звонили Алексу каждый день. Им не терпелось встретиться с его русской женой. Они обсуждали день встречи и блюда, которые необходимо приготовить к приезду молодых.

Мама Алекса – Зейнаб очень волновалась. Больше всего она боялась, что невестка не понравится ей, и их отношения не сложатся. Это было бы ударом и для нее, и для ее любимого сына. И потом, она уже соскучилась по Каиру. Три года Зейнаб жила у дочери в Александрии, и ей очень хотелось скорее вернуться домой.

И вот наконец в очередную пятницу мы не остались дома – Алекс объявил, что мы едем в Александрию. Путь туда на автомобиле занял чуть больше трех часов. Можно было лететь, можно было доехать на поезде, но мы выбрали «Хонду» Алекса, в которой я с удовольствием ездила пассажиром. Сама я за руль садиться не собиралась: движение в Каире было просто безумным. В огромном мегаполисе смешались в кучу и тяжелые грузовики, и дорогие лимузины, и гужевой транспорт – и все ехали по каким‑то непредсказуемым правилам.

Такси на улицах города было очень много, и меня до сих пор смешили эти темно‑синие «Жигули» с черной полосой.

В Александрии такси тоже сплошь были российскими, но уже другого цвета: ярко‑желтые с черной полосой. Стоило только поднять руку на обочине дороги, и такси просто появлялось рядом.

Египтяне сигналят о своих действиях не светом, а звуком. Погудел – и перестраивается на другую полосу.

А бывает, что на той полосе сидит за рулем молодой парень в наушниках и слушает музыку, и едет на приличной скорости.

И сталкиваются, а как же. Сложно найти в Египте машину без вмятины на кузове. Если на дороге во время движения две машины столкнулись не сильно, ну то есть никто не пострадал физически и машина может продолжать ехать, то полицию не вызывают. Все решают тут же полюбовно. А иногда вообще не останавливаются. Задели друг друга, помяли малость – и разъехались.

С парковками, особенно в центре, вообще жуть. Места заняты и днем и ночью. Приходится долго кружить по городу, чтобы найти местечко в полукилометре от места назначения.

«Это Каир, детка», – смеясь, говорил мне Алекс.

В общем, спасибо большое, я лучше пассажиром поезжу.

* * *

Выехав из пекла Каира на хайвей, можно вздохнуть свободно. Сама дорога – отличная, без сюрпризов, в России таких очень мало. Но чересчур расслабляться не стоит – человеческий фактор, чтоб его.

Для египтянина обогнать впереди идущую машину – дело чести. И для этого правил на дороге не существует. Водители несутся, как в последний путь. Допустимую скорость они превышают почти вдвое и «подрезают» друг друга без предупреждения. Дураки и дороги – это про Россию, а дураки дураками – это про Египет.

* * *

По дороге в Александрию попадается немало мечетей, красивых зданий и уж, конечно, ярких ресторанчиков и кафе.

Пейзаж с левой стороны, где начинается пустыня Сахара, кардинально отличается от пейзажа с правой стороны, который простирается до Средиземного моря.

И вот они – сказочные ворота Искандерона! Все машины, въезжающие в Александрию, должны заплатить пошлину. Дорога тоже платная.

– Чувствуешь запах? – улыбнулся Алекс.

Теплый, влажный воздух, пропитанный ароматами тропических цветов, растений, водорослей и чего‑то еще очень приятного и, наверное, вкусного, ворвался в салон машины и опьянил нас обоих. Я вдохнула полной грудью:

– Что это, Алекс? Что это? Здесь воздух другой, чем в Каире.

– Это Mediteranian Sea, милая. Так пахнет наше море, – с гордостью ответил муж. – Средиземное море.

* * *

Мы въехали в красивейший город, самый древний и знаменитый на Земле. Я без устали крутила головой, рассматривая великолепные памятники, пальмовые аллеи, чудесные фонтаны.

Здесь поражало все: огромные здания с шикарными витринами, жилые дома, теснившиеся друг к другу, и серые старинные здания с лепниной. Улицы, так же, как и в Каире, загруженные транспортом и залитые гудением клаксонов, тянулись вдоль побережья на десятки километров. Даже жители здесь выглядели по‑другому: более вальяжные, более спокойные. И длинные галабии женщин были красивее, чем у каирских египтянок.

– Алекс! Я хочу здесь жить! Алекс, давай переедем сюда. Как же здесь хорошо! Как легко дышится!

– Милая, это не так просто. У меня клиника. Общественная работа. У нас пока нет таких денег, чтобы купить здесь квартиру. А мама не разрешит ни менять, ни продавать свою квартиру в столице. Но если хочешь, мы будем сюда приезжать на выходные. Весь третий этаж дома моей сестры принадлежит нам. Правда, там всего две небольшие комнаты, маленькая кухня, туалетная комната с ванной, зато они наши. Ты скоро сама все увидишь.

Через полтора часа мы прибыли к красивому дому на окраине города. Высокий забор был сплошь увит вьющимися растениями так, что не было никаких просветов. Калитка и ворота казались висящими на зеленых ветвях.

Алекс посигналил. Ворота распахнулись, и мы въехали во двор, где уже собрались все родственники Алекса: сестра Феруза, ее муж Саид, две дочери Далия и Фадила, и мама Зейнаб. Все они улыбались, громко восклицали что‑то радостное, хохотали.

Женщины начали обнимать и тормошить меня. Алекс, поцеловав мать, по‑арабски представил ей меня.

Я улыбнулась, поклонилась и, как и Алекс, обняла Зейнаб и поцеловала ее в щеку. «Саусан... Саусан...» – повторяла пожилая женщина, внимательно и нежно смотря на меня. Было понятно, что выбор сына она одобряет.

– Что значит «саусан»? – тихо спросила я Алекса.

– Это мама так назвала тебя: цветок лилии. Так что теперь твое имя – Лилия: Саусан.

Но все произносили это слово так быстро, что мне слышалось «сонсон». Так с этого дня я стала Сонсон.

* * *

Дом был большой, трехэтажный. На балкон, опоясывающий по периметру все здание, выходили все комнаты, расположенные на втором этаже – так, что, выйдя на балкон из одной комнаты, можно было зайти в другую. Эта планировка мне понравилась. У каждого члена семьи была своя комната. У сестры с мужем, кроме их личных комнат, была еще и общая спальня. Две большие гостиные располагались одна на первом, вторая – на втором этаже.

Третий этаж принадлежал Алексу. На каждом этаже были туалеты, ванные комнаты и крошечные помещения с буфетом и плитой, где можно было приготовить чай или кофе и подогреть еду.

Все комнаты были отделаны в традиционном египетском стиле. На стенах – суры из Корана и картины в дорогих рамах. Полы – из цветного мрамора. Много ковров. Мягкие низкие диваны и кресла, бархатные подушечки с кисточками. Окна задрапированы великолепными портьерами в арабском стиле и в тон коврам и диванам.

Позолоченные, вертикальные витрины на гнутых ножках хранили и демонстрировали посуду, серебряные украшения и вазы, отделанные позолотой. На книжных полках теснились арабские книги в дорогих переплетах. Семья строго соблюдала и чтила Коран, поклонялась Аллаху и Пророку Мухаммеду. Весь их быт был совершенно традиционным.

– Как у вас красиво! – восхищалась я. – А кто все убирает в таком большом доме? У вас есть домработница?

– Что ты! Какая домработница! Мы сами следим за чистотой, – с жаром говорила сестра Феруза. – Мои дочери с детства приучены убирать, стирать и готовить. Хорошие жены получатся из них, – подмигнула она Алексу.

Как и с Кариной, мы с Ферузой говорили на одинаково плохом английском и прекрасно друг друга понимали.

Племянницы Алекса, Далия и Фадила, усадили дядю на диван, сами устроились рядышком и, обняв его, принялись быстро‑быстро о чем‑то рассказывать. Алекс слушал их с улыбкой и одобрительно кивал головой, потом вынул портмоне и вручил каждой по 100 фунтов. Девушки чмокнули дядю в щеки с разных сторон и, смеясь, побежали вверх по лестнице, в свои комнаты.

Далии уже исполнилось восемнадцать, она училась в юридическом институте в Александрии. Фадила была на три года моложе и училась в женской гимназии.

Феруза – сестра Алекса и ее муж – Саид провели меня по дому, объясняя назначение каждого помещения. С особым трепетом они показывали семейные фотографии – свои свадебные портреты, фото маленьких Далии и Фадилы, домашние картинки...

Мама Зейнаб все это время сидела на диване, с улыбкой наблюдая за происходящим. Не часто родственники собирались вместе в доме. Обычно мама целыми днями сидела в саду, перебирая старинные четки, и молилась пять раз на дню.

Вскоре мы пошли во двор, где на лужайке был накрыт огромный стол – со столешницей, конечно же из розового мрамора. Как красиво она смотрелась среди окружающей зелени!

Лужайка была ровной и большой, с коротко подстриженной травой, такой мягкой, что мне захотелось полежать на ней. Погода для этого времени года была очень теплой, а для меня – так и вовсе жаркой. Не верилось, что в России лежит снег и люди готовятся встречать Новый год.

По периметру лужайки росли фруктовые деревья: апельсины, лимоны, мандарины, бананы, гранаты и персики. Виноград обвивал беседку, и ветви тянулись к балкону второго этажа. Спелые гроздья свисали, задевая головы проходящих. Виноград, явно только что срезанный, лежал и на столе на большом керамическом блюде.

Все для меня было новым, интересным, манящим.

На столе в вазах стояли свежие зеленые салаты. Три курицы, зажаренные целиком, лежали в ряд, задрав ноги; возле них покоилась рыба‑гриль, источая потрясающий аромат. Горка белых лепешек возвышалась в центре стола, окруженная плошками с разнообразными соусами. Тарелки были расставлены по краю стола, и рядом каждой стоял большой бокал с водой.

Все расселись по местам. Я подумала: «Чего‑то не хватает... Ага! Нет ножей и вилок. Даже ложек нет. И вина тоже».

Саид произнес короткую молитву. Каждый из присутствующих отломил себе кусок курицы. Рыбу тоже каждый клал себе в тарелку. Лепешку разрывали руками пополам. Внутри она была пустой, и ею ели салат.

Поглядев, как арабы умело едят руками, обходясь без ножей и вилок, я решила не позориться и не рискнула зачерпнуть салат лепешкой.

Муж заботливо положил мне на тарелку рыбу и руками раскрыл ее на две части.

– А можно мне вилку и нож? – тихо попросила я Алекса.

Он обратился к сестре, та вначале не поняла, они начали быстро и оживленно говорить по‑арабски, и вот Феруза засмеялась, убежала в дом и вернулась с полным комплектом приборов: позолоченной вилкой, таким же ножом и двумя разными ложками.

Вся семья радостно уставилась на меня, ожидая зрелища: человек ест приборами, а не руками.

Я ковыряла вилкой рыбу, отрезая ножом маленькие кусочки. Но рыбные косточки приходилось все равно вынимать руками. Далия и Фадила, сидящие напротив нас с Алексом, с аппетитом ели руками курицу и, хихикая, поглядывали на меня. Я тоже улыбалась им, и упорно продолжала тыкать в рыбу вилкой..

– Милая, посмотри, все едят руками, – проговорил Алекс. – Приборами неудобно. Не стесняйся. Бери руками и ешь.

Всем хотелось помочь русской гостье освоиться за столом, но, не зная языка, никто не мог объяснить мне, что делать. Феруза жестами показывала мне, как надо. Саид тоже показывал, сопровождая свои манипуляции с рыбой и соусом английскими словами. Девчонки откровенно веселились, наблюдая за родителями. Бабушка молча ела и улыбалась.

Я перестала церемониться. Взяла руками половинку рыбы, и, как показал Саид, вынув косточки, обмакнула в соус и съела с удовольствием.

Все засмеялись. Я будто преодолела невидимый барьер, соединившись с этой семьей.

Окончательно обнаглев, я оторвала руками крылышко от курицы, потом прямо пальцами отделила грудку от тушки. А потом раскрыла свою лепешку, ложкой заполнила ее салатом и ела, ела... Это было обалденно вкусно и почти не остро – каждый выбирал соус по вкусу, а запивал простой ледяной водой. Египтяне вообще пьют много воды – пустыня же, обезвоживание подкрадывается незаметно.

После сытного обеда семейство расселось по диванчикам на лужайке, переговариваясь и смеясь. Настроение у всех было отличным. Хотя я и не понимала языка, но по жестам, мимике, интонации голоса догадывалась, что шутками и веселыми историями они развлекают и меня, и себя. Я хохотала вместе со всеми. Семья Алекса оказалась очень дружелюбной и юморной.

* * *

Потом подали кофе в маленьких чашечках. На передвижном столике стояла ваза с пирожными. Отдельно лежали восточные сладости с орехами, облитые янтарным сахаром. Девочки – Далия и Фадила – притащили из дома музыкальный центр и включили арабскую музыку. Повязав на бедра тонкие платки, они начали танцевать. Как ловко у них это получалось! Бедра легко двигались в такт музыке, руки плавно изгибались, и мне казалось, что девочки едва касаются земли.

Я смотрела на них, не отрываясь. Мне ужасно хотелось присоединиться, но я стеснялась своей неловкости и своего животика. В этот день я решила обязательно научиться танцевать так, как эти арабские девушки.

Мысли мои полетели далеко‑далеко. Туда, где на берегу Балтийского моря остался мой дом, мои друзья... Мой любимый мамусик.

Я представляла себя идущей по улицам Калининграда в красивой восточной одежде. Все с любопытством смотрят на меня, а я веду за руку очаровательного черноглазого малыша. В России сейчас темно и холодно, промозглый ноябрьский ветер. А здесь солнечно и тепло, и чарующая восточная музыка...

Голос Алекса вернул меня из грез: «Пойдем спать. Уже поздно».

Мы провели два дня на вилле родственников. Ходили на пляж – белоснежная поверхность мелкого, но очень жесткого песка сверкала на солнце и слепила глаза. Без темных очков можно было ослепнуть. А какое там было море! Бирюзовое и теплое‑теплое! Я плавала и не могла заставить себя выйти из воды. Какое блаженство! Трудно было отвести взгляд от его сверкающей поверхности. Море сливалось с небом, таким же бирюзовым, и мне хотелось смотреть и смотреть и смотреть...

Но пора было домой, в Каир.

Мы забрали маму и мамины вещи. Глаза Зейнаб сияли счастьем, когда она смотрела на сына. Всю дорогу до Каира я заботилась о маме и муже: наливала воду в большие пластиковые стаканы, раздавала бутерброды, меняла диски в плеере, чтобы Алекс случайно не заснул за рулем, пока мама мирно дремала на заднем сиденье. Прибыв домой, Зейнаб по‑хозяйски обошла всю квартиру и, оставшись вполне довольной, пригласила всех пить чай.

Date: 2015-10-18; view: 241; Нарушение авторских прав