Глава двадцать третья

Присяжные начали совещаться в 11.15, и судья Кейес распорядился, чтобы судебные приставы обеспечили их обедом. По его словам, присяжных не будут беспокоить до 16.30 – если, конечно, они не выйдут раньше с готовым вердиктом.

После того как присяжные удалились, судья предупредил все стороны, чтобы они были готовы в течение пятнадцати минут явиться на зачтение вердикта. Это означало, что Чандлер и Белк могут подождать в своих служебных кабинетах. Семья Нормана Черча жила в Бурбанке, поэтому его жена и дочери предпочли отправиться в кабинет Чандлер. Босх прикинул, что голливудский участок находится за пределами пятнадцатиминутной досягаемости, а вот до Паркер‑центра всего пять минут пешком. Дав секретарю суда свой номер пейджера, он сказал ей, где его искать.

Последнее, что сделал судья, – это потребовал возбудить против Чандлер дело о неуважении к суду. Постановив, что слушания по этому вопросу состоятся через две недели, он с грохотом опустил свой молоток.

Перед тем как выйти из зала заседаний, Белк отвел Босха в сторону:

– Думаю, мы в хорошей форме, но я все же нервничаю. Хотите бросить кости?

– О чем вы говорите?

– Я хочу в последний раз попробовать с ней договориться.

– То есть предложить мировое соглашение?

– Угу. До пятидесяти у меня есть карт‑бланш, выше этого я должен получить разрешение. Я могу бросить ей пятьдесят, и тогда посмотрим – может, этого хватит, чтобы сейчас же уйти.

– А как насчет ее гонорара?

– При мировом соглашении ей придется довольствоваться частью этих пятидесяти тысяч. Для таких, как она, это где‑то процентов сорок. Получается двадцать кусков за неделю суда и неделю подбора присяжных – по‑моему, неплохо.

– Вы думаете, что мы проиграем?

– Не знаю. Я просто учитываю все варианты. Никогда заранее не скажешь, что решат присяжные. Пятьдесят кусков – довольно дешево для откупа. Она может их взять, с учетом того, как судья наехал на нее в конце. Может, она побоится потерять все…

«Белк так ничего и не понял», – подумал Босх. Возможно, для него это слишком сложно. Вся эта история с неуважением к суду была последним ее трюком. Чандлер намеренно совершила нарушение, чтобы присяжные видели, как судья устроил ей трепку. Она продемонстрировала им, как работает система правосудия: плохой поступок встречает суровое осуждение и тут же наказывается. «Видите? – говорила она им. – Вот чего избежал Босх. Вот с чем должен был встретиться Норман Черч, но Босх вместо этого решил взять на себя роль судьи и присяжных».

Это было умно, пожалуй, даже чересчур умно. Чем больше Босх об этом думал, тем сильнее верил, что, возможно, судья вполне сознательно участвовал в этом спектакле. Посмотрев на Белка, он понял, что молодой помощник городского прокурора явно ни о чем не подозревает. Напротив, он думает, что это подарок судьбы. Возможно, через две недели, когда Кейес ограничится нотацией и стодолларовым штрафом, он все же поймет, что к чему.

– Делайте что хотите, – сказал он Белку. – Только она на это не пойдет. Она будет стоять до конца.

В Паркер‑центре через дверь, открывающуюся непосредственно в коридор, Босх прошел в конференц‑зал. Днем раньше Ирвинг решил, что вновь созданная спецгруппа по последователю будет работать в конференц‑зале, с тем чтобы заместитель начальника всегда был в курсе дела.

Кроме того – это не было произнесено вслух, но и так было всем ясно, – при таком раскладе есть шанс, что информация далеко не уйдет, по крайней мере в ближайшие несколько дней.

Когда Босх вошел в помещение, там были только Ролленбергер и Эдгар. Босх заметил, что на круглом столе для совещаний установлены четыре телефона. Здесь же находились шесть роверов – двусторонних переговорных устройств фирмы «Моторола» – и главный терминал связи, готовые к использованию в случае необходимости. Увидев Босха, Эдгар немедленно отвел взгляд и взял трубку, чтобы позвонить.

– Босх, – сказал Ролленбергер, – добро пожаловать в наш оперативный штаб. Вы сейчас свободны от суда? Между прочим, здесь нельзя курить.

– Свободен до вынесения вердикта, но в случае вызова должен прибыть туда в течение пятнадцати минут. Как тут дела? Что делает Мора?

– Ничего особенного не происходит. Пока все тихо. Мора провел утро в Вэлли. Ездил в Шерман‑Оукс, в адвокатскую контору, а потом зашел в пару кастинговых агентств, тоже в Шерман‑Оуксе.

Говоря это, Ролленбергер заглядывал в лежавший перед ним на столе журнал учета.

– Потом он посетил пару домов в Студио‑Сити. Возле них стояли автофургоны, и Шихан с Опельтом предположили, что там, возможно, идут съемки. Ни там, ни там он долго не задержался. В любом случае сейчас он вернулся в отдел по безнравственности – Шихан звонил сюда пару минут назад.

– Мы получили еще людей?

– Угу, Мэйфилд с Иде в четыре должны сменить первую группу. После этого мы пустим в дело еще две группы.

– Еще две?

– Шеф Ирвинг передумал и решил установить круглосуточное наблюдение. Так что мы будем следить за ним всю ночь, даже если он просто будет спать у себя дома. Лично я думаю, что это хорошая идея – установить круглосуточное наблюдение.

«Ага, особенно если так решил Ирвинг», – подумал про себя Босх, но вслух ничего не сказал.

– И какая у нас частота? – посмотрев на рации, спросил он.

– Частота, частота… ах да – пятая частота. Симплекс пять. Эта частота используется только при чрезвычайных ситуациях – ну там при землетрясении, наводнении и тому подобных вещах. Шеф решил, что лучше не использовать наши обычные частоты. Если Мора тот, кто нам нужен, он может прослушивать радио.

Босх подумал, что Ролленбергер, вероятно, считает и это хорошей идеей, но спрашивать его не стал.

– Думаю, это хорошая идея – так вот соблюдать осторожность, – сказал лейтенант.

– Конечно. О чем еще я должен знать? – Он посмотрел на Эдгара, который все еще висел на телефоне.

– Он до сих пор пытается найти ту, которая четыре года назад осталась в живых. Он уже добыл копию дела о разводе Мора. Возражений ответчика по нему не было.

Повесив трубку, Эдгар записал что‑то в блокнот и, не глядя на Босха, встал.

– Спущусь вниз, выпью кофе, – сказал он.

– Хорошо, – сказал Ролленбергер. – К концу дня у нас будет своя собственная кофеварка. Я уже поговорил с шефом, и он должен был сделать заявку.

– Прекрасная идея, – сказал Босх. – Пожалуй, я спущусь вместе с Эдгаром.

Эдгар шел быстро, стараясь оторваться от Босха. Подойдя к лифту, он нажал кнопку вызова, но затем, не замедляя шагов, прошел мимо лифта и направился к лестнице. Босх последовал за ним, и когда они оба спустились на один этаж, Эдгар вдруг остановился и резко обернулся:

– Почему ты идешь за мной?

– За кофе.

– Чушь какая!

– Ты…

– Нет, я еще не разговаривал с Паундсом. Ты же знаешь, что я был занят.

– Вот и хорошо. И не надо.

– О чем ты говоришь?

– Если ты не говорил об этом с Паундсом, то и не надо. Забудь об этом.

– Ты серьезно?

– Да.

Он все еще скептически смотрел на Босха.

– Пусть это будет для тебя уроком. И для меня тоже. Ладно?

– Спасибо, Гарри.

– Не надо говорить мне «спасибо, Гарри». Просто скажи «ладно».

– Ладно.

Спустившись на следующий этаж, они подошли к кафетерию. Вместо того чтобы разговаривать в присутствии Ролленбергера, Босх предложил выпить кофе за одним из столиков.

– Ганс Вверх – это еще та штучка, доложу я тебе, – сказал Эдгар. – Мне все видятся часы с кукушкой, только вместо кукушки все время выскакивает Ролленбергер и говорит: «Прекрасная идея, шеф! Прекрасная идея, шеф!»

Босх улыбнулся, и Эдгар облегченно засмеялся. Гарри видел, что с него словно слетела огромная тяжесть, да и сам он был рад тому, что сделал.

– Значит, насчет выжившей пока ничего нет? – спросил он.

– Пока неизвестно, где она. Но эти четыре года, что прошли с тех пор, как она убежала от Кукольника, были для Джорджии Стерн не слишком удачными.

– А что случилось?

– Ну, я почитал ее бумаги и поговорил с некоторыми ребятами из нравов – похоже, она села на иглу. После этого ее внешность уже не годилась для съемок. Понимаешь, кто же будет смотреть такой фильм, если у девушки следы от уколов на руках, ногах или шее? У наркоманов в этом бизнесе возникают проблемы: на экране ты совсем голый, и скрыть это дерьмо не удастся.

– Так или иначе, я поговорил с Мора, просто чтобы установить формальный контакт и сказать ему, что я ее ищу. Он и дал мне эту наводку насчет следов от иглы, но больше у него ничего нет. Ты как считаешь, правильно было, что я с ним говорил?

– Думаю, что да, – немного подумав, сказал Босх. – Лучший способ удержать его от подозрений – действовать так, будто он знает столько же, сколько и мы. Если бы ты его не спросил, а потом он узнал бы от осведомителя или от кого‑то из отдела нравов, что ты ее ищешь, он бы, вероятно, догадался.

– Ага, я именно так и подумал, так что позвонил ему сегодня утром и задал несколько вопросов. Насколько ему известно, кроме нас никто не работает по этому новому делу. О нашей спецгруппе он ничего не знает. Пока не знает.

– Единственная проблема со свидетельницей заключается в том, что если он знает, что мы ее ищем, то может тоже ее разыскивать. С этим нужно поосторожнее. Сообщи группе наблюдения.

– Да, конечно. Или пускай Ганс Вверх им это скажет. Стоит послушать, как он говорит по роверу – прямо как этакий скаут‑орел.[27]

Босх улыбнулся, представив, как Ганс Вверх вовсю использует кодовые обозначения.

– Вот почему она больше не работает в порнобизнесе, – вернувшись к прежней теме, сказал Эдгар. – За последние три года у нее было несколько дел за хранение наркотиков, пара арестов за проституцию и много‑много задержаний за опьянение. Она постоянно попадалась. Всегда отсиживала срок, но ничего серьезного – два, три дня зараз. Недостаточно для того, чтобы она слезла с иглы.

– Так где же она работает?

– В Вэлли. Я все утро был на связи с тамошними «нравами». Они говорят, что обычно она работает в коридоре Сепульведы вместе с остальными уличными.

Босх вспомнил молодых женщин, которых видел там, когда ехал к Черроне – менеджером и сутенером Ребекки Камински. Вполне возможно, что, не подозревая об этом, он тогда видел Джорджию Стерн или даже говорил с ней.

– Что такое?

– Да так, ничего. Просто я недавно там проезжал и вот сейчас думаю, что, возможно, ее видел, только не знал, кто она такая. Что говорят ребята из «нравов» – у нее есть защита?

– Неа, ни о каком сутенере они не знают. Думаю, она уже отработанный материал. Большинство сутенеров предпочитает лошадок получше.

– Так «нравы» уже ее ищут?

– Пока нет, – сказал Эдгар. – Сегодня у них подготовка, но завтра вечером они выйдут на Сепульведу.

– Какие‑то свежие фотографии есть?

– Есть.

Из своей спортивной куртки Эдгар вытащил пачку фотографий. Все они были сделаны при задержании. У Джорджии Стерн действительно был довольно потрепанный вид. В осветленных волосах по меньшей мере сантиметра на два проглядывали темные корни. Под глазами виднелись такие темные круги, что казалось, будто они вырезаны ножом. Щеки впалые, глаза стеклянные. Ее счастье, что она успела принять дозу еще до ареста. Это означало, что за решеткой ей пришлось провести меньше времени в мучительном ожидании, когда можно будет принять новую порцию наркотика.

– Эта сделана три месяца назад. В состоянии опьянения. Просидела два дня в Сибил.

Институт Сибил Бранд – так называлась окружная женская тюрьма, половина мест в которой была специально оборудована для приема наркоманок.

– Да, вот еще что, – сказал Эдгар. – Совсем забыл. Тот парень, Дин, ну, из «нравов» в Вэлли, который тогда ее арестовывал, рассказал, что когда ее оформлял, то нашел баночку какого‑то порошка и уже собирался впаять ей хранение, но тут понял, что на баночке есть законный сертификат. По его словам, это был азидотимин – ну, знаешь, для лечения СПИДа. Она заражена, парень, и все равно работает на улице. На Сепульведе. Он спросил ее, заставляет ли она своих клиентов надевать резинки, а она ответила: «Если они не хотят, то нет».

Босх только кивнул. В этом не было ничего необычного. По своему опыту Босх знал, что большинство проституток презирают своих клиентов. Да и болезнь‑то они подхватывают от этих самых клиентов или через грязные иглы, которые тоже иногда получают от тех же клиентов. В любом случае их не заботило, могут ли они передать болезнь тем, от кого ее и получили. «Так им и надо!» – примерно к этому вся их психология сводилась.

– Если они не хотят, то нет, – покачивая головой, повторил Эдгар. – Скажу тебе, это что‑то.

Допив кофе, Босх отодвинул стул. В кафетерии не разрешалось курить, поэтому он собирался спуститься в вестибюль и выйти наружу. Пока Ролленбергер сидит в конференц‑зале, о курении там не может быть и речи.

– Так что…

В этот момент ожил его пейджер, и Босх недовольно поморщился. Он всегда считал, что если вердикт вынесен быстро, то он обязательно плохой, даже нелепый. Что, эти присяжные вообще не стали рассматривать все доказательства? Сняв пейджер с пояса, он взглянул на экран и облегченно вздохнул. Это был номер коммутатора ЛАПД.

– Кажется, меня вызывает Мора.

– Будь осторожнее. Так что ты собирался сейчас сказать?

– Ну, я просто подумал о том, принесет ли нам Стерн вообще какую‑то пользу. Ведь прошло четыре года, она сидит на игле и к тому же больна. Может, она даже и не помнит этого последователя.

– Ага, я тоже об этом думал. Но у меня нет других вариантов, кроме как вернуться в Голливуд и подать рапорт Паундсу либо включиться в наблюдение за Мора. Так что я выбираю Стерн. Сегодня вечером я собираюсь на Сепульведу.

Босх кивнул.

– Ганс Вверх сказал, что ты поднял дело о разводе. И что, там полный ноль?

– Не совсем. Заявление подавала она, но Мора его не оспаривал. Заявление аж на десяти страницах. Там есть только один интересный момент, хотя я не знаю, значит он что‑нибудь или нет.

– И что там?

– Ну, основания она приводит самые обычные. Непримиримые разногласия, моральная жестокость. Но кроме того, дальше она пишет об утрате супружеской общности. Знаешь, что это такое?

– Никакого секса.

– Ну да. И что, по‑твоему, это означает?

– Не знаю, – немного подумав, ответил Босх. – Они разошлись как раз перед началом этого дела с Кукольником. Может быть, он был в каком‑то странном состоянии, которое довело его до убийств. Я могу спросить у Локке.

– Угу, я именно об этом и подумал. В любом случае я проверил жену по картотеке отдела транспортных средств – она все еще жива. Но я все же думаю, что к ней соваться не стоит. Слишком опасно. Она может его предупредить.

– Ну да, не надо к ней соваться. ОТС передал по факсу ее водительское удостоверение?

– Да. Она блондинка. Рост сто шестьдесят сантиметров. На фотографии видно только лицо, но я бы сказал, что она в норме.

Босх кивнул и поднялся с места.

Забрав из конференц‑зала один из роверов, Босх проехал в центральный отдел и припарковался позади здания. Он все еще находился на расстоянии пятнадцатиминутной досягаемости от здания суда. Оставив ровер в машине, он вышел на тротуар и стал обходить здание, направляясь к входу для посетителей. Сделал он это для того, чтобы увидеть Шихана с Опельтом. По его предположениям, они должны были припарковаться так, чтобы видеть выезд с автостоянки, а Мора не мог их заметить.

Машина, стоявшая на автостоянке, за бывшей заправочной станцией, где сейчас продавали тако[28](на вывеске значилось: ЗДЕСЬ ПРОДАЮТСЯ КОШЕРНЫЕ[29]БУРРИТО – ПАСТРАМИ!), коротко мигнула фарами. Это был серый «эльдорадо». Заметив в нем две знакомые фигуры, Босх спокойно отвернулся.

Мора сидел у себя за столом и поедал буррито,[30]Босху это казалось отвратительным, поскольку он видел начинку из пастрами,[31]казавшуюся совершенно ненатуральной.

– А, Гарри! – сказал он с набитым ртом.

– И как оно тебе?

– Прекрасно. После этого обязательно вернусь к нормальным бифштексам. Я решил его попробовать только потому, что заметил на другой стороне улице двух парней из ООУ. Один из них сказал, что они приехали сюда из Паркера, чтобы съесть эти кошерные штучки. Вот я и решил тоже попробовать.

– Ну да, по‑моему, я тоже слышал об этом месте.

– На мой взгляд, оно не стоит того, чтобы ехать из Паркера.

Завернув остатки в промасленную бумагу, она встал и вышел в коридор. Босх услышал, как пакет падает в урну, после чего Мора вернулся обратно.

– Не хочу, чтобы это пачкало мою урну.

– Ты мне звонил?

– Да, я. Как там суд?

– Ждем вердикта.

– Черт, наверно, это весьма неприятно.

По своему опыту Босх уже знал, что Мора что‑то скажет, только когда сам захочет. Нет смысла спрашивать его, зачем он звонил.

Снова усевшись в кресло, Мора повернулся к стоявшему сзади шкафу и начал по очереди выдвигать ящики.

– Подожди немного, Гарри, – не оборачиваясь, сказал он. – Я тут кое‑что для тебя подбираю.

Весь процесс занял примерно две минуты. За это время Мора открыл несколько папок и достал оттуда какие‑то фотографии. Затем он снова повернулся к столу.

– Четыре, – сказал он. – Я нашел еще четырех актрис, которые исчезли при довольно подозрительных обстоятельствах.

– Только четырех?

– Да. Собственно говоря, мне сообщили и о других цыпочках. Но только эти четыре укладываются в нашу схему. Все – фигуристые и светловолосые. Есть еще Галерея, о которой мы уже говорили, и твоя блондинка в бетоне. Таким образом, всего у нас их шесть. Вот новые.

Он передал Босху несколько снимков. Гарри принялся не спеша их просматривать. Это были рекламные глянцевые фотографии; внизу каждой в белой рамочке стояло имя женщины. Две из них были совершенно голыми и позировали в помещении, сидя на стульях с раздвинутыми ногами. Две другие были сняты у моря – в таких бикини, что на большинстве общественных пляжей им бы запретили появляться в таком виде. Женщины с фотографий показались Босху почти одинаковыми. Тела их были похожи, на лицах было одно и то же фальшивое выражение, призванное одновременно символизировать некую загадочность и в то же время сексуальную раскрепощенность. У всех были светлые, почти белые волосы.

– Белоснежки, – зачем‑то прокомментировал Мора. Босх поднял на него взгляд. – Я имею в виду волосы, – не отводя глаз, сказал Мора. – Так их называет продюсер, когда отбирает актеров. Он говорит, что вот на эту часть или вот на ту ему нужны белоснежки, потому что у него уже есть рыжая или там еще что‑нибудь. «Белоснежка» – похоже на имя модели. Эти цыпочки все одинаковые.

Босх снова уставился на фотографии, боясь, что его выдадут глаза.

Тем не менее он вынужден был признать, что Мора прав. Женщины на фотографиях различались в основном татуировками и их расположением на теле. У каждой было небольшое изображение сердечка, розы или какого‑нибудь персонажа из мультфильма. У Честной Давалки сердечко красовалось чуть‑чуть левее аккуратно подстриженного треугольника волос. У Капризной Курочки немного выше левой лодыжки виднелось нечто похожее на героя какого‑то мультфильма, но из‑за ракурса съемки понять, что это такое, было невозможно. У Порочной Анни сантиметрах в пятнадцати над левым соском со вставленным в него золотым кольцом можно было рассмотреть сердечко, обвитое колючей проволокой. А у Бесстыжей Розы Техаса на правой руке, между большим и указательным пальцами была вытатуирована красная роза.

Босх понял, что все они, вероятно, уже мертвы.

– И никто о них больше не слышал?

– По крайней мере никто из тех, кто занят в этом бизнесе.

– Ты прав. Физически они подходят.

– Ну да.

– Они занимались работой по вызову?

– Думаю, что да, но пока не совсем уверен. Люди, с которыми я говорил, работали с ними на съемках, поэтому не знают, чем занимались эти девушки, когда, образно говоря, гасли софиты. По крайней мере они так утверждают. Дальше я собираюсь поднять старые номера сексуальных газетенок и просмотреть рекламу.

– А даты какие‑то есть? Ну, вроде того, когда они исчезли.

– Только в самых общих чертах. Этих ребят, я имею в виду агентов и киношников, такие даты не заботили, так что я имею лишь общую картину. Если я обнаружу, что они давали объявления о работе по вызову, то смогу здорово сузить круг и выяснить, когда они в последний раз работали. В любом случае давай я передам тебе то, что у меня есть. Доставай блокнот.

Мора рассказал ему то, что узнал. Никаких конкретных дат, лишь год и месяц. Сопоставив эти данные с приблизительными датами исчезновения Ребекки Камински – блондинки в бетоне, Констанции Кальвин по прозвищу Галерея, а также седьмой и одиннадцатой жертв, первоначально приписанных Кукольнику, можно было примерно установить, что порноактриски исчезали каждые шесть или семь месяцев. Последней исчезла Капризная Курочка – где‑то около восьми месяцев назад.

– Видишь график? Срок подошел. Он как раз охотится.

Кивнув, Босх посмотрел на Мора и заметил, что у того блестят глаза. Ему показалось, что он видит в них черную пустоту. В один леденящий душу момент Босху почудилось, что он смотрит в глаза самому дьяволу. Казалось, Мора затягивает его в эту темноту.