Брэдхэдэр. Когда родители и Мэри‑Кей вернулись домой ближе к вечеру, я сидела на кухне и ела разогретую лазанью

Когда родители и Мэри‑Кей вернулись домой ближе к вечеру, я сидела на кухне и ела разогретую лазанью. Они все уставились на меня так, словно, придя домой, обнаружили у себя на кухне чужака.

– Морган, – сказал папа и кашлянул.

Его веки были красными, а лицо казалось осунувшимся и постаревшим по сравнению с тем, как выглядело утром. Его редеющие черные волосы были плотно приглажены к голове. Очки с толстыми стеклами в металлической оправе делали его похожим на сову.

– Да? – сказала я, удивляясь тому, как холодно и ровно звучит мой голос.

Я отпила содовой воды.

– С тобой все в порядке?

Вопрос был просто нелепый, но задать его было как раз в папином духе.

– Что ж, давайте посмотрим, – невозмутимо сказала я, не глядя на него. – Я только что узнала, что меня удочерили. И вот я тут сижу и перевариваю тот факт, что вы оба лгали мне всю мою жизнь. – Я пожала плечами. – В остальном я в порядке.

Мэри‑Кей, казалось, вот‑вот расплачется. Вернее, она выглядела так, как будто проплакала все утро.

– Морган, – сказала мама. – Может быть, наше решение не говорить тебе было ошибкой. Но у нас были на то причины. Мы любим тебя, и мы все еще твои родители.

Моей невозмутимости как не бывало.

– Причины? – воскликнула я. – У вас были причины скрывать от меня самый важный факт моей жизни? Такое нельзя оправдать никакими причинами!

– Морган, прекрати! – сказала Мэри‑Кей дрожащим голосом. – Мы же семья. Я просто хочу, чтобы ты была моей сестрой. – Она заплакала, а у меня к горлу подступил ком.

– Я тоже хочу, чтобы ты была моей сестрой, – сказала я, вставая. – Но я уже не понимаю, что происходит. Что настоящее, а что нет.

Мэри‑Кей громко разрыдалась и уткнулась в папино плечо.

Мама попыталась подойти ко мне и обнять, но я попятилась от нее. Именно в этот момент ее прикосновение показалось мне невыносимым. Вид у нее был убитый.

– Слушай, давай не будем сейчас ничего говорить, – предложил папа. – Подождем немного. Все мы испытали шок. Пожалуйста, Морган, выслушай только вот что. У нас с мамой две дочери, которых мы любим больше всего на свете. Две дочери.

– Мэри‑Кей – ваша дочь, – сказала я, с ужасом чувствуя, как срывается мой голос. – Биологически. А я – никто!

– Не говори так! – потребовала мама с подавленным видом.

– Вы обе – наши дочери, – твердил папа. – И всегда ими останетесь.

Ничего более утешительного он не мог бы сказать, и от этого я разревелась. Я была настолько измучена физически и эмоционально, что поднялась, спотыкаясь, к себе в комнату, опустилась на кровать и задремала.

Пока я находилась между сном и бодрствованием, в комнату вошла мама и села возле меня на кровать. Она стала гладить мои волосы, ее пальцы осторожно пробирались сквозь спутанные пряди. Это напомнило мне тот сон, мою другую маму. «Может, это был и не сон, – подумала я. – Может, это было воспоминание».

– Мама, – сказала я.

– Тише, дорогая, спи, – прошептала она. – Я просто хотела сказать, что люблю тебя, что я твоя мама, а ты моя дочка с первой же секунды, как я тебя увидела.

Я покачала головой, хотела возразить, что это не так, но не успела: сон уже сморил меня. Проваливаясь в глубокое, благословенное бесчувствие, я ощущала, как на подушку капают теплые слезы. Не знаю, чьи они были – ее или мои.

Следующее утро было ужасно странным – настолько все казалось обыденным. Мама и папа, как всегда, встали рано и ушли на работу еще до того, как я проснулась. Мэри‑Кей, как всегда, стали вопить, чтобы я скорее поворачивалась, а я еле двигалась под душем, собираясь с духом встретить предстоящий день.

Мэри‑Кей показалась мне бледной и осунувшейся. Она была необычно тихой, пока я глотала свою диетическую колу и кидала в рюкзак учебники.

– Я хочу, чтобы ты перестала делать то, что ты делаешь, – сказала она так тихо, что я едва услышала ее. – Хочу, чтобы у нас все было, как раньше.

Я вздохнула. Я никогда не завидовала Мэри‑Кей и не соперничала с ней. Я всегда хотела о ней заботиться. Интересно, изменится ли все сейчас. Не имею ни малейшего представления. Знаю только, что по‑прежнему ужасно не хочу, чтобы ее обижали.

– Сделанного уже не переделаешь, – спокойно сказала я. – И потом, мне нужно знать правду. Слишком многое слишком долго хранилось в тайне.

Мэри‑Кей вскинула руки и несколько мгновений трясла ими в воздухе, словно пытаясь найти нужные слова. Но говорить было нечего, и мы просто схватили свои рюкзаки и пошли к машине.

Возле школы нас встретил Кэл. Он подошел к моей Das Boot, когда я открыла дверцу Мэри‑Кей посмотрела на него так, будто хотела вычислить его причастность ко всему случившемуся. Он ответил ей спокойным, доброжелательным взглядом.

– Меня зовут Кэл, – сказал он, протягивая руку. – Кэл Блэр. Кажется, мы не знакомились по‑настоящему.

– Я знаю, кто ты такой. – Мэри‑Кей смотрела на него, не подавая руки. – Ты занимаешься магией вместе с Морган?

– Мэри‑Кей! – начала я, но Кэл поднял руку.

– Все в порядке, – сказал он. – Да, я занимаюсь магией вместе с Морган. Но мы не делаем ничего плохого.

– Смотря для кого. – Мэри‑Кей показалась мне старше своих четырнадцати лет.

Она выбралась из машины, скользнув мимо Кэла. Ее тут же окружили друзья, но она выглядела невеселой и ушедшей в себя. Интересно, что она им расскажет. Потом подошел ее приятель Бэккер Блэкберн, и они ушли вдвоем.

– Как ты? – спросил Кэл и поцеловал меня в лоб. – Я думал о тебе. Звонил тебе вчера вечером, но твоя мама сказала, что ты спишь.

Я видела, что на нас смотрят – Алессандра Спотфорд, Нелл Нортон, Джастин Бартлетт. Еще бы им не удивляться, видя Кэла Блэра, этого бога в человеческом образе, рядом с Морган Роулендс, самой верной кандидатурой на роль Девушки, Которой Никто Никогда Не Назначит Свидания.

– Да, думаю, я просто отключилась. Спасибо, что позвонил. Я тебе потом все расскажу.

Он сжал мне плечо, и мы пошли туда, где обычно тусовался наш ковен – мы теперь были именно ковен, а не просто группа друзей, – на бетонные скамейки с восточной стороны школы.

Знакомое здание из красного кирпича показалось мне успокаивающе незыблемым и неизменным, и это была, пожалуй, единственная вещь в моей жизни, которая осталась тем, чем и была до сегодняшнего дня.

Семь пар глаз смотрели на нас, пока мы подходили по крошащейся под ногами кирпичной дорожке. Я поискала взглядом Бри. Она старательно рассматривала свои коричневые замшевые сапоги. Она казалась красивой и далекой, холодной и отчужденной. Две недели назад она была моей лучшей на свете подругой, человеком, которого я любила больше всех после моих родных, человеком, который знал меня лучше, чем кто‑либо другой.

Какая‑то часть меня все еще любила ее, все еще хотела доверять ей, каким бы невозможным это ни казалось. Я думала о том, чтобы поговорить о своих проблемах с одной из других своих подруг, например, с Тамарой Притчетт или Дженис Юто, но понимала, что не могу.

– Привет, Морган, привет, Кэл, – сказала Дженна Руис, лицо которой было таким же открытым и дружелюбным, как всегда.

Она улыбнулась мне искренней улыбкой, и я улыбнулась ей в ответ. Рядом с ней сидел Мэтт Адлер, одной рукой обнимая ее за плечи. Дженна закашлялась, прикрыв рот, и Мэтт озабоченно взглянул на нее. Она покачала головой и улыбнулась ему.

– Привет, Дженна. Привет всем, – сказала я. Рейвин Мельцер смотрела на меня с явной неприязнью. Ее темные глаза, густо обведенные черным, с веками, посыпанными блестками, излучали злую неприязнь. Она хотела, чтобы Кэл принадлежал ей. Как Бри. Как я.

– Самхейн был потрясающий, – сказала Шарон Гудфайн, прижав скрещенные руки к своей полной груди, словно ей стало холодно. – Я чувствую, что я изменилась. Все выходные я чувствовала себя другой. – Ее лицо с тщательно наложенной косметикой выражало скорее задумчивость, а не снобизм.

Не задумываясь, я выпустила свои эмоциональные сенсоры и стала мягко, осторожно прощупывать окружающих меня людей. Это было похоже на то, что я испытывала тогда, когда мы делали круг на кладбище, но на этот раз я управляла эмоциями. На этот раз я делала это специально.

У меня лишь мимолетно мелькнула мысль, что эмоции моих друзей – это, наверное, их частное дело и принадлежат только им.

Дженна была точно такой, какой казалась, – открытой, добродушной. Мэтт тоже, но у него в глубине я ощутила какое‑то темное пространство, которое он хранил для себя. Кэл… Кэл бросил на меня быстрый, удивленный взгляд, когда моя сенсорная сеть коснулась его. Сканируя его эмоции, я почувствовала внезапно хлынувшую от него горячую волну желания. Я покраснела и сразу прекратила изучать его. Он посмотрел на меня так, будто говорил: «Сама напросилась…»

Итан Шарп оказался интересной личностью – яркая мозаика мыслей и чувств, крепко сдерживаемого недоверия, поэзии и разочарования. Внутри у Шарон оказалось что‑то вроде центра спокойствия, возникшего как будто бы недавно. И была еще некая неуверенная, смущенная нежность. К кому? К Итану?

Бет Нилсон, лучшая подруга Рейвин, испытывала главным образом скуку и хотела быть где‑то в другом месте. Мой лучший друг, после Бри, Робби Гуревич, поразил меня смесью гнева, желания и сдержанного чувства, которые никак не отражались на его лице. На кого все это было направлено? Неясно.

А вот эмоциями Бри и Рейвин меня чуть было не снесло со скамейки. От них обеих исходили сильные глубинные волны ярости и ревности, направленные на меня и в меньшей степени на Кэла. У Рейвин были сплошные рваные линии, острые углы и зазубрины злости, разочарования и сильного желания. Несмотря на то, что она слыла доступной, у нее фактически никогда не было серьезных отношений ни с кем. Возможно, она хотела, чтобы таким человеком стал Кэл.

Если чувства Рейвин были похожи на колючую проволоку, то у Бри это были тлеющие угли. Я моментально узнала, что сейчас она ненавидит меня настолько, насколько любила две недели назад. Ей ужасно был нужен Кэл. Может, это и не настоящая любовь, но что сильнейшее желание – это точно. И с ней еще никогда не случалось такого, чтобы она хотела парня, а он ее нет. Кэл нанес ей глубокую рану, когда предпочел меня.

Считывание информации заняло всего один миг. Один удар сердца – и я получила нужные сведения.

Меня поразило, что никто из этих людей, входивших в наш ковен, не знал о том, что меня удочерили – никто, кроме Кэла. Это было событие исключительной важности, круто изменившее мою жизнь, и произошло оно всего за один вчерашний день. А для них вчера было просто еще одно воскресенье. От этого я чувствовала себя странно сбитой с толку.

– Ну как? – заговорила Бри, нарушив молчание. – Твоим родителям понравились книги?

Я моргнула. Если бы она только знала, к чему привела ее месть! Я лишь покачала головой и села, побоявшись открыть рот.

Бри со злорадной усмешкой продолжала рассматривать свои сапоги.

Кэл взял мою руку в свою, и я крепко вцепилась в нее.

– Ты о чем это, Бри? – спросил Робби.

Он снял свои очки с толстыми стеклами и потер глаза. Без очков он выглядел совершенно другим человеком. Заклинание, наложенное мной две недели назад, сработало лучше, чем я могла вообразить. Его кожа, которая раньше была вся изранена шрамами от прыщей, стала теперь гладкой и приятной на вид, на ней появились смутные очертания темной бороды. Его нос, бывший припухшим и красным, стал прямым, классической формы. Даже его губы казались теперь более твердыми и красивыми, хотя я не помнила, какими они были раньше.

– Да ни о чем, – небрежно ответила Бри. – Так, пустяки.

«Ну да, это всего лишь моя сломанная жизнь», – подумала я.

– Пустяки так пустяки, – пробормотал Робби и опять потер глаза. – Черт. Нет ли у кого тайленола? У меня жутко болит голова.

– У меня есть, – сказала Шарон, доставая сумочку.

– Всегда готова, – сказал с улыбкой Итан. – Как герлскаут.

Шарон быстро взглянула на него, потом дала Робби две таблетки, которые он проглотил не запивая.

Ребята в нашем ковене все очень разные, и поэтому интересно наблюдать, как они реагируют друг на друга.

– Мне очень понравилось то, что у нас получилось в субботу вечером, – сказал после паузы Кэл. – Я рад, что вы все пришли. Мы неплохо отметили самый главный викканский праздник.

– Было так здорово! – сказала Дженна. – А Морган была просто изумительная!

Я смутилась и слегка улыбнулась своим коленям.

– Было по‑настоящему потрясно, – сказал Мэтт. – Вчера я почти весь день просидел в Сети, лазил по викканским сайтам. Их миллион, и некоторые очень интенсивные.

Дженна засмеялась:

– А некоторые такие убогие! Эти люди бывают такие странные! И музыка у них просто ужасная.

– Мне нравятся сайты, где есть чат‑комнаты, – сказал Итан. – Если попадаешь на такой, где люди знают, о чем говорят, то это по‑настоящему интересно. У них есть заклинания и другие штуки, которые можно скачать.

– Много говорят о дне Джуле, который будет через пару месяцев, – сказала Шарон.

– Может, устроим вечеринку в его честь? – предложила я, захваченная их разговором.

Потом увидела, какие взгляды бросали на меня Рейвин и Бри – высокомерно‑раздраженные, словно я надоедливая младшая сестра, а не самая одаренная ученица в нашем ковене. Я стиснула зубы и в этот момент увидела большой кленовый лист, лениво падавший на землю. Не думая, я мысленно поймала его и заставила парить над головой Рейвин.

Я держала его взглядом, не давая отклониться, и он завис над ее блестящими черными волосами. Потом невесомо опустился ей на голову и превратился в нелепую, смешную шляпу.

Довольная собой, я открыто засмеялась, и глаза Рейвин сузились – она ничего не поняла. Не почувствовала, что у нее на голове лежит этот лист, похожий на тонкий, поджаристый блин, и придает ей глупый вид.

Следующей его увидела Дженна, а потом уже смотрели и улыбались все, кроме Кэла.

– Что? – резко спросила Рейвин. – На что вы все уставились?

Даже Бри не смогла удержаться от улыбки, когда смахивала лист с головы Рейвин.

– Это просто лист, – сказала она. Разозленная Рейвин подхватила свою черную сумку, и в этот момент как раз прозвенел звонок.

Мы все поднялись, чтобы идти на занятия. Я все еще улыбалась, когда Кэл шепотом сказал:

– Помни тройной закон. – Он чуть коснулся моей щеки и отошел, направляясь к другому входу в школьное здание.

Я сглотнула. Викканский тройной закон был одним из самых важных принципов магического искусства. В основном он утверждал, что все, что ты посеешь, будь это добро или зло, вернется к тебе в тройном размере, так что всегда делай хорошее. Не делай плохого. Вот что говорил мне Кэл: первое, он знает, что это я управляла листом, и второе, он знает, что я сделала это нарочно. А это было непорядочно.

Глубоко вздохнув, я перекинула лямку рюкзака через плечо.

Как только Кэл отошел достаточно далеко, Рейвин сказала язвительным тоном:

– Ладно, значит, он твой – пока. Сколько, по‑твоему, это будет длиться?

– Да, – пробормотала Бри. – Подожди, пока он узнает, что ты девственница. Ему это покажется весьма забавным.

Мои щеки вспыхнули. Я вдруг представила себе, как вчера утром его рука оказалась у меня на груди и как я испугалась.

Рейвин подняла брови:

– Да ты что? Неужели она девственница?

– Рейвин, прекрати! – возмутилась Бет, проходя мимо нее.

Рейвин с секунду удивленно смотрела на Бет, потом опять занялась мной.

Бри и Рейвин вместе засмеялись, и я уставилась на Бри. Как она могла разболтать такую личную вещь обо мне? Я хранила каменное молчание и продолжала идти в класс.

– Ладно тебе, Рейвин, – сказала Бри у меня за спиной. – Любой, кто посмотрит на нее, скажет, что она нужна ему не из‑за этого.

Я не верила своим ушам. И это Бри, которая всегда говорила мне, что я недооцениваю свою внешность, и утверждала, что моя плоская грудь – это вовсе не беда, и годами трудилась над тем, чтобы я почувствовала себя привлекательной. А теперь она была настроена полностью против меня.

– Ты ведь знаешь, в чем тут дело, не так ли? – продолжала язвить Рейвин.

«Интересно, – подумала я, – кому‑нибудь из них приходило в голову, что я готова убить их обеих?»

– Кэл увидел ее, и это была… ведьма с первого взгляда!

Я бежала в класс, слыша у себя за спиной отголоски их смеха. Вот суки, рычала я про себя. В классе я сидела минут десять, стараясь успокоить дыхание, утихомирить ярость.

В этот момент я радовалась тому, что сыграла злую шутку с Рейвин. Надо было бы подстроить что‑нибудь в десять раз хуже. Я ничего не могла с собой поделать. Я хотела уничтожить Бри и Рейвин. Я хотела видеть их униженными.

Поиски

9 января 1980 года

Тело Мораг Шихан нашли вчера вечером. Там, у подножия скал, недалеко от старика Тоусона. Отлив должен был унести ее, и никто из нас ничего бы не узнал, но вода стояла низко из‑за влияния луны. Поэтому ее и нашли эти мальчики, Билли Мартин и Хью Бичем. Сначала они приняли ее за обгорелую, истлевшую мачту какого‑то корабля. Но ошиблись. Это была всего лишь сожженная ведьма.

Разумеется, Белвикет собрался еще до рассвета. Мы завесили ставни изнутри одеялами и сели вокруг кухонного стола моих родителей. Дело в том, что в прошлом году мы с мА наложили на Мораг это мощное охранное заклинание, и с тех пор с ней ничего плохого не случалось. Все было в полном порядке.

– Вы понимаете, что это значит, – сказал Пэдди Мактевиш. – Ни один человек не мог к ней подобраться благодаря этому заклятию и тем отвращающим зло заклинаниям, которое она творила сама.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросила ма.

– Я хочу сказать, что она была убита ведьмой, – ответил Пэдди.

Когда он так сказал, это сразу стало ясно всем. Мораг была убита ведьмой. Кем‑то из нас? Определенно, нет. Значит, где‑то здесь поблизости есть кто‑то, о ком мы не знаем? Кто‑то из другого ковена?

От мыслей о таком зле веет леденящим холодом.

Во время следующего круга мы проведем скраинг. А до тех пор я буду присматривать в оба за всеми и вся.