Не первый мужчина

Чертанов у Веры был четвертым мужчиной. Первая любовь пришла к Вере на первом курсе. Тогда она без памяти втюрилась в красивого парня из параллельной группы. И отдалась ему на одной из студенческих вечеринок, под грохот музыки, звучавшей из динамиков. Музыка с легкостью пробивалась через перекрытия верхних этажей общежития. Несправедливо было бы говорить, что Вера не хотела близости, ее ухажер представлялся ей едва ли не идеальным партнером. Но то, что произошло, так отличалось от того, что она навоображала себе, что потерю невинности она вспоминала с невольным содроганием. Ее незадачливый кавалер (не бог весть какой любовник!) тоже испытал не меньшее разочарование, а потому, шарахнувшись друг от друга при следующей встрече, они так и не сумели в дальнейшем сойтись.

Второго своего мужчину Вера встретила в доме отдыха под Москвой, куда она отправилась со своей близкой подругой после третьего курса. Лес, озеро, песчаный пляж, да и сам воздух, все, казалось, располагало к любви. Вера не стала противиться неожиданно проснувшемуся чувству к молодому человеку, который стал ухаживать за ней. В отличие от первого ухажера он был ветреным, непостоянным, и Вера подозревала, что, кроме нее, он держал на примете еще парочку девиц. Молодые люди ничего не обещали друг другу и с энтузиазмом занимались любовью там, где представлялся случай. На пляже так на пляже или в кустах… Это было забавно! А риск быть застигнутыми врасплох только обострял эротическое наслаждение. Когда подошел срок уезжать, то прощались они легко и безо всяких упреков и клятвенных обещаний звонить друг другу, просто обменялись адресами и разошлись каждый в свою сторону.

Позже второй ее избранник наведывался к Вере еще несколько раз. Сняв номер в гостинице, они сутки не вылезали из постели, но, даже несмотря на это безумие, по эмоциональному накалу эти встречи не составляли и десятой доли того, что было пережито ими в доме отдыха. Так что не было ничего удивительного в том, что вскоре они окончательно охладели друг к другу и в дальнейшем напоминали о себе только телефонными звонками, которые со временем становились все реже.

Третьим ее мужчиной стал школьный друг, от которого у Веры не было никаких секретов. Точнее, она воспринимала его как верную подружку, с которой хорошо поделиться своими бедами и от которой всегда можно получить дельный совет. В постели Веры школьный друг оказался совершенно случайно, в тот самый период, когда она крепко повздорила с родителями. Его объятия помогли ненадолго найти некоторое утешение. Близость с ним она восприняла едва ли не как инцест и совершенно не придала случившемуся серьезного значения. Тем более странным стало для нее поведение школьного друга, который, как оказалось, любил ее с первого класса, а после их близости непрестанно звонил ей и умолял выйти за него замуж. Единственное, что оставалось Вере, так это не подходить к телефону и позабыть о своем друге. Крепко уяснив при этом, что дружбы между мужчиной и женщиной быть не может.

Именно в этот период в ее жизни и возник Михаил Чертанов. У него с личной жизнью тоже было не все в порядке. Расставшись с женой, он надеялся заглушить сердечную боль в объятиях симпатичной девушки. Хотя сблизились они не сразу, Вера отметила, что Михаил не похож ни на одного из ее прежних ухажеров. Он не старался завоевать ее расположение какими-то безумными поступками, не пытался делать глупых предложений. Если и старался понравиться, так только самую малость, чтобы не докучать ей своим присутствием, и терпеливым обхождением старался завоевать ее благосклонность. В конце концов это ему удалось.

Через три недели ухаживания они оказались в одной постели, что выглядело весьма органично, словно их дружба перешла из одного состояния в другое. Более качественное, что ли. Что, собственно, так и было. И только с Михаилом Вера поняла, что значит секс с мужчиной, которого любишь по-настоящему. Это не ребячье спаривание где-нибудь в каморке общежития и не нахальные ласки прыщавых неопытных юнцов, едва выскочивших из-под маменькиного подола. Михаил никуда не торопился, он смаковал каждую минуту их общения, прекрасно осознавая, что ее сдача на его милость всего лишь вопрос времени. И когда она упала в его крепкие руки, он не строил удивленных глаз, лишь с благодарной улыбкой принял долгожданный подарок.

С этой минуты как раз и началось самое интересное — Михаил научил познавать ее собственное тело, которое, как оказалось, хранило в себе столько чудесного и удивительного, о чем она даже не подозревала. Можно было смело сказать, что Чертанов был мужчина, о котором мечтает всякая женщина. Оставалось только удивляться, почему он до сих пор пребывает в одиночестве.

Месяца два назад Вера неожиданно почувствовала со стороны Михаила охлаждение. Поначалу такое его поведение показалось ей случайным. Мало ли что бывает, может быть, устал на работе. Но когда и в следующие дни он пренебрег их близостью, она поняла, что их отношения претерпевают серьезный кризис. В ту ночь она не сомкнула глаз и, тупо уставившись в потолок, старалась проанализировать ситуацию и понять, что именно могло вызвать его неудовольствие. Может быть, она была с ним груба? Только не это! Разве возможно грубить человеку, когда млеешь только от одного его голоса! Может, она оказалась плохой хозяйкой? Тоже исключается. Тяга к чистоте и порядку у нее была почти патологической, а припозднившегося Чертанова всегда ждал разогретый и, самое главное, очень вкусный ужин. Вера знала, что Чертанов не имел каких-то гастрономических пристрастий, и все равно она старалась разнообразить его меню и держала под рукой аж три кулинарные книги!

А может, Михаил заметил ее в обществе постороннего мужчины? Вся беда заключалась в том, что мужики липли к ней со страшной силой, стоило лишь только ей показаться на улице. Иные умудрялись подкарауливать ее у подъезда дома и, стойко снося насмешки, провожали до самого вуза. Один из них оказался особенно терпеливым и настойчивым, Вера, дав слабину, как-то отобедала с ним в кафе на Мясницкой. Помнится, их столик располагался у окна, и она, слегка робея от близкого присутствия чужого мужчины, посматривала в окно, разглядывая прохожих. Тогда ей показалось, что она увидела Михаила. Чертанов был известный максималист, и, с его точки зрения, вечер в обществе чужого мужчины — это чуть ли не измена. Но, вернувшись домой, Вера не обнаружила в его настроении перемен. Следовательно, на Мясницкой был кто-то другой. В противном случае ей удалось бы раскусить его с первого взгляда, Михаил, подобно мальчишке, никогда не умел прятать своих переживаний под маской равнодушия.

В тот вечер Вера отдавалась Михаилу с особой страстью, почувствовав, что по-настоящему стала женщиной, и даже удивив его своими откровенными ласками. В себе она так и не разобралась и даже по прошествии нескольких дней не сумела ответить, что именно заставило ее показывать свой темперамент: желание всецело принадлежать любимому человеку или запоздалое чувство вины.

Как бы там ни было, но после того дня Михаил стал отдаляться от нее. Точнее, он все время был рядом, она чувствовала его тепло, его дыхание, его запах, но вместе с тем он как бы находился в другом измерении, попасть в которое Вере было не суждено. Пропала прежняя душевность, что крепко связывала их.

Каждое утро Вера просыпалась с мыслью о том, что следует поговорить с Михаилом, даже назначала себе время, когда лучше всего это сделать, но всякий раз объяснение откладывалось. Предстоящий разговор пугал ее, возможно, что это объяснение надорвет ту последнюю ниточку, что продолжала все еще связывать их.

И только когда наступала ночь, то даже широкой кровати было недостаточно для проявления чувств. Вера, тихо ликуя, понимала, что любима им по-прежнему.

Объяснение состоялось в одну из таких ночей.

Вера еще чувствовала на своей груди прикосновение горячих губ любимого мужчины, внизу живота было горячо и влажно. Расслабляющая нега уже волной прошлась по ее разнеженному телу и забрала остаток сил. Тело вдруг воспарило к небесам, когда до рая оставалось только мгновение, в действительность ее вернул голос Михаила:

— Сегодня ты была бесподобна.

Вера улыбнулась:

— Я старалась.

— Детка, ты же знаешь, как ты дорога мне.

Единственное, на что хватило Вере сил, так это на то, чтобы разлепить глаза. И первое разочарование не заставило себя ждать, оказывается, все это время она пребывала не на небесах, а лежала на обыкновенной кровати со сползшей на пол простыней. Душа, поликовав на небесах, возвращалась в свой дом, наполняя руки и ноги привычной тяжестью и все сильнее вжимаясь в скомканную простыню.

— Я в этом никогда не сомневалась, а потом, ты только что доказал мне это.

Расставаться с блаженством было жаль. Вера вновь закрыла глаза. Истомленное тело, будто подхваченное воздушными потоками, вновь воспарило к небесному куполу. Где-то по соседству должен был находиться рай, вход в который охранял апостол Петр. И, судя по приятным волнам, что накатывали на ее тело, сейчас она направлялась именно туда.

— Я боюсь за тебя, моя крошка, — прозвучало откуда-то сверху.

Вере пришлось немного напрячься, чтобы понять, — слова принадлежали не апостолу.

— Со мной ничего не случится, — негромко возразила Вера, вновь возвращаясь в действительность.

— Мы с тобой редко говорили о моей работе, но хочу предупредить тебя, чтобы ты не знакомилась на улице с молодыми людьми.

Вера повернулась — блаженства как и не бывало:

— Что ты имеешь в виду? Ты ревнуешь меня? Неужели ты думаешь, что я могу тебе изменить?

— Я не о том, — мягко сказал Чертанов. Присев на край кровати, он включил торшер. Судя по его напряженному лицу, он приготовился к обстоятельному разговору. — В городе орудует маньяк. Я так думаю, на его счету не один десяток жертв. Внешне он может даже показаться тебе симпатичным, обходительным, но на самом деле он не ведает, что такое жалость. Маньяки так устроены!

Абажур был темно-зеленого цвета, и свет, падающий на Михаила, делал его лицо каким-то болезненным. Он страдал.

— С чего ты взял, что я должна заинтересовать маньяка?

Михаил после некоторого раздумья ответил:

— Ты только не пугайся, девочка. Ты интересна ему хотя бы потому, что находишься рядом со мной. Ему любопытны все, кто входит в мое окружение. Разумеется, ты — в первую очередь! Я охочусь на него, а он уже давно охотится на меня. Это можно назвать своеобразным поединком. Ему не удалось победить меня, и он захочет причинить мне боль через моих близких, через людей, которых я люблю.

— Может, тебе это показалось?

Чертанов отрицательно покачал головой:

— Мне сложно это объяснить… Называй это как хочешь… Я же полагаюсь на свой оперативный опыт и чутье. Серийный убийца должен непременно выйти на тебя! Кроме того, по своим внешним данным ты подходишь под тот тип женщин, которых он выбирает. Я уже анализировал это.

Вера была взволнована.

— Ты хочешь сказать…

— Да, именно это я и хочу сказать, — перебил ее Чертанов. — Маньяк по своей природе охотник. Из множества людей, встречающихся на его пути, его интересуют только те, что могут расшевелить его больное воображение.

На мгновение Веру парализовал страх.

— Надеюсь, что ты шутишь? — с неестественной улыбкой спросила она. — Я, конечно, знала, что все это страшно, но не думала, что это ужасно до такой степени. Чем же его привлекают такие девушки, как я?

— Это вопрос, на который я не могу получить ответа. На него можно будет ответить, только если удастся изловить маньяка. Я могу только предположить… Может быть, подобный тип женщин напоминает ему девушку или подругу, которая его отвергла. Или мать, которая была с ним излишне жестока. — Рука Михаила бережно легла на ее бедро. — Так что я тебя предупреждаю, Вера, постарайся быть поосмотрительнее.

В комнате царил мягкий зеленый полумрак. Уютное местечко для занятий любовью. Вере было хорошо. Рядом с ней был сильный любимый мужчина, который заботился о ней. А может, с его стороны не было никакого охлаждения? Может, ей все это просто показалось?

— Я буду осторожной… Знаешь, а мне показалось, что ты меня разлюбил. Я просто не знала, как мне быть дальше.

Вера перевернулась на живот. В таком положении ей было удобнее смотреть на Михаила, а потом, ее спина была просто восхитительна, и Вера это знала.

— Тебе это показалось, — нахмурившись, произнес Чертанов. — Разве тебя возможно разлюбить? А теперь спи! Завтра тяжелый день.

Выключив свет, Михаил ушел в соседнюю комнату, где стоял телефон, и аккуратно прикрыл за собой дверь.

Оставшись в одиночестве, Вера долго не могла уснуть. И только когда, испугавшись рассвета, на небе погасли первые звезды, она погрузилась в сон. Теперь она знала, что следует делать.

* * *

В архиве Щербатовской и Боткинской больниц Михаила Чертанова ждала неудача — истории болезни подростка с фамилией Шатров он не отыскал. Сорок лет назад лечилось три человека с такой фамилией, но это явно были не те. Одному было далеко за семьдесят, и черепно-мозговую травму он получил во время гололеда. А двое других были людьми среднего возраста. Один получил ранение во время бытовой драки, а другой так и не вспомнил, в какой момент разудалой пьянки у него оказался пробитым лоб. По его собственным словам, он проснулся от того, что очень сильно болела голова, а когда подошел к зеркалу, то был несказанно удивлен, обнаружив во лбу отверстие шириной в несколько сантиметров.

На очереди был Институт Склифосовского, или, как называли его в народе, — Склиф. Была большая вероятность того, что травмированного мальчика доставили именно сюда — клиника представляла собой крупнейший центр по оказанию экстренной хирургической и травматологической помощи. Кроме того, Склиф имел огромнейший архив, который хранился еще с тех времен, когда сие заведение именовалось Шереметевской больницей. А это, почитай, без малого пара столетий! Так что было где покопаться. Чертанов слышал, что больничные карточки уничтожаются через пятьдесят лет после последней записи. Но, судя по обширнейшему материалу, что содержали в себе архивы клиники, это правило на Склиф не распространялось. Что и к лучшему!

Припарковав «Фольксваген» в переулке близ Сухаревской площади, Чертанов направился в Склиф.

На первый взгляд архив института мало чем отличался от других больничных помещений: тот же густой и тяжелый запах лекарств, повсюду люди в белых халатах, деловито снующие из одной комнаты в другую. И вместе с тем здесь была некая особенность, какая присуща помещениям, что хранят историю. Это вовсе не архивная пыль, в первую очередь это значительное выражение на лицах архивариусов. Сразу видно, что они проникнуты сознанием того, что являются собирателями времени.

Заведующей архива оказалась серьезная дама лет сорока пяти. Скрупулезно ознакомившись с документами Чертанова, она величаво спросила:

— Так что вас, собственно, интересует?

Михаил вздохнул и сдержанно ответил:

— Меня интересуют дела тридцатилетней давности. Я хочу узнать, не попадал ли в те времена в ваш институт подросток с фамилией Шатров?

Заведующая с интересом посмотрела на Чертанова:

— Не далее как несколько дней назад к нам приходил молодой человек и интересовался именно историей болезни этого подростка. А почему она всех так интересует? В нем находятся какие-то интересные данные?

На лице Чертанова невольно отразилось изумление:

— Значит, уже кто-то приходил? И что же это был за человек? Вы не могли бы его вспомнить и описать?

— Как-то сложно сразу сказать…

Михаил вытащил из кармана фотографию и показал ее заведующей.

— Не похож ли он на этого человека?

— Да, это он, — несколько удивленно протянула она. — Так вы его знаете?

— Мы с ним встречались, — уклончиво ответил Чертанов. — Вы не могли бы принести историю болезни?

— Хорошо, я сейчас, — она удалилась в глубину архива.

Через несколько минут она вернулась. По ее растерянному лицу было заметно, что произошло нечто серьезное.

— Что-нибудь случилось?

Открыв больничную карточку, она убито произнесла:

— От больничной карточки осталась только одна обложка!

— Как так?!

— Человек, который приходил сюда, вырвал из нее все листы!

— Как же вы не заметили пропажу раньше? — с горечью спросил Чертанов.

— Он вложил в карточку чистые листы бумаги, поэтому мы ничего не заметили. У нас такое впервые.

— Эти документы могут быть где-нибудь продублированы?

Заведующая отрицательно покачала головой.

— Не думаю… Все документы собираются здесь, они в единственном экземпляре. — Неожиданно ее лицо просветлело. — Хотя постойте, он же был привезен в Склиф на машине «Скорой помощи»! А на неотложке дают предварительный диагноз.

— Где могут находиться эти материалы?

— Они находятся в соседнем корпусе. Подождите немного. — Женщина взяла трубку и уверенно набрала номер. — Валя, это ты? Да, я. Ты не можешь мне подсказать, у вас есть материалы на Шатрова, мальчик… Когда попал? Тридцать лет назад. Да, давно. Понимаю. Но очень нужно, взгляни, пожалуйста. — Несколько минут она держала трубку, ожидая. Чертанов уже думал, что ничего не выйдет, как вдруг женщина встрепенулась и заговорила вновь: — Записываю, — ручка заторопилась по листу бумаги. — Повреждение головного мозг в лобовой части. С какой стороны? Кто ставил диагноз? Хорошо, спасибо. Да, он не мог ошибиться, он был очень хорошим специалистом. — Аккуратно положив трубку, женщина виновато улыбнулась. — Только этим и могу помочь. Возьмите, здесь диагноз.

Чертанов взял листочек бумаги и, аккуратно свернув его, положил в карман.

— Спасибо.

Его пальцы натолкнулись на плотный кусочек картона, который он нашел на месте убийства Екатерины Алексеевны Копыловой. На нем была нарисована корона с двумя молниями. А немного пониже была вычерчена перевернутая церковь. Один из сатанинских знаков, на которые так богата «черная вера». А ниже цифра пятнадцать. Интересно, что бы это могло значить? Рисунку еще не хватает звезды с двумя лучами, направленными вверх, или рогатой головы похотливого сатира. Но ведь рисунок можно рассматривать и как… Господи, почему он не додумался до этого раньше! Как правило, у сатанистов существует несколько храмов, где они совершают свои обряды. И этот знак может указывать на то, что следующая служба состоится в одном из этих храмов. Но в каком? Наверняка где-то в Москве существует еще четыре храма дьявола, расположенные друг от друга на одинаковом расстоянии! Если соединить их линиями, то получится перевернутая пятиконечная звезда! Как же он не догадался об этом раньше! Цифра пятнадцать… Что бы это могло значить? Боже ты мой, пятнадцатого июня двадцать лет назад произошло массовое самосожжение. Осталась всего лишь неделя!

Чертанов вытащил было мобильный телефон, чтобы сообщить о своей догадке Крылову, но тут же сунул его обратно. Нет, сначала еще одна встреча.

* * *

Дверь в кабинет Матвея Тимашова была слегка приоткрыта, и доносился его громкий голос. Он с кем-то энергично разговаривал по телефону, кажется, отчитывал кого-то. Чертанов потянул дверь и вошел без стука, лишь половица под ногами тонко скрипнула, выдавая его присутствие.

Матвей Борисович обернулся и, заметив вошедшего Чертанова, растерянно улыбнулся.

— Ладно, поговорим потом, — завершил он разговор, — ко мне тут пришли. — Положив трубку, он сделал по направлению к Чертанову несколько поспешных шагов, выставив для приветствия руку. — Какими судьбами, Михаил Алексеевич? Давненько не виделись. Присаживайтесь!

Чертанов устроился в кресле напротив Тимашова. С длинными волосами, плавно спадающими на плечи, тот совсем не походил на доцента медицинского института, а скорее напоминал человека творческой профессии. Например, художника или модного фотографа, чьи снимки печатаются на обложках глянцевых журналов.

Длинные волосы закрывали выпуклый лоб Тимашова, слегка прикрывая ровно очерченные брови. Волосы должны были ему мешать, но это, казалось, совсем его не тяготило.

— Я тут как-то заходил в архив Склифа. Искал больничную карту некоего Бориса Шатрова. Вам ничего не говорит эта фамилия?

— Разумеется, говорит. Дмитрий Шатров, мой друг.

Тимашов натянуто улыбнулся. В голосе ни удивления, ни напряжения, обыкновенный, в общем-то, голос. Ничего настораживающего, словно речь шла о самых обыкновенных пустяках.

— Только ли? — усмехнулся Чертанов. — Мне в руки попала вот эта фотография. — Чертанов протянул Тимашову снимок, на котором были запечатлены два брата Шатровых. — Узнаете?

Лицо Тимашова переменилось:

— Да.

— Один из этих братьев ваш отец, а другой — Дмитрия Шатрова! Выходит, что вы с ним двоюродные братья.

— Выходит, что так.

— Дмитрий Степанович знает об этом?

— Нет, — хмуро ответил Матвей Борисович. — Мой отец взял фамилию жены.

— Зачем он это сделал?

— Видно, хотел избавиться от дурных воспоминаний. Он рос в детдоме, а неприятностей там хватало.

— Мне кажется, ему было что скрывать. Не поэтому ли он и поменял фамилию и его больничная карта была выкрадена?

Матвей Борисович удивленно пожал плечами:

— Кому нужны эти бумаги? Наверное, просто куда-то запихнули. Сейчас всюду такая неразбериха!

Чертанов наблюдал за Тимашовым. Обычно человека выдают руки, они становятся очень беспокойными. С Матвеем Борисовичем ничего такого не происходило, если не считать, что без особой нужды он ухватился за отворот пиджака, да вот где-то внутри черных зрачков брызнула злая искорка и тут же затерялась.

— Я тоже сначала так думал, — задумчиво сообщил Чертанов, потирая подбородок, — потом сообразил, что это не так.

— Хм…

— Кстати, в архиве хорошо запомнили человека, который приходил к ним.

— Вот как, интересно! И что же это был за человек?

Чертанов неожиданно расхохотался. Руки у Тимашова оставались спокойными, взгляд тоже. Чертанов обратил внимание на халат Тимашова, он у него был идеально выстиран и отглажен.

— Он очень похож на вас.

Матвей Борисович искренне расхохотался. Чертанов заметил у него на шее небольшие участки плохо выбритой кожи и сейчас смотрел на них, колючих, неопрятных, с заметной рыжинкой.

— Да, это действительно смешно.

Смех Тимашова неожиданно оборвался.

— Только вот мне было не до смеха, — сурово сказал Чертанов. — Знаете, где-то я догадывался, что это будете именно вы, и поэтому даже захватил с собой вашу фотографию. В архиве вас узнали мгновенно, стоило им только взглянуть на снимок.

Глаза Тимашова сощурились, он смотрел на Чертанова тяжелым, колючим взглядом.

— Что-то мне не совсем понятно, к чему вы клоните.

— А вот к чему. Ваш отец был маньяком.

— С чего вы это взяли?

— У меня имеются доказательства. Ваш отец обращался к психиатру и рассказал о том, что его тревожат картины насилия. Он был предельно откровенен с врачом. Как студент мединститута, он прекрасно понимал, что с ним происходит нечто ужасное, и полагал, что находится у последней черты. Очередная встреча с врачом была назначена на следующую неделю, но ваш отец так и не появился у него. Я так понимаю, что ему это уже было не нужно. Свои жестокие фантазии ваш отец успел воплотить в реальность. — Чертанов говорил спокойно, не повышая голоса. Таким же бесстрастным тоном судья выносит приговор. — А из Склифа вы выкрали больничную карточку, чтобы следы убийств, серия которых произошла недавно, не привели к вам. Ведь убийства были точно такого же характера, как и двадцать лет назад. В психотерапии есть такое понятие — синдром подражания. Кто может подражать отцу, как не сын? А потом еще и дурная генетика сказывается. Я правильно все понимаю?

Лицо Тимашова побелело. Некоторое время Матвей Борисович молчал, после чего обреченно выдавил:

— Да, я знал, что мой отец был маньяком. Он признался в этом незадолго до смерти. В это трудно было поверить, потому что в быту он был тишайшим человеком. Я бы, наверное, в это не поверил, если бы однажды не нашел у него в сейфе фотографии жертв. Он хранил их всю жизнь. Я подозреваю, что об этом знала и моя мать. Именно это обстоятельство раньше времени свело ее в могилу. Не могла же она заявить в милицию на отца своего сына. Но к этим убийствам я не имею никакого отношения. Несколько раз отец пытался покончить жизнь самоубийством, но я вытаскивал его из петли. Хотя, может быть, и зря!

— Вы, наверное, будете утверждать, что это не вы подменили результаты электроэнцефалографии у нашего стажера, а потом устранили врача, который мог бы дать точные сведения о проведенных исследованиях?

— Да, я подменил результаты, но врача я не убивал! — в отчаянии воскликнул Матвей Борисович. — Дело в том, что я все-таки надеялся вылечить отца. Но когда я вытащил его из петли в очередной раз, то провел подробнейшее исследование головного мозга и понял, что он безнадежен. Результаты этого исследования я всегда держал при себе, вот в этом сейфе, — он показал на шкаф, стоящий в углу кабинета. — А когда выявился подозреваемый, я просто подменил результаты электроэнцефалографии. Но я еще раз хочу сказать, что я никого не убивал!

Чертанов продолжал наблюдать за зрачками Тимашова. Расширившись, они, казалось, сравнялись по величине с радужкой. Такое можно наблюдать, когда тело испытывает сильное физическое страдание. Михаил прекрасно понимал, что ощущает его собеседник. Боль и впрямь была нешуточная.

Несмотря на то что Чертанов сосредоточился на поведении Тимашова, он сумел уловить за спиной чье-то чужое присутствие. И этот некто уже дышал ему в затылок. Чертанов попытался обернуться, чтобы рассмотреть противника, но тут неожиданно рука Тимашова взметнулась над столом. Михаил успел заметить в его ладони нечто похожее на пульверизатор, какой обычно используют в парикмахерских. Михаил подался вперед, и тотчас в его лицо ударила какая-то пахучая тошнотворная жидкость, парализовавшая его волю. Чертанов почувствовал, что у него отнялись ноги, не хватало сил, чтобы шевельнуть. Угасающее сознание уловило за спиной скрип половицы, а потом будто кто-то выключил свет.

Сквозь плотный туман, окутавший его сознание, он чувствовал, как чьи-то опытные руки закрепили на его голове мягкую шапочку с датчиками. Он чувствовал, что через его мозг проскакивают электрические заряды и взрываются подобно молниям, замыкая нервные окончания.

Чертанов понял, что происходит перестройка его сознания, от него прежнего оставалась всего лишь крохотная часть. Пройдет еще одна электронная атака, и он переродится, навсегда позабыв о своей прежней сущности. Откуда-то сверху доносились команды:

— Расслабься… Хорошо… Вот так.

Голос показался Чертанову на удивление знакомым. Так мягко и поучающее способен был разговаривать только бог. Может быть, в настоящее время у Михаила началась другая жизнь и Создатель наведался к нему с поучительным словом.

Михаил чувствовал, как по его телу пробегают живительные токи. Если это загробная жизнь, то не такая уж она и отвратительная штука. У него возникло желание пообщаться с Творцом, посетовать на то, что не все задуманное в этой жизни удалось исполнить. Но сил, чтобы пошевелить рукой или хотя бы открыть глаза, у него уже не оставалось.

— Ты должен подчиняться мне… — назидательно вещал все тот же голос.

Каждое оброненное слово, будто бы тесьма, стягивало его все крепче по рукам и ногам, отнимая волю к сопротивлению. Чертанов почти физически ощущал, как путы туго врезаются в его плоть, причиняя невыносимые страдания.

Михаил хотел ответить согласием, закричать во весь голос, что всецело находится во власти божественного разума, но так и не сумел. — …Каждому моему слову. Это в твоих интересах. — Под черепной коробкой взрывались и искрились шаровые молнии, не давая сосредоточиться. — Потому что я твой хозяин. Все, что я скажу тебе, ты должен исполнять. — Если он это слышит, значит, он все-таки еще жив, еще способен мыслить и осознавать собственное «я». Вкрадчивый голос змеей вполз в его мозг и сумел завладеть его разумом. — А теперь слушай меня внимательно…

Чертанов попытался сосредоточиться. В этот момент он как бы наблюдал за собой со стороны. Вот он подходит к краю пропасти, смотрит вниз и видит черную завораживающую бездну. Всего лишь один шаг вперед, и он летит вниз. Еще мгновение, и бездна навсегда поглотит его. Михаил, понимая ужас неизбежного, попробовал очнуться. Тщетно! Какая-то сила сжимала его тело. Раздался неприятный треск, и он понял, что это хрустнули его раздавленные кости.

Чертанов очнулся оттого, что кто-то усиленно тряс его за плечо. Открыв глаза, он увидел склонившегося над собой Захара Маркелова. Кроме Захара, в комнате находилось еще несколько человек, разговаривающих вполголоса. Лица у всех были озабоченные, напряженные. Так бывает, когда в комнате лежит покойник. Но ведь он-то жив! Окно было распахнуто настежь, и прохладный ветер обдувал его лицо. Чертанов лежал на полу, голова болела, как будто бы кто-то ударил его дубиной по макушке.

Рядом с Захаром стоял Балашин и вполголоса что-то энергично втолковывал невысокому плотному человеку. Тот слегка повернулся, и Михаил узнал в нем полковника Крылова.

Чертанов прислушался.

— Понимаете, Геннадий Васильевич, никто не видел, что произошло. Просто отворилось окно, и он выбросился.

— Все зависит от того, как он вывалился, — возражал полковник. — Может, ему кто-нибудь помог?

— Скорее всего, это самоубийство, потому что никого из посторонних здесь не заметили.

— Возможно, так оно и случилось, — как-то нерешительно отозвался полковник. — А каким местом он упал?

— Он ударился головой, — уверенно ответил Маркелов. — Неприятно говорить об этом, но женщины слышали, как от удара раскололся его череп.

— Да уж… Похоже, что действительно он сам выбросился, — согласился Крылов. — Человек, падающий с большой высоты, обычно всегда переворачивается и летит головой вниз.

Чертанов с трудом поднялся.

— Кажется, наш майор очнулся. Переволновались мы за тебя. Входим в комнату, а ты на полу лежишь. Думали, что помер. Ладно, среди нас специалисты оказались, — кивнул он в сторону Маркелова. — Пощупал пульс и сказал, что ты живой. Даже врачей не стали вызывать. Ты не мог бы объяснить, что здесь произошло? Тебя газом, что ли, траванули?

Голова закружилась, и Чертанов тяжело опустился в кресло.

— Вы хотите сказать, что кто-то вывалился из окна?

Маркелов и полковник удивленно переглянулись:

— А мы хотели тебя обо всем расспросить. Разве ты ничего не видел? — спросил Маркелов.

— Странные вы люди, — поморщился Чертанов. — А что я, по-вашему, должен видеть, если все это время я был без сознания? Тимашов брызнул мне в лицо какой-то гадостью, и я отключился!

— Ах вот оно что, — протянул полковник. — Значит, ты не знаешь, кто выбросился из окна?

— Конечно, нет! — Чертанова осенила смутная догадка. — Это, наверное, Тимашов!

— Ты можешь объяснить, как сам-то оказался здесь?

— Я пришел поговорить с Тимашовым, у меня были к нему вопросы, — пояснил Чертанов.

Михаил подошел к окну. Пятый этаж. Не так уж и высоко, чтобы любоваться панорамой города, но вполне приличная высота, чтобы расшибиться в лепешку.

— Ты можешь поконкретнее объяснить, в чем дело? — раздраженно спросил полковник.

Во дворе клиники стояла машина «Скорой помощи», рядом — небольшая группа людей в белых халатах. Под окном было заметно мокрое пятно. Именно сюда упал Тимашов. Некто предусмотрительный уже смыл кровь.

В мозгу у Михаила будто бы что-то включилось. К нему понемногу возвращалось его прежнее состояние.

— Я хотел узнать у него, почему он убивал людей.

Крылов удивленно посмотрел на Чертанова:

— Ты хочешь сказать, что Тимашов был серийным убийцей?!

Чертанов кивнул:

— Да.

Крылов выглядел обескураженным.

— Вот оно что… Значит, кроме Мучаева, орудовал еще и этот? Странно все это. Как же они могли совершать столь похожие одно на другое преступления? Может, их кто-то координировал? Ничего не можешь сказать, майор?

— Есть одна мысль, но ее нужно проверить.

— Хм… Ладно, проверяй. Жаль, что не удалось допросить его. Занимательная получилась бы беседа. Но почему в таком случае он не убил тебя?

Чертанов кисло улыбнулся:

— Вы, наверное, отметили, что они убивали только женщин. Причем определенной внешности. Что же касается Тимашова, то его личность уже полностью разрушена. Ему ничего более не оставалось, как только броситься вниз головой.

Полковник недоверчиво хмыкнул:

— Странное рассуждение. С чего ты это взял?

— Вам это действительно может показаться странным, но такова судьба любого серийного убийцы. В душе он хочет испытать то, что чувствуют его жертвы. Хочет испытать момент смерти. Ему кажется, что это захватывающий по своей остроте миг. Он постоянно воображает, как это происходит, в конце концов воплощает в действительность.

Чертанов отошел от окна.

— Значит, маньяка больше нет?

Михаил прикрыл глаза. И опять, как и в прошлый раз, почувствовал чье-то чужое присутствие. Странно, откуда оно возникло? Рядом с ним незримо находился еще кто-то. Он чувствовал его кожей, помнил запах этого человека. Чертанов открыл глаза. Ощущение постороннего исчезло. Может, все это ему приснилось? Или подобное случилось с ним в какой-то другой жизни?

— Получается, что так.

— Хорошо. Я доложу генералу Машковскому. Он будет доволен, — сказал Крылов и, постучав пальцами по плечу Михаила, весело добавил: — Прокалывай дырочку. На повышение пойдешь.

Date: 2015-10-21; view: 234; Нарушение авторских прав