Товарищ, ты вахту не в силах стоять», – сказал санитар кочегару

Казалось, что все динозавры и мамонты вымерли. Кого раздавило льдом, кого разорвали на хобот и бивни. Не тут‑то было.

Давным‑давно в моей больнице была одна такая главная врач. Потом ее выпихали, но эту песню не задушишь, не убьешь. Престарелая леди, инвалид первой группы, продолжала трудиться в отделении физиотерапии. Я застал ее. И даже в десятый, по‑моему, раз уложил в неврологию: картинный обморок с угрозой незамедлительного умирания. Это у нее было обычным делом.

В приемном покое она до недавних пор, поступая, оповещая давнюю работницу, которую знала лет сорок:

– Я бывшая главный врач!

Чтобы наверняка. А то молодые сестры ее на хер посылали.

Вопрос о выживании встал остро. Не в смысле, чтобы она выжила, а в смысле, чтобы ее выжить. Начмед‑академик не смел на это пойти. Он пристроил ее в отборочную комиссию. Там она, руководя процессом, ухитрялась испортить жизнь шести человекам одновременно: трем докторам и трем просителям. Пока заведующая не потеряла терпение и не пошла к руководству с требованием прекратить.

Пока дело решалось, бывшая первая леди творила всякие ужасы.

Положила своего 80‑летнего мужа. Тот, страдая диабетом и склерозом, давно превратился в овощную культуру с умеренной биологической активностью. Лежал себе тихо, да только заботливая жена вдруг подумала, что у него рак прямой кишки.

Собственно говоря, будь оно так, это ничего не меняло бы. Ан нет, извольте засунуть трубу по самые миндалины. И посмотреть, что там и как. Интересно же.

Лечащая докторша затряслась. Наконец она набила карманы халата преднизолоном и прочей гадостью на случай шока, перекрестилась и повезла деда в проктологию. Потом рассказывала:

«Как вставили трубу, он замер. Ну, думаю, все».

Спрашивает: «Как себя чувствуете? Иван, например, Иваныч».

А он ей жалобно: «Очень какать хочется».

Тем все и кончилось.

К тому времени административное решение созрело и тоже оформилось в привычную каловую массу. Почтенную леди попросили выметаться.

«Я не уйду», – твердо сказала та.

И тогда, впервые за всю отечественную историю, главный врач елейным голосом молвил:

«Мы просто будем возить вам зарплату на дом».

Все раньше думали, что он идиот, а вон как гениально придумал.

Нет, люди все‑таки меняются. Пусть очень медленно, пусть со скрипом, но что‑то разумное и вечное одолевает их.

Вилка

У нас в больнице бывало всякое. Случалось и не очень веселое. А бывало, что черт его знает, как поступить. Вот история, с которой за давностью лет можно сорвать секретный гриф.

Лежала у меня одна тетка. Хорошая. Радикулит у нее был.

Прихожу однажды в палату и вижу, что она вся хмурая. «Что, – спрашиваю, – такое?» «Да так, – отвечает, – сон плохой приснился». И соседки ее кивают, соглашаются. Видимо, в курсе.

Ну ладно – сон так сон.

На другой день приходит ее муж. Мы с хирургом‑урологом К. сидели в ординаторской и резались в «Цивилизацию».

Муж этот весь трясся и содрогался, лицо белее белого. Вынул из‑за пазухи пачку зеленых, тысяч десять там было, наверное.

– Ничего не пожалею.

Оказалось, что он, гуляя по командировкам, обзавелся сифилисом. И успел перепихнуться с супругой. А потом кое‑что обнаружил у себя. И вот теперь ему нужно, чтобы мы профилактически прокололи его дорогую жену, ни слова ей не говоря. Дескать, обычное лечение радикулита по мудрому плану.

Как быть?

Просьба немыслимая. Я ведь лично никаких уколов не делал, только сестры, которые каждый день новые. Значит, надо договариваться, брать в долю. Просто так, с дуба, не назначишь же бициллин или что другое. Даже если бы я колол ее под видом новокаиновой блокады – все равно бы не вышло, сестра всегда ассистирует.

Ну, допустим, что сумел бы. Не это главное. Во‑первых, неизвестно, заразилась ли она. Можно ведь и не заразиться. А во‑вторых – и это уже главное – как узнать, вылечилась она или нет? Тут же специальные анализы нужны, их просто так вообще никто не делает. Без них этот чертов сифилис запросто получится приглушенным и тайным. Потом, через несколько лет, нос провалится – и привет, да еще уйма людей пострадает.

В общем, надо отказывать.

С другой стороны, заполучив такую информацию, я не имею права не отреагировать на сифилис в отделении. Это чревато. И тетке сказать нельзя. То есть можно, но свиньей быть не хочется.

«Безвыходная ситуация», – говорит уролог‑хирург.

Я выбрал самый безопасный вариант. Велел мужику идти к заведующей отделением. Я буду чист, если поставлю в известность формальное руководство. Я надеялся на ее слабоумие. И не напрасно, как оказалось.

О чем они беседовали, не знаю. Видел только, как они прощались. Заведующая с ответственным, тупым и серьезным видом пожимала ему руку.

«Лечитесь! – сказала она тоном взволнованной княгини Марьи Алексевны. – Я никому не скажу».

И он ушел. А она назначила тетке кровь на RW. И результат никак еще не мог быть положительным, даже если та заразилась. Он и не был положительным. И заведующая успокоилась.

Я‑то, конечно, не успокоился.

Нарисовал на истории болезни черный треугольничек, знак гепатита. На свой страх и риск. Чтобы ей все отдельно делали. И хватит.

А дальше пусть облонские разбираются сами.

Date: 2015-10-21; view: 320; Нарушение авторских прав