Благословенное служение вестников Евангелия. Исторический обзор

Для христианства проповедь необходима. Без проповеди христианство в значительной степени утратило бы свою исконную сущность, ибо в самой своей основе христианство - это религия Слова Божия. Мы никогда не сможем его понять, если будем замалчивать или отрицать истину о том, что живой Бог по своему божественному произволению решил открыть себя падшему человечеству, дабы спасти его; мы не поймем христианства, если не признаем, что Бог открыл Себя в самой непосредственной форме общения, которая нам известна, то есть в слове, и что Он призывает всех. услышавших Его Слово, нести его другим.

Первоначально Бог говорил через пророков, объясняя им значение Своих деяний в истории Израиля и одновременно поручая посредством изустного слова, писаний или того и другого вместе нести Его весть Его народу. Затем в наивысшей фазе Своего откровения Он говорил в Сыне, Своем Слове, которое «стало плотью», а также в словах Св. Писания, сказанных прямо или через апостолов. Ныне же Он говорит Духом, который сам свидетельствует о Христе и Писаниях, животворя их в сердцах Его народа. Это троичное утверждение об откровении, исходящем непосредственно от Отца, а также от Сына и Святого Духа (и, следовательно, утверждение о Слове Божием как Слове Писания, Слове воплощенном и Слове, ныне исходящем от Духа), является основой христианской религии. Мы должны говорить потому, что говорил Бог, и говорить то, что говорил Он. Именно отсюда и проистекает неотъемлемый долг проповедования.

Кроме того, надо отметить, что акцент на необходимости проповедования является самобытной чертой христианской религии. Конечно, в каждой религии есть свои авторитетные духовные учителя: у индусов гуру, у евреев раввины, у мусульман муллы. Однако обучая основам религии и нравственности и даже обладая внешним авторитетом и внутренней одухотворенностью, все они в первую очередь толковали древнюю традицию. Только христианские проповедники верят в свое призвание провозвестников божественной истины и по вере своей почитают себя посланцами Бога, реально произносящими «слова Божии» (1 Петр. 4:11). «Проповедование - неотъемлемая часть и отличительная черта христианства, - пишет Е. Даргэн в своей двухтомной «Истории проповеди». - Проповедование - сугубо христианская норма», - добавляет он далее.

С самого начала долгой и яркой истории Церкви и на всем ее протяжении проповеди, считавшейся отличительной особенностью христианства, отводилось центральное место. Поэтому прежде чем проанализировать возражения на этот счет и подумать о том, каким будет наш ответ на эти возражения, логично и полезно было бы рассмотреть современную аргументацию в контексте истории Церкви. Конечно, ни мнения прошлого, освященные веками, ни современные авторитетные высказывания не могут быть абсолютно непогрешимыми, и тем не менее, поразительное единодушие в том, что касается приоритета и силы проповеди, а я не торопясь буду рассматривать богатое церковное предание, послужит для нас хорошей отправной точкой, с которой мы во всеоружии сможем рассматривать противоположную позицию.

ИИСУС, АПОСТОЛЫ И ОТЦЫ ЦЕРКВИ

Уместнее всего начать с самого Иисуса. «Основатель христианства Сам был первым его проповедником; Ему предшествовал Его предтеча, за Ним последовали апостолы; они благовествовали и учили Слову Божию посредством публичных проповедей, и это стало основной и неизменной чертой христианской религии». Евангелисты свидетельствуют об Иисусе, как о первом и главном проповеднике. «Пришел Иисус... проповедуя», - возвещает Марк, начиная повествование о земном служении Иисуса (Марк. 1:14, ср. Матф.4:17). Джордж Баттрик, бывший капеллан Гарвардского колледжа, вполне обоснованно вынес эти слова в заголовок своих лекций, читанных в 1931 году в Йельском университете. В синоптических Евангелиях галилейское служение Иисуса характеризуется следующим образом: «И ходил Иисус по всем городам и селениям, уча в синагогах их, проповедуя Евангелие Царствия...»

(Матф. 9:35, ср. 4:23 и Марк. 1:39). Сам Иисус именно в этом видел цель Своего служения в тот период. В назаретской синагоге Он возвестил о том, что во исполнение пророчества Исайи (Ис. 61) Дух Господень помазал Его благовествовать об освобождении. Он «должен» был делать это: «на то» Он был «послан» (Лук. 4:18,43, ср. Марк.1:38: «Ибо Я для того пришел»). Иоанн тоже свидетельствует о том, что Иисус сознавал возложенное на Него служение проповедника и учителя. Он не противился, когда Его называли Учителем, утверждал, что всегда «явно говорил миру» и «тайно не говорил ничего»; Пилату Он сказал, что пришел в мир, чтобы «свидетельствовать об истине» (Иоан.13:13; 18:20,37).

После Пятидесятницы апостолы продавали проповедническому служению первостепенное значение; об этом особо говорится в шестой главе Деяний. Они сознательно избегали иных форм служения, дабы посвятить себя «молитве и служению слова» (Деян.6:4), ибо именно к этому и призвал их Иисус в первую очередь. Во время Своей земной жизни Он послал их на проповедь (Марк.3:14), правда с тем временным условием, что они пойдут только к «погибшим овцам дома Израилева» (Матф.10:5-7), однако после воскресения Он торжественно заповедал им нести Евангелие всем народам (см., напр., Матф.28:19; Лук.24:47). Марк добавляет, что «они пошли и проповедовали везде» (Марк.16:20). Силою Святого Духа они благовествовали о смерти и воскресении, о страданиях и славе, о Самом Христе (1 Петр.1:12). Мы читаем об этом в деяниях; мы видим, что сначала так поступал Петр и другие иерусалимские апостолы, говорившие «Слово Божие с дерзновением» (Деян.4:31), а затем и Павел, совершивший три миссионерских путешествия, и даже в Риме, находясь, так сказать, под домашним арестом, продолжавший проповедовать Царствие Божие и учить «о Господе Иисусе Христе со всяким дерзновением невозбранно» (Деян.28:31). Повествуя об этом, Лука верно передает взгляд Павла на свое служение - он сам писал, что Христос послал его не крестить, а благовествовать, и посему он чувствовал необходимость делать именно это. Кроме того, проповедническое служение - это путь, заповеданный Богом, ибо только благодаря проповеди грешники могут услышать Спасителя и воззвать к Нему о спасении. «Как слышать без проповедующего?» - спрашивает Павел (1 Кор.1:17; 9; 16; Рим.10:14,15). Затем на закате дней, чувствуя, что он совершил свое поприще и служение, Павел завещает своему юному помощнику Тимофею продолжать начатое им. Заклиная его перед Богом и предвосхищая Второе пришествие Христа, Его суд и царство, Павел говорит Тимофею: «Проповедуй слово, настой во время и не во время, обличай, запрещай, увещевай со всяким долготерпением и назиданием» (2 Тим. 4:1,2).

Итак, в своем служении Иисус и апостолы отводили весьма важную роль проповеди и наставлению, и потому нет ничего удивительного в том, что и ранние отцы Церкви придавали этому такое же значение.

«Дидахэ», или «Апостольские наставления», написанные приблизительно в начале второго столетия, представляют собой церковное руководство, касающееся вопросов нравственности, таинств и Второго пришествия Христа. В нем речь идет о многообразии форм служения словом, о «епископах и дьяконах, с одной стороны, и о странствующих «учителях, апостолах и пророках», с другой. Странствующим учителям надо оказывать гостеприимство, однако в то же время необходимо использовать тут же приведенные практические советы, дабы проверить истинность их слов. Если они противоречат апостольской вере, если учитель остается среди учеников более двух дней и (или) просит денег, если он не живет сообразно тому, о чем проповедует, следовательно, это ложный пророк (11:1-2 и 12:1-5). Если же его учение истинно, его надо слушать со смирением. «Будьте долготерпеливы и сострадательны, простодушны, кротки и добры, и всегда трепещите при словах, которые услышали». И далее: «Дитя мое, всякого, говорящего тебе Слово Божие, помни день и ночь и почитай его как Господа» (3:8; 4:1) 1.

Примерно в середине второго столетия вышла в свет «Первая апология» Иустина-мученика. Обращаясь к императору, в ней он защищал христианство от искажений и утверждал, что оно истинно, потому что Христос, который умер и воскрес, был воплощением истины и Спасителем человечества. В завершение он рассказывает о «еженедельных богослужениях христиан». Этот рассказ примечателен тем, что в нем большое внимание уделяется чтению и проповедованию Писаний, а также своеобразным сочетанием Слова и таинства. «В день, называемый воскресением, все живущие в городах или селениях собираются в одном месте и там. доколе позволяет время, читают деяния апостолов или писания пророков; затем, когда чтец умолкает, старейшина наставляет словом и призывает к доброделанию. После этого все мы встаем и молимся и, как было сказано прежде, по окончании молитвы приносят хлеб, вино и воду. и старейшина также возносит молитвы и благодарения, сообразно своему дарованию, а собравшиеся выражают свое согласие, говоря «аминь»2.

В конце второго столетия, стремясь очистить христиан от ложных обвинений и показать несправедливость претерпеваемых ими гонений, написал свою «Апологию» и Тертулиан, видный представитель латинской апологетики и отец Церкви. Говоря об «особенностях христианской общины», он подчеркивал, что христиан единит любовь и согласие, и далее описывал, как проходят христианские собрания. «Мы собираемся, дабы читать наши святые писания... Святыми словами мы питаем нашу веру, оживляем надежду, крепим наше упование и в не меньшей мере внушением божественных наставлений утверждаем благонравие. Тут же совершаем увещевания, выносим порицания и святое осуждение...»3

Современник Тертулиана грекоязычный апологет и отец Церкви Ириней, епископ Лионский, тоже призывал пресвитеров твердо держаться апостольского учения. «Так же и те сохраняют веру нашу в единого Бога, кто совершил ради нас эти чудесные деяния; они дерзновенно изъясняют нам Писания, не богохульствуя, не бесчестя патриархов и не презирая пророков»4.

Характеризуя первые два века христианской эры, Евсевий, который в начале четвертого века был епископом Кесарийским и кроме того заложил основы церковной истории, представил этот период как время благодатного служения христианских проповедников и учителей. Они оставляли свой дом и отправлялись в путешествие, совершая служение евангелистов и почитая своей целью проповедовать тем. кто вообще не слышал слова веры, и нести им книгу божественных Евангелий. Однако они довольствовались только заложением основ Веры в чужих землях, назначая других пастырями, которым они препоручали заботу обо всех, обращенных позднее; затем, по благодати и содействию Божию, они отправлялись в другие земли и к другим народам»5.

Касаясь более позднего периода развития патристики, я возьму один весьма примечательный пример, а именно Иоанна Хризостома, который до своего назначения епископом Константинопольским в 398 году в течение двенадцати лет проповедовал в Антиохийском кафедральном соборе. Толкуя 13-й стих из 16-й главы Послания к Ефесянам («Для сего примите всеоружие Божие...»), он подчеркивал принципиальную важность проповедования. Подобно нашему телу, говорил он, Тело Христово тоже подвержено многим болезням. Лекарства, правильное питание. соответствующий климат, достаточный сон, 9 все это способствует восстановлению нашего физического здоровья. Однако каким образом возможно исцелить Христово Тело? «Только одно средство и один способ исцеления дарован нам... это учение Слова. Оно - самое лучшее орудие, лучшее питание и климат; оно служит вместо лекарства, вместо прижигания и ножа; там, где надобно что-то прижечь или отсечь, должно прибегать лишь к нему и без него ничто не поможет»6.

Более века спустя после смерти Иоанна он был признан великим проповедником и назван Хризостомом, то есть Златоустом. «Он повсюду и справедливо считается величайшим проповедником греческой церкви. Среди латиноязычных отцов Церкви никто не может превзойти его или стать вровень. До сего дня он остается образцом для всех, кто проповедует в больших городах», - пишет Шафф7.

В его проповедовании можно выделить четыре основных особенности. Во-первых, его проповеди были всецело основаны на Библии. Он не только систематически проповедовал по отдельным книгам, но все его проповеди насыщены цитатами из Библии и ссылками на нее. Во-вторых, его толкование Писаний было простым и недвусмысленным. В противовес причудливым аллегориям Александрийской школы он следовал методу «буквального» толкования, присущего Антиохийской школе. В-третьих, нравственная сущность его проповедей открывалась в простых примерах и образах, близких каждому человеку. Читая его проповеди сегодня, можно легко представить великолепие императорского двора, роскошную жизнь аристократии, безумные скачки на ипподромах, - одним словом, вся жизнь восточного города конца четвертого столетия. В-четвертых, он был бесстрашен в своих обличениях, был «мучеником кафедры, ибо его истинно библейское проповедническое служение в значительной степени явилось причиной его изгнания»8.

МОНАХИ И РЕФОРМАТОРЫ

А теперь, продолжая наш краткий исторический обзор, мы перешагнем более чем через пять столетий ко времени основания средневековых нищенствующих орденов, ибо, по словам Чарльза Смита, «с образования монашества начинается век проповеди... История проповедования, как известно, берет свое начало в проповедях монахов. Они удовлетворяли и углубляли постоянно растущую потребность народа в духовном слове. Они коренным образом изменили методы проповедования и возвеличили проповедническое служение»9. Средневековый монах Франциск Асизский (1182-1226) был склонен не только учить, сколько оказывать непосредственную помощь ближнему; он утверждал, что «наши дела и слова должны шагать рука об руку» и, тем не менее, в равной мере был предан проповедованию и не стяжанию. «Если вы не проповедуете повсюду, - говорил Франциск, - вам незачем идти куда-то проповедовать». С самого начала его служения эти слова были его девизом»10. Еще большее значение проповеди придавал современник Франциска Доминик (1170-1221). Сочетая личный аскетизм с проповедническим рвением, он много путешествовал с целью благовествования (особенной в Италии, Франции и Испании) и организовывал своих «черных братьев» в Орден проповедников. Спустя столетие Гумберт Романский, один из блестящих генералов доминиканского ордена(ум. в 1277 г.), сказал: «Христос только раз присутствовал на богослужении... однако Он большое внимание уделял молитве и проповеди, особенно проповеди»11. Спустя еще одно столетие знаменитый францисканский проповедник св.Бернардино Сиенский (1380-1444) неожиданно заявил: «Если вы можете присутствовать только на чем-то одном - на литургии или на проповеди - лучше вам пропустить литургию, а не проповедь... Для вашей души менее опасно пропустить первое, нежели не слушать второго»12.

Принимая во внимание этот необычный акцент на первозначности Слова, присущий францисканцам и доминиканцам, нам легче перейти к Джону Виклифу, великому предтече и «утренней звезде» Реформации (1329-1384). Плодовитый писатель, всю свою жизнь связанный с Оксфордским университетом, он постепенно отходил от средневековой схоластики, провозглашая Священное Писание высшим авторитетом веры и жизни. Будучи инициатором первого полного издания Английской Библии (переведенной с Вульгаты) и, по-видимому, в какой-то степени принимая участие в переводе, он до конца оставался усердным проповедником в библейском смысле слова и, основываясь на Св. Писании, порицал папство, индульгенции, учение и пресуществлении и неоправданное богатство Церкви. Он не сомневался, что призвание служителя Церкви в первую очередь состоит в том, чтобы проповедовать. «Наивысшее служение, возможное для человека на земле, - проповедование Слова Божия. Это служение особым образом возложено на духовенство, и посему Бог призывает его к нему в первую очередь... Посему Иисус Христос, оставив прочие дела, предался проповедованию; так же делали и апостолы, и потому Бог возлюбил их... Достоинство Церкви в первую очередь заключено в ее проповеди Слова Божия, и посему проповедь является наилучшим служением, которого Бог ждет от духовенства... Таким образом, если наши епископы сами не проповедуют и мешают это делать истинным служителям Церкви, они пребывают во грехах епископов, предавших смерти Господа Иисуса Христа»13.

Ренессанс не просто предшествовал Реформации, он подготовил почву для нее. Начавшись в четырнадцатом веке деятельностью таких выдающихся ученых, как Петрарка, гуманистическая ориентация которых проявилась в изучении греческих и латинских текстов классического периода, это движение, распространившись в следующем столетии на Северную Европу, приобрело большую христианскую направленность. Основным занятием «христианских гуманистов» (таких как Эразм и Томас Мор) было изучение христианской классики (Библии и патристики). Следствием этих занятий явилось критическое отношение к нравам, царящим в Церкви, призыв к реформе церковной жизни сообразно Слову Божию и признание ключевой роли проповедников в деле обеспечения этой реформы. «Самое важное дело священника, - писал Эразм, - состоит в том. чтобы нести учение, которым н может наставлять, предостерегать, порицать и утешать. Мирянин может крестить. Все могут молиться. Священник не всегда крестит, не всегда отпускает грехи, но всегда должен учить. Ибо какой смысл принимать крещение, не пройдя катехизации, и хорошо ли присутствовать на Вечере Господней, не зная что она означает?»14

Таким образом, старинная поговорка о том, что «Эразм снес яйцо, которое высидел Лютер», кажется справеливой. Нет сомнения в том, что Лютер обосновал и расширил утверждение Эразма о превосходстве Слова над таинством, поскольку сила таинств зависит от их истолкования Словом. «Реформация сделала проповедь средоточием духовной жизни. Кафедра стала выше алтаря, ибо Лютер утверждал, что спасение совершается Словом и без Слова хлеб и вино теряют силу таинства, однако и Слово бесплодно, если не возвещено»15. Во всех своих трудах Лютер всегда прославлял освобождающую и укрепляющую силу Слова Божия, ибо «всей своей жизнью Церковь обязана Слову обетования; Слово питает и хранит ее: обетования Божии творят Церковь, а не наоборот»16. Кроме того, существуют только два подлинных таинства - «крещение и причастие», ибо «только в этих двух мы усматриваем знак их божественного установления и обетование прощения грехов»17. Таким образом, Слово Божие - неотъемлемая часть нашей духовной жизни. «Душа может обойтись безвсего, кроме Слова Божия... если же у нее есть Слово, она преизобилует и ни в чем не нуждается, ибо это Слово есть Слово жизни, истины, света, мира, праведности, спасения, радости и свободы». Это так, потому что Слово имеет своим средоточием Христа и отсюда возникает необходимость проповедовать Его Словом, «ибо проповедовать Христа значит оформлять душу, делать ее праведной освобождать и спасать, если она верит проповеди»18.

Поскольку духовное здоровье христианина и Церкви зависит от Слова, благовествование и наставление является «самой важной частью богослужения»19 и «наивысшим единственным долгом и обязанностью» каждого епископа, пастора и проповедника20. Ответственность крайне серьезна и требования неизмеримо высоки. Лютер выделяет «девять свойств и добродетелей» хорошего проповедника. Прежде всего проповедник должен «постоянно учить... быть сообразительным... красноречивым... иметь хороший голос и... хорошую память». «Он должен знать, когда закончить» и, добавим от себя, должен знать как начать, ибо ему «надлежит быть уверенным в своем учении». Восьмой добродетелью является его готовность «дерзать и во имя Слова жертвовать плотью и кровью, богатством и честью», а девятая состоит в том, что «он должен терпеливо сносить любые насмешки и глумление»21. Возможность оказаться осмеянным, потерять жизнь, благосостояние и доброе имя, - все это согласно Лютеру является наивысшим мерилом «хорошего проповедника».

Такая установка не была всего лишь отвлеченной теорией - Лютер жил ею, особенно в период глубочайшего кризиса всей его жизни. В январе 1521 года папской буллой он был отлучен от Церкви, а в апреле вызван в Вормс, где предстал перед императором Карлом V. От своих убеждений он был готов отречься только в том случае, если писания и здравый смысл покажут ему его заблуждение, поскольку, по его словам, он следовал совести и твердо держался Слова Божия. В течение следующих дней он был удостоен внимания ученых судей, хотя в действительности решение было вынесено еще до начала судебного разбирательства. Оно закончилось решительными словами Лютера: «Если ради этого мне пришлось бы потерять тело мое и жизнь, я все равно не отрекся бы от истинного Слова Божия». Именно проповедование божественного Слова, а не политическая интрига и власть меча, утвердило Реформацию в Германии. Позднее Лютер говорил: «Я просто учил, проповедовал, писал Слово Божие и более ничего не делал. И пока я спал или пил виттенбергское пиво с моим Филиппом и Амсдорфом, Слово нанесло папству такой урон, какого никогда ни один князь или император не мог нанести. Я ничего не делал. Все это сделало Слово»22.

Работая над своими «Наставлениями» в сравнительной спокойной атмосфере Женевы, Кальвин тоже прославлял силу и величие Слова Божия. Он, в частности подчеркивал, что первым и основным признаком истинной Церкви является подлинно библейское проповедование этого Слова. «Нет сомнения, что повсюду, где Слово Божие проповедуют в чистоте и в чистоте Ему внимают, а таинства совершаются согласно Христову установлению, нет сомнения, что там - Церковь Божия... Служение Слова и таинств, зримое и слышимое возвещение Евангелия должно быть признано... вечным мерилом, определяющим Церковь»23.

Сильное влияние Кальвина испытали английские реформаторы. Они широко восприняли его учение о том, что сила таинств зависит от Слова, что Слово и таинства - неотъемлемые признаки Церкви и что священство - это прежде всего служение Слова. В Девятнадцати догматах англиканского вероисповедания говорится, что «зримая Церковь Христова - это собрание верных, в котором проповедуется чистое Слово Божие и таинства совершаются должным образом согласно Христову установлению» Епископ же, рукополагая в духовный сан, не только вручает рукополагаемому Библию как символ его служения, но и призывает «усердно читать и изучать Писания» и силою Святого Духа дает власть «проповедовать Слово Божие и совершать святые таинства в собрании».

Пожалуй ни один из реформаторов не воспринял этот святой долг так серьезно, как это сделал Хью Латимер, известный проповедник английской Реформации. Он родился в 1485 году в семье лестерширского фермера, в 1535 был посвящен в сан епископа Вустерширского графства, однако не превратился в недоступного церковного иерарха и не утратил простоты и скромности. Напротив, «он говорил от сердца и его слова... достигали сердец»24. Он очень тяготился тем, что народ Англии все еще блуждал в духовной тьме и что виновно в этом духовенство, пренебрегавшее служением Слова. Особого порицания заслуживали епископы. Он говорил, что они так занаты «исчислением своих доходов, танцами в своих имениях... едой в своих кормушках и суетой, царящей в их шумных поместьях и усадьбах», что им нет времени для проповеди25. Наиболее известным и, пожалуй, самым сильным выступлением Латимера является его «Проповедь плуга», которую он прочитал в соборе Св.Павла 18-го января 1548 года, вскоре после того, как был освобожден из лондонского тауэра. Тема проповеди заключалась в той мысли, что «Слово Божие - это семя, которым надо засеять божественное поле... а... проповедник - сеятель». Развивая эту мысль, он обращался к своему личному опыту сельского труженика, который он приобрел в лестерширском имении своего отца. Он утверждал, что проповедник должен быть подобен пахарю, ибо ему надлежит «трудиться всякое время года». В то же время он скорбел о том, что духовенство тратит время на удовольствия и торговые дела. В Результате его «заносчивости и праздности труд проповедника совершенно забыт». Далее оп приковывает внимание слушателей следующим знаменитым отрывком: «А теперь я задам вам странный вопрос: Кто самый усердный епископ и прелат во всей Англии, превзошедший всех остальных в своем служении? Я могу сказать вам, ибо я знаю его и знаю хорошо. Мне кажется вы с почтением ждете, когда я назову его имя. Да, он превосходит всех прочих, во всей Англии он самый усердный прелат и проповедник. Итак, вы хотите услышать его имя. Хорошо, я скажу: это дьявол. Он усерднее всех других проповедников, никогда не покидает своей епархии, постоянно заботится о пастве. всегда занят, всегда на своем приходе, всегда там, где ему надо быть, всегда кстати; позовите его, когда вам надо, - он всегда дома. Он самый усердный проповедник во всей королевстве, всегда за плугом, не знает высокомерия и праздности, постоянно занят и, ручаюсь, что вы никогда не застанете его без дела... Где поселяется дьявол и проходит его плуг, там выбрасывают книги и возносят свечи, откладывают Библию и берут четки, бегут от света Евангелия и ищут света свечей, даже в полдень... превозносят людские обычаи и законы и отвергают предания Божии и Его всесвятое Слово... О, если бы наши прелаты сеяли зерно доброго учения так усердно, как сатана сеет сорняки и плевелы!.. В Англии никогда не было такого проповедника».

Проповедь завершается следующими словами: «Прелаты... господа, а не работники, дьявол же усердный пахарь. Он не похож на прелата, забывшего проповедь, он не погряз в высокомерном безделье, позабыв свою паству, - нет, он трудолюбивый пахарь... И посему вы, онемевшие прелаты, учитесь у дьявола усердно совершать свое служение... Если вы не учитесь этому у Бога и добрых людей, то учитесь хотя бы у дьявола»26.

Итак, мы упомянули о Лютере и Кальвине, возглавивших Реформацию на европейском континенте, а также о Латимере - выдающемся реформаторе Англии. Они были проповедниками и верили в проповедь, однако это всего лишь яркие примеры широко распространившихся убеждений и образа жизни. Е.Даргэн пишет по этому поводу следующее: «Великие события и достижения этой мощной революции в значительной степени были делом проповедников и их проповедей; именно благодаря Слову Божию и через служение убежденных людей, веривших в Него, любивших Его и поучавших Ему, свершилось прекрасное и бессмертное дело Реформации. И, наоборот, события и идеи движения властно влияли на саму проповедь, заново ее одухотворяя и наделяя новой силой и новыми формами, так что связь между Реформацией и проповедованием можно кратко охарактеризовать как состояние взаимозависимости, взаимопомощи и взаимоводительства»27.

ПУРИТАНЕ И ПРОТЕСТАНТЫ

Вслед за представителями рацеей Реформации, придававшими проповеди первостепенное значение, в конце шестнадцатого и в семнадцатом веках эту точку зрения разделяли пуритане. О них отзывались по-разному: иногда довольно резко, иногда сдержанно. Морган, однако, пишет, что, «назвав их благочестивыми проповедниками», мы наилучшим образом раскроем суть их деятельности». Далее он объясняет, почему это именно так: «Для того, чтобы понять пуритан, надо прежде всего помнить, что они были именно проповедниками и причем такими, что каждый, слушавший их, мог сразу их узнать и отличить от других проповедников... Их связывало, ободряло и крепило сознание того, что они призваны проповедовать Евангелие. «Горе мне, если я не проповедую евангелие» - такова была фраза, служившая для них вдохновением и оправданием. Деятельность пуритан от начала до конца надо рассматривать в контексте проповедования, а их девизом могут служить слова бывшего доминиканского монаха Томаса Сэмпсона, который одним из первых возглавил пуританское движение и первым пострадал за него. «Пусть другие будут епископами, - говорил он, - я же буду проповедников или никем»28.

Среди пуритан семнадцатого века Ричард Бакстер (автор «Преображенного пастора», написанного им в 1656 году) являлся живым примером упорного следования тем идеалам, которые развивались пуританской традицией и его собственной книгой. Его угнетало невежество, лень и распущенность духовенства, о котором парламентская комиссия 1643 года говорила в своем докладе под заголовком «Первый век вреда и позора», содержащем около ста скандальных историй из жизни священников. Бакстер адресовал «Преображенного пастора» своим собратьям - духовенству и в первую очередь Вустерширскому пастырскому сообществу, разделяя с ними те принципы, которыми он руководствовался в своем пастырском служении на приходе в Кидденминстере. «Одним словом, - писал он, - нам по мере сил надлежит учить их слову и делам Божиим. О, как неисчерпаему эти темы для проповедника! Как велики они, как великолепны, чудесны и таинственны! Все христиане - ученики и последователи Христа, Церковь - Его школа, мы - учителя, Библия - грамматика, и об этом мы должны говорить им каждый день»29.

Метод духовного наставничества у Бакстера имел два направления. Прежде всего надо отметить, что он впервые начал проводить катехизацию семей. Поскольку в его приходе их было около восьмисот (а он желал хотя бы раз в год расспросить каждого о его духовном возрастании), приходилось вместе со своим коллегой приглашать к себе домой около пятнадцати-шестнадцати семей в неделю. Каждая семья приходила в специально отведенное для нее время и находилась в гостях около часа. Она излагала катехизис, Бакстер помогал лучшему его осмыслению и расспрашивал у каждого члена семьи о личном опыте переживания изложенных в нем истин. На катехизацию у Бакстера уходило два дня в неделю, и он считал ее неотъемлемой частью своего служения. Однако другой частью, «самой прекрасной, поскольку она ориентирована сразу на многих», было «публичное проповедование Слова». Он утверждал что это служение требует больше мастерства, жизни и рвения, которыми мы не располагаем в должной мере». «Это вовсе не пустяк - встать перед собранием и во имя Искупителя нашего нести благовестие как от живого Бога»30.

Однако было бы явной ошибкой считать, что в семнадцатом веке только пуритане признавали важность проповеди. Ровно за четыре года до того, как Бакстер написал «Преображение пастора», Джорж Герберт закончил работу над книгой «Священник и храм», известной также под другим названием «Сельский проповедник: сан и святость», которая, правда двадцать лет оставалась в рукописи. Известно, что оба писателя знали и уважали друг друга. Бакстер с одобрением относился к поэзии и благочестивому образу жизни Герберта, несмотря на то, что его считали одним из первых англокатоликов. Так или иначе, но акцент на необходимости проповедования у него был принципиально «пуританским». Седьмая глава книги Герберта, озаглавленная «Священник и проповедь», начинается следующими словами: «Сельский священник проповедует всегда: кафедра - его радость и престол». Свое благовестие он черпает из «Книги книг, кладезя жизни и утешения, из святых Писаний», ибо «здесь он живет и впитывает духовное молоко». Основной чертой его характера является не «остроумие, ученость или красноречие, но святость»; он столь ревностен в своем желании донести истину, что иногда прерывает свою проповедь «многочисленными обращениями к Богу наподобие следующего: «О Господи, благослови народ мой и научи его тому, о чем я сказал «31.

Несколько лет спустя на другой стороне Атлантического океана в городе Бостоне совершал служение американский пуританин Кототтон Матер, имя которого стало известно и в Европе. Выпускник Гарвардского колледжа, ученый-богослов м плодовитый писатель, он, в частности, насписал книгу «Ученый и проповедник», где дал «основные правила для будущего служителя Церкви». Он очень высоко оценивал служение христианского священника вообще и проповедника в частности. «Дело христианского соужения, правильно понятое, - писал он в предисловии, - является самым благородным и самым важным из всех, когда-либо совершавшихся человеком на этой земле; один из чудесных моментов вечной жизни будет состоять в том, чтобы узнать, почему мудрость и блвгость Божия определила к этому служению несовершенного и грешного человека!.. Великий смясл и цель проповеднического служения состоит в том, чтобы воздвигнуть престол и власть Божию в душах человеческих, чтобы в самых ярких и живых образах и на самом простом языке возвестить о чудесных совершенствах, делах и милосердии Сына Божия, чтобы соединить эти души узами вечной дружбы с Ним... Такого служения пожелал бы и ангел, почитая его за честь для себя; любой ангел небесный пожелал бы такого служения в грядущие тысячу лет. Оно столь благородно, столь важно и благотворно, что всякий, призванный к нему Богом и всею своею жизнью верно и успешно его совершающий, может в презрением смотреть на царскую корону, проливая слезы сострадания над самым великолепным земным монархом»32. Коттон Матер умер в 1728 году, а ровно десять лет спустя Джон весли, только что вернувшийся из Джиржии, где он провел два года, и отчаявшийся, как ему казалось, когда-либо пережить обращение, неожиданно пережил «волнующий» опыт, в котором он, по его словам, «доверился Христу, одному Христу в надежде на спасение» и обрел уверенность в том, что его грехи прощены и что Христос спас его от закона греха и смерти. Он тотчас начал проповедовать о благодатном даре спасения, который только что обрел. Под влиянием Ричарда Бакстера он призывал идти из дома в дом, проводи катехизацию среди обращенных, однако его собственным призванием была проповедь. В церквах и на церковных кладбищах, на лугах, полях и в естественных амфитеатрах он возвещал Евангелие и «нес Христа» толпам народа, пришедшим его послушать. «Я живу проповедью», - писал он в своем дневнике 28-го авгеста 1757 года. Во всякое время его учебником была Библия, ибо он знал, что ее первостепенное назначение - вести ко Христу и просвещать ко спасению. В предисловии к своим «Нормативным проповедям» он писал: «Я дух, исходящий от Бога и возвращающийся к Нему: я парю над бездной, еще мгновенье и меня не видно, я растворяюсь в вечности! Я хочу знать только одно - путь в небеса... Бог Сам снизошел на землю, чтобы научить этому пути; только ради этого он спустился с небес. Он запечатлел это в Книге. Дайте же мне эту Книгу! Во что бы то ни сьало дайте мне Книгу Божию! Вот она и вот знание, которого мне достаточно. Пусть я буду homo unius libri (человеком одной Книги). Итак, я здесь в далеле от суетных путей человеческих. Я сажусь читать и со мной никого, кроме Бога. Сместе с Ним я открываю и читаю эту книгу ради одной цели - отыскать путь в небо»33.

Джон Весли строил свои проповеди на таких мудитативных размышлениях, делясь с другими своими духовными открвтиями и указывая на путь, ведущий к небу и святости. Несмотря на то, что Джон Весли был более популярен, чем его юный современник Джордж Уайлтфилд (и это, вероятно, объясняется тем, что имя Весли носила всемирно известная христианская деноминация), почти с уверенностью можно сказать, что последний был бодее сильным проповедником. В течение тридцати четырех лет, проповедуя в молитвенных домах и под открытым небом Англии и Америки, которую он посетил семь раз, Уайтфилд в среднем проищносил около двадцати проповедей в неделю. Будучи красноречивым, ревностным, строгим и страстным проповедником, он оживлял свои проповеди яркими образами, знакомыми примерами и жраматической жестикуляцией. Собравшиеся завороженно слушали его, а он прямо обращался к ним с вопросами и умолял примириться с Богом. Он твердо верил в божественный авторитет своего благовествования и считал, что внимать ему надо в тем почтением, которого достойно Слово Божие. Джон Поллок, один из его биографов, пишет, что однажды, проповедую в Нью-Джерси, он «заметил, что какой-то старик привычно устраивается на своем месте, готовясь как всегда подремать во время проповеди». Уайтхед спокойно начал проповедь, не тревожа мирный сон старого джентельмена, однако потом «размеренно и веско» произнес: «Если бы я пришел к вам от своего имени, вы могли бы спокойно спасть, поудобнее устроившись!.. Однако я пришел к вам от имени Господа сил и поэтому (тут он хлопнул в ладоши и топнул ногой) вы долждны меня слушать и вы меня услышите!» Старик, вздрогнув, проснулся»34.

ДЕВЯТНАДЦАТЫЙ ВЕК

Чарльз Симьен родился в 1759 году, одновременно сВильямом Вилберфорсом, который стал его другом на всю жизнь. Хронологически его служение на десять лет совпало со служением Уайтфилда и на тридцать два года - со служением Весли. Обратившись к Богу во время учебы в Кембридже, он страстно желал проповедовать Евангелие именно там. Прогуливаясь мимо церкви Св.Троицы, которая находилась в самом центре студенческого городка, он обычно говорил себе: «О, какая бы это была радость, если бы Бог доверил мне эту церковь, если бы я смог благовествовать в ней и быть Его вестником в этом университете»35. Бог ответил на его молитву и в 1782 году Симьен стал викарием этой церкви. Поначалу, однако, ему пришлось столкнуться с яростным сопротивлением. Бойкотируя богослужения, церковные сторожа запирали проходы к скамьям и поэтому более десяти лет прихожанам приходилось стоять, причем нередко в церкви разыгрывались шумные сцены. Однако Симьен был непоколебим и постепенно завоевывал симпатии города и университате. В течение пятидесяти четырех лет он всходил на кафедру церкви Св.Троицы и, открывая Писания, открыто призывал к познанию «одного только Иисуса Христа и Христа распятого». Симьен придавал проповеди первостепенное значение и в основе этого взгляда лежало его представление о служителе Церкви как посланнике Бога. В 1782 году, спустя четыре месяца после принятого им посвящения в духовный сан, он писал Джону Венну, также принявшему посвящение: «Мой горячо любимый друг, от всего сердце позлравляю тебя, однако не с возможностью получать сорок-пятьдесят фунтов в год, не с приобретением звания преподобного, а с приобретением звания преподобного, а с принятием самого драгоценного,самого благородного, самого важного и славного служения в мире - быть вестником Господа Иисуса Христа.»36. Именно так он рассматривал и свое собственное служение. Толкуя 18-й стих 8-й главы Евангелия от Луки («Итак, наблюдайте, как вы слушаете»), он положил его в основу правил адекватного восприятия проповеди. С его точки зрения одна из причин Христова предостережения состоит в том, что «Бог Сам говорит нам через проповедника». Далее он продолжает: «Служители Церкви - посланники Божии, они говорят так, как говорил Христос. Если они проповедуют, основываясь на Писаниях,их слово, доколе оно сообразно с духом Божиим, можно воспринимать как Слово Божие. Об этом Говорил Сам Господь и Его ученики. Посему нам надлежит слушать слово проповедника как слово Самого Бога. Но с каким же смирением мы тогда должны внимать ему! Пренебрегши им, мы будем достойны всяческого наказания!»37

На протяжении всего девятнадцатого века, несмотря на развитие критической школы в библеистике, свыязанной с именами Юлиуса Велхаузена, его современников и последователей, и эволюционную теорию Чарльза Дарвина, авторитет проповеднического служения в Англии был неколебим. Толпа народа стекались послушать великих проповедников того времени. их распечатанные проповеди зачитывались до дыр. Достаточно вспомнить Джона Генри Ньюмана (1801-1890), проповедовавшего в университетской церкви Оксфорда; Кеннона Лиддона (1829-1890), читавшего свои проповеди в кафедральном соборе Св.Павла; Ф. В. Робертсона (1816-1853), читавшего в Брайтоне, и самого известного из них Чарльза Сперджена (1834-1892), совершавшего свое служение в Молитвенном доме Лондона.

А теперь дадим несколько слов Томасу Карлейлю (1795-1881), известному шотландцу викторианской эпохи, характеризующему уникальное влияние проповедника. Его свидетельство тем более весомо, что он был до известной степени человеком посторонним, поскольку писал как историк, оставаясь нелицеприятным критиком церковной жизни и верований. Однако в перечне «героев» или «великих людей», двигавших общество, четвертым по счету он называет «священника», «духовного вождя людей». В качестве примера он упоминает Лютера и Джона Нокса. «Этих двоих мы считаем нашими лучшими священниками, поскольку они были лучшими реформаторами». Карлейль восхищается их редким мужеством. Призванный на судебное разбирательство в Вормс, Лютер не устрашился внушительного скопления сановных лиц Церкви и государства. На одной стороне собралась «мирская слова и власть», на другой «за истину Божию встал всего лишь один человек, сын бедного рудокопа Ганса Лютера». «Здесь стою и не могу иначе, - сказал он. - Да поможет мне Бог!» Карлейль считает, что это был «величайший момент в современной истории человечества». И действительно, широкая волна освобождения, начавшаяся в последующие века и озватившая Европу и Америку, берет свое начало здесь. «Начало всего этого здесь», - пишет Карлейль. В равной мере шотландцы благодарны Джону Ноксу. «То, что Нокс сделал для своего народа, - продолжает автор, - можно без преувеличения назвать воскресением из мертвых... Народ начал жить «. Такова сила возвещенного Слова38.

Уважение, почти благоговение перед кафедрой, переживаемое многими в викторианскую эпоху, хорошо показано в романе Германа Мелвилла «Моби Дик» (1851). Автор столь красочно описывает проповедь морского капеллана в Нью-Бедфорде (южный Массачусетс), что о ней стоит рассказать более подробно. В штормовой декабрьское воскресенье герой книги Измаил ждет китобоя, чтобы плыть на юг. Будучи, как он позднее признается, «честным христианином, рожденным и воспитанным в ллоне непогрешимой пресвитерианской церкви»39, он решает пойти на богослужение в маленькую «часовню китобоев». Войдя внутрь, он увидел, что «там было немного нероду - всего несколько моряков да несколько матросских жен и вдов... Стояла чуткая тишина, прерываемая по временам лишь возгласами бури», - продолжает автор. Вскоре появился морской капеллан, старик, которого звали отец Мэппл. В молодости он был гарпунщиком и на всю жизнь сохранил любовь к морю и морской язык. Кафедра было высокой и вместо ступеней на нее вела подвесная лестница. Шаг за шагом со старой моряцкой сноровкой отец Мэппл поднялся на кафедру и затем к изумлению Измаила начал затаскивать лестницу, «покуда вся она не оккзалась наверху, превратив кафедру в маленький неприступный Квебек». Далее Мелвилл пишет о кафедре так: «Обшитай спереди панелью, она имела форму крутого корабельного носа, и Библия покоилась на выступе, украшенном завитками, напоминавшими старинну. резьбу на носу корабля... Что может быть многозначительнее этого?» - спрашивает он.

алее идет следующий отрывок: «Ведь кафедра проповедника искони была у земли впереди, а все остальное следует за нею; кафедра проповедника искони была у земли впереди, а все остальное следует за нею; кафедра ведет за собой мир. Отсюда различают люди первые признаки Божьего скорого гнева, и на нос корабля приходится первый натиск бури. Отсюда возносятся к Богу бризов и бурь первые моления о попутном ветре. Воистину, мир - это корабль, взявший курс в неведомые воды открытого океана, а кафедра проповедника - нос корабля»40.

Следующая глава называется «Проповедь» и в ней дается яркий пример той силы, которой обладает кафедра. Обьращаясь к собравшимся словами «братья-матросы», отец Мэппл проповедует о библейском пророке Ионе. Несмотря на то, что Книга пророка Ионы - «лишь тонкая нить, вплетенная вмогучий канат Писания», она содержит «сдвоенный урок: всем нам, грешным людям, и урок мне, кормчему Бога живого». Для всех, кто бежит от Бога, Иона является образйом подлинного раскаяния, но в то же время его судьба представляет собой грозное предостережение всякому кормчему-проповеднику, который уклоняется от долга благовествования или, 2как говорил великий кормчий Павел, проповедуя друим, сам остается недостойным!»41.

Итак, «кафедра ведет мир». Сегодня немногие отважатся сказать такое, однако в прошлом веке эти слова не выглядели преувеличением. В то же время люди, понимавшие значимость благовествования, сокрушались. глядя на тех, кто не понимал этого. Примером может служэить Джеймс В. Александр, сын Арчибальда Александра, который стал первым профессором новой Принстонской богословской семинарии, где с 1849 по 1851 год преподавал и Джеймс. В течение двадцати лет Джеймс Александр был пастором, так как, по словам Черльза Ходжа, «кафедра была его местом».

«Боюсь, что никто из нас не понимает, как мы должны ценить проповедническое служение. Наши юноши не готовят себя к нему в духе тех, кто находится накануне великой борьбы, они не гототвятся утолить самые сильные страсти и до глубины взволновать океан человекческих чувств. Там же, где это служение по достоинству оценено, даже плохо подготовленный проповедник может достичь многого... Кафедра и впредь будет оставаться великим средством воздействия на людей. Здесь Сам Бог, Который не оставит ее... Во все века великие реформаторы были великими проповедниками...»42

Проповедническое служение воздействует не только на ругих, пишет Александр далее, оно весьма действенно сказывается на жизни самого проповедника. «Проповедовать - счастье. Проповедь можно прочесть так, что ее смысл останется неясным как самому проповеднику, так и его слушателям, однако в иные благодатные минуты она пробуждает самые чистые и благородные чувства - и в этом счастье. Только на кафедлре в полной мере ощущаешь небесное парение разума, смелый полет воображения и сладостное волнение святого порыва»43.

Посему, зная силу и сладость благовествования, о которых говорил Александр, мы вряд ли удивимся, если узнаем, что вначале нашего века он следующими словами ободрял приунывшего методистского служителя: «Никогда не вздумай отказаться от проповедования! Ангелы, окружающие престол небесный, завидуют тебе в твоей великом служении»44. Это было в 1908 году, а год назад в свет вышла книга богослова-конгрегационалиста П. Т. Форсайта под названием «Конструктивная проповедь и современное сознание». «быть может, это выглядит дерзко, но, тем не менее, осмелюсь сказать, что торжество или крушение христианства - в его благовестии», пишет он в предисловии45.

ДВАДЦАТЫЙ ВЕК

Начало нынешнего века люди встретили в состоянии эйфории. Время политической стабильности, научного прогресса и материального благополучия породило светлые надежды на будущее (по крайней мере у привилегированного и образованного меньшинства западного общества). Ничто не омрачало горизонта. Общее переживание благодушия разделялось с Церковью: она по-прежнему оставалась солидным социальным институтом и проповедники пользовались уважением и даже почтением.

Наилучшим примером безграничной уверенности в благотворное влияние проповеди, характерным для этого периода, являются лекции преподобного Чарльза Силвестра Хорна, вышедшие под заголовком «Романтика проповеди», и прочитанные им в Йельском университете. Он умер всего лишь через несколько дней после чтения, находясь на корабле, который вез его домой. Свои лекции он, вероятно готовил в 1913 году, так как в них нет предчувствия надвигающейся войны. Хорн одновременно был священником-конгрегационалистом и членом английского парламента. В палате общин он славился красноречием, а у прихожан - страстной проповедью. Аскит, нередко слушавший его в кафедры, говорил, что «его чрево полыхает огнем». Будучи политиком и проповедником, он на основании своего личного опыта мог сопоставить оба вида деятельности и у него не было сомнений относительно того, какой из них имеет большую силу. «Будучи вестником Бога, проповедник является подлинным властителем общества; не общество выбирает его своим правителем, но Бог избирает его для того, чтобы формировать идеалы общества и через их посредство вести его и управлять его жизнью. Покажите мне человека.ю который, живя в самой гуще глубоко секулярного обществя, может заставить его думать вместе с ним, пробудить его энтузиазм, очистить страсти, облагородить стремления и укрепить волю, - покажите мне его, и я покажу вам подлинного властителя этого общества, независимо от того, какая партия им правит и кто занимает ответственные посты»46.

Хорн прекрасно сознавал, что у проповедника есть соперники в лице представителей искусства и деловых людей, работающих в области общения и информации. Он говорил о драматургах, журналистах, деятелях социальной сферы, романистах, политиках и поэтах. Сегодня к этому перечню мы можем прибавить телережиссеров и продюсеров. Он, как и мы, знал, что за человека борются, и тем не менее первое место в иерархии нравственного влияния и общественного воздействия он отдавал проповеднику. «Действительная романтика истории - это романтика проповеднического служения, высшее чудо опьяненной Богом души, созерцающей вечную Волю и прикасающейся к Царству, которому принадлежат все континенты, языки и народы. Проповедник тихо стоит среди тех, кто бряцает оружием и безумно похваляется Силой, тихо стоит и взывает к мечу, именуемому Истиной, к доспехам Праведности и духу Мира. Это непобедимый и непреоборимый Герой мира; все нетленные победы мира принадлежат ему», - писал Хорн47. И поэтому, продолжал он, - «кто, если не мы, должен гордиться своим призванием? Чья история может сравниться с нашей?.. Взгляните как шествуют проповедники по миру!.. Одно за другим от их вести рушатся древние языческие царства, и языческие тираны склоняют перед ними головы»48. Хорн особо упоминает Савонаролу, Кальвина и Нокса как «высшие образцы той силы, которой может обладать благовестник, созидающий жизнь свободных людей в ее гражданском и общенациональном смысле»49.

Другим примером человека, которые по силе воздействия ставил проповедь выше политики, является доктор Дж. Джонс (ум. в 1917 г.), священник конгрегационалист, около сорока лет прослуживший в конгрегационалистской церкви Борнмута. Когда лидер одной из политических партий призвал его баллотироваться в парламент, он отклонил это предложение, сославшись на слова Неемии, которые тот сказал Санаваллату и Товии, пытавшимся помешать восстановлению иерусалимских стен. «Я занят большим делов, не могу сойти», - ответил Неемия. Джонс особо подчеркивает последние три слова. «Оставить кафедру ради политической борьбы означало бы «сойти», - заявил он и продолжил: - «Я нисколько не умаляю возможность парламента улучшить условия жизни, однако окончалельное исцеление от пагубы мира достигается не законами, а искупляющей благодатью Божией, и возвещать о ней - высший труд, к которому может быть призван всякий»50.

Начало второй мировой войны, а затем нескончаемая грязь и кровь окопов развеяли оптимизм, характерный для первых лет нашего века. Из войны Европа вышла отрезвевшей, однако скаро это состояние еще боле ухудшилось годами экономической депрессии. Язык церковных деятелей сьал более сдержанным, однако вера в достоинство и силу проповеднического служения не умерла. Проницательные и чуткие богословы, утратившие свой былой оптимизм и обретшие новый. реальный вгляд на человечество и новую веру в Бога, утверждали, что теперь проповедь приобрела даже большее значение, чем прежде. «Это явная банальность, - заявил Карл Барт в 1928 году, - утверждать, что нет ничего более важного, более необходимого, более полезного, более искупительного и благотворного, нет ничего для неба и земли более актуального в данной ситуации, чем возвещать и внимать Слову Божию в созидающей и направляющей силе Его истины. в Его палящей и всепримиряющей строгости, в том свете, который Оно бросает не только на время и его смуту, но и за его пределы, на сияющую вечность, являя время и вечность через друг друга и одно в другом - внимать Слову, Логосу Живого Бога»51.

Здравый смысл свидетельствует о том, что всякое обретение веры в Слово Божие и, тем самым, в живого Бога, Который говорил и говорит, является результатом обретенной веры в проповедь, как бы мы не определяли эту истину. Еще одним примером может служить имя Джеймса Блэка из Эдинбурга, который в своих лекциях, читанных в 1923 году в Шотландии и Америке, весьма эмоционально призывал своих слушателей серьезно отнестись к проповедницескому служению. «Наше служение, - говорил он, - служение великое и достохвальное, и посему заслуживает того, чтобы мы посвятили ему все наши дарования... И посему я призываю вас к тому, чтобы вы заранее отнеслись к благовестию как к главному делу вашей жизни»52. И далее: «Ваш труд достаточно велик, чтобы посвятить все силы и дарования для его свершения... Вы призваны духовно опекать и пасти души человеческие - отдайте же этому всю энергию и страсть вашей жизни»53.

Гороздо более удивителен пример в епископом Хенсли Хенсоном; придерживаясь весьма либеральных богословских воззрений, он тоже первостепенное значение уделял проповеди. Еще в 1927 году в своих проповедях и посвящениях, вышедших под заголовком «Церковь и священник в Англии», он сетовал на «зрелище, ставшее, к сожалению, весьма обычнвм, когда собрание в печальном смирении, если не в явной дреме, силит и пережидает скукупроповеди»54. Однако в противоположность этомы пренебрежительному отношению в кафедре сам Хенсон утверждает, что «из всех форм христианского служения проповедование - самая высокая, и мерилом нашего уважения к своей профессии является исполнение долгла проповедника»55. В завершение он обращается в духовенству со следующими словами: «Никогда не умаляйте долга проповедника... В известном смысле мы вправе сказать, что все виды пастырского служения имеют своим средоточием служение проповеди»56.

А теперь другие имя - Дитрих Бонхоффер, жизнь и деятельность которого еще ждут своего осмысления и оценки. Всех восхищает мужество, с которым он в 1945 году пошел на смерть во флоссенбургском концентрационном лагере, однако его богословие до сих пор остается предметом споров. Люди, хорошо его знавшие (например. его друг Эберхард Бетге), уверяют, что разрабатывая «безрелигиозную концепцию христианства, он никогда не ставил под сомнение истинность богослужения, совершаемого в собрании верных. Напротив, оно являлось необходимым условием, ибо давало возможность услышать призыв Христа. «Внимая Его призыву следовать за Ним, нам надол слушать, где Он пребывает, а пребывает Он в церкви церез служение слова и таинства. Благовестие и свершение таинств являются тем местом, где присутствует Иисус Христос. Если вы услышали призыв Иисуса, вам не надо личного откровения; все, что вам надо - это слушать проповедь и принимать таинство, то есть внимать евангелию Христа распятого и Воскресшего»57. В одной из своих лекций, прочитаных до войны, Бонхоффер еще сильнее настаивает на цантральном значении проповеди. «Этот мир со всеми его словами, - пишет он, - существует ради возвещенного слова. В проповеди заложена основа нового мира. В ней мы обретаем возможность услышать изначальное слово. Нет возможности убежать или уклониться от возвещенного слова проповеди, ничто не избавляет нас от необжодимости свяидетельства - ни культ, ли литургия... Проповедник должен быть уверен в том, что через слова, возвещаемые им из Писания, Христос входит в собрание»58.

Несмотря на то, что Вторая мировая война ускорила процесс секуляризации в Европе, проповеди она не угасила. Во время войны и после нее в Лондоне проповедовали три видных методистских священнослужителя, собиравшие большие толпы народа. Это Лесли Уайтхед, проповедовавший в Сити Темпол; Дональд Сопер, читавший проповеди на Кингсвэй Холл, а такуже под открытым небом в Мэрбл Арч и на Тауэр Хилл, и Вилл Сэнгстер (Вестминстер Сентрл Холл). Однажды один острях сказал, что лучше всего их отличает друг от друга их любовь, поскольку «Сэнгстер любит Господа, Уайтхед - Его народ, а Сопер - дискуссию». Их всех троих, пожалуй, именно Сэнгстер был наиболее красноречивым проповедником. Уроженец Лондона, он в пятнадцать лет бросил школу, работал рассыльным в Сити, однако в восемнадцать стал местным методистским проповедником, а в 1950 году был изщбран председателем методистской конференции Англии. В своей широко известной книге «Искусство проповеди» (1954) он самым возвышенным слогом описывает проповедническое служение. Где-то в начале книги он пишет следующее: «Быть проповедником!.. По воле Божией учить Слову! Быть вестником великого Царя! Свидетельствовать о Вечном Евангелии! Может ли быть что-либо более возвышенное и святое? Для этой высокой цели Бог послал Своего единородного Сына. Во всей смуте и нецстройстве этого мира возможно ли представить что-либо более важное, нежели возвещение воли Божией заблудшему человечеству?»59 И далее: «Не по какой-то случайности, не в силу неуемного самолюбия, нет, вовсе не по этим причинам кафедра занимает центральное место в протестантских церквах. Она - символ духовной устремленности и благочестия. Ее место определено самой сутью духовной жизни. Они - престол Слова Божия»60.

Завершая книгу, Сэнгстер говорит о своей убежденности в том, что «проповедовать Евангелие Иисуса Христа - самый благородный, самый святой труд, которому может предаться человек: такому служению позавидовали бы ангелы, и архангелы ради него оставили него оставили небеса»61. Ему вторит Эндрю Блэквуд, сказавший, что «проповедь надо отнести к самому благородному делу на земле»62.

А теперь мы переходим к шестидесятым - восьмидесятым годам нашего столетия. Это время характеризуется упадком проповеди, который наблюдается и сегодня. Упадок проповеднического служения (по крайней мере в западном мире) свидетельствует о кризисе Церкви. Эра скептицизма не способствует возрождению доверия к благовестию и, тем не менее, не перестают звучать голоса, утверждающие его жизненную важность и призывающие к его возрождению. Мы слышим их во всех церквах. Приведу пример, касающийся католической, англиканской и свободной церквей.

Некоторые католические писатели весьма озабочены низким уровнем современной проповеди. Согласно почтенному иезуиту и богослову Карлу Ранеру один из животрепещущих вопросов современности касается «смуты в проповедовании», которое характеризуется неспособностью связать христианское благовестие с повседневными проблемами современного мира. «Многие оставляют церковь, потому что слова, льющиеся с кафедры, утратили для них свой смысл: они никак не соотносятся с их жизнью и просто не затрагивают многих неизбежных и грозных проблем... «Смута в проповедовании» становится все более тревожной»63.

Однако возьмем некоторые документы Второго Ватиканского Собора. В шестой главе «Догматической конституции о божественном откровении», озаглавленной «Священное писание в жизни Церкви», мы находим решительный призыв к изучению Писаний и их применению в реальной жизни. «Католические экзегеты... и все, кто изучает святое богословие, - говорится в ней, - прилагая совместные усилия и используя надлежащие средства, должны, пребывая под бдительной опекой святой конгрегации вероучения, посвятить все свои силы исследованию и истолкованию божественных творений. Это надлежит сделать так, чтобы как можно больше служителей божественного слова могли плодотворно питать народ Божий пищей Писаний, просвещая его ум, укрепляя волю и воспламеняя сердца человеческие огнем любви Божьей...»64 «Посему духовенству надлежит твердо держаться Св. Писаний, ревностно их читая и исследуя... Такое отношение к Писанию необходимо для того, чтобы никто из них не «проповедовал впустую Слово Божие, не прислушиваясь к Нему внутри себя самого» (Августин), ибо им надлежит делить преизобилующее богатство божественного Слова с верными, которых им препоручил Господь...»65 Далее говорится, что христиане должны самостоятельно читать писания, «чтобы благодаря чтению и изучению священных книг «слово Господне распространялось и прославлялось» (2 Фес.3:1) и богатство откровения, ниспосланного Церкви, все более заполняло сердца человеческие»66.

В «Постановлении о служении и жизни духовенства» этот вопрос подымается вновь, оформляясь в призыв к благовествованию, обращенный к католическим священникам. «Поскольку никто не спасется, если прежде не уверует, священнослужители, будучи соработниками епископов, преждде всего должны возвещать Евангелие Господне всему миру... Долг духовенства состоит не в том, чтобы наставлять своей мудрости, но в том, чтобы учить Слову Божию и незамедлительно призывать всех к обращению и святости... Такая проповедь должна являть Слово Божие не просто как таковое, ей надлежит соотносить вечную истину Евангелия с конкретной жизнью;67.

Мы уже видели, что немало одаренных проповедников прославили англиканскую церковь, однако за последние годы, пожалуй, никто в Церкви Англии не сделал для возрождения проповеди больше, нежели Дональд Коггэн, с 1974 по 1980 год пребывавший в сане архиепископа Кентерберийского. Талантливый проповедник, сказавший о себе, что он в течение полувека «находился под радостным игом благовествования»68, Дональд Коггэн в значительной мере содействовал тому, чтобы в Англии был основан Колледж проповедников /по аналогии с американским, основанным в Вашингтоне/. В своей первой книге, посвященной проповеди и опубликованный под заголовком «Домостроители благодати (1958), он следующим образом говорит об актуальности проповеднического служения: «Чудо божественного домостроительства заключается в том, что между прощением Бога и грехом человека стоит проповедник! Между даянием Бога и нуждой человека - проповедник! Между истиной Бога и поисками человека - проповедник! Его долг - сделать так, чтобы грех обрел прощение, нужда встретилась с божественным всемогуществом, а поиски истины - с откровением...»69.

Примером проповедника, принадлежащего к свободной церкви, может служить Мартин Ллойд-Джонс, который с 1938 по 1968 год плождотворно совершал свое служение в лондонском Вестминстере. Каждое воскресенье (кроме отпуска) он всходил на кафедру, и его благовестие достигало самых отдаленных уголков земли. Его медицинское образование и опыт работы врачом, непоколебимая вера в авторитет Писания и евангельского Христа, очтрый аналитический ум, глубокое знание человеческой природы и горячий характер уроженца Уэлшпула, - все это сделало его самым сильным английским проповедником пятидесятых-шестидесятых годов. В книге «Проповедь и проповедники» (1971), впервые увидевшей свет в качестве лекций, прочитанных в Богословской семинарии Филадельфии, автор делится с нами своей страстной убежденностью в необходимости проповеднического служения. Во вступительной главе, озаглавленной «Первенство проповеди», автор утверждает, что для него «проповедническое служение является самым возвышенным, самым великим и славным призванием, которое когда-либо может коснуться каждого». «Если вы хотите услышать что-нибудь еще, - продолжает он, - я без колебаний скажу, что сегодня христианской церкви более всего необходима истинная проповедь»70. И, завершая книгу, он пишет и «романтике проповедования»: «С этим ничто нельзя сравнить. Это самое великое дело в мире, самое захватывающее, самое волнующее, благодатное и чудесное»71.

На этой высшей точке я и закончу свой краткий исторический обзор. Он далеко не полон, однако я не ставил целью дать всеобъемлющую «историю проповеднического служения». Более того, он представляет собой весьма субъективную подборку тех или иных свидетельств и, тем не менее, имеет двойную ценность. Во-первых, он свидетельствует о том, сколь долгую и богатую историю имеет христианская традиция, предающая столь важное значение проповедованию. Она охватывает около двадцати веков: беря свое начало от Иисуса и апостолов, она продолжается в богословии ранних отцов Церкви и великих богословов-проповедников посленикейского периода (Иоанн Златоуст на Востоке и Авгутин на Западе),затем углубляется и расширяется проповедующими монахами средневековья (Франциск и Доминик), реформаторами и пуританами, Весли и Уайтфилдом, и, наконец, достигает вершины в служении церковных деятелей девятнадцатого и двадцатого веков. Во-вторых, эта долгая и богатая традиция имеет цельный характер. Конечно, были исключения, были люди, которые пренебрегали проповедническим служениеми даже чернили его - о них я не упоминал. Однако это были именно исключения, прискорбные отклонения от нормы. На протяжении веков христианство единодушно прославляло проповедническое служение, прибегая к одним и тем же доводам и словам, и мы не можем не почувствовать на себе вдохновляющую силу этого единого свидетельства.

Таким образом, перед нами традиция, которой нельзя с легкостью пренебречь. Ее, конечно, надо тщательно исследовать и оценить, тем более, что сегодня социальная революция бросает ей вызов. Нет сомнения и в том, что на этот вызов надо ответить открыто и честно, что мы и попытаемся сделать в следующей главе. Оглядываясь на историю Церкви и глазами поборников проповеднического служения озирая его славу, мы сможем более спокойно принять и оценить этот вызов, не боясь его угроз и не смущаясь приводимой аргументацией.

1. Dargan, Vol. 1,pp.12, 552.

2. Dargan, Vol. 2,p.7.

3. The Didache, in Ante-Nicene Fathers. Vol.7,p.378.

4. Justin Martyr, Chaphter 67, in Ante-Nicene Fathers, Vol.1,p.186.

5. Tertullian, Chapter 39, in Ante-Nicene Fathers, Vol.3,p.46.

6. Irenaus, Adversus Haereses, in Ante-Nicene Fathers, Vol.1,p.498.

7. Eusebius, 3.37.2.

8. Fant and Pinson, Vol.1,pp.108-109.

9. Schaff, Vol.9,p.22.

10. Schaff, Vol.9,p.22.

11. Smyth, The Art,p.13.

12. Fant and Pinson. Vol.1,pp

Date: 2015-10-21; view: 304; Нарушение авторских прав