Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава 11. Он достал из шкафа сверток, укутанный в темную дешевую бумагу, и с нежностью осторожно развернул его





Он достал из шкафа сверток, укутанный в темную дешевую бумагу, и с нежностью осторожно развернул его, извлекая на свет старую потертую доску и небольшую горстку чудом уцелевших черно-белых деревянных фигурок. Вот уже двадцать четыре года это был его собственный талисман – все, что осталось у него в память о своей семье. Он разложил доску на столе, аккуратно расставил фигурки и с тоской посмотрел на пустые клетки.

Воистину, человек предполагает, а бог располагает.

Так говорил отец когда-то очень давно, в далеком безоблачном детстве. В их скромном доме не было книг, и отец завел толстую тетрадь, в которую записывал мудрые жизненные советы. В свои шесть лет он еще не понимал, откуда простой работяга нахватался всяких заумных высказываний, которыми порой удивлял не только старшего сына, но и многих гораздо более взрослых и образованных земляков. Его отец всегда был настоящим авторитетом и примером мудрости и дипломатии не только для собственных детей.

Как жаль, что ему не досталось от отца ни капли его дипломатичности.

Однажды, когда ему исполнилось семь или восемь, он нашел странную квадратную доску в черно-белую клетку – ее выбросили в мусорный бак позади дома главы миротворцев. Пряча доску под курткой, он тайком принес свой трофей домой. Он прекрасно помнил, как отец безумно обрадовался находке и сказал тогда, что научит его одной занимательной игре. Почти месяц потом они вместе выискивали по всему дистрикту подходящие деревянные чурки, и отец собственными руками вырезал из них странные статуэтки. Из тех, что попроще – три пары среднего размера и целую кучу одинаковых малышей. Из самых красивых – две пары больших. Он называл их королем и королевой, тщательно выпиливая на каждой подобие корон. Потом одну половину статуэток побелил известью, а вторую натер густой угольной пылью и выставил на клетчатой доске в два ряда друг против друга. И поскольку он в свои восемь лет никогда не видел настоящих шахматных фигур, скромные отцовские творения показались ему эталоном прикладного искусства.

Так у него появились первые собственные шахматы.

Конечно, далеко не сразу он освоил азы этой удивительной игры. Но отец снова и снова терпеливо объяснял ему правила, подсказывал выигрышные комбинации, учил рассчитывать наперед ходы противника и отражать их. И однажды настал тот день, когда он честно и без подсказок обыграл своего учителя. Шах и мат, выпалил он, счастливо улыбаясь и гордо вскидывая голову. Еще бы – в свои двенадцать его буквально распирало от чувства собственной значимости! Отец лишь примирительно покачал головой и сказал тогда:

- Будь осторожнее с победой - она гораздо опаснее поражения. Запомни, сын: жизнь - это как игра в шахматы. Но иногда просто выжить становится сложнее, чем победить.

И почему в тот день он не услышал его?

Как старшего из сыновей, отец с детства учил его всяким мужским премудростям: как сплести сеть, как нарубить дрова, как залатать случайный порез от слишком острого ножа. Как постоять за себя и своих близких. Как ценить дружбу и заработать уважение. Как просто прожить жизнь достойным человеком… А еще он учил сына никогда ничего не бояться. Любые трудности, говорил он, это всего лишь задачка, требующая решения. Это как партия на шахматной доске – достаточно только приложить каплю разума и терпения, и решение придет само собой.

Вот только отец не объяснил тогда, что это решение не всегда бывает правильным.

А когда ему исполнилось четырнадцать, отца не стало. И весь мир разом перевернулся и рассыпался на тысячу осколков. Он остался в семье за старшего. И задолго до совершеннолетия вынужден был пойти работать в шахтах, по мере сил и возможностей пытаясь облегчить матери незавидную участь шахтерской вдовы.

Наверно, именно тогда у него и появилась эта дурацкая мысль - во что бы то ни стало попасть на Голодные Игры. Во что бы то ни стало победить. Частенько, возвращаясь со смены, он встречал его, победителя и ментора Двенадцатого дистрикта. Этот человек всегда был прилично одет, при деньгах, он жил в собственном доме в Деревне Победителей. И ему не приходилось по шестнадцать часов в сутки вкалывать на глубине многих сотен футов под землей, чтобы его семья могла свести концы с концами.

Он все продумал и рассчитал. Ему четырнадцать, по закону его имя впишут всего три раза. А если прибавить дополнительные тессеры на всю семью – мать, младшего брата и себя самого – помноженные на три, то выходит целых двенадцать раз! Как жаль, что нельзя записаться больше, чтобы увеличить шансы быть выбранным на Жатве!

Ну или в крайнем случае - можно ведь вызваться добровольцем?

Когда он рассказал матери о своих размышлениях на эту тему, она пришла в ужас и заставила поклясться именем отца, что он выбросит из головы подобные мысли. Как он вообще мог думать о таком способе устроить свою будущую жизнь? Ценой жизней десятков других? В конце концов, она - его мать, и она ему запрещает!

Ему ничего не оставалось, как произнести вслед за ней слова заветной семейной клятвы. И он держал ее, при этом в глубине души не теряя надежды на высший промысел или провидение. А потом он встретил Элизу… и еще больше укрепился в своем неистовом желании: эта удивительная девушка заслуживала только самого лучшего! Она заслуживала стать женой победителя Голодных Игр, а не замученного шахтера из Двенадцатого дистрикта! Для него невыносимо было представить ее на месте своей матери – за вечными попытками прожить еще месяц, чтобы дотянуть до следующих тессеров.

Как любил говорить его отец, бойся своих желаний - однажды они могут исполниться.

И однажды провидение все-таки вмешалось – в восемнадцать, когда он уже совсем было пал духом и отчаялся что-либо изменить в своей беспросветной жизни, его имя, наконец, вытащили из стеклянного шара.

- Хеймитч Эбернети!

О большем он и не мечтал. Его ничуть не волновало, что количество трибутов в тот год было ровно вдвое большим, чем на обычных Играх. Он ни минуты не сомневался, что победит – ведь он шел к этому всю свою сознательную жизнь!

Молодой, горячий и невозможно глупый, он, конечно, подозревал, что за все в жизни придется платить. Даже за долгожданную возможность победить, чтобы выжить. Но он не мог даже предположить, насколько высока окажется для него цена победы.

Шах и мат. Партия.

Он поежился и одним порывистым движением сгреб редкие фигурки с клетчатой доски. Отец, как всегда, оказался прав – его победа стала гораздо страшнее и невыносимее поражения…

***

Без четверти десять он уже сидел в кресле в отведенной для Двенадцатого дистрикта кабинке операторской, тупо барабанил пальцами по столешнице и считал минуты до гонга. Через стеклянные стены он мог видеть других менторов в соседних кабинках – на лицах половины из них застыло такое же отрешенное выражение.

Операторская представляла собой высокий двухуровневый полукруглый зал с огромным экраном на плоской стене, состоящим из множества маленьких мониторов – увеличенная в несколько раз копия того экрана, который он видел в пентхаузе Цинны. Маленьких секций было как минимум двадцать-тридцать, и каждая из них, в свою очередь, отвечала за несколько камер, размещенных на Арене. Камеры могли быть замаскированы под что угодно - от дупла засохшего дерева до неприметного камешка на дне водоема. Плюс ко всему самое обыкновенное на первый взгляд небо над головами трибутов тоже было ничем иным, как огромным трансляционным куполом, совмещающим в себе функции записывающих камер и воспроизводящего экрана.

А заодно и мощнейшего силового поля.

О последнем его уникальном свойстве никто из трибутов даже не догадывался - по крайней мере, ментор очень на это надеялся. Единственное реальное свидетельство его существования – запись пятидесятых Голодных Игр – за последние четверть века так ни разу и не транслировалась по телевидению. Даже несмотря на то, что это были Вторые Юбилейные Игры! Он хмыкнул: Капитолий тщательно позаботился о том, чтобы еще какой-нибудь умник из числа обреченных на смерть ненароком не повторил его трюк двадцатипятилетней давности. Именно поэтому запись изъяли из общего пользования и надежно похоронили в архиве под грифом «совершенно секретно».

И вместо напоминания оставили его.

На первом уровне, сразу перед экраном, в несколько рядов располагалось множество телевизионной техники, там же сидели операторы, медики, режиссеры и еще целая куча ребят, головой отвечающих за трансляцию Голодных Игр на весь Панем. В обязанности одних входило отслеживать съемки каждой камеры на Арене и монтировать ежеминутную непрерывную запись всего действа. Так сказать, для истории. Другие на основе этих записей готовили ежедневные обязательные к просмотру выпуски, которые потом крутились в вечернем эфире, сразу после программы новостей. Медики, в свою очередь, контролировали показатели следящих устройств, которые вводились каждому трибуту непосредственно перед высадкой – маячки не только определяли местоположение игрока на Арене, но и сообщали сюда, в штаб Игр, его жизненные параметры.

В обычном рабочем режиме маячок прерывисто пикал, повторяя сердцебиение трибута – спокойное, когда тот отдыхал, или ускоренное, когда сражался или испытывал приступ страха или ярости. Когда же маячок подавал протяжный высокий сигнал, это означало, что сердце его хозяина остановилось. На Арене практически в ту же минуту стреляла пушка, а в штабе отдавалось соответствующее распоряжение лётной команде, контролирующей перемещения подарков и покойников, и за телом погибшего в течение часа спускался дежурный планелет. Обычно он успевал забрать погибшего трибута первым, хотя случалось всякое. Несколько лет назад один парень из Шестого дистрикта по имени Тит совершенно одичал. Распорядители Игр вынуждены были усмирять его электрошоковыми ружьями, чтобы оттащить убитых им трибутов, прежде чем он сжирал их. Омерзительное зрелище! Даже привыкшие к кровавым забавам капитолийцы возмутились такому варварству. Сплетники поговаривали, будто Сенека Крэйн имел тогда непродолжительную и малоприятную беседу с президентом Сноу, и с тех пор планелеты стали более оперативными.

Второй уровень операторской представлял собой застекленный полукруглый балкон, разделенный на отдельные кабинки. В каждой кабинке располагалось мягкое высокое кресло на колесиках, монитор и небольшой пульт для конференц-связи с нижним уровнем. Здесь менторы имели возможность наблюдать за своими трибутами, получать свежие новости о текущей обстановке на Арене, а также отдавать распоряжения о пересылке подопечным подарков, оплаченных щедрыми спонсорами.

Несмотря на грядущий с минуты на минуту удар гонга, оповещающий об официальном начале Игр, половина кабинок еще пустовала. Пришли не все. Он хмыкнул – разумеется, из менторов профи не было ни одного наставника. И почему-то отсутствовал Рубака. Конечно, его парень одним своим грозным видом уже внушал соперникам трепет, и за него можно было не беспокоиться… но как же двенадцатилетняя птичка? Неужели его приятеля совершенно не волновало, сможет ли малышка избежать Рога Изобилия?

Внизу началось какое-то шевеление. Он дрогнул и присмотрелся. Вон оно что - телевизионщики шумно приветствовали прибывшего в студию Клавдия Темплсмита! Если Цезарь Фликерман был бессменным лицом Голодных Игр, то Темплсмит мог по праву называться их голосом. Вытянув шею, Хеймитч наблюдал, как Клавдий шутил, раскланивался направо и налево и приветливо широко улыбался. Разглядывая сверху его лысеющую макушку, ментор неожиданно подумал, что впервые увидел легендарного ведущего во время своего собственного чествования в качестве победителя. Он прекрасно помнил первое впечатление от их встречи – изумление, смешанное с недоверием. Они, что, решили разыграть его? Этот маленький толстенький человечек с пухлыми ручками, семенящий на коротких ножках ему навстречу, и есть громогласный голос Голодных Игр? Не потому ли никто из жителей Панема никогда не видел его – эти пухлые щечки никак не вязались с грозным рыком, который уже много лет оповещал зрителей страны о новостях с Арены! Темплсмит очаровательно улыбнулся ему, открыл рот для приветствия… и от удивления у юного Митча Эбернети полезли глаза на лоб: вживую голос Клавдия оказался еще более мощным и полным силы, чем тот, что он совсем недавно слышал на Арене!

Воистину, Капитолий умел дурачить зрителей.

Продолжая улыбаться и раскланиваться окружающим, Темплсмит занял свое место за пультом. Прикрыв рукой микрофон, он тщательно прокашлялся и коротко глянул на неоновые часы над экраном. Три пары цифр вели обратный отсчет.

До гонга оставалось четыре минуты.

Хеймитч знал, что к этому времени на всех телеэкранах страны успели показать утренний прогноз погоды – в такой-то момент! - и уже несколько минут крутили рекламную заставку Голодных Игр. Главный экран показывал присутствующим в операторской то же, что и тысячам жителей Панема - Арену сразу с нескольких ракурсов. Ровная, утоптанная площадка, похожая на небольшой луг. С одной стороны озеро, с другой – поле с высокими, выше человеческого роста, злаками, с двух остальных редкие сосны. Посередине площадки - лежащий на боку Рог Изобилия. Он, как обычно, был доверху набит всякой полезной дрянью: едой, ёмкостями с питьевой водой, оружием, лекарствами, одеждой. Ментор покачал головой. Такой доступный с виду, на деле он являлся опасной приманкой, прекрасной золотой декорацией для кровавого начала Игр: обычно в первые же минуты после гонга у Рога Изобилия погибала по меньшей мере треть трибутов, наивно решивших попытать-таки счастья и раздобыть возле него что-нибудь ценное.

По кругу одинаково удаленно от него и друг от друга расположились двадцать четыре пока еще пустых стартовых диска. На мониторе в кабинке Хеймитча над двумя из них светилась цифра «двенадцать». Он уже знал: тот, что ближе к лесу – это Китнисс, тот, что ближе к озеру – Пит. Вокруг Рога на различном расстоянии были разбросаны еще какие-то свертки. Ментор разглядел среди них набитый ярко-оранжевый рюкзак. Интересно, есть в нем хоть что-нибудь полезное? Рюкзак достаточно далеко от центра предстоящей мясорубки, как раз в нескольких ярдах от стартового диска Китнисс. Есть вероятность, что она успеет ухватить его раньше других. Он скрестил пальцы и прикрыл глаза – лишь бы она не рванула к груде оружия, сложенной у самого Рога, лишь бы послушала его!

- Внимание всем, мы начинаем! – прервал его размышления голос главного режиссера, переданный по громкой связи. Капитолиец что-то буркнул в висящий на ухе микрофон, под-нял вверх растопыренную пятерню и начал по очереди загибать пальцы. - Пять, четыре, три, два, один - поехали!

До гонга оставалось две минуты.

Хеймитч судорожно перевел дыхание. Неужели он никогда он не привыкнет к этому? В прямом эфире заиграл бравурный гимн Панема, и стартовые диски на Арене пришли в движение, поднимая трибутов на поверхность. Понемногу начали показываться их лица – на половине из них была написаны паника и животный ужас. Ментор вызвал на монитор лица подопечных. Китнисс казалась совершенно спокойной и только щурилась от солнца, ослепившего ее после появления из темного цилиндра. Пит хлопал ресницами, пытаясь привыкнуть к яркому свету, и поводил головой из стороны в сторону вдоль ряда соперников.

Вот болван, с досадой подумал ментор. Неужели даже в эту минуту он думает о ней?

Девушка повернулась в сторону Рога и теперь пристально что-то высматривала у его подножия. До него не сразу дошло, почему у нее такое сосредоточенное выражение лица, а потом он заметил объект ее внимания. Лук Энобарии! Он смотрел в ее напряженные глаза на экране и буквально слышал, как Китнисс мысленно рассчитывала время, необходимое, чтобы добраться до оружия.

- Нет, только не это! - еле слышно застонал он и схватился за голову. - Только не вздумай соваться туда, девочка… тебе это не по зубам! Черт с ним, с этим луком, главное – унести ноги! Ну хоть сейчас не будь дурочкой и не упрямься! - его голос стал почти умоляющим, когда он заметил, что Китнисс приняла стойку для рывка в сторону заветного лука. Смешно - как будто она могла сейчас услышать его!

А вот Пит, кажется, услышал.

Обнаружив Китнисс между парнем из Девятого и девушкой из Третьего, он не сводил с нее внимательного взгляда. Она в последний раз машинально оглядела соперников и, наконец, заметила его.

До гонга оставалась одна минута.

Глянув на часы, главный режиссер дал отмашку Клавдию Темплсмиту.

Легендарный голос Капитолия строго сдвинул брови и принял торжественный вид.

Хеймитч вжался в высокое кресло, до боли стиснув пальцами подлокотники.

Не сводя глаз с Китнисс, Пит едва заметно отрицательно покачал головой.

- Леди и джентльмены! - набрав полную грудь воздуха, зычно рыкнул ведущий. - Семьдесят четвертые Голодные игры объявляются открытыми!


Date: 2015-09-22; view: 304; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.005 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию