Глава третья. Старший прапорщик был уже в серьезных годах, уже, наверное, и пенсию выслужил, но вот продолжал работать

ПО ПРОЗВИЩУ «КОЛДУН»

Старший прапорщик был уже в серьезных годах, уже, наверное, и пенсию выслужил, но вот продолжал работать. Отчего ж мужику не работать, ежели здоровье позволяет? Озвереешь сидя дома.

— Лицом к стене, — скомандовал прапорщик.

Сварог встал, как велели. За спиной шаркнули по бетону сапоги, чиркнула спичка, потянуло ароматным табачным дымком.

— Повернись. На, закури.

Старший прапорщик протянул раскрытый портсигар. Сварог не стал вставать в позу: мол, с вертухаями не курю, вытащил из‑под резинки сигарету, прикурил от протянутой спички.

— Послушай меня, паря, — сказал прапорщик, приглаживая небольшие аккуратные усы. — У меня глаз наметанный, я человека насквозь вижу. И вижу, что ты, паря, человек непростой. Есть в тебе какой‑то стержень. Но... Это камера. Не пресс‑хата, конечно, но и туг не интеллигентики сидят. Если будешь много выступать — а мне отчего‑то кажется, что будешь, — тебя превратят в инвалида. Если ты надеешься на силу или на приемчики, то зря, оставь ты это. В это СИЗО таких Негрошварцеров приводили, что ты против них хиляк из хиляков. Иные храбрились: мол, я на воле по двадцать рыл одной левой раскидывал. Да только никто из этих Шварцеров не выгреб отсюда таким же целым, как вошел, против кодлы из десятка рыл никто не устоит. А здоровье взад никогда потом не вернешь. Хорошенько подумай, стоит ли того твое залупательство.

— А ты, батя, агитируешь меня по доброте душевной или по обязанности? — напрямую спросил Сварог, щурясь от дыма. — Хотя, спасибо, конечно, за науку.

— А тебе не все равно, паря? Я вот что тебе скажу напоследок. Я тут всего навидался, паря. И всяких. И к жизни после этого начал относиться, прости за умное слово, философически. Все суета, нет в жизни правды со справедливостью, каждый за себя, и все в таком духе. Короче, никого не жаль, потому как никто тебя самого не пожалеет. А теперь сам думай.

— Ты мне вот что лучше скажи, старшина, — Сварог с усмешкой посмотрел на прапорщика. — А если бы тебе прямо сейчас предложили махнуть из этого мира да головой в неизвестность? Провалиться куда‑нибудь на другую планету, оставив здесь все эти коридоры, надоевший дом в панельной многоэтажке с квартиркой в три шага, провонявшую мочой лестницу, загаженный воздух и химическую пищу? И вперед на волю, где боевой топор ударяет по бедру при каждом шаге коня, где рядом настоящие друзья, где... (он на миг запнулся, не зная, как продолжить, но тут кстати вспомнился Смок Белью) где ты ешь настоящее медвежье мясо?

— Да ну тебя! — махнул рукой прапорщик. — Я с тобой серьезно, а ты мне вкручиваешь... Ладно, если что — ори в три горла и колоти в дверь что есть мочи. Я тут рядом буду, выручу...

— Договорились, — сказал Сварог, бросая окурок на пол. — Заводи.

— Что там шепчешь? Молитву? Правильно. Ну, ни пуха тебе, паря. Давай...

И Сварог перешагнул порог.

Старший прапорщик вряд ли обратил внимание, что в коридоре вдруг едва заметно похолодало. Сквозняк гуляет — и всего делов. Прапорщик запер дверь, откинул «глазок», прилип к нему, несколько секунд полюбовался видами камеры, на пару шагов отошел от двери и полез в карман за своим портсигаром.

Не стал старшина смотреть тюремное кино. «А немало интересного увидал бы товарищ вертухай, чего в кино и за деньги не кажут, — подумал Сварог. — Увидел бы такие яркие картинки, по мотивам которых граждане уголовнички потом еще долго будут предания слагать...»

Прапорщик мог бы увидеть, как с нар сползают с ног до головы разрисованные зеки и неторопливо, вразвалочку направляются к замершему у порога арестанту. Кто‑то из них вертит на пальце цепь, кто‑то шлепает об ладонь сложенный пополам ремень, кто‑то поигрывает укрытой от всех шмонов выкидухой. Из кодлы обязательно должен вывалиться нагловатый живчик, эдакий всеми признанный спец по болталову с новенькими.

Ага, вот и вывалился...

— Ну че, фраерок, давай знакомиться, — заводила приблизится к «гостю» на расстояние шага. — Поглядим на тебя внимательно и вдумчиво. Познакомимся, поговорим. По «радио» напели, что больно крут? Ну дык покажи, покажи! Давай насчет тебя поупражняемся, какой ты в натуре крутой...

Ясно, что живчик провоцирует Сварога. И от того, как Сварог ответит, будет зависеть многое дальнейшее. Испугается — один вариант будущего, начнет понты кидать — огребет по полной...

Сварог пошел вразрез с советами доброго прапора и кинул понты.

— Полезай под нары, машенька, — сказал ласково он. — Ибо благородному дону западло балакать с пидорами.

Оскорбление, признаться, было действенным.

Живчик оглядывается назад, словно ищет поддерки у корешей, и вдруг с неожиданного резкого разворота наносит жуткий удар кулаком в живот, от которого Сварог должен был бы скрючиться в три погибели.

Да вот только каково же будет удивление уголовника, когда его кулак пробьет пустое место, пройдет сквозь «фраерка»! А новоприбывший гость как ни в чем не бывало будет глупо и молча перетаптываться там, где стоял. Вся кодла с воплями налетит на «фраерка залетного» и начнет топтать и месить его... Думается, все же пройдет какое‑то время, прежде чем постояльцы разберутся, что имеют дело с иллюзией, а не с живым человеком. А когда наконец разберутся... Сложно даже вообразить всю глубину их удивления.

Ну и напоследок, дабы посеять в их умах окончательный разброд и шатание, фантом рассеется как дым, будто и не было его никогда. И можно голову дать на отсечение, нескоро утихнут споры, было это все или привиделось, и дойдут те споры до драк. И еще долго по тюрьмам будут ходить легенды и байки о каком‑нибудь Таинственном Фраере, Привидении старого СИЗО, о Призраке Изолятора...

Ну, пошутил так Сварог.

Вот что мог бы увидеть в «глазок» старший прапорщик, а возможно, и услышать, если бы приложил ухо к двери. Но вместо этого он курил рядышком с дверью и что‑то тихо бормотал себе под нос. Докурив, бросил окурок на пол, старательно растер носком казенного ботинка, вздохнул, повернулся боком к двери... И в этот момент, прямо по пошлейшим канонам фильмов ужасов, ему на плечо легла рука.

Прапор медленно повернулся и, когда увидел, кто стоит за спиной, челюсть у него отвисла самым натуральнейшим образом.

— Не‑ет... Чур... — прапор помотал головой и скрюченными пальцами левой руки что‑то изобразил перед своим лицом, словно отгонял нечто невидимое. — Как же так... Откуда? Ведь я же тебя...

Правая рука надзирателя привычно потянулась к висящей на поясе дубинке. Сварог перехватил руку, крепко сжал запястье. Проговорил, глядя глаза в глаза:

— Не надо, батя, не поможет. Ты вот о чем задумайся. Я мог бы двинуть тебя сзади по голове, забрать ключи, переодеться в твою форму, открыть любую камеру — да хоть бы и пресс‑хату! — и забросить тебя внутрь. Представляешь, что бы с тобой было? Я этого не сделал. Пока не сделал. Ну, думай, соображай, батя.

— Ты хочешь, чтобы я тебя вывел отсюда?

Сварог ухмыльнулся.

— Не хочу. Надо было бы, я бы вообще не доводил дело до своего заключения в этот неприятный мрачный дом. И когда потребуется, я смогу выйти отсюда и без тебя... Мне нужно другое. В каждой тюрьме есть смотрящий, то бишь главный по узилищу. Король воров, атаман здешних головозеров. Мне всего‑то и нужно, чтобы ты отвел меня к нему. Только не говори, что не знаешь, кто атаманствует в вашей богадельне. Ни за что не поверю. И, ей‑ей, выполню свою угрозу, закину тебя в камеру к нехорошим, злым уголовникам... А после и без тебя управлюсь со своей задачей. Ты мне тут давеча про философию самосохранения вкручивал. Ну вот! Зачем тебе на старости лет сложности? Хочешь на пенсию выйти инвалидом?

— А что.., кто там? — прапорщик судорожно мотнул головой в сторону камеры.

— Да какая разница! Некогда объяснять. Ну что, идем? Только душевно тебя прошу, не надо геройствовать, — Сварог легонечко сжал прапорщику локоть и произнес елейно:

— Мне больно об этом говорить, но если ты меня подведешь, я вынужден буду очень сильно тебя обидеть...

Этажи, переходы, забранные решетчатой сеткой лестницы, грохот шагов по железным ступеням, лязгающие двери, однотипные фразы, которыми перебрасываются вертухаи. Одинаково серые коридоры. Они остановились в конце одного из таких коридоров перед камерой с номером 178.

— Здесь, — сказал, глядя в пол, прапорщик.

— Как кличут здешнего смотрящего?

— Погоняло‑то? Да Пугач его погоняло. Только, это... Не любит он, когда без приглашения.

— Ах, вот как значит! Его благородие не любят, когда без доклада! Ладно, пусть мне будет хуже... Открывай, батя.

Вздохнув тяжко, прапорщик завозился с ключами.

— Да, вот еще что, — сказал Сварог. — Ежели ты задумал, едва я окажусь за дверью, бежать за подмогой, то одумайся скорее, прошу тебя.

— Да ничего такого я не задумал! — воскликнул прапор с наигранным возмущением.

И ведь соврал!

— Вижу, что как раз так и задумал, — любовно произнес Сварог. — Ну, не стану долго говорить и грозить жуткими карами. Просто скажу, что, поторопившись, ты наживешь себе врага в лице Пугача. Самого Пугача, я бы сказал. Смекаешь? Ведь ты же еще не против здесь послужить верой и правдой? Вот так‑то, батя. Ну открывай...

По результатам явления Сварога обитателям тюремной хаты можно было бы живописать картину маслом «Не ждали 2». Видимо, и вправду не привык смотрящий по этому каземату, что к нему могут заявиться без приглашения и без согласования времени аудиенции. Вся четверка, что находилась в камере, обернувшись к дверям, застыла в ступоре.

Сварог огляделся. Камера, в которой обитал смотрящий по изолятору, мало походила на привычные тюремные застенки. Стены завешены коврами (понятно, что не персидскими, а весьма потрепанными и облезлыми, но все же!). В камере имелись холодильник, телевизор, магнитофон, микроволновая печь. На столе перед каждым из заключенных лежал мобильный телефон. Да что там телефон! На кровати валялся ноутбук (Сварог спутать не мог — тесно познакомился с этим чудом за пятнадцать лет шагнувшей вперед техники в гостях у конголезского приятеля Гуго, хозяина частного аэродрома). Стол, за которым культурно отдыхали четверо узников, ломился от еды, которую вряд ли готовили на кухне следственного изолятора и которую вряд ли потом развозил по камерам в своих бачках баландер. Икорка, водочка, балычок, копченая колбаска, фрукты...

— Как понять сие явление? — наконец нарушил молчание один из сидевших за столом. Мужичок лет пятидесяти, невысокий и сухощавый, с совершенно седыми волосами и волчьим взглядом исподлобья. Никаких сомнений почему‑то не было, что это и есть вожак, сиречь тот самый пресловутый Пугач.

— Кликуха моя Колдун, не слыхал? — Сварог небрежно достал из воздуха сигарету, прикурил от пальца.

— Гляди, люди, циркача заслали! — воскликнул чернявый, похожий на цыгана хлопчик (у него даже серьга в ухе была). — А чего, это дело, Пугач, да? Мужик пришел скуку нашу скрасить. Может, станцует еще, споет.

— Завянь, Цыган, — бросил седой. — И чего дальше... Колдун?

Дальше для усиления эффекта Сварог наколдовал себе кофе — в его руке из воздуха материализовалась дымящаяся чашка кофе с непременным блюдцем.

— Впечатляет, — лишенным всяких эмоций голосом проговорил еще один, доселе молчавший бритый наголо человек. — Правда, видал я колдовство и похитрее. В восемьдесят пятом с зоны под Печенгой сдернули Матрас с Чухонцем. Зашхерились между бревен в лесовозе. Даже Кио, думаю, такой фокус повторить не сможет. Ну, то ладно, так ведь и дубаки с собаками бегунков не унюхали... А это уже форменное колдовство выходит и чернокнижием попахивает.

— Это что! — воскликнул, сверкнув белозубой улыбкой, Цыган. — У нас в таборе тетка Натэлла — вот с кем в карты не садись. Заговорит тебя, загипнозит, и ты, как во сне, пробубнишь «Хоре, себе», когда на руках будет какой‑нибудь валет с шестеркой, или прикупишь к двадцати на руках еще карту. Вот это цирк, я понимаю! А сигарету из уха доставать и кофе из штанов — это любой баклан смогет, чутка потренировавшись.

— Вижу, народ вы бывалый, пустяками вас не заинтересовать, — Сварог поставил на пол чашку кофе, так и не сделав ни глотка. — Ну хорошо... Сделаем заход по‑крупному. Цыган, серьга у тебя золотая?

— Слышь, Колдун, ты за базаром следи. Я тебе не молдаванин какой‑нибудь, а цыган. Туфту не носим.

— Вот сними и дай мне. Назад получишь. И еще одну такую же.

— Да ты... За кого он меня держит, а! — Цыган повернулся к пахану, раздался щелчок, и в его руке вдруг сверкнула невесть откуда выскочившая в ладонь выкидуха. — Слышь, Пугач, пора баклана ставить на место...

Пугач задумчиво поскреб щетину на подбородке. Сварог легко угадывал направление его мыслей. В камере — и не просто в камере, а в наиглавнейшей хате следственного изолятора, откуда, собственно, и управляется сей изолятор — происходят немыслимые, не укладывающиеся в привычные рамки вещи. Правда, пока ничего угрожающего не просматривается, скорее уж чистой воды развлекалово. В общем, нет причин раньше времени устраивать серьезный разбор, с этим всегда успеется. Пусть сперва залетный чудак покажет свои фокусы...

— Дай ему серьгу, Цыган. Или боишься, что сопрет?

— Ха, я ему сопру! Ну ладно, держи, мужик.

«Мужик» было произнесено с явным подтекстом, и Сварог даже знал, в чем дело (не забыл еще всех особенностей российского воровского жаргона и этикета, почерпнутых им из книжек и общения с сослуживцами). Эдаким макаром Цыган легонько прощупал Сварога на причастность того к воровскому сообществу. Ежели причастен, то на «мужика» должен был возмущенно среагировать: дескать, ты кого мужиком назвал! Сварог усмехнулся про себя — выдавать себя за вора он и не думал. А вскоре Цыгану должно и вовсе стать не до всякой словесной муры.

Исподтишка подмигнув Пугачу, что не укрылось от Сварога, Цыган вытащил из уха серьгу и протянул Колдуну. Золотая побрякушка оказалась весьма увесистой. Серьга была похожа на старинную. Ага, кажется, даже клеймо имеется, затертое и грязное. Однако некогда сейчас вдумчиво изучать.

Сварог пробормотал нехитрое заклинание, держа серьгу на вытянутой ладони, и рядом с первой появилась еще одна, точь‑в‑точь такая же.

— На, возьми! И найди десять отличий. Или хотя бы одно, — Сварог отдал Цыгану золотые побрякушки.

— Слышь, братва, в натуре рыжье! — Цыган, в лучших традициях трактирщиков, попробовал сотворенную Сварогом серьгу на зуб. — Рыжье, чтоб мне не жить! И один в один моя серьга, вот и царапинка точь‑в‑точь такая же. Слышь, Пугач, этого не может быть, это же еще дедовская серьга, она ж старинная! Второй такой не было!

— Я тебе и третью такую же сделаю прямо сейчас, — спокойно предложил Сварог.

— И сделай, — не менее спокойно сказал Пугач. — А мы посмотрим.

Сварог без труда создал еще одну копию золотой побрякушки.

— А чего‑то холодно стало, — поежился Цыган.

— Побочный эффект, научно выражаясь, — сказал Сварог. — Ну что, уважаемые, есть интерес к разговору?

— И много таких можешь налепить? — бритый наголо человек уже не сидел за столом, а поднялся на ноги и в возбуждении ходил между нарами и столом.

— Сколько угодно, — сказал Сварог.

Бритый присвистнул.

— Тогда с тобой можно мутить дела.

— Иди к столу, — решил Пугач. — Цыган, пересядь на шконку, дай человеку стул.

Когда Сварог сел, пахан спросил:

— Ты кто и откуда такой? Почему о тебе не слышал?

— Из Конго я, — сказал Сварог. — Страна такая в Центральной Африке. Кликуха, как сказал, Колдун. Отец — бывший советский военспец. Так уж вышло, что ребенком попал в одно лесное племя. Из‑за войны попал, там в Африке кругом война. В племени моим воспитанием занимался шаман, кое‑чему научил. Вуду. Слышали про такое?

Пугач посмотрел на четвертого своего кореша, который пока не проронил ни слова. В ответ на взгляд пахана, тот кивнул.

— Ну, ну, — Пугач вновь перевел взгляд на Сварога. — И чего еще умеешь?

— А тебе мало разве? Могу и еще кое‑что... Много чего могу. Отсюда выйти могу в любое время. И вывести могу, кого угодно.

— Ну, это не колдовство никакое, — хмыкнул Пугач. — Я сам кого хочешь отсюда выведу, была б нужда. А как сюда попал, за что замели?

— Да он по фене не ботает. Пугач, ему толмач нужен...

— Заткнись, Цыган! — прикрикнул Пугач. — Будешь вступать с ариями, когда я разрешу.

— Замели не меня, — пояснил Сварог, — а кореша моего африканского, за ним я сюда и пришел...

— Погоди‑ка, погоди, — Пугач внимательно взглянул на Сварога. — Это не тот ли негрила, про которого маляву час назад отстучали?

— Если негрила и час назад, то это он самый и есть, — кивнул Сварог.

— Его же упаковали за тройное мочилово, — сказал бритый. Усмехнулся:

— Серьезный у него корефан, Пугач.

— И чего ты от меня хочешь, Колдун, за чем ко мне пришел? — спросил Пугач.

— Мне нужно выйти отсюда вместе с моим корешем. Прямо сейчас. Не откладывая.

— И всего‑то? — с иронией спросил Пугач. — А может, тебе еще и подогрев организовать в дорогу? И «корову» с собой в придачу отправить? Ты, похоже, не догоняешь. Колдун, что это за громадина с решетками, собаками и сапогами — своего рода учреждение, директором которого я поставлен. Власти у меня, ясно дело, тут немало, но я поставлен, сечешь? Людьми поставлен следить за порядком. И меня могут точно так же снять, как любого директора, если я на своем месте накосячу. И вот скажи, зачем мне все твои сложности?

— Скажу, — Сварог говорил, глядя Пугачу прямо в глаза. — Я все равно добьюсь своего. И твои архаровцы ничего мне не смогут сделать. Надо будет, я превращу эту тюрьму в ад, но прорублю путь на волю себе и моему товарищу. Развалю до кирпича эти домики, если понадобится... Твое дело, верить мне или нет, но как я сказал, так и будет. Это первый путь.

— А второй? — спросил Пугач, сминая пальцами мундштук «беломорины».

— Второй — договориться с тобой ко всеобщему удовольствию сторон.

— И в чем будет мое удовольствие?

— Во‑первых, спокойствие во вверенном твоему попечению хозяйстве. Думается, тебе мало перепадет радости от бурных потрясений на хозяйстве. Комиссии потом понаедут, твои начнут шептаться, «не удержал», мол...

— Слышь, Пугач, а он никак на понт берет! — крикнул чернявый. — Нас!

— Отзынь, Цыган! Дослухаем товарисча до конца, — Пугач мял, мял «беломорину» и довел до полной непригодности к курению. Пришлось выбросить в пепельницу. — Ну допустим. Колдун.., всего лишь допустим, что я к тебе прислушался. Только позволь усомниться в твоих терминаторских способностях...

— А ты спроси прапора, что околачивается за дверью, как я добился, чтобы меня привели в твою камеру. Полагаю, сомнений у тебя убавится. А пока я перейду к обещанному «во‑вторых». Во‑вторых, все будет оплачено по высшему тарифу. Я тебе предлагаю отличный гешефт. Или, на новый манер говоря, бизнес. Побег в обмен на золотой дождь. Ты отправляешь со мной кого‑нибудь, или отправляешься сам, или поручаешь своим доверенным людям на воле. Думаю, договориться, чтобы твои люди на воле в кратчайшие сроки раздобыли алмаз — для тебя никакая не проблема. Примерная стоимость алмаза тебе известна. Я скопирую для тебя десять таких алмазов. Это с лихвой покроет затраты на побег двух арестантов и даже моральный ущерб. Ну, что скажешь?

Пугач молчал, задумчиво катая по столу новую «беломорину». Какие мысли крутились под черепной коробкой пахана, узнать Сварог не мог. Зато чуть позже он сможет узнать, станет ли ему врать смотрящий.

А это дорогого стоит.

— Побег провернуть — дело плевое, — наконец заговорил пахан. — Вас обоих определят в местную больничку. У одного внезапно прихватит сердце, у другого, допустим, откроется острый аппендицит. А из больнички ход на волю у нас уже готов...

— Слышь, Пугач, — вставил слово бритый наголо уголовник, — ты что всерьез...

— Ты че, Гоша, хочешь поучить меня дела вести? — Пугач сказал это так просто и так спокойно, будто означенный Гоша спросил у него — сколько времени. И снова обратился к Сварогу:

— Значит, Колдун, вот как решаем. Слов нет, предложение твое заманчиво. Мне оно нравится. Ты говоришь, отец у тебя военным был? Значит, должен понимать про дисциплину с субординацией. У нас она похлеще воинской будет. У меня тоже свои командиры имеются, и я поперек них по‑важному решать не могу. А ну как вы с твоим чернокожим корешем в делах против братвы замешаны, а верить тебе на слово я никак не могу... Короче, я тут по мобиле перебазарю с нашими, а тебя пока устроим в хате со всеми удобствами. Там отдохнешь, а по ходу цацек золотых наколдуешь, чтобы было чем подкормить вертухайских шакалов. Ну и после снова посвиданькаемся и обкашляем все окончательно. Устраивает, Колдун, или станешь бурно возражать?

— Вполне устраивает, — соврал Сварог.

Собственно, он мало надеялся на удачный исход переговоров с тайным хозяином тюрьмы, предполагая, что в лучшем случае процесс может затянуться надолго (что никак Сварога не устраивало), а в худшем и наиболее вероятном случае — его попробуют обманом и хитростью оставить при изоляторе (а если потребуется — и силой), чтобы он пополнял общак скопированными деньгами и золотыми побрякушками. Зачем такое нежданно привалившее счастье отпускать от себя на волю к чужим хапужистым дядям? Все это Сварог прекрасно понимал, и плевать ему было по большому счету, что там надумает смотрящий по тюрьме, какую поганку сочинит. Сварог пришел к Пугачу совсем для другого. Он пришел, чтобы увидеть «черного хозяина тюрьмы», услышать его голос, запечатлеть манеру того вести разговор, запомнить, в конце концов, отдельные излюбленные словечки пахана, а также усвоить некоторые характерные обороты воровского жаргона, которых не знал и знать никак не мог. Все, что хотел, Сварог уже увидел и услышал и вполне мог приступать к задуманному.

Задумку никак нельзя было назвать оригинальной — однажды Сварог проделывал точь‑в‑точь то же самое. Он бежал из Равены со Странной Компанией, придав Шедарису облик короля Конгера. Здесь же Сварог намеревался самого себя выдать за.., ну, тоже можно сказать за короля — короля тюремных воров. Кстати, и здесь их путь лежит на аэродром, как было и в Равене. Правда, в тот раз аэродром был стратегического значения, охраняемый драгунами и снольдерскими мушкетерами, здесь же им всего лишь нужно будет попасть на территорию местного аэроклуба, где если и есть охрана, то состоящая из пары‑тройки полусонных вохровцев. Впрочем, сути дела это не меняет.

Когда знакомый Сварогу прапорщик откроет дверь, он увидит перед собой не Сварога, а Пугача. «Пугач» велит отвести себя в камеру, куда посадили чернокожего арестанта: мол, потолковать надо с человеком. «Да не боись, начальник, через дверь и под твоим надзором». Возле камеры, где томится Пятница, старшего прапорщика придется со всей возможной аккуратностью выверенным ударом уложить на бетон, а потом перенести в укромное местечко, чтобы какое‑то время полежал в уголке, отдохнул и подумал, не пора ли и в самом деле на пенсию, домино во дворе осваивать. А Сварог, надев на себя личину старшего прапорщика, поведет во двор Н'генга в приданном ему обличье Пугача. После первого же встреченного ими вертухая Сварог поменяет личину Н'генга на личину этого вертухая. И во двор изолятора выйдут двое работников внутренней охраны СИЗО. И кто, скажите, их не выпустит за ворота? Какая падла посмеет не выпустить?!

Вот такая комедия переодеваний. Или, если угодно, — театр эпохи Возрождения.

В общем‑то, Сварог мог уже прощаться с Пугачом и валить на выход. Тем более пахан вот уже добрую минуту выразительно смотрит на него, явно дожидаясь, когда Колдун поднимется и почапает к двери. Однако Сварог подумал, что, поскольку разговор клеится вполне нормально, не мешает на несколько минут подзадержаться, немножко поболтать с авторитетным и знающим человеком и кое о чем аккуратненько выспросить. Глядишь, кое‑что полезное между строк и высверкнет. Дарья Андреевна Шевчук, помнится, упоминала некоего Ольшанского, почему‑то думая, что «задержанный Беркли» с ним связан какой‑то таинственной криминальной связью...

— А фамилия Ольшанский вам ни о чем не говорит? — спросил Сварог.

— Ты знаешь Привратника? — без всякого интереса отозвался Пугач. — Или, по‑другому говоря, Ольшанского Сергея, как там его... Алексеевича, что ли?

— Уж не за тем ли ты заявился к смотрящему? — прищурился бритый.

Сварог не ответил.

— Ну, допустим, знаю, — сказал Пугач. — Я тут знаешь ли, обо всех странностях бытия в числе первых узнаю. Слушок сего дня прошел, что он жив. Совсем свеженький слушок — и часа ему нет. И вдруг появляешься ты. Странно?

— Сдвинулся Привратничек на своем Аркаиме, — встрял Цыган, но одернут паханом не был. Пахан о чем‑то крепко призадумался.

Ого! Воры, оказывается, тоже про Аркаим знают! Так придется задержаться, поговорить еще малость...

В общем, посещением шантарского СИЗО Сварог остался вполне доволен. Спасибо вам, Дарья Андреевна. Во‑первых, он многое узнал про Ольшанского, еще одного искателя Аркаима, одержимого какой‑то идеей, связанной с этим местом, — а такой информацией пренебрегать ни в коем случае нельзя. Во‑вторых, выяснил, где этот Аркаим примерно находится — пока Ольшанский окончательно не съехал с катушек на этой теме, они с Пугачом, бывало, общались (было у них много общего в прошлом; но потом Привратник перекрасился, заделался коммерсом, а смотрящий изменять воровским принципам не захотел), так вот, Ольшанский Пугачу все уши прожужжал про этот Аркаим, карты какие‑то показывал, так что Пугач и кое‑кто из воров были более‑менее в курсе этого доисторического городишки...

Да и покинуть СИЗО оказалось делом достаточно простым: Сварог в обличье Пугача выпустил Пятницу из камеры, успокоил доброго прапора часика на два (ну, извини, отец) и, меняя личины как перчатки и на себе, и на туземце, совершенно беспрепятственно вывел Н'генга за территорию тюряги. Даже обидно как‑то стало: из СИЗО выйти оказалось легче, чем туда попасть... Неинтересно.

Сварог поймал частника (где‑то теперь честный водитель? И где теперь Гуго?) и через полчаса они уже стояли на территории частного аэроклуба, обозревая вертушки, ждущие на небольшом поле в отдалении. Семь штук, неплохо.

И тут его ждал очередной приятный сюрприз: возле входа в здание администрации, но чуть в сторонке, чтоб зря не светиться, топтался Гуго.

— Вот уж не ожидал! — искренне обрадовался Сварог. — Ты‑то как тут оказался?

— Так мы ж сюда вроде и собирались! — чуть опешил Гуго. — Тот таксист сказал: аэроклуб «Сибирские витязи», вы сказали: завтра. Я потом спросил, о чем это вы там? Вы перевели... Вот оно и завтра, и вот я здесь... — он вдруг виновато потупился. — Сэр, сегодня утром, там, возле этого дома.., я не думал, что.., я просто на минутку...

— Ладно, забудь. Прощаю, — сказал Сварог. — Я сам виноват, надо было четкие инструкции давать. А за то, что, не зная русского, нашел это место — объявляю благодарность.

— Рад служить, сэр!

— А если б я не сейчас приехал? Ты бы так и торчал перед клубом? Мы, между прочим, в тюрьме были, настоящей, русской. А если б я оттуда не выбрался?

— Вы, сэр, не выбрались бы? — широко ухмыльнулся Гуго. — Вы? Ха‑ха!

— Ну, вперед.

В пятнадцать часов по шантарскому времени в кабинет директора аэроклуба «Сибирские витязи» вошли трое посетителей. Директор давно занимал свое кресло и всяческих персонажей повидал здесь в достатке и переизбытке: начиная от скоробогачей, вечно пьяных, вечно увешанных золотом и хохочущими девицами, и заканчивая приехавшими за русской экзотикой иностранцами. И разных бандюганов, кстати, тут тоже перебывало предостаточно. Однако он, бывший летчик‑испытатель, привыкший полагаться на интуицию, которая не раз его вытаскивала из самых гиблых передряг, вдруг каким‑то непостижимым образом почувствовал, что эта троица опаснее всех прежних его гостей.

Хотя, на первый взгляд, вроде бы вполне мирная и даже где‑то смешная троица: несколько нелепого вида негр с глазами, в которых навсегда застыло удивленное выражение; похожий на Данди‑Крокодила, мерно перемалывающий во рту жвачку тип с оловянным взглядом и вполне приличного вида господин, одетый в явно дорогой черный костюм, черные с золотыми пряжками туфли и черную рубаху. Ничего вроде бы угрожающего... Однако интуиция однозначно говорила директору — ни в коем разе не стоит с ними связываться. Ну а когда главный в этой троице, представившийся мистером Беркли, английским профессором археологии («Не удивляйтесь моему языку, господин директор, у меня русские корни»), изложил свою просьбу, директор еще больше укрепился в своем убеждении.

— Вертолет? — переспросил директор, чтобы потянуть время и придумать, как бы половчее отказать. — Арендовать хотите? До Аркаима лететь? Далеко, однако, вы собрались...

Но и Сварог в свою очередь понял настроение сидящего перед ним директора. По глазам догадался.

— Вы беспокоитесь о сохранности летающего железа? — напористо спросил Сварог. — Есть такое понятие, как залог, верно? Вот в этот сейф, — Сварог вытянул руку в направлении железного ящика в углу кабинета, — я положу вам сумму, равную стоимости нового вертолета. И это не считая денег за аренду машины. Погода летная. Дозаправляться нигде не нужно, топлива в баках хватит на дорогу туда и обратно, исправных машин у вас много, даже выбор есть, пилоты изнывают от желания лететь, — по дороге сюда я уже переговорил с вашим персоналом. Ну! Найдите хоть одну причину для отказа!

— Не знаю... Предчувствие... — директор откинулся на спинку кресла. — Вы верите в предчувствия?

— Еще как, — серьезно сказал Сварог. — И что вам шепчут предчувствия?

— Шепчут про беду. Однажды я не прислушался, жалею до сих пор. Погиб человек. Теперь я дую на воду.

— Понятно, — кивнул Сварог. — Я утраиваю вознаграждение за аренду вертолета.

— Все равно я вынужден вам отказать, — выдохнул директор. — Даже несмотря.., несмотря ни на что, на любые условия. Думаю, в другом месте вы получите желаемое.

— Понятно, — еще раз произнес Сварог. — Только времени у нас мало...

— Местному боссу что‑то не нравится? — по‑английски спросил стоящий за креслом Сварога Гуго.

— Да, Гуго, ты прав.

— Как говорил Деверо, чтоб ему на том свете досталась не самая горячая сковорода, наши рожи не могут нравиться всем подряд, но тем, кому они не нравятся, понравятся наши револьверы, — вот такой тирадой разразился Гуго.

— Извините, — вновь перешел на русский Сварог и улыбнулся директору, — а могу я для разговора с вашим персоналом воспользоваться вашей личиной? — И вновь перешел на английский:

— Гуго, твой выход...

ИГРА

Date: 2015-09-25; view: 273; Нарушение авторских прав