Эквадор

Страна, где нет времен года

В Перу автостопщик может рассчитывать только на грузовики. Частных легковых машин там практически нет, а те, что есть (как правило, это огромные американские «Кадиллаки» семидесятых годов с дизельными двигателями), работают как такси. А вот в Эквадоре на дорогах можно увидеть не только старые американские или советские развалюхи, но и блестящие сверхсовременные и страшно дорогие иномарки. Да и среди коробок из грязного бетона встречаются офисные здания ультрамодернового вида, сверкающие неоном супермаркеты и виллы «новых эквадорцев».

Уже по самому названию страны понятно, что здесь проходит экватор. Хотя большая часть Эквадора находится в Южном полушарии, времена года тут практически неразличимы. Разница в средней температуре между самым холодным и самым жарким сезонами не больше 2–3 градусов. А вот различия в климате между отдельными районами подчас существенны.

Эквадор делится на три части, совершенно несхожие между собой: Коста (побережье) с жарким климатом, тропическими лесами и саваннами, вперемешку с банановыми и кокосовыми плантациями, песчаными пляжами; Сьерра (горы), занимающая большую часть территории страны, с городами на высоте 2–3 тысячи метров над уровнем моря, вулканами, многие из которых действующие, высокогорными озерами и водопадами, где климат из‑за высоты прохладный (прохладный, конечно, не для нас, а для эквадорцев); Амасония (амазонская сельва) – низменность с другой стороны Анд, где находятся истоки Амазонки, самая малонаселенная, отсталая и малоизученная часть Эквадора с буйством экваториальной растительной и животной жизни.

Переночевав в погранзоне, утром я попал в свою первую эквадорскую машину. Водитель мне хорошо запомнился. Креймер Кордоба, почти как один из фанатов «Гербалайфа», сразу же стал расписывать мне преимущества продаваемых им опрыскивателей фирмы «Соло», надарил кучу проспектов.

На севере Перу Панамериканское шоссе идет через бескрайнюю пустыню, где лишь изредка встречаются зеленые оазисы. Но, едва я въехал в Эквадор, как сразу же попал совсем в иной мир: в мир банановых плантаций и ярких тропических цветов.

Первый эквадорский город на моем пути – Санта‑Роза. В Эквадоре, как и в соседнем Перу, в самом разгаре была подготовка к очередным выборам. И уже по рекламной кампании можно было видеть, насколько Эквадор богаче. Если в Перу предвыборные лозунги малевали прямо на стенах домов, то здесь на каждом углу можно увидеть полиграфическую продукцию, вполне соответствующую общемировому уровню.

После Гуаякиля растительность стала немного разнообразнее: рисовые поля, посевы кукурузы и картофеля. Большинство домов построены на сваях и на платформах, на высоте полутора‑двух метров над уровнем земли. К дверям от дороги проложены деревянные мостки длиной по 10–50 метров. В мутных реках, болотах и заросших буйной растительностью озерах крестьяне с сачками ловят рыбу и креветок.

На выезде из Санто‑Доминго самозастопился микроавтобус с транзитными номерами. На покрытых полиэтиленом сиденьях впереди были шофер с напарником, а сзади в салоне – мужчина, женщина и двое подростков.

Напарник водителя спросил:

– В Кито? Садись.

Дорога в Кито идет по такому же крутому серпантину, как и большинство перуанских дорог. Но «стена» густой высокой травы создавала ощущение большей защищенности. Да и некогда было разглядывать свое окружение. На крутых поворотах все пассажиры скользили по обтянутым полиэтиленом сиденьям, как по льду.

В Кито пассажиры стали расплачиваться. Для меня это стало сюрпризом. Поблагодарив водителя, я взял рюкзак и пошел спокойно восвояси.

Канадец Роб говорил мне, что в Кито, в старом городе, можно найти очень дешевую гостиницу. И это действительно так! Возле собора Сан‑Франциско есть хостел «Сукре», где комнаты сдают всего за 1,5$ за ночь. Еду можно готовить на общей кухне, а мыться – в общем душе с холодной водой.

Кито – один из самых красивых городов Южной Америки. Здесь, в 22 километрах к югу от экватора, на высоте 2850 метров над уровнем моря, царствует вечная весна. В городской архитектуре нашли отражение элементы современной и древних испанской, голландской и доколумбовой архитектур. С преступностью, правда, здесь так же неблагополучно, как и во всей Южной Америке. Хотя правительство и делает все, что в его силах, для поддержания порядка.

Еще в Буэнос‑Айресе я слышал, что раньше из Эквадора в Россию регулярно уходили суда с грузом бананов. Но есть ли они сейчас?

Я зашел в консульский отдел российского посольства. Консул Александр Борисович Мартьянов подтвердил мои опасения:

– Российские суда уже не ходят.

– А как же к нам попадают бананы?

– На иностранных, чаще всего греческих судах. В Гуаякиле, в фирме, которая закупает бананы для отправки в Россию, работает русский бизнесмен Георгий Николаев. Можно поговорить с ним и все подробно выяснить.

Как я и предполагал, главная трудность состояла в том, чтобы получить разрешение из Лондона, от руководства греческой судоходной компании. Мне это никогда бы не удалось без помощи Георгия Николаева. Именно он написал и отправил факс с просьбой принять на борт российского журналиста. Вскоре из Лондона пришел положительный ответ. Но еще недели две‑три предстояло ждать подхода судна. Так у меня появилось время осмотреть Эквадор.

Не теряя времени

Начал я с Кито. Город растянулся с севера на юг, у подножия вулкана Пичинча с его двумя пиками – Руко и Гуа‑гуа. Благодаря этому погода в Кито всегда одинаковая от +18 °C (ночью) до +28 °C(днем). Не жарко, не душно, нет ни комаров, ни мух. В центре Старого города сохранилось много построек времен испанских завоевателей, церквей, скульптур и памятников. Белизну стен подчеркивают синие ставни и зеленая черепица. Сверхсовременные высотные здания из стекла и бетона строятся немного севернее. Оттуда к центру идет проспект Амазонас – Мекка западных бэкпакеров. Гостиницы здесь дороже, чем в Старом городе, но немного комфортабельнее, а район – безопаснее.

Кито – самая тихая и самая идиллическая из всех южноамериканских столиц. Хотя здесь живет более 20 тысяч человек, кажется, что находишься в небольшом провинциальном городе с узкими улицами, без промышленных предприятий.

В момент моего приезда в самом разгаре была очередная предвыборная президентская кампания. На всех столбах и стенах висели плакаты кандидатов, их активные сторонники в майках с портретами претендентов на «спасителя нации» ходили организованными группами по улицам и скандировали лозунги.

Эквадорский закон о выборах президента можно считать даже более демократичным, чем американский или российский. Он, например, не разрешает действующему президенту баллотироваться на второй срок. Второй раз избираться можно, но не сразу – все должны быть в равных условиях. Никакого административного ресурса!

Чтобы наблюдать за политической борьбой, мне даже не нужно было выходить из хостела. Прямо под моим окном, на площади Сан‑Франциско, и днем и ночью проводились массовые предвыборные митинги.

Если в политической сфере все, кажется, идет прекрасно, то про экономику этого сказать нельзя. В надежде справиться с галопирующей инфляцией власти Эквадора пошли на отчаянный шаг – отказались от использования своей национальной валюты сукре, заменив ее американским долларом. Это привело к резкому росту цен, но окончательно покончить с инфляцией не удалось. Цены продолжают расти и в долларах, хотя и меньшими темпами.

В понедельник, недооценив размеры Кито, я целый день потратил на то, чтобы выйти на северную окраину города. Но дальше пошло легче, и вскоре я уже ехал на север, пересаживаясь из одного пикапа в другой.

Когда стемнело, я озаботился поиском ночлега. Оглянулся вокруг. Вечер застиг меня в каком‑то поселке. В стоявшей возле дороги евангелической церкви Христа Спасителя заканчивалась служба. Пастор на ней не присутствовал. Но несколько прихожан вызвались меня к нему проводить. Объяснив на смеси английского и испанского, что мне нужно всего лишь одну ночь переночевать, я получил в свое полное распоряжение целый школьный класс приходской школы.

На следующее утро первый попутный пикап подбросил меня до Отавало. На центральной площади стоит традиционный кафедральный собор. Вернее, там даже два собора – один напротив другого. Один из них посвящен святому защитнику города святому Луису Обиспо. Немного поодаль на центральной улице раскинулся индейский рынок. В основном, конечно, продают сувениры: начиная от типично эквадорских украшений якобы из серебра и заканчивая огромными коврами из ламы. Из ее же шерсти делают игрушки и свитера, тапочки и шарфы и даже шубы. Большим спросом пользуются пончо и цветные вязаные шапочки‑ушанки. Очень много ковриков с примитивными изображениями людей, орлов, животных и геометрических фигур; народных музыкальных инструментов.

По пути в Ибарру я второй раз в жизни пересек экватор. И опять же пропустил этот момент! На Панамериканском шоссе почему‑то нет никаких мемориальных знаков! Обелиск построили высоко в горах. И теперь специально возят туда туристов по какой‑то глухой тупиковой дороге.

Ибарра находится уже в Северном полушарии. В типичном провинциальном городке с католическим собором, центральной площадью и узкими улочками, также чувствовалось приближение выборов. Когда я проходил по маленькому переулку, мое внимание привлек электрик, устанавливающий провода на крыше одного из домов. Удивительно было то, что он, очевидно, был европейцем. Неужели в Экавадор из Европы на заработки приезжают гастарбайтеры?

– Привет! Как дела? – Электрик обратился ко мне по‑английски. – Может, зайдешь выпить кока‑колы?

Я, конечно, не стал отказываться от приглашения. Вскоре выяснилось, что «электриком» был немецкий миссионер, трудившийся в новом здании евангелической церкви.

– Почему же здесь?

– В верховьях Амазонки уже достаточно проповедников, а здесь, в горах, их пока не хватает.

– Я не то хотел спросить. Почему именно в Эквадоре?

– Это – Божий промысел.

На окраине Ибарры меня в первый и, как оказалось, последний раз в Эквадоре подвезла женщина. С ней я доехал до озера Ягуаркоча. Затем на пикапе, украшенном предвыборным лозунгом, доехал до развилки. Там, в двадцати километрах от колумбийской границы, я свернул с Панамериканского шоссе на дорогу E‑10. Ее также называют Transversal Fonteriza – пограничная дорога. Она, действительно, идет на запад практически непосредственно вдоль границы в сторону Сан‑Лоренцо.

Водитель пикапа с «обычным» для эквадорцев именем Иван.

– А ты куда едешь? В Сан‑Лоренцо? Тебя там кто‑то ждет? Нет? Тогда поехали ко мне, у меня есть отдельная комната. Там тебе будет безопаснее. Не стоит в этих местах спать у дороги.

Свернув с трассы на север – в сторону Колумбии – по узкой, вымощенной камнем еще во времена инков дороге мы стали подниматься вверх, в горы. Иван живет в пограничной деревне, огороды которой находятся уже на колумбийской территории. На втором этаже довольно большого, но неухоженного двухэтажного деревянного дома есть три спальные комнаты, а на первом – мини‑магазин и зал, который вечером превращается в кинотеатр. К старому цветному телевизору подключают видеомагнитофон, и вся деревня собирается посмотреть на кусочек чужой жизни. Тем вечером на старом, когда‑то цветном, телевизоре крутили страшно заезженную плохую пиратскую копию какого‑то третьесортного вестерна.

Чтобы попасть в Колумбию, мне достаточно было всего лишь перевалить через холм, но я предпочел пойти в обратную сторону – вниз к реке. Южные районы Колумбии считаются самыми неблагополучными. Именно там вот уже почти сорок лет продолжается гражданская война, в которой участвуют правительственные войска и полувоенные формирования, «красные» партизаны и бандитские группировки, контролирующие торговлю наркотиками. В предыдущие пять лет оттуда в Эквадор ежегодно перебегало около 500 человек, но в 2002 году, после избрания в Колумбии очередного президента, там случился новый всплеск гражданской войны, и поток беженцев сразу же увеличился раз в десять. Эквадорские пограничники в меру сил стараются контролировать границу со своими неспокойными соседями. Машину, на которой меня подвозили в сторону Сан‑Лоренцо, останавливали несколько раз на блокпостах. Но ничего предосудительного не нашли, а мой рюкзак даже постеснялись открывать.

Почти все жители северо‑западного угла Эквадора – черные, как негры. Лет 300 назад возле Тихоокеанского побережья в районе нынешнего города‑порта Эсмеральдас затонул испанский корабль, перевозивший африканских рабов в колонии Нового Света. Рабам удалось спастись и добраться до берега. В непроходимых зеленых джунглях, где растут манго и бананы, а температура не опускается ниже плюс двадцати пяти градусов, они сразу же почувствовали себя как дома. И сейчас в Сан‑Лоренцо на улицах – одни чернокожие. Вдоль берега тянутся деревянные дощатые хижины на сваях, а на центральной улице – рынок с продуктами и вездесущим китайским ширпотребом.

От Сан‑Лоренцо до шоссе мне пришлось тринадцать километров протопать по трассе. Я пытался голосовать по пути, но меня обгоняли только битком набитые автобусы с пассажирами на крыше и не менее перегруженные грузовики‑самосвалы, в кузовах которых также перевозили пассажиров.

Стояла прекрасная солнечная погода, вокруг расстилались «дикие» джунгли, пели птички. И никого вокруг! Я шел по дороге, наслаждаясь буйством тропической природы. И вдруг на соседнем холме я заметил двух мужчин явно бандитского вида с обнаженными мачете в руках. И, что было еще более подозрительно, они были не черными, а, как мне показалось, типичными колумбийцами.

Заметив меня, «колумбийцы» стали быстро спускаться вниз к дороге, мне наперерез. Прятаться было поздно, бежать бессмысленно. Оставалось дожидаться развития ситуации.

– Эй, парень, – обратился ко мне один из «бандитов». – Ты зря здесь ходишь. В этих местах бандитов много. Сейчас здесь пройдет автобус. Садись на него и побыстрее уезжай.

– Я на автобусах не езжу. Только на грузовиках.

– Уезжай на грузовике. Только как можно быстрее. Впереди за поворотом возле дороги стоит домик. В нем сейчас никого нет. Но все же там стоять немного безопаснее, чем бродить по джунглям. Впереди еще километров тридцать никакого жилья больше не встретишь. Там – ничейная земля!

Действительно ли там так много бандитов или меня всего лишь в очередной раз пытались ими запугать, неизвестно. Но я воспользовался советом: голосовать у заброшенного домика. Водители ведь тоже наверняка слышали много рассказов о местных бандитах. Им, наверное, тоже кажется безопаснее подбирать незнакомца возле хоть какого‑то жилья, чем посреди диких джунглей.

Вначале мимо прошел обещанный автобус, а вскоре за ним показался пикап. В кабине сидело три человека. Они тут же стали освобождать для меня место, но я предпочел забраться в кузов, чем очень их удивил. Каждый раз, останавливаясь заправиться или размять ноги, они настойчиво предлагали мне перейти внутрь, но я отказывался.

Опять, как бывало в Таиланде, я имел возможность смотреть на все четыре стороны и полной грудью вдыхать воздух джунглей. И даже когда начался ливень, я вначале предпочел остаться в кузове. Когда машина на полной скорости идет по трассе, то кабина полностью закрывает от дождя. И только когда начались пригороды Санто‑Доминго‑де‑лос‑Колорадос и с ними частые остановки на светофорах и перед огромными лужами, мне все же пришлось перейти в кабину.

Санто‑Доминго основан колумбийцами и до сих пор остается самым колумбийским городом Эквадора. Когда я туда приехал, было уже очень темно, но ливень прекратился. Однако звезд видно не было, и ночью дождь мог разразиться опять. Нужно искать крышу над головой.

Я шел на выезд из города, внимательно смотря по сторонам. Где бы переночевать? По пути мне встретился госпиталь. На светящейся в темноте вывеске было написано, что он работает круглосуточно. На входе стоял охранник с помповым ружьем.

– Какие‑то проблемы?

– Переночевать.

– Можешь здесь палатку поставить, – он показал на освещенную яркими лампами лужайку перед центральным входом.

Я поблагодарил за разрешение остаться. Но палатки у меня не было. Обойдя здание госпиталя, я обнаружил огромный заросший бурьяном пустырь. У самой стенки здания под крышей нашлось как раз удобное место – и тихо, и темно, и от дождя есть защита. И тут появился охранник.

– Здесь очень опасно, – начал он меня пугать. – Бандиты кругом.

– Да какие ночью бандиты?

– А комары? У нас в районе лихорадка. В нашем госпитале несколько человек лечится.

И дальше в том же духе. Я понял, мне от него отвязаться не удастся.

На лужайке под прожекторами я, конечно, спать не хотел. Но охранник предложил переночевать в беседке. Она стояла перед центральным входом в госпиталь, и днем там работало кафе. Лечь спать мне спокойно не дали. К охраннику, которому делать все равно было нечего, присоединилось несколько санитаров и врач. Пошли разговоры «за жизнь»: кто, куда, откуда, о жене, детях, о трудностях путешествия и т. д. и т. п. Меня оставили в покое только после того, как я прозрачно намекнул, что хотелось бы и поспать.

А утром ни свет ни заря пришли работники кафе и стали греметь кастрюлями. Выспаться мне так толком и не удалось.

К берегу моря

Утром в густом, как молоко, тумане я застопил пикап с Оскаром Кордобой.

– Можно сказать, мы – коллеги. Я работаю психологом на американской военной базе в порту Манта. Психология, конечно, занятие интересное, но плохо оплачиваемое. А семью ведь как‑то кормить нужно. Поэтому приходится подрабатывать то там, то здесь. В последнее время я занялся операциями с недвижимостью, и пока неплохо получается.

В Эквадоре существует строгое правило: при въезде в населенный пункт и на выезде обязательно устанавливаются «лежачие полицейские», для безопасного преодоления которых водители вынуждены сбрасывать скорость.

Этим пользуются местные торговцы. Именно там они организуют стихийные рынки.

В одном из поселков именно на таком месте нас атаковала толпа людей, предлагавших удивительно дешевые бобы – пять пакетиков за один доллар. Они не только облепили кабину снаружи, но и втиснулись внутрь, наперебой расхваливая свой товар. Оскар купил несколько пакетиков, и мы поехали. Но метров через пятьсот он вдруг сильно побледнел и резко нажал на тормоз.

– А рюкзак?

Рюкзак я, как обычно, забросил в кузов пикапа.

– Украли?

Мы вместе вышли из машины и убедились, что рюкзак был на месте!

– Давай лучше переложим его в кабину, – предложил он. – Так будет спокойнее.

Мы еще раз пять были атакованы торговцами. Оскар купил еще и несколько кукурузных лепешек – в деревне, которая славится именно своими лепешками, сладости – в деревне, известной среди всех эквадорских сладкоежек, апельсины – с ближайшей плантации. Интересно, а если бы я не убрал свой рюкзак из кузова, обнаружил бы я его там же, когда мы приехали в Манту?

– Может, зайдешь ко мне домой на чашку кофе? – спросил Оскар.

От таких предложений я обычно не отказываюсь. Но в этот раз кофе мне не досталось. Мы вообще не смогли попасть в дом. На настойчивые звонки в дверь никто не открывал. А у хозяина, как выяснилось, ключей нет.

– Обычно дома всегда кто‑то бывает. Или жена, или служанка. Ума не приложу, куда они обе могли подеваться?

И он повез меня показывать город.

Экскурсия заключалась в том, что мы быстренько проехались по набережной, а потом долго кружили по новостройкам.

– Вот этот дом принадлежит мне, и соседний – тоже. Я сдаю их внаем.

По дороге назад к дому мы еще заехали на автобазу, в гараж с городскими автобусами, большая часть которых тоже принадлежит Оскару Кордобе.

Когда мы опять вернулись к дому, там по‑прежнему еще никого не было. Но на этот раз нам долго ждать не пришлось. Вскоре после нашего возвращения подкатило такси с пропавшими женщинами. Пить кофе было уже поздно, пора было ужинать. После ужина, естественно, мне предложили остаться на ночь.

– Правда, свободной комнаты нет, и придется спать на диване в зале.

Утром на первой машине я доехал до Сан‑Лоренцо – в Эквадоре несколько деревень и городков с этим популярным названием. На побережье Тихого океана туристов в это время года не встретишь. Зимой здесь постоянно висит туман, и все вокруг кажется хмурым и безрадостным. Как раз наступил долгожданный день выборов, и вся деревня собралась у избирательного участка в здании местного колледжа.

Дорога вдоль берега океана поражает своей пустынностью. Я прошел километров десять, так и не встретив ни одной попутки – только таких же, как и я, пешеходов. Дошел до следующей деревни. Рыбаки, видимо, уже успешно исполнившие свой гражданский долг, увлеченно занимались ремонтом баркасов. А детишки устроили себе «горку». Снега здесь никогда не бывает, поэтому они приноровились кататься по крутому земляному склону на ярких пластмассовых ящиках.

Дорога от Манты до Салинаса идет вдоль берега Тихого океана через Пуэрто‑Лопес и Санта‑Елену. Влажный тропический лес, где постоянно моросит дождь, сменяется типичной саванной с баобабами, потом вклинивается кусок каменистой или песчаной пустыни, затем долго тянутся рыбацкие деревни и приморские курорты. Каждые десять километров радикально меняются не только пейзаж, но и климат.

Салинас похож на любой современный приморский курорт. Российский Сочи или грузинская Пицунда, тайские Паттайя или Пхукет, малайский Джорджтаун или австралийский Золотой берег. По внешнему облику их практически невозможно отличить друг от друга. Все они построены по единому плану: набережная, длинный ряд безликих многоэтажных отелей из стекла и бетона, рестораны…

Попав из Новой Зеландии в Южную Америку, я долго не мог привыкнуть к отсутствию на улицах урн для мусора. Я долго носил с собой всякие ненужные бумажки, прежде чем, отчаявшись, выбрасывал их, так же как это делают местные жители, прямо на тротуар или в придорожный кювет. И в этом отношении Салинас оказался не латиноамериканским городом, а типичным курортом для европейцев: урны здесь стоят чуть ли не на каждом углу.

В Салинасе я не стал искать уютное место на пляже, а прошелся по гостиницам. Цены там были рассчитаны на богатых туристов, но сезон еще не начался, поэтому мне, немного поторговавшись, удалось снять номер с горячим душем и телевизором со спутниковыми каналами всего за пять долларов.

Гуаякиль – главный коммерческий центр Эквадора, морские ворота страны, откуда на грузовых судах по всему миру развозятся эквадорские бананы, кофе и какао, расположен в устье мутной от ила реки Гуаяс. В городе практически всегда очень жарко и высокая влажность.

Гуаякиль не только самый большой из городов Эквадора, но одновременно также самый грязный и самый шумный. Здесь же самый высокий в стране уровень преступности. Однако в последние годы ситуация стала меняться. Новый мэр, мечтающий в будущем стать президентом, рьяно взялся за наведение порядка. Первым делом он разогнал всех чиновников муниципалитета, набрав на их место энергичных менеджеров из коммерческих фирм, умеющих не только бумажки плодить, но и делом заниматься.

Для пополнения городской казны пришлось пойти и на непопулярные меры: ввести жесткий контроль уплаты налогов, обязав каждого уличного торговца исправно платить государству. На эти деньги и проводится реконструкция старого центра, построена сверхсовременная набережная. Центральные площади тоже приводятся в божеский вид. Но стоит отойти от главной улицы хотя бы на пару кварталов, как сразу же оказываешься в кипении уличных рынков, зажатых между грязными бетонными коробками.

На следующий день к закату я добрался до Бабаойо и лег спать на крутом берегу реки среди посевов сои. Вечер был тихий и спокойный, но ночью начался сильный, хотя и очень теплый дождь. Промок я насквозь, но было так тепло, как будто я проспал всю ночь в ванне. А вот вставать утром, складывать насквозь промокшие вещи в такой же мокрый рюкзак, пропитавшийся водой и ставший от этого в два раза тяжелее, было весьма неприятно.

Погода стояла пасмурная, а влажность такая, что казалось, в воздухе весь день висит туман. Я шел пешком, изредка подъезжая на попутках, но никак не мог обсохнуть. Влажность была стопроцентная. Здесь, в сельве, постоянно идет дождь. У местных индейцев даже есть специальная легенда, которая объясняет почему. Жадная и ненасытная сельва вышла из моря и стала захватывать землю, пожирая и выпивая все на своем пути. Пока не уперлась толстым брюхом в горы. Задрав свою голову, она увидела седую вершину вулкана Чимборасо.

– Эй ты, отец всех прыщиков, не мешай мне идти дальше. Иначе я съем шапки и у тебя, и у всех твоих отпрысков.

Рассердился Чимборасо на жадную, но глупую сельву, позвал своих сыновей. Они взялись за руки и образовали неприступную горную цепь. Сельва попыталась влезть наверх, но острые камни царапали ей брюхо. Из ран потекла вода, из которой возникли горные реки. Заплакала она от боли, и пошел дождь. Пришлось ей отступить. Но на следующий день она опять попыталась взять горы штурмом. И снова безуспешно. С тех пор сельва каждый день идет на приступ. И каждый день разражается слезами. Поэтому‑то и идет дождь.

Так до конца и не обсохнув, я попал на попутном грузовичке высоко в горы, к границе снега у вулкана Чимборасо (6300 метров). Это самый высокий из потухших вулканов и одновременно самая удаленная от центра Земли вершина (с учетом приплюснутости земного шара на полюсах).

Шофер рассказал, как однажды его брат именно на этом месте решил сделать фото вулкана.

– Облачность здесь постоянная. Вот как сейчас. Вершины не видно, она вся скрывается в облаках. Но ему повезло: буквально на короткий миг в облаке образовался прорыв, в котором показался конус вулкана. И в момент, когда он уже готов был нажать на кнопку, на дороге появился ярко‑красный грузовик компании «Кока‑кола». Получился удивительный снимок – ярко‑красный грузовик на фоне ослепительно белого снега. Американская компания купила его за 1000 долларов!

В кабине было удивительно холодно. Печка не работала (зачем она в тропиках?), а через щели внутрь врывался ледяной воздух. Мне казалось, что моя мокрая одежда начинает покрываться коркой льда.

В Амбато мы приехали уже в темноте. В этом высокогорном месте воздух разреженный и сухой. И тут я почувствовал на себе, как действует «пустынный холодильник». Кочевники, живущие в различных пустынях мира, независимо друг от друга открыли метод охлаждения жидкости: обмотать сосуд мокрой тряпкой и выставить на ветерок. Тряпка начнет сохнуть, а сосуд – охлаждаться. В положении этого сосуда я и оказался. Когда влага, насквозь пропитавшая мою одежду, стала активно испаряться, я страшно замерз и думал только о том, где бы можно было согреться.

Самые дешевые гостиницы обычно находятся в районе рынков. Я сразу туда и отправился. Мне предложили комнату за четыре доллара, но тут же согласились снизить цену до трех.

Городок Баньос получил свое название в честь местных термальных источников, открытых еще инками. Частым гостем здесь был император Уайна Капос. Он любил купаться в горячей воде, которую инки называли Мочой Тунгурахуа.

В 1596 г. в Баньос случилось явление Девы Святой Воды. До сих пор тысячи верующих посещают это святое место каждый год. Местное население считает Деву защитницей Баньоса. Для нее на центральной площади построили оригинальную базилику – изощренное готическое строение из вулканического камня.

Над Баньосом возвышается конус действующего вулкана Тунгарахуа (5004 метра). С ним связана прогремевшая на всю страну история. Во время последнего извержения лава пошла на город, создав реальную угрозу его жителям. Тут же была объявлена тревога, и военные вывезли всех горожан на безопасное расстояние, а город остался под их охраной. Телевизионная съемочная группа приехала делать репортаж об извержении. Операторы забрались повыше, чтобы снять кипящую лаву, и увидели: по улицам шел военный грузовик, а солдаты бесцеремонно входили в дома и выносили оттуда телевизоры, радиоаппаратуру, бытовые электроприборы – все, что подворачивалось под руку. Когда этот сюжет показали в теленовостях, возмущению жителей не было предела. Они стали возвращаться в свои дома, несмотря на исходящую от извергающегося вулкана опасность. Военные им не стали препятствовать, но и возвращать пропавшие вещи они не собирались.

Марсель Росслер пригласил меня к себе на чайную плантацию. Он живет один в двухэтажном особняке – бывшей даче бразильского посла.

– Однажды в Берне в кафе я познакомился с владельцем дорожно‑строительной компании. Он предложил работу в Колумбии. Там как раз активно строили Панамериканское шоссе. Жить приходилось в джунглях, откуда за почтой в ближайший населенный пункт нужно добираться три дня. Мне такая экзотика понравилась, но особое впечатление на меня произвели сами колумбийцы. Представь, там почти сорок лет идет гражданская война, а страна при этом продолжает жить и развиваться. Если бы, например, гражданская война началась в Эквадоре, то тут бы за пару лет все развалилось. А там нет. Значит, в Колумбии есть люди, которые заботятся о своей стране.

– А как же попали сюда, на плантацию?

– Когда я проезжал по этой дороге, мое внимание привлекли какие‑то необычные деревья. Оказалось, что это чай.

– Я думал, чай растет на кустах.

– Все так думают. На самом же деле, в естественных условиях чайные деревья достигают пяти метров высоты. Но на плантациях их обычно подрезают на высоте примерно полметра – исключительно для удобства сборщиков.

– Здесь, на этой плантации, которая тогда была государственной, но обанкротившейся, три года деревья никто не подстригал. Государство хотело эту плантацию продать, но долгов на ней висело 3,5 миллиона, а покупать ее больше чем за 250 тысяч никто не хотел.

– И вы купили?

– У меня и таких денег не было. Но заняться производством чая мне уже давно хотелось. Поэтому я энергично занялся созданием акционерного общества, поиском кредитов. И вот уже почти 20 лет занимаюсь этим бизнесом.

– И как?

– Чтобы создать новую плантацию, денег нужно очень много. После того как чайные деревья будут посажены, надо ждать семь лет, прежде чем можно будет начать собирать урожай. Зато потом лет сто листья рви хоть каждый день. Есть, конечно, свои хитрости и проблемы. Но самая главная из них – нехватка рабочих.

– Так ведь безработица?

– Не то чтобы эквадорцы совсем не хотят работать. Они не хотят тяжело работать. Агронома я привез из Нигерии, бригадира – из Колумбии. Я бы с радостью и рабочих оттуда привез, но местные власти мне этого не разрешают. Вот и приходится смотреть, как ленивые эквадорцы губят мне половину урожая. В этом году я убедил акционеров, и мы купили два чаеуборочных комбайна. Они должны прийти недели через две. Надеюсь, это поможет нам собирать больше.

На следующий день Марсель устроил мне экскурсию по плантации. Начали с фабрики, где собранные листья сортируются. Потом их измельчают. Затем начинается процесс ферментации. Наконец листья обжигают в печи. Завершается процесс упаковкой. И все время, на каждом этапе, проводится постоянный контроль качества.

– Мы производим гранулированный чай, большая часть которого идет в смеси с другими сортами на изготовление пакетного чая.

В поселке Шелл с начала пятидесятых годов прошлого века находится евангелическая миссия. Начало ее работы связано с трагедией, произошедшей здесь, в джунглях верховьев Амазонки. В 1956 г. индейцы‑дикари убили и съели сразу пятерых белых миссионеров. О существовании «диких» индейцев, которые никогда не контактировали с современной цивилизацией, узнали совершенно случайно. Одна из женщин этого племени заболела и попала в госпиталь. Там с ней и познакомились миссионеры, узнали, где племя живет, научились нескольким обиходным словам. Вскоре самолет высадил пятерых миссионеров‑смельчаков на полоску прибрежного песка и улетел. Через несколько дней он вернулся, и летчики увидели на месте посадки разбросанные части человеческих тел. Что там произошло, узнали только через несколько лет. Когда миссионеры в буквальном смысле слова «спустились с неба», дикари отнеслись к ним приветливо, приняли подарки, пригласили в хижину вождя. И тут‑то один из миссионеров допустил ошибку. Он, пытаясь завоевать к себе доверие, показал индейцам фотографию попавшей в госпиталь женщины. Для индейцев это было доказательством того, что ее… съели! Вот они и отомстили!

Этот трагический случай стал широко известен в Америке. Место погибших миссионеров тут же заняли десятки их последователей. В поселке Шелл построили новый госпиталь и аэродром, американское правительство купило и подарило миссии самолеты. Сейчас в джунглях верховьев Амазонки больше 300 взлетно‑посадочных полос. Миссионеры возят больных в госпиталь, священников на религиозные службы, учителей в школы.

Чтобы хоть как‑то сводить концы с концами, самолеты совершают и коммерческие рейсы, развозя по джунглям пассажиров и грузы. Например, Марсель каждый год арендует у них самолет, чтобы облететь свои владения, посмотреть, все ли в порядке. Однажды именно так, с самолета, он увидел, что у него поселились сквотеры. Пришлось идти к военным, просить их выдворить незваных гостей.

Полет над Амазонкой

Интересно, а можно ли и мне полетать над джунглями Амазонки? Я пришел на аэродром, познакомился с летчиками‑американцами, узнал, кто у них главный. К нему я и обратился с вопросом:

– Послушай, Дэвид. А нельзя ли мне полетать на одном из ваших самолетов? Все равно куда.

Он мне тут же предложил:

– Как раз сейчас летит самолет, на котором есть одно свободное место. Мы можем взять тебя на него всего за 97 долларов.

Я попытался объяснить, что у меня таких денег нет.

– Тогда не получится. Мы и так работаем при нулевой рентабельности.

И все же мне удалось его убедить.

– Ваша миссия существует уже 45 лет. И за это время здесь не было ни одного российского журналиста. И в ближайшие сорок пять лет не появится!

Почему‑то именно этот аргумент оказался решающим.

– Ладно, – махнул рукой Дэвид. – Иди взвешиваться (самолеты маленькие, и вес груза, включая пассажиров, строго ограничен. – Прим. автора.).

Взлетали мы прямо над чайной плантацией. Сверху были прекрасно видны и дом, и фабрика, и засаженные чайными деревьями курганы. Потом сделали резкий вираж и полетели над рекой. Примерно через полчаса лета первая посадка. И первая непредвиденная задержка. Летчикам пришлось полчаса чинить рацию. Вторая посадка запомнилась только тем, что взлетная полоса была размокшая, и фюзеляж самолета залепило комьями грязи. А на третьей посадке отказал двигатель, резко упали обороты, и уменьшилась тяга. Сесть нам чудом удалось. Но взлететь мы уже не могли. Майкл по рации сообщил Дэвиду об аварии, и он пообещал прислать за нами другой самолет.

– И часто у вас такие истории?

– У нас достаточно хорошие показатели безопасности. Но был один трагический случай. В 1997 г. в Амазонке пропал самолет. Он принадлежал не нашей компании, но наши экипажи вылетели на его поиски. Один из них нашел разбившийся самолет, сообщил об этом по радио и тут же сам потерпел аварию. Погибли два летчика и пассажир.

Миссионер, который был одним из наших пассажиров, пригласил к себе в дом, а его жена принялась готовить шоколадный торт. Но попробовать его мы не успели. За нами прилетел самолет. По пути назад в Шелл мы совершили еще две посадки. На первой забрали женщину с порезанной рукой. На второй – молодую индианку с больным ребенком. Когда мы прилетели назад, их прямо от самолета забрала машина «Скорой помощи».

Электрики

Трансамазонская трасса на карте дорог Эквадора отмечена такой же жирной красной линией, как и Панамериканское шоссе. Но в реальности это всего лишь расчищенная грейдером и покрытая гравием узкая насыпь. Изредка на пути встречаются деревни с непременными приходскими католическими церквями.

Машин там мало, но и те не хотели останавливаться. Вот и пикап с кузовом, заваленным бухтами проводов и фарфоровыми изоляторами, прошел мимо, даже не притормозив. Немного позднее я все же уехал – на зеленом военном грузовичке. С шофером поговорить толком не удалось. Все его внимание было приковано к тому, как объехать многочисленные колдобины и кочки. Причем руль приходилось держать одной рукой, второй он придерживал корзинку с сырыми яйцами, которые на очередной кочке норовили разлететься по кабине.

По пути мы остановились у машины с проколотым колесом. Это был тот самый пикап с электротехническими деталями, который незадолго до этого прошмыгнул мимо меня без остановки. У электриков, как оказалось, не было домкрата, и «солдату» пришлось помогать.

После окончания ремонта я продолжил путь на военном грузовичке. А когда он свернул в сторону, высадив меня на трассе, опять пошел пешком. Вскоре меня опять нагнал «электротехнический» пикап. Но на этот раз у водителя, видимо, проснулась совесть, и он решил меня подобрать. Сидеть на железяках, внимательно следя за тем, чтобы на очередной яме не порвать джинсы, было ненамного лучше, чем идти всю дорогу пешком. Но быстрее.

Электрики также высадили меня на каком‑то глухом повороте. Казалось, я могу там застрять на часы, если не дни. Возможно, так и произошло бы. Но примерно через час они опять появились на дороге (по которой, кстати, не прошло ни одной машины – ни в ту, ни в другую сторону!!!) и снова взяли меня – теперь как своего старого знакомого. На этот раз они довезли до одной из христианских миссий.

Русские есть везде!

В Тену я въезжал на пикапе. По дороге ко мне в кузов подсадили двух женщин с мужчиной. И так же, как и с меня, денег с них не брали. Так я убедился, что в Эквадоре и местные жители иногда пользуются автостопом.

В центральном парке меня застал сильный ливень. Я стал оглядываться по сторонам в поисках крыши, под которой можно было бы спрятаться. Трое мужчин, стоявших под козырьком у входа в Управление гражданской обороны, меня заметили и стали махать руками, приглашая к ним присоединиться. Едва я забежал под крышу, как они тут же набросились на меня с расспросами: кто, куда, откуда? Узнав, что я русский, они тут же сообщили:

– А у нас есть одна знакомая русская – Наташа. Она живет в одиннадцати километрах отсюда.

– Ну и пусть живет, – сообщение о русской, живущей в джунглях Амазонки, меня не заинтересовало.

Когда дождь закончился и я собрался уходить, один из моих собеседников схватил за рукав проходящего мимо мужчину.

– Вы можете поговорить с ним по‑русски.

Так я познакомился с Тимотео Тапуи, выпускником Белорусской сельскохозяйственной академии. Он оказался мужем той самой русской Наташи. Мы обменялись несколькими фразами, а потом Тимотео пригласил меня к себе в гости, в поселок Пано.

До поселка Пано было 11 километров. Я надеялся доехать туда автостопом. Но, пройдя всю дорогу пешком, так и не встретил ни одной попутной машины. Только изредка меня обгоняли рейсовые автобусы. Однако нельзя сказать, что я очень уж страдал из‑за отсутствия транспорта. Дорога проходит по безлюдным местам, через густые зеленые леса, параллельно разбухшей после недавнего дождя реке.

Тимотео дома еще не было, а Наташа во дворе чистила рыбу и сладкий картофель к ужину. Она родилась в Витебске, в Минске окончила радиотехнический институт и стала работать инженером на компьютерном заводе. А со своим будущим мужем познакомилась в студенческие годы, на одной из дискотек.

– Я не собиралась уезжать из Советского Союза. Но когда в 1986 г. произошел взрыв в Чернобыле, я как раз была беременна. Тогда пошли слухи, что радиация может сильно повлиять на здоровье будущих детей, и я предпочла уехать в Эквадор. Тимотео не смог здесь найти работу по специальности. Его диплом не хотели признавать. Помыкались мы с ним без работы пару лет, и он снова поступил в университет, теперь уже в Кито. После окончания университета мы втроем – тогда у нас был только старший сын Алексей – приехали с ним сюда, в его родной поселок. Муж сразу же устроился работать преподавателем в профтехучилище. Отработал он там восемь лет, а потом прошел по конкурсу на должность инспектора и сейчас курирует работу всех тринадцати училищ нашей провинции.

– Домой вы ездили?

– Нет. Первые десять лет я регулярно переоформляла паспорт и каждый раз платила, а потом подумала: «Зачем мне это нужно, если все равно нет денег на поездку?» Вот уже больше пяти лет живу вообще без документов. А зачем они мне? Я и в городе‑то редко бываю. Мать сама ко мне приезжала. Она прожила здесь три года, помогала внуков воспитывать. Но все же в Эквадоре ей оставаться не захотелось, и она вернулась назад в Белоруссию.

Вечером из города возвратился Тимотео с бутылкой водки. На удивленный взгляд своей жены он объяснил:

– У нас же гость! Причем из России.

Назад в Тена я вернулся на автобусе, не шагать же опять одиннадцать километров пешком. У выезда из города меня нагнал грузовик. Шофер высунулся в окно и радостно завопил:

– Русский!!!

Я тоже его узнал. Он как‑то уже подвозил меня на транс‑амазонском шоссе. В этот раз нам было не по пути, однако с автостопом проблем не было. На трех пикапах и грузовике‑дальнобойщике я доехал до Кито. А оттуда на очередном пикапе – в город Латакунга.

Панамериканское шоссе

Панамериканское шоссе идет на юг межу хребтами Западных и Восточных Анд, поэтому с обеих сторон дороги высятся горы. Вершины покрыты вечными снегами, а на крутых склонах, часто на головокружительной высоте, индейцы пашут на быках или мулах. Снизу кажется, что пашня расположена почти отвесно, поэтому остается только удивляться, как там удается хоть что‑то выращивать. Ровные квадраты полей доходят до самой вершины, из‑за чего одни склоны кажутся полосатыми, как зебра, а другие – пятнистыми, как шкура леопарда, в коричневую и бледно‑серую клетку. А на самом верху, чуть ли не на границе снега виднеются группы невзрачных хижин, крытых соломой.

Уже знакомый мне Амбато я проехал по объездной. Когда дорога стала карабкаться на перевал, растительность почти исчезла, склоны гор стали голыми, а земля – каменистой.

Из придорожного ресторана вышло пятеро полицейских и пошли к автобусу и грузовику с тентом, на которых красовались большие синие надписи «Полиция». Проходя мимо меня, они спросили:

– Куда едешь?

– В Куэнку.

– Тогда пошли с нами, немного подвезем.

В салоне автобуса я вначале был единственным пассажиром, потом в какой‑то горной деревушке подобрали еще и женщину, ждавшую на остановке автобус. Вскоре мы въехали в густой плотный туман, который как бы сглаживал все неровности местности, создавая ложное ощущение безопасности. А ведь иногда дорога проходила по самому краешку крутого обрыва. Но в тумане он казался всего лишь придорожным кюветом. И все же мы двигались медленно, стараясь не упустить из виду красные огни полицейского грузовика, который шел перед нами и периодически давал гудки, будто корабль в тумане. Иногда призрачными тенями за окном мелькали дома, деревья, люди.

После перевала начался длинный спуск, и полоса тумана наверху превратилась в огромное плывущее над горами облако. Дорога продолжала идти по самому краю ущелья. И уже было прекрасно видно, что там глубокий провал, уходящий вниз уступ за уступом, а мы едем по узкой извивающейся ступеньке, постепенно спускаясь на дно бездны, где несет свои воды река. Мы ехали так долго и медленно, что мне уже казалось, никогда не будет конца этому спуску. Стоило нам завернуть за очередной поворот, как за ним появлялся еще один.

По горным дорогам я ехал медленнее, чем рассчитывал, но все же в Куэнку в тот день добрался. Меня высадили поздно вечером, практически в самом центре города.

Красивый и уютный городок Куэнка основан испанцами в 1557 г. в предгорьях Анд на высоте около 2600 метров. За свою архитектурную неповторимость он целиком внесен в список мирового наследия ЮНЕСКО. Я шел по узким мощеным улочкам, разглядывая подсвеченные прожекторами маленькие каменные церкви и балконы домов с причудливыми украшениями, характерными для испанской архитектуры XVI в., и думал о том, где же мне переночевать.

Увидев на улице двух европейцев, подошел познакомиться. Ребята оказались французами. По их мнению, я выбрал самое неподходящее время для своего визита – в самый разгар Дня города.

– Вчера мы обошли все гостиницы, начиная от самых дешевых, заканчивая дорогими. И нигде не нашли ни одной свободной комнаты! Так и пришлось нам идти в зал ожидания на вокзале. Всю прошлую ночь просидели в полудреме на скамейке. На эту ночь не придумали ничего лучше, чем взять билет на ночной поезд в Кито. Хоть в пути выспимся.

Вот ведь, оказывается, какие трудности могут быть у тех, у кого нет проблем с деньгами. Интересно, а где же мне в эту ночь спать? Проходя по городу в поисках подходящего места, я заметил пожарную станцию. Перед ней стояли два пожарных. Я поздоровался с ними, рассказал о том, что три года «хожу пешком» вокруг света.

– Может, у вас на станции найдется место? Переночевать до утра?

– У нас? – удивились они и стали оглядываться вокруг.

Потом пошли совещаться с начальством, куда‑то звонить по телефону. И придумали.

– У нас, конечно, можно было бы остаться. Но мы нашли для тебя вариант получше.

Сев в машину, правда, не в пожарную, а в обычную малолитражку, принадлежавшую одному из пожарных, мы куда‑то поехали. Немного попетляв по центральным улочкам, подъехали к входу в импозантный дворец возле церкви Святого Франциска.

Во дворце, как оказалось, находится центральная станция «Скорой помощи» Красного Креста. Диспетчерская – большая комната, разделенная надвое фанерной перегородкой. В одной половине стояли телефон и рация, сидели медсестры и медбратья, а за перегородкой стояло четыре кровати с матрацами.

– Выбирай любую из них и устраивайся. Потом я провожу тебя в госпиталь, там можно помыться в душе. Ужинать будешь?

От ужина я отказался, а вот в душе помылся с огромным удовольствием. Вернувшись в комнату, лег на кровать и подумал: «А ведь будь у меня больше денег, я бы сейчас, подобно тем французам, спал бы, сидя в кресле в зале ожидания вокзала».

Всю ночь за стенкой шумели, звенел телефон, работала рация, хлопала дверь, но мне это не мешало.

Когда я проснулся утром, медики храпели вповалку на полу. Я собрался и хотел тихо их покинуть, но это мне не удалось. Дверь на улицу была закрыта на замок, который без ключа невозможно открыть. Пришлось возвращаться назад. Разбудив одного из медбратьев, я объяснил ему, что мне нужно помочь выйти. Он встал и, как сомнамбула, пошел со мной к двери. И только там выяснилось, что у него с собой нет ключей. Он пошел за ключами и не вернулся.

Пришлось мне еще раз возвращаться в диспетчерскую. Мой провожатый, очевидно, уже по дороге назад забыл, зачем шел, и сразу же опять заснул. Я опять попытался разбудить сначала его, а потом по очереди еще несколько человек. Но мои усилия не увенчались успехом. Поднять медиков было можно, но разбудить и тем более объяснить, что мне от них нужно, не удавалось. Пока я ночью сладко спал, они носились по городу. Пришлось идти в госпиталь, искать дежурную медсестру и просить ее открыть дверь.

Было раннее утро. Я бродил по пустынным вымощенным камнями улицам и площадям Куэнки. Город постепенно просыпался: торговцы устанавливали свои лотки; цветочницы – вазы с розами; появлялись первые группы иностранных туристов, обвешанных фото– и видеокамерами. Больше всего народа собралось на центральной площади‑парке перед Кафедральным собором. Именно здесь должны были проходить основные торжества по случаю празднования Дня города. На них ждали весь цвет политического истеблишмента Эквадора, включая спикера парламента и президента.

Кроме обычных зевак, на площади собралось много военных в парадной форме, духовой оркестр, полицейские. Колоритнее всего выглядели агенты из службы безопасности президента: в пуленепробиваемых жилетах и шлемах, в черных очках и каждый почему‑то сразу с двумя автоматами – один в руках, а второй – на ремне за спиной. Их было так много, что казалось, готовится отражение массированной вражеской атаки.

Дорога из Куэнки в Гуаякиль – это очень длинный спуск с вершин гор к побережью. Вначале ехать пришлось в густом тумане: дальше чем на три метра разглядеть ничего нельзя. Потом, когда я спустился ниже линии облаков, в лучах заходящего солнца передо мной открылась фантастическая картина. Я оказался между двумя сплошными слоями облаков. Один у меня над головой, другой внизу в долине. А посередине между ними – крутые скалы, по которым вниз серпантином уходит шоссе, вдоль которого на узенькой полоске земли прилепились домики местных жителей.

Когда я оказался на развилке в 18 километрах от Гуаякиля, было уже темно. Одежда у меня к тому времени немного подсохла, а рюкзак со всем содержимым еще оставался мокрым. По ночам я обычно не голосую. Но спать в сыром спальном мешке очень не хотелось. Поэтому, выбрав место посветлее, возле одной из придорожных забегаловок, я встал на обочине с поднятой рукой. Вот и проверю, можно ли ездить по Эквадору ночью. Очередной пикап. Водитель пикапа притормозил и, даже не спрашивая, куда же мне нужно, предложил запрыгивать в кузов. И только когда мы остановились на окраине Гуаякиля, он поинтересовался:

– Куда же тебе нужно?

– В район Мира Флорес.

– Я знаю, где это находится. Мы будем проезжать недалеко от этого района. Но вначале нам нужно заехать в ресторан. Если спешишь, высадим тебя на автовокзале. Оттуда до Мира Флорес идут автобусы.

– Поехали в ресторан.

Я‑то думал, что в ресторан мы едем по какому‑то важному делу. А оказалось, водитель всего лишь хотел поужинать и накормить своих детей – их в кабине было двое. Естественно, и меня пригласили за столик.

Пора домой!.

Судно, на котором я собирался уплыть, уже пришло в Гуаякиль, но все еще стояло на рейде. Когда оно подойдет к причалу загружаться бананами, было неизвестно. Придется мне задержаться в городе. За несколько дней я исходил весь центр, изучил набережную. Поднялся на отреставрированную и превращенную в пешеходную улочку, ведущую на вершину холма. Там находится смотровая площадка с церковью и маяком.

8 ноября к причалу подошло греческое судно «Тампико‑бэй» под кипрским флагом. Именно на нем и предстояло идти в Россию. Мне, как самому дорогому гостю, выделили каюту на самой верхней палубе, между каютами капитана и главного механика.

Но каково же было мое удивление, когда выяснилось, что экипаж был на сто процентов из Севастополя. Капитан Сергей Александрович Полещук после окончания «мореходки» на Дальнем Востоке ходил на рыболовных траулерах вначале старшим помощником, а потом капитаном. Еще в советское время перевелся в Севастополь и неожиданно оказался «украинцем», хотя всю жизнь считал себя русским.

Судно стояло у причала и грузилось бананами. В середине ночи погрузка неожиданно прервалась, и нас отогнали на якорную стоянку в реке. Там, видимо, от нечего делать команда занялась проверкой и регулировкой спасательных шлюпок. И только через три дня мы вернулись к причалу и продолжили погрузку. Бананы привозили в огромных грузовиках. Ящики выкладывали на причал. Представители торговой компании брали несколько бананов на экспертизу, и только потом давалась команда грузчикам. Кроме использования собственных судовых кранов, вся работа делалась вручную. Надо же и эквадорцам дать заработать.

15 ноября, ровно через неделю после моего появления на судне, погрузка была полностью закончена, и мы наконец отошли от причала. Можно было последний раз взглянуть на удаляющийся Гуаякиль.

До Панамы дошли за два дня, а там опять застряли на двое суток в ожидании, когда нас включат в состав каравана и поведут через канал. Еще в 1550 г. португальский мореплаватель Антонио Гальвао предложил построить канал через Дарьенский перешеек – узкую 48‑километровую полоску между Центральной и Южной Америкой. Но тогда этому воспротивилось испанское правительство. Канал угрожал тогдашнему монопольному положению Испании в Америке, в тогдашней Новой Испании.

В 1881 г. Фердинанд де Лессепс после строительства Суэцкого канала учредил акционерную компанию «Панамский канал». Она взялась прокопать русло глубиной 9,1 и шириной 22 метра – от Тихого океана до Атлантического. Но трудности оказались непреодолимыми. Скальный грунт оказался очень твердым, а рабочие начали повально гибнуть от желтухи и малярии. Стройка превратилась в гиблое место и пользовалась дурной славой. Говорят, там погибло около 20 тысяч человек. Это и привело к тому, что уже в 1889 г. компания обанкротилась.

В 1904 г. за строительство взялись США. Они выкупили у Панамы права на строительство канала и его использование в течение 99 лет. Всего за десять лет американцам удалось построить канал длиной 84,5 километра – от города Колон на Атлантическом океане до Панама‑сити на Тихом океане. Торжественное открытие состоялось 15 августа 1914 г. К этому моменту был готов не только сам водный путь, но и порты, волнорезы, плотины, шлюзы и искусственные озера, проложена новая железная дорога.

Днем через канал проходят только пассажирские суда и танкеры, а сухогрузы и рефрижераторы, как правило, идут по ночам. Тогда зона Панамского канала ярко освещена прожекторами и сигнальными огнями.

Зайдя в канал со стороны Панамского залива, мы подошли к первому шлюзу, поднялись на шестнадцать с половиной метров. Затем был еще один шлюз и еще девять с половиной метров вверх.

Шлюзы строились в 1913 г. Для того времени они были огромными: длина 305 метров, ширина 34 метра, высота стальных ворот 25 метров. Но сейчас современные океанские суда в них еле‑еле протискиваются. Чтобы они не бились о стенки, вдоль берега по железнодорожным рельсам снуют маленькие, но мощные, сверкающие никелем под ярким светом прожекторов, американские дизельные тягачи.

После того как мы прошли шлюзы, начался длинный, шириной до 150 метров, канал к озеру Гатун. Там мы должны были стоять целый день и только на следующую ночь идти дальше, поэтому я пошел спать. Но через два часа меня разбудили:

– Планы изменились. Идем дальше.

Чтобы из озера спуститься на 26 метров, нам нужно было пройти еще три шлюза. И вскоре, еще до наступления утра, мы оказались в бухте Лимон, в Атлантическом океане. И сразу же взяли курс на Багамские острова. Самих Багамских островов я, впрочем, не увидел. Как и Азорских. В лучшем случае это было едва различимое пятнышко земли на горизонте.

Все занимались своими делами. Матросы, казалось, безостановочно красили палубу. По крайней мере, я видел их за этим занятием практически ежедневно на протяжении всего пути через Атлантику. Офицеры прокладывали курс и несли вахту на капитанском мостике. От нечего делать я часто к ним присоединялся. Однако долго смотреть на абсолютно пустой океан и безжизненный экран локатора быстро надоедало, и я выбирался на палубу загорать. Там часто ко мне присоединялись свободные от вахты матросы или вышедшие из трюма на короткий перекур на свежем воздухе механики.

Инженер по холодильным установкам по нескольку раз в день спускался в трюмы, замерять температуру бананов. Делается это обычно так – открывается ящик, прокалывается тонкой иглой один банан и меряется его внутренняя температура. После этого весь ящик бананов нужно выбрасывать или съедать. Иначе после разрушения герметичности упаковки в него начнет поступать воздух, и бананы начнут зреть раньше времени. Конечно, съедать по нескольку ящиков бананов в день команда физически была неспособна. Но опытные моряки приноровились бананы сушить про запас, как грибы на зиму.

Повар и его помощник готовили еду. Надо признать, даже в таких условиях меню было достаточно разнообразным. Были и пироги, и сладости, и разного рода плюшки к чаю. У меня же никаких обязанностей не было. Я ходил по всему судну, снимал на видеокамеру, слушал истории из жизни.

На завтрак, обед и ужин я приходил в «офицерский» кубрик. А на утренний и вечерний «чай» – в матросский. Когда мне надоело болтаться без дела, я стал ходить в офис и записывать на компьютере свои американские приключения – ноутбука‑то у меня уже не было. Часть букв на этой странице появилась именно там – посреди океана.

Когда мы проходили через Ла‑Манш, то берегов Англии и Франции даже видно не было. Только телевизор и радио принимали несколько английских и французских каналов. Изредка в зоне видимости появлялись суда. Но значительно чаще их можно было увидеть только на экране локатора. В Балтику мы протиснулись через узкий пролив между Швецией и Данией.

В Балтике было холодно, но и только. А как только мы вошли в Финский залив, так сразу же начались льды. 9 декабря мы встали на рейде у Санкт‑Петербурга и стали ждать, когда придет ледокол и проведет нас к причалу. Ждать пришлось три дня. Палубу, на которой всего две недели назад я жарился под лучами тропического солнца, матросы, наконец‑то забросившие покраску, очищали деревянными лопатами от снега. Рядом с нами «загорали» и другие дожидавшиеся ледокольной проводки суда.

Утром 12 декабря появился ледокол, расчистивший нам дорогу к порту. В Питер мы входили под ярким светом фонарей. Причалили прямо напротив Морского вокзала в 10 часов утра. Но сразу же сойти на берег я не мог. Нужно было дождаться, когда придет таможня. А таможенники и не думали спешить. Поэтому на прохождение пограничных процедур ушел целый день.

Почти три года назад я выезжал из дома с 300$ и вот возвращаюсь назад с оставшимися 20$. Так и получается, что на кругосветку у меня ушло 1080 дней и 280$.

В конце пути

От настоящей зимы я уже отвык, да и экипировки для зимнего автостопа не было. Из теплых вещей на мне были купленная на распродаже в Мельбурне пуховка и шерстяные носки из Новой Зеландии. И это в комплекте с сандалиями на ногах и австралийской шляпой на голове!

Из Санкт‑Петербурга я выехал на электричке. На окраине Окуловки уже стоял стопщик. Мужик в ватнике неделю добирался домой из колонии под Кандалакшей.

– Освободили меня совершенно неожиданно. Дали два часа на сборы и выставили на улицу. А денег ни копейки не дали. Как хочешь, так и добирайся. А автостопом здесь что‑то не очень хорошо возят.

Мороз был под 30 градусов, и стоять на одном месте я в принципе не мог. Пройдя по мосту через железную дорогу, я принялся голосовать прямо на ходу. На трех машинах добрался до шоссе Санкт‑Петербург – Москва. Солнце уже садилось, становилось все холоднее и холоднее. Еще несколько минут, и станет темно. А место там было неосвещенное. Но оживленное. Прямо вдоль обочины дороги стояли столики. Старушки предлагали проезжающим горячий чай с пирожками.

Прямо возле меня остановилось три новеньких иномарки. Они заняли самую удобную позицию. Это меня возмутило.

– Что же вы здесь встаете? Вы же мне обзор загораживаете, – и предложил: – Может, хоть в сторону Москвы подбросите?

– Обратись к старшему, – водитель «Мазды» показал в сторону замыкавшего колонну джипа.

– Можем и взять, – сразу же согласился «бригадир». – Вот только чаю попьем. Иначе не доедем. За рулем с трех часов утра.

Поздно вечером 14 декабря 2002 г. я вышел из джипа на пересечении Дмитровского шоссе и МКАД. На том самом месте, где 19 декабря 1999 г., в прошлом тысячелетии, начинал свою кругосветку! Правда, уезжал я в пять часов утра, а вернулся в десять часов вечера. Но выглядело все точно так же, как и три года назад: все дома стояли на своих местах, так же ярко светили уличные фонари, так же громко скрипел под ногами снег… А было ли вообще путешествие? Или мне все это только грезилось…

Заключение

Сейчас путешествия стали слишком легкими. Практически в любую точку Земли можно долететь на самолете – и вернуться назад. Чтобы почувствовать себя настоящим первооткрывателем, нужно забраться куда‑нибудь очень‑очень далеко.

Туда, где еще не живут люди, не работает общественный транспорт, нет доступа в Интернет. Такие путешествия доступны только очень богатым людям. Но все могут почувствовать радость открытия и преодоления препятствий. Для этого достаточно поступить, как и я, – отправиться в путь с полупустым карманом.

Как оказалось, не нужно копить всю жизнь, откладывая путешествия в «долгий ящик». Достаточно взять российский паспорт с монгольской визой и 300$ для старта – все необходимое можно найти, получить или заработать уже по пути.

Отправляясь в дорогу с полупустым карманом, оказываешься в ситуации сравнимой с положением скалолаза, решившего подняться по крутому утесу без страховки. Казалось бы, разница между его положением и положением соседнего скалолаза, взбирающегося на ту же гору, незначительна. Но разница во внутренних переживаниях огромна. Ярче всего она проявляется тогда, когда на пути встречается особенно трудный участок – в принципе не проходимый. Тогда тот, у кого есть страховка, быстро сдается и поднимается наверх по веревке (причем все зрители единодушно признают, что препятствие действительно было непреодолимым). Тому же, у кого никакой страховки нет, не остается ничего иного, как продолжать поиски выхода. И, как правило, он его находит – отступать‑то все равно некуда.