Неясные перспективы

Удав положил на минуту свою голову на плечо Маугли.

– Храброе сердце и учтивая речь, – сказал он. – С ними ты далеко пойдёшь в джунглях.

А теперь уходи отсюда скорей вместе с твоими друзьями. Ступай спать, потому что скоро зайдёт луна, а тебе не годится видеть то, что будет.

Р. Киплинг. Маугли

(перевод Н. Дарузес)

Их в самом деле накормили досыта. Около полудня служанка принесла хлеб и оливки, а вечером – вермишель, пахнущую свежим розмарином. Это не могло сократить бесконечно долгие часы. Ещё меньше полный желудок мог прогнать страх перед завтрашним днём. Возможно, это было бы под силу какой‑нибудь книге, но о ней не стоило и мечтать. Здесь не было ни одной книги, только стены без окон и запертая дверь. Правда, под потолком висела новая лампочка, так что им не пришлось коротать время в темноте. Мегги вновь и вновь смотрела на щель под дверью, чтобы узнать, не стемнело ли. Она представляла себе, как снаружи греются на солнышке ящерицы. Она видела нескольких на площади перед церковью. Нашла ли та изумрудно‑зелёная ящерка, что бегала среди россыпи монет, дорогу на волю? А что случилось с мальчиком? Всякий раз, когда Мегги закрывала глаза, она видела его ошеломлённое лицо.

Она спрашивала себя, не о нём ли сейчас мучительно думал и её отец. С тех пор как их снова заперли в этом сарае, он не сказал почти ни слова. Он ничком упал на солому и повернулся лицом к стене. Элинор разговаривала ничуть не больше него.

– Какая щедрость! – только и пробормотала она, после того как Кокерель запер за ними дверь. – Наш хозяин пожертвовал нам ещё две кучки гнилой соломы.

Потом она уселась в углу, вытянув ноги, и начала мрачно разглядывать сначала свои колени, а потом грязную стену.

– Мо, – спросила Мегги, когда тишина стала просто невыносимой, – как ты думаешь, что они сделают с мальчиком? И что это за приятель, которого Каприкорн хочет перенести сюда из книги?

– Я не знаю, Мегги, – только и ответил он, не оборачиваясь.

И ей пришлось оставить его в покое, соорудить себе соломенную постель рядом с его лежанкой и расхаживать вдоль голых стен. Может быть, за одной из них томился незнакомый мальчик? Она прижалась ухом к стене. Ни один звук не проникал сюда. Кто‑то нацарапал на штукатурке своё имя: «Рикардо Бентоне, 19. 5. 1996». Мегги провела по буквам рукой. В стороне, на расстоянии двух ладоней, было написано ещё одно имя, а вот ещё одно. Мегги спросила себя: что стало с ними со всеми, с Рикардо, с Уго, с Бернардо?.. Может быть, ей тоже надо нацарапать своё имя, подумала она, на тот случай, если… Она предусмотрительно не додумала эту мысль до конца.

Позади неё, тяжело вздыхая, растянулась на куче соломы Элинор. Когда Мегги обернулась, тётушка улыбнулась ей.

– Чего только я не отдала бы сейчас за расчёску! – сказала она и пятернёй скинула волосы на лоб. – Никогда не думала, что в подобной ситуации мне больше всего будет не хватать именно расчёски, но это так. Господи, у меня даже ни одной заколки нет… Что ж, буду выглядеть как ведьма или как щётка для мытья посуды, которая знавала и лучшие времена.

– Да ладно, ты и так неплохо выглядишь. Всё равно заколки у тебя вечно выпадали, – сказала Мегги. – По‑моему, ты теперь даже помолодела.

– Помолодела? Гм… Ну, если ты так считаешь… – Элинор тщательно осмотрела себя – её мышино‑серый свитер был весь в грязи, а на чулках спустились сразу три петли. – То, как ты пришла мне на помощь в церкви, – сказала она и расправила юбку, – было с твоей стороны весьма любезно. У меня ноги стали точно ватные – так мне было страшно! Я просто не знаю, что со мной. Чувствую себя так, будто это не я, а кто‑то другой, будто прежняя Элинор уехала домой и оставила меня здесь одну.

Её губы задрожали, и Мегги вдруг показалось, что она сейчас заплачет, но прежняя Элинор, похоже, была всё ещё здесь.

– Да, подтверждается старая истина, – сказала она. – Только в беде познаётся, из какого материала ты сделан. Я всегда думала, что сделана из дуба, но оказалось, что из какого‑то другого дерева, податливого, как воск. Стоит какому‑нибудь поганцу поиграть ножом перед твоим носом, и уже сыплются щепки…

И как ни старалась Элинор сдержать слёзы, они всё‑таки потекли. Она сердито провела ладонью по глазам.

– По‑моему, ты держишься молодцом, Элинор. – Мо всё ещё лежал лицом к стене. – Вы обе держитесь молодцами. И я готов собственноручно свернуть себе шею за то, что втравил вас в эту историю.

– Ерунда, здесь если кому‑то и надо свернуть шею, то этому Каприкорну, – сказала Элинор. – И Басте. О Господи, вот уж не думала, что когда‑нибудь с таким безграничным наслаждением буду расписывать себе убийство человека. Но я уверена, если бы мне удалось схватить этого Басту за горло…

Увидев изумлённые глаза Мегги, она виновато умолкла, но девочка только пожала плечами.

– Мне хочется того же, – пробормотала она и ключом от своего велосипеда стала вырезать на стене букву М. Невероятно, но этот ключ почему‑то завалялся у неё в кармане. Как напоминание о какой‑то иной жизни…

Элинор ощупала спущенные петли, а Мо перевернулся на спину и стал смотреть в потолок.

– Мне очень жаль, Мегги, – неожиданно сказал он. – Мне так жаль, что я позволил им отнять эту книгу…

Мегги нацарапала на стене большую букву Е.

– Ах, какая разница! – Она отошла на несколько шагов. Две буквы Г в её имени получились как две ущербные П. – Может быть, тебе никогда бы так и не удалось вернуть маму назад.

– Может быть, – пробормотал Мо и снова уставился в потолок.

– Это не твоя вина, Мо, – сказала Мегги. «Главное, ты со мной, – хотелось добавить ей. – Главное, Баста больше не приставит тебе нож к горлу. Я ведь её почти не помню, я знаю её только по фотографиям».

Но она промолчала, потому что знала: Мо всё это не утешит, наоборот, от этих слов он, наверное, загрустил бы ещё больше. Впервые Мегги поняла, как он тосковал по её матери. И на какое‑то безумное мгновение в ней проснулась ревность.

Она нацарапала на штукатурке букву И и уронила ключ.

Снаружи послышались приближающиеся шаги.

Элинор прижала ладонь к губам, и тут шаги остановились. Дверь распахнулась, вошёл Баста. Позади него стояла женщина. Мегги узнала старуху, которую она видела в доме Каприкорна. С угрюмым лицом старуха протиснулась мимо Басты и поставила на пол кружку и термос.

– Будто у меня других дел мало! – проворчала она, перед тем как уйти. – Теперь нам придётся кормить ещё и этих господ. Пусть они хотя бы трудятся, раз уж вам приспичило держать их здесь.

– Скажи это Каприкорну, – сухо ответил Баста.

Он достал нож, подмигнул Элинор и вытер лезвие о куртку. На улице темнело, и его белоснежная рубашка светилась в сгущавшихся сумерках.

– Угощайся чайком, Волшебный Язык, – сказал он, наслаждаясь страхом, написанным на лице Элинор. – Мортола подмешала в него столько мёда, что первый же глоток, возможно, склеит твои губы, но твоё горло наверняка завтра будет как новенькое.

– Что вы сделали с мальчиком? – спросил Мо.

– А‑а… Я думаю, он сидит где‑то с вами по соседству. Кокерель устроит ему завтра небольшое испытание огнём, и тогда мы узнаем, можно ли его как‑нибудь использовать.

Мо привстал с лежанки.

– Испытание огнём? – спросил он, в его голосе одновременно слышались горечь и насмешка. – Ну, ты‑то, я думаю, вряд ли бы его выдержал. Ты даже спичек Сажерука боишься.

– Береги свой язык! – зашипел на него Баста. – Ещё одно слово, и я тебе его отрежу, какой бы он ни был драгоценный.

– Нет, этого ты не сделаешь, – сказал Мо и поднялся во весь рост. Он аккуратно наполнил кружку дымящимся чаем.

– Может быть, и не сделаю. – Баста заговорил тише, словно опасался, что их подслушивают. – Но у твоей дочурки тоже есть язык, а уж он‑то не такой ценный, как твой.

Мо швырнул в него кружкой с горячим чаем, но Баста так быстро захлопнул дверь, что кружка разбилась об неё вдребезги.

– Желаю приятных сновидений! – крикнул он с улицы и задвинул засов. – Я велю принести тебе новую кружку. А завтра мы опять свидимся.

Когда он ушёл, никто не проронил ни слова.

– Мо, расскажи что‑нибудь, – прошептала Мегги после долгого молчания.

– Что ты хочешь услышать? – Он обнял её за плечи.

– Расскажи, как мы оказались в Египте, – попросила она, – как мы ищем сокровища и боремся с пыльными бурями, со скорпионами и с ужасными духами, которые встали из могил, чтобы уберечь свои сокровища.

– Ага, ту самую историю! – сказал Мо. – Кажется, я придумал её на твой восьмой день рождения. Она, насколько я помню, довольно мрачная.

– Да, очень. Но у неё счастливый конец, и мы возвращаемся домой, нагружённые сокровищами.

– Я тоже хочу послушать эту историю, – сказала Элинор дрожащим голосом – вероятно, ей всё ещё мерещился нож Басты.

И вот Мо начал рассказывать, не шелестя страницами, не плутая в бесконечном лабиринте букв.

– Мо, когда ты просто рассказывал, никто из твоих историй не появлялся? – вдруг озабоченно спросила Мегги.

– Нет, – ответил он. – Наверное, для этого нужна типографская краска и чужая голова, сочинившая эту историю.

И он стал рассказывать дальше, а Мегги и Элинор слушали, пока его голос не унёс их далеко‑далеко. Они и не заметили, как уснули.

Их разбудил знакомый шорох. Кто‑то возился с дверным замком. Мегги почудилось, что за дверью еле слышно бранятся.

– О, нет! – прошептала Элинор, первой вскочив на ноги. – Сейчас они уведут меня. Старуха сумела их убедить! Зачем нас кормить? Тебя‑то – понятно зачем, – сказала она, лихорадочно взглянув на Мо. – А зачем кормить меня?

– Отойди к стене, Элинор, – сказал Мо, заслоняя собой Мегги. – Держитесь подальше от двери.

Замок с глухим щелчком открылся, и кто‑то приотворил дверь – ровно настолько, чтобы пролезть в неё. Сажерук! Он бросил озабоченный взгляд на улицу, а затем закрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной.

– Я слышал, тебе это вновь удалось, Волшебный Язык, – сказал он, понизив голос. – Говорят, бедный мальчик до сих пор не издал ни звука. Я не могу его за это осуждать. Поверь мне, это весьма мерзкое чувство, когда вдруг попадаешь в чужую историю.

– Что вам здесь надо? – накинулась на него Элинор.

При виде Сажерука страх разом сошёл с её лица.

– Оставь его, Элинор! – Мо отстранил её и подошёл к Сажеруку. – Как твои руки? – спросил он.

Сажерук пожал плечами.

– Их натёрли какой‑то мазью, но кожа до сих пор такая же красная, как огонь, который их лизал.

– Спроси его, что он здесь забыл! – прошипела Элинор. – И если он пришёл рассказать нам, что не имеет отношения к кошмару, в который мы попали, то будь так добр, заткни навсегда его лживую глотку!

Вместо ответа Сажерук бросил им связку ключей.

– Как вы думаете, зачем я здесь? – спросил он и включил свет. – Думаете, легко было стащить у Басты ключи от машины? И вообще‑то, куда уместнее сказать мне спасибо. Ну да ладно, это можно сделать и позже. А сейчас вам надо не стоять столбами, а быстренько сматываться. – Он осторожно приоткрыл дверь и прислушался к звукам улицы. – Наверху, на колокольне, есть стража, – прошептал он. – Но часовой наблюдает за холмами, а не за деревней. Собаки спят в своих конурах, а если нам придётся иметь с ними дело, к счастью, они любят меня куда больше, чем Басту.

– А почему это вдруг мы должны вам доверять? – не унималась Элинор. – Что, если за этим опять кроется какая‑нибудь дьявольщина?

– Вы должны взять меня с собой! Вот и всё, что за этим кроется! – злобно ответил ей Сажерук. – Мне здесь больше нечего делать! Каприкорн обманул меня. Он обратил ту капельку надежды, которая у меня ещё оставалась, в дым! Он думает, я всё стерплю. По его мнению, Сажерук – всего лишь пёс, которого можно сколько угодно пинать, а тот в ответ не станет кусаться. Но тут он ошибается. Он сжёг книгу – а я уведу у него Волшебного Языка, которого сам же к нему и привёл. А что касается вас, – он ткнул в грудь Элинор обожжённым пальцем, – вы поедете с нами, потому что у вас есть машина. Из этой деревни пешком не улизнёшь ни от людей Каприкорна, ни от змей, обитающих на окрестных холмах. Но я не умею водить, так что…

– Вот вам пожалуйста, я так и знала. – Элинор уже почти не старалась приглушить свой голос. – Пожиратель Спичек хочет спасти только свою шкуру. Поэтому он нам помогает! Как будто у него совесть чиста. Впрочем, откуда ей у него взяться?

– Мне всё равно, по какой причине он нам помогает, – нетерпеливо перебил её Мо. – Главное, мы вырвемся отсюда. Но мы возьмём с собой ещё одного человека.

– Возьмём с собой? Кого? – Сажерук посмотрел на него в беспокойстве.

– Мальчика. Мальчика, которому я уготовил такую же судьбу, как и тебе, – ответил Мо, уклоняясь от его рук и выскакивая на улицу. – Баста сказал, он сидит где‑то неподалёку, а для твоих ловких пальцев никакой замок не препятствие.

– Эти ловкие пальцы я сегодня сжёг, – с досадой зашипел Сажерук. – Ну ладно, как хочешь. Твоё мягкосердечие может стоить нам головы.

Когда Сажерук постучал в дверь под номером пять, за ней послышалось тихое шуршание.

– Похоже, они хотят сохранить ему жизнь! – шептал он, пока возился с замком. – Смертников они запирают в склепе, в подвале церкви. Баста всякий раз бледнеет как полотно, когда Каприкорн посылает его туда, с тех пор как я в шутку рассказал ему, что между каменными гробницами бродят призраки в образе Белых Женщин.

При воспоминании об этом он захихикал, как школьник, которому удалась ловкая проделка. Мегги посмотрела в сторону церкви.

– Они часто кого‑нибудь убивают? Сажерук пожал плечами:

– Не так часто, как в былые времена. Но случается.

– Хватит рассказывать ей такие истории! – цыкнул на него Мо.

Они с Элинор не спускали глаз с церкви. Высоко на стене, прямо рядом с колоколом, сидел часовой. Когда Мегги посмотрела наверх, у неё закружилась голова.

– Это не истории, Волшебный Язык, это правда! Ты что, уже не можешь смотреть ей в лицо? Действительно, правда – барышня некрасивая. Глядеть ей в прямо в глаза никто не любит. – Сажерук отступил от двери и поклонился: – Извольте. Замок взломан. Можете забирать мальчишку.

– Заходи ты, – шепнул Мо на ухо Мегги. – Тебя он испугается меньше, чем других.

За дверью было темным‑темно, но, зайдя внутрь, Мегги вновь услышала шуршание, словно в соломе шевелился какой‑то зверь.

Сажерук просунул руку в приоткрытую дверь и дал ей карманный фонарик. Мегги нажала кнопку, и луч света ударил прямо в смуглое лицо мальчика. Солома, которую ему кинули, оказалась ещё более гнилой, чем та, на которой спала Мегги, но было видно, что мальчик не смыкал глаз с тех пор, как Плосконос запер его здесь. Он крепко обхватил колени, словно только собственные ноги давали ему хоть какую‑то опору.

Может быть, он всё ещё ждал, когда закончится страшный сон.

– Пойдём! – тихо позвала Мегги и протянула ему руку. – Мы хотим помочь тебе! Мы увезём тебя отсюда!

Он не шелохнулся. Он сидел, недоверчиво щурясь на неё.

– Мегги, поторопись! – шепнул из‑за двери Мо. Мальчик заметил его и пополз назад, пока не упёрся спиной в стену.

– Пожалуйста, – звала Мегги. – Ты должен пойти с нами! Они тут будут делать с тобой ужасные вещи.

Он нерешительно поднялся, не спуская с неё глаз. Он был выше неё ростом, почти на полголовы.

И вдруг мальчик рванулся в открытую дверь. Он оттолкнул Мегги с дороги так грубо, что она упала, но мимо Мо ему проскочить не удалось.

– Эй, парень! – прошептал он. – Успокойся, ладно? Мы действительно хотим тебе помочь, но ты должен делать то, что мы тебе скажем, понятно?

Мальчик со злобой посмотрел на него.

– Вы все дьяволы! – прошептал он. – Дьяволы или демоны!

Выходит, он понимал их язык. А почему бы и нет? Его историю рассказывали на всех языках мира.

Мегги поднялась на ноги и ощупала свою коленку. Ну конечно, она разбила её в кровь о каменный пол.

– Если хочешь увидеть нескольких дьяволов, то оставайся здесь, – прошипела она, бочком протискиваясь мимо мальчика.

Как он от неё шарахнулся! Словно она ведьма. Мо притянул его к себе.

– Видишь часового вон там, наверху? – Он указал на колокольню. – Если он нас заметит, нас всех убьют.

Мальчик посмотрел вверх на часового.

– Ну, пошли же! – тихо позвал Сажерук. – Если парень не хочет идти с нами, пусть остаётся. А вы, все остальные, разуйтесь, – добавил он, глядя на голые ступни мальчика. – А то от вас больше шума, чем от козлиного стада.

Элинор что‑то пробрюзжала, но повиновалась. И мальчик пошёл за ними, хоть и неохотно. Сажерук мчался впереди всех, словно хотел убежать от собственной тени. Мегги то и дело спотыкалась – так круто шла под гору улочка, которой он вёл их. Элинор всякий раз чертыхалась, когда её ступни попадали в выбоину на дороге. Между тесно сгрудившимися домами было темно. Казалось, каменные арки соединяли здания только для того, чтобы не дать им обрушиться. Ржавые фонари отбрасывали тени, похожие на призраков. При виде кошек, шнырявших между домами, Мегги вздрагивала.

Но деревня Каприкорна спала. Лишь один‑единственный раз они прошли мимо часового, который, покуривая на ходу, свернул в проулок. Где‑то на крыше повздорили два кота, и часовой нагнулся в поисках камня, чтобы запустить им в скандалистов.

Этим мгновением воспользовался Сажерук. Мегги была рада, что он велел им снять обувь. Они бесшумно прокрались мимо часового. Он всё ещё стоял спиной к ним, но Мегги решилась вдохнуть воздух, только когда они завернули за следующий угол. Снова она поразилась обилию пустых домов с мёртвыми глазницами окон и полуистлевшими дверьми. Что разрушило эти дома? Только ли время? Жители убежали от Каприкорна или деревня опустела ещё до того, как он со своей бандой свил здесь гнездо? Не что‑то ли подобное рассказывал Сажерук?

Сажерук остановился. Предупредительно поднял руку и прижал палец к губам. Они достигли края деревни. Перед ними была автостоянка. Два фонаря освещали потрескавшийся асфальт. Слева возвышался забор из проволочной сетки.

– За этим забором Каприкорн устроил площадку для праздников и торжеств, – прошептал Сажерук. – Раньше деревенская молодёжь, наверное, гоняла там в футбол, но теперь там проходят дьявольские празднества Каприкорна: огни, водка, несколько выстрелов в воздух, несколько сигнальных ракет, физиономии, раскрашенные в чёрный цвет, – и готов спектакль для всей округи.

Они снова обулись и поспешили за Сажеруком к автостоянке. Мегги всё время оборачивалась на проволочный забор. Дьявольские праздники. Ей казалось, она видит огонь, чёрные лица…

– Быстрее, Мегги! – прошептал Мо, увлекая её за собой.

Где‑то во мраке слышался шум воды, и Мегги вспомнила мост, который они переехали по дороге сюда. А что, если сейчас около него дежурит часовой?

На стоянке было несколько автомобилей, машина Элинор тоже стояла здесь, немного в стороне от остальных. Позади, над крышами, высилась колокольня, и уже ничто не хранило их от глаз часового. На таком расстоянии Мегги не могла его разглядеть, но он наверняка по‑прежнему сидел там. Сверху они, скорее всего, выглядели как чёрные жуки, которые копошатся на широкой доске. Знать бы, есть ли у часового бинокль.

– Ну давай же, Элинор! – прошептал Мо. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем тётушка открыла дверцу машины.

– Сейчас, сейчас! – рявкнула она. – У меня не такие ловкие пальчики, как у нашего огнелюбивого друга.

Мо обнял Мегги за плечи, озабоченно озираясь вокруг, но никаких признаков жизни, кроме нескольких бродячих кошек, ни на площади, ни между домами заметно не было. Успокоившись, он посадил Мегги на заднее сиденье.

Мальчик замешкался. Он в недоумении смотрел на машину, как на диковинного зверя, о котором не знаешь – настроен ли он добродушно или сию минуту проглотит тебя. Но наконец и мальчик забрался внутрь.

Мегги взглянула на него не слишком дружелюбно и отодвинулась как можно дальше. Её коленка до сих пор болела.

– Где же наш Пожиратель Спичек? – шёпотом спросила Элинор. – Чёрт побери, неужели этот субчик опять исчез?

Мегги первой заметила Сажерука. Он неслышно хлопотал возле других автомобилей.

Элинор впилась обеими руками в баранку, словно боролась с соблазном уехать без него.

– Что ещё затеял этот пройдоха? – шептала она.

Никто не знал, что на это ответить. Сажерук мучительно долго не возвращался, а когда он всё‑таки появился, в его руке щёлкнул складной нож.

– Как это понимать? – возмутилась Элинор, когда он плюхнулся на заднее сиденье рядом с мальчиком. – Не вы ли говорили, что нам надо спешить? И зачем вам понадобился нож? Вы что, кого‑нибудь там прирезали?

– Я вам не Баста, – огрызнулся Сажерук, пристраивая ноги за сиденьем водителя. – Я у всех машин проколол шины. Из предосторожности.

Он всё ещё сжимал в руке нож. Мегги с беспокойством оглядела его.

– Это нож Басты, – сказала она. Сажерук улыбнулся и спрятал нож в карман.

– Теперь он мой. Я с радостью стащил бы у Басты и его дурацкий амулет, но он даже ночью висит у него на шее, и это было бы чересчур опасно.

Где‑то залаяла собака. Мо опустил стекло и в беспокойстве высунул голову.

– Можешь мне не верить, но этот адский шум – всего лишь кваканье жаб, – сказала Элинор.

Но громкий звук, который внезапно раздался в ночи, не был похож не кваканье. Когда Мегги испуганно посмотрела в заднее окно, из запылённого, грязно‑белого автофургона, припаркованного на стоянке, вылезал человек. Это был один из молодцов Каприкорна – Мегги уже видела его в церкви. С заспанным лицом он озирался по сторонам.

Пока Элинор заводила мотор, он сорвал со спины ружьё и заковылял к их машине. На какое‑то мгновенье Мегги стало его почти жалко – таким огорошенным и сонным он выглядел. Что сделает Каприкорн с часовым, который заснул на посту? Но тут он прицелился и выстрелил. Голова Мегги резко откинулась за спинку сиденья, потому что Элинор как раз нажала на газ.

– Чёрт вас дери! – заорала она на Сажерука. – Вы что, не заметили этого парня, пока ползали между машинами?

– Нет, не заметил! – крикнул в ответ Сажерук. – А теперь поезжайте. Только не по этой дороге! Вон та, впереди, ведёт к шоссе!

Элинор резко крутанула руль. Рядом с Мегги, съёжившись, сидел мальчик. При каждом выстреле он зажмуривал глаза и зажимал уши руками. Встречались ли в его истории ружья? Наверное, не чаще, чем автомобили. Он и Мегги стукались друг о друга головами – так сильно машину Элинор трясло на каменистой дороге. Когда она, наконец, вывела её на шоссе, лучше не стало.

– Это не та дорога, которой мы приехали! – кричала Элинор.

Деревня Каприкорна нависала над ними, словно крепость. Дома отсюда не казались меньше.

– Да нет, та же самая! Но Баста, когда мы приехали, повстречал нас ближе к деревне.

Сажерук одной рукой цеплялся за сиденье, а другой крепко сжимал свой рюкзак. Оттуда доносилось гневное рычание, и мальчик с ужасом косился на издававший звуки мешок.

Мегги показалось, что они проезжали как раз мимо того места, где их встретил Баста. Она узнала холм, с которого впервые увидела деревню. Потом дома вдруг пропали во мгле, словно деревни Каприкорна никогда не существовало.

На мосту часовых не оказалось, не было их и у ржавой решётки, которая преграждала путь к деревне. Мегги оглядывалась на неё, пока и её не поглотила тьма. «Всё позади, – подумала она. – В самом деле, всё позади».

Ночь была ясной. Ещё никогда Мегги не видела столько звёзд. Небо было натянуто над чёрными холмами как шаль, расшитая крохотными жемчужинами. Казалось, теперь весь мир состоял из холмов, угодливо гнущих спину перед лицом ночи, в нём не было ни людей, ни домов. Не было страха.

Мо обернулся и ласково убрал ей волосы со лба.

– Всё в порядке? – спросил он.

Она кивнула и закрыла глаза. Вдруг ей захотелось только одного – спать. Если позволит её колотящееся сердце.

– Это сон, – монотонно пробубнил кто‑то рядом с ней. – Всего лишь сон. Что же ещё?

Мегги повернула голову. Мальчик не смотрел на неё.

– Конечно, это только сон, – повторил он и так энергично тряхнул головой, будто хотел подбодрить самого себя. – Всё кажется фальшивым, ненастоящим, совершенно безумным, как это и бывает во сне, а теперь, – движением головы он показал куда‑то вдаль, – теперь мы небось ещё и полетим. Или ночь пролетит мимо нас. Или ещё что‑нибудь…

Мегги чуть не улыбнулась.

«Это не сон», – хотелось ей сказать, но она слишком устала, чтобы растолковать ему всю эту запутанную историю. Она взглянула на Сажерука. Тот поглаживал рюкзак, вероятно пытаясь таким образом утихомирить разгневанную куницу.

– Не смотри на меня так, – сказал он, заметив взгляд Мегги. – Я ничего ему объяснять не буду. Пусть лучше этим займётся твой отец. В конце концов, именно он в ответе за его кошмарный сон.

Мо повернулся к мальчику, и было видно, что его мучили угрызения совести.

– Как тебя зовут? – спросил он. – Твоего имени не было в…

Он не договорил. Мальчик недоверчиво взглянул на него и опустил голову.

– Фарид, – глухо ответил он. – Меня зовут Фарид, но я знаю, что разговоры во сне приносят несчастье. Тогда ты не сумеешь выбраться из сновидения…

И вот он крепко сомкнул губы, уставился прямо перед собой, словно избегая смотреть на кого‑либо, и замолк. Интересно, были ли у него, в его истории, родители? Мегги не могла вспомнить. Там говорилось только о каком‑то безымянном мальчике, состоявшем на службе у банды разбойников.

– Это сон! – вновь прошептал он. – Всего лишь сон. Взойдёт солнце, и он рассеется.

Мо смотрел на него, несчастный и растерянный, как человек, который потрогал птенца и теперь горько сожалеет об этом, потому что взрослые птицы не хотят больше признавать своего детёныша.

«Бедный Мо, – подумала Мегги. – Бедный Фарид». Но ей не давала покоя и другая мысль, которой она немного стыдилась. Эта мысль впервые посетила её в церкви Каприкорна, когда она увидела, как из‑под золотых монет выползает ящерка. «Я тоже хотела бы уметь такое, – шептал её внутренний голос. – Я тоже хотела бы выманить её из книги, потрогать её и вообще оживить все книжные образы, чудесные образы… Хочу, чтобы все герои сошли со страниц и сидели рядом со мной, хочу, чтобы они улыбались мне…»

Вокруг было темно, словно завтра никогда не настанет.

– Буду ехать без остановок! – заявила Элинор. – Буду ехать, пока мы не окажемся перед моим домом.

И тут далеко позади вспыхнули лучи фар, словно пальцы, нащупывающие путь в ночи.

Date: 2015-09-22; view: 360; Нарушение авторских прав