Глава 7. Помещение, где содержалась Наташа Шутова, оказалось очень похожим на обычную больницу, только коридоры выглядели мрачнее

Помещение, где содержалась Наташа Шутова, оказалось очень похожим на обычную больницу, только коридоры выглядели мрачнее, а постоянно на каждом повороте встречающиеся решетчатые двери, которые наш провожатый открывал ключом с противным стальным грохотом, действовали угнетающе.

На ходу я спросила фельдшера в белом халате, что вел нас по лабиринту коридоров больницы, как чувствует себя аппаратчица. Тот, безразлично пожав плечами, заявил, что она почти здорова и ее скоро переведут в обычную камеру. Я не знала, радоваться мне по поводу услышанного или печалиться.

Камера или палата, где содержалась Шутова, отличалась от обычной больничной комнаты тем, что закрывалась на тяжелую стальную дверь, запирающуюся снаружи, на единственном окне были решетки с толстыми прутьями. В палате стояло две кровати, одна из которых была свободна. Когда мы с Валерой вошли, Наташа лежала на постели, накрывшись до подбородка больничной простыней. Увидев нас, женщина радостно улыбнулась, лицо ее заметно просветлело. Мне показалось, что она выглядит и в самом деле неплохо, лицо, правда, было немного бледным, но глаза ясными и спокойными, несмотря на ощутимую депрессию и подавленность, которые так свойственны всем заключенным, с которыми мне доводилось общаться.

В палате Наташи Шутовой нас ждал сюрприз в лице майора Белоглазова. Никак не ожидала я, что дело Наташи Шутовой тоже ведет он.

– Однако, как широк спектр вашей работы, – заметила я, отвечая на его приветствие. – Как я погляжу, вы расследуете и убийства, и разбойные нападения, и даже аварии на производстве. Когда это вы только успеваете?

– Как могу, так и успеваю, – ответил майор не слишком дружелюбно. – И работы у меня было бы намного меньше, если бы лично вы не совали свой нос куда не надо!

И пока я, открыв от изумления рот, пыталась понять смысл его слов, Гурьев с ухмылкой добавил:

– Майор Белоглазов у нас специализируется на тех делах, где так или иначе замешана Ирина Лебедева.

Я обернулась на Валеру, потом посмотрела на майора, пытаясь понять, чего больше в словах Гурьева – шутки или правды. Но Белоглазов только досадливо поморщился, стараясь не смотреть мне в глаза, поэтому я так ничего и не поняла.

– Кстати, – вдруг словно спохватился Белоглазов, пристально глядя на меня. – Почему вы мне не сказали, что ваш оператор вчера на крекинг‑заводе снимал, как из цистерн с нефтью выгружали какие‑то полиэтиленовые пакеты? Или вы не догадывались, что это могло быть непосредственной причиной похищения вашей телеаппаратуры? Не камера им была нужна, а видеокассета! Неужели не понятно?

Так, кажется, несмотря на все мои усилия, майор все‑таки выжал из Павлика правду до конца! Впрочем, беда от этого была небольшая. Рано или поздно про эти пакеты ментам все равно пришлось бы рассказывать.

– А собственно, почему я должна была вам это говорить? – спросила я невозмутимо. – Я‑то про это все тоже только с его слов знаю. Вот его вы бы и расспрашивали!

– Вот мы его и расспросили! – воскликнул Белоглазов сердито. – Вам известно, что это были за пакеты?

– Откуда же мне это может быть известно? – изумилась я. – Я ведь их даже не видела своими глазами! Или вы что, думаете, я соучастница этого преступления?

– Нет, не думаю, – майор заметно смутился. – Тогда объясните мне, зачем вы всем этим занимаетесь? Ради нее, да? – Он подбородком показал на кровать Наташи Шутовой, молча и безропотно наблюдавшей за нами.

– Да, ради нее! – проговорила я с вызовом. – Если бы Наташа меня тогда своим телом не прикрыла, меня бы теперь уже зарывали в землю, как Сергея Викторовича Венглера, с похорон которого мы как раз сейчас и возвращаемся.

Тут майор окончательно смутился и умолк. Я посмотрела на лежащую Наташу Шутову и поняла, что она готова вот‑вот расплакаться.

– Послушайте, это не я! – прошептала она едва слышно. – Это не я его убила! Я все правильно повернула! Реактор не должен был взорваться!

– Я знаю, знаю, – поспешила заверить ее я. – У меня есть доказательства, что взрыв реактора был кем‑то подстроен.

– Доказательства? – воскликнул заинтересованно майор. – Это какие же такие у вас доказательства?

– У меня дома, – сказала я, – лежит юбка, вся перепачканная нефтью, вылившейся из взорвавшегося реактора. Если вы сделаете полный количественный анализ этой нефти, то обнаружите там вещества, которых в обычной нефти никак не могло быть. Зато они обязательно должны были привести к взрыву!

– Серьезно? Очень интересно! – Белоглазов задумчиво почесал за ухом. – А вы откуда про это знаете? Вы уже где‑то делали анализ, так, что ли?

– У меня муж химик, – гордо объявила я.

– Понятно, – сухо сказал майор Белоглазов. – Сейчас поедем к вам домой, и я возьму у вас эту юбку. Мы сделаем свой анализ и проконсультируемся у экспертов. Так, а что еще вы узнали? Что это за пакеты такие были?

– Мы‑то откуда знаем? – сказала я со вздохом. – Я же вам объяснила, пакеты видел один только Павлик. Вот, спросите у Наташи, может, она их видела, она же столько времени на заводе работает.

Майор уставился на Шутову вопросительно, но та только молча покачала головой.

– Послушайте, Наташа, – заговорила я как можно дружелюбнее. – Ведь вы же наверняка слышали все заводские сплетни. Неужели никогда не заходила речь о том, кто на заводе химичит?

– Всякое у нас болтают, – сказала наконец она. – Я не могу вам этого пересказать.

– Ну почему? – спросила я ее. – Ну хотя бы что‑то!

Но Шутова только качала головой.

– Ну хорошо, – сказала я, отступая. – Тогда скажите мне вот что: нефть для вашего пятого цеха всегда поступает только по нефтепроводу?

– По нефтепроводу? – удивилась Наташа. – Вовсе нет! По нефтепроводу поступает нефть с местных месторождений, а наша местная нефть для производства высокооктанового авиационного керосина не годится.

– Вообще не годится? – изумилась я.

– Ну, не то чтобы из нее вообще нельзя получить было керосин, – стала объяснять аппаратчица. – Просто она бедна легкими углеводородами, выход керосина из такой нефти ничтожен, так что ее попросту нерентабельно перерабатывать на керосин. Из нее предпочитают вырабатывать солярку и мазут. Или битум.

– А керосин из какой нефти делается?

– Из привозной, – отвечала аппаратчица. – К нам с юга нефть по железной дороге привозят, из Баку или из Чечни…

– Из Чечни? – удивился майор Белоглазов.

– Ну а что здесь такого? – спросила Наташа Шутова. – Нам и раньше нефть из Чечни постоянно возили, даже после 1996 года. У нашего завода был договор с правительством Дудаева. Только, как вторая чеченская война началась, поставки прекратились. А последние годы снова возобновились.

Я кивнула. Именно это мне вчера рассказывал за пьяным столом Щеглов. До сих пор сообщаемые сведения совпадали, и мне было интересно, до каких же пор они и дальше будут совпадать.

– И когда же последний раз был состав из Чечни? – спросила я.

– Не знаю, – аппаратчица покачала головой. – Нам же это никто не докладывает. Знаете у кого спросите? – вдруг оживилась она. – У Дениса Щеглова. Он это точно знает!

– Щеглов? – переспросила я. – А почему именно Щеглов точно знает? Он же заместитель главного инженера по чему‑то там.

– По эксплуатационной части, – подсказала Наташа Шутова. – Только это все ничего не значит. Все поставки нефти по железной дороге через его руки проходят, это все на нашем заводе знают. Собственно, это обязанность Щеглова, не гласная, скажем так, но фактическая: нефть на Северном Кавказе для нашего завода добывать. То есть не то что он сам из скважин ее качает…

– Так, понятно, – сказала я. – В советские времена это называлось снабженец.

– Вот именно! – подтвердила Наташа Шутова.

– И как часто он в Чечню ездит? – спросил Валера Гурьев.

– Конкретно в Чечню – не знаю. А вообще туда, на юг, – постоянно, чуть ли не каждый месяц.

Мы с Валерой недоумевающе переглядывались: получалось очень даже интересно.

– Слушайте, Наташа, – сказала я. – А что он вообще за человек, этот Щеглов?

– Ну, не знаю, – на ее лице возникла презрительная гримаса. – Бабник он страшный, весь завод про это знает, а так… работник хороший.

– А я заметила, что Валерия Дмитриевна на него как‑то плохо смотрит, – не удержалась я.

– С Валерией Дмитриевной у него личные проблемы, – сказала Наташа. – По заводу всякие сплетни ходили… Как хотите, но я не буду вам их пересказывать.

– Значит, только личные, – подытожил Валера. – А производственные проблемы в их отношениях были?

– Производственные – нет. Он считается одним из лучших работников у нас на заводе. Вы же его видели! – воскликнула аппаратчица. – Он же вас в тот день по заводу водил!

– Водил, – согласилась я. – И не только в тот день, но еще и на следующий… Вот что мне еще скажите, Наташа! – обратилась я к ней. – Вы не в курсе, сернистый ангидрид и азотная кислота на крекинг‑заводе для чего‑нибудь используются?

– Сернистый – что? – переспросила аппаратчица немного ошалело.

– Так, ясно! – сказал с ухмылкой Валера. – Дальше можно не спрашивать.

– Нет, вы знаете, какую‑то химию мы используем для разных технологических процессов, – заверила меня аппаратчица. – Но вот то, что вы сказали, я впервые в жизни слышу. Этого у нас на заводе нет.

– А на «Нитроне»? – переспросил Валера.

– Ну, на «Нитроне» не знаю, там все, что угодно, может быть. А почему вы спрашиваете?

– Да так, – отозвался Гурьев. – Учимся ловить рыбку в мутной воде.

И он посмотрел на меня вопросительно, как бы приглашая в свою очередь тоже приставать с вопросами к аппаратчице Наташе. Я решила именно так и сделать.

– Скажите, Наташа, а у Щеглова с покойным Венглером какие были отношения?

– Да нормальные. – Наташа посмотрела на меня несколько удивленно.

– Позавчера я слышала, как Щеглов обвинял Венглера в том, что тот ворует и продает налево авиационный керосин, – сказала я. – Как, по‑вашему, это правда?

– Сергей Викторович? – воскликнула аппаратчица. – Воровал керосин? Да ну, что вы, бред какой‑то! Сергей Викторович на весь завод славился своей принципиальностью.

– Да, – сказала я не без иронии. – Про то, как он заправлялся на заправке, я уже знаю.

– Серьезно? Ну а тогда что же я могу вам еще рассказать?

– Помнится, позавчера Щеглов был с Сергеем Викторовичем не очень вежлив, – заметила я.

– Ах, это, – аппаратчица улыбнулась. – Так Денис всех подначивает, такой уж у него характер.

– Наташа, а вам не показалось, что последнее время ваш начальник цеха был какой‑то странный?

– Сергей Викторович? – Аппаратчица смотрела на меня весьма озадаченно и медлила с ответом. – Может быть… – тихо проговорила она наконец.

– Так, а если поконкретнее? – вмешался Валера Гурьев. – Он с кем‑нибудь ссорился? Кто‑нибудь ему угрожал?

– Угрожал? Нет, ничего подобного я не слышала, – аппаратчица с сомнением покачала головой. – А вот ссориться он, да, действительно, ссорился.

– Так, отлично, – Валера удовлетворенно потирал руки. – С кем же он ссорился? Когда? Из‑за чего?

– Не знаю, я не видела. Я в аппаратной постоянно нахожусь, там не до того, чтобы по сторонам глазеть.

– Почему же вы решили, что с кем‑то была ссора? – спросила я.

– Потому что я слышала голоса… как они скандалили, – отвечала аппаратчица.

– Где скандалили? В вашем цехе?

– Ну, почти, – отвечал она. – Только не в зале, где стоят реакторы, а далеко, где‑то внизу, за стеной.

– А по голосу вы никого не узнали? – спросила я.

– Узнала, Сергея Викторовича, – отвечала Шутова.

– А из‑за чего был скандал? О чем они кричали?

Наташа Шутова на некоторое время задумалась.

– Понимаете, кричал один только Венглер, – сказала аппаратчица. – А ругался он, я так поняла, из‑за какого‑то мусора.

– Из‑за мусора?

– Ну да! Я помню, слышала, как он прокричал: «Что это у вас тут за пакеты?».

– И что же это были за пакеты? – проговорил задумчиво Валера Гурьев.

– Не знаю, – покачала головой Наташа. – Я так поняла, мусор. Там, за стеной, где у нас подъездные пути, полно всякого мусора валяется.

– И полиэтиленовые пакеты в том числе? – спросила я.

– Конечно, – ответила Шутова.

– И откуда же они, эти пакеты, берутся?

– Не знаю… Наверное, что‑то привозят в них.

Мы все трое переглянулись. Валера Гурьев с досадой кривил губы. Мне вспомнилось, как один мой старый университетский профессор в таких случаях патетически воздевал руки к небу и восклицал по‑латыни: «O sancta simplicitas! О святая простота!»

– Скажите, Наташа, – опять заговорила я. – А вы случайно не помните, когда именно была эта ссора из‑за пакетов? Очень давно? Не очень?

– Мне кажется, пару недель назад, – сказала аппаратчица. – Мне почему это запомнилось. Дело в том, что Сергей Викторович вошел в цех после этого спора красный как рак, глаза блуждают, рот приоткрыт. Я его таким еще никогда не видела!

Мы с Валерой понимающе переглянулись: сказанного было вполне достаточно.

– А вы не помните, – спросила я, – на вашем крекинг‑заводе с полгода назад тоже был несчастный случай, и погиб один из руководителей завода, некто по фамилии Шумков?

– Помню, конечно, – сказала аппаратчица, заметно бледнея на глазах. – Он с рабочим в очистные провалился. Это было так страшно! Представляете, свариться заживо! Наши девочки потом долго отказывались по этим мосткам над очистными ходить, все боялись, а вдруг они снова обрушатся.

– А вы не помните, – продолжала я, – этот Шумков перед гибелью случайно по поводу пакетов не разглагольствовал? Никому ими не грозил?

Ответить на этот вопрос Наташа Шутова не успела, потому что в этот момент дверь в палату открылась, и показавшийся на пороге фельдшер объявил нашему майору, что ему звонят из управления. Майор тут же вышел из палаты, а нас согласно тюремному распорядку вывели в коридор, оставив стоять у мрачной кирпичной стены и ждать возвращения Белоглазова. Палату же с Наташей Шутовой заперли на огромный засов.

Майор вскоре вернулся, глядя на нас так сумрачно и подозрительно, что нам стало сразу ясно: произошло еще что‑то интересное.

– Ну, орлы, поехали со мной! – мрачно позвал нас Белоглазов. – Прошу вас вперед, в машину!

И нам ничего не оставалось, как последовать его приглашению. Я только надеялась на то, чтобы наш внезапный отъезд не был связан с чьей‑то гибелью или какой‑нибудь новой трагедией.

Date: 2015-09-24; view: 253; Нарушение авторских прав