Глава тридцатая

Я? Потомок гнома?

— Вот мои доводы, — пояснил жамМ. — Твои волосы отдают хтаном, как ни у одного другого человека. Когда-то вся твоя шевелюра была хтановой, еще до того, как ты глотнула того ужасного зелья. Должен сказать, ты поступила опрометчиво.

— Но…

Он поднял руку, призывая к молчанию.

— Опрометчиво. — Гном улыбнулся. —.байадх хиимайих од убэх ахоэдзаИ Глупость, случается, дает золотые побеги. Надеюсь, в твоем случае произойдет так же.

Я тоже надеялась.

— Помимо твоих волос, есть еще причины считать, что ты отчасти нашей крови. До того как ты выпила зелье, ты была шире большинства своих соплеменников. И выше тоже, что мы никак не можем поставить себе в заслугу. Однако мы можем приписать на свой счет то, что ты считаешь наше подземелье уютным. Более того, ты догадалась, как проникнуть сквозь нашу каменную завесу, хотя впервые здесь оказалась. Если быть точным, ни одному человеку до сих пор это не удавалось. Я тоже, как выяснилось, умею иллюзировать, хотя не пою.

— Но… но сэр Уэллу сказал, что я втерлась в доверие людей совсем как великан-людоед. Он еще добавил, что я и выгляжу как великан.

— Да. Я очень им недоволен. — Гном замялся. — Девушка азаХ, ты жалеешь, что произошла от гнома?

— Нет!

Хотя гномы по человеческим стандартам были уродливыми, их уродство отталкивало гораздо меньше, чем внешность великанов, — по сути, вообще не отталкивало. Точно такая же разница, как между тараканом и кузнечиком.

Я даже не говорю о том, что гномы, которые останавливались в «Пуховой перине», всегда были добры. И родителям они тоже нравились.

— Я не жалею, если я действительно отчасти гном.

— Так и есть. Подобное уже случалось прежде. Муж моей тети, к примеру, имеет родню среди людей.

Теперь было самое время спросить:

— вайдиайХ жамМ, можно мне здесь остаться?

— Неужели, кузина, ты думаешь, что мы выставим тебя отсюда?

Я снова зарыдала. Второй раз в моей жизни меня приняли как родную.

жамМ прокашлялся:

— Быть может, ты научишь нас правильно готовить остумо.

Я рассмеялась сквозь слезы:

— С радостью.

Он снова прокашлялся:

— Если быть точным, ты можешь сделать для нас гораздо больше.

Я утерла глаза.

— Да?

— Мы хотели бы послушать, как ты поешь. Я рассказывал им о твоем голосе с тех пор, как впервые его услышал. А еще я не знаю ни одной человеческой песни о нас, поэтому… не могла бы ты сочинить парочку?

Я написала родителям письмо, в котором рассказала обо всем. жамМ отдал его гонцу, а также отправил в замок Онтио двух гномов-оружейников. Демонстрируя новейшие мечи и щиты, мастера посмотрят, как воспринята новость о моей смерти и сохранила ли Иви свою былую силу.

— Можешь оставаться у нас сколько захочешь, девушка азаХ, — сказал жамМ. — Но мы должны знать, как обстоят там дела.

Я хотела попросить оружейных дел мастеров внимательнее присмотреться к Айори — скорбит ли он по мне или ему все равно. Потом я вспомнила, что это мне безразлично.

Я сочинила несколько песен о жизни в царстве гномов. Написание песен спасло меня от отчаяния и мук. Я не могла думать об Иви или Айори, не терзаясь гневом и болью. Песни писать гораздо лучше.

Свою первую песню я посвятила жамМу и тому, что он для меня значил. Песня прозвучала за ужином в банкетном зале. Я почти не волновалась. По сравнению с моим первым выступлением в замке я была спокойна, как удав. жамМ заранее пообещал, что мое пение всем понравится, и я ему верила.

Исполняя песню, я обнаружила, как гномы заливаются румянцем от смущения: кончик мясистого носа у жамМа стал фиолетовым.

вайдиайХ жамМ, зеленый господин,

если быть точным, приезжал много раз

в нашу гостиницу. Он сказал, мои волосы

цвета хтан, а хтан, сказал он,

это красиво. Я была уродлива,

он сказал, что уродлива. Я знала, это правда.

Он назвал всех людей уродливыми,

если быть точным. Я была страшнее других,

но ему так не казалось.

Зеленый господин так не считал.

Если я останусь здесь навсегда,

если я никогда не вернусь домой,

я буду знать, что есть цвет хтан и он красив.

Красив, если быть точным.

вайдиайХ жамМ, зеленый господин,

если быть точным, увидел, что я приду,

а по пятам за мной идет опасность. В ту пору

он еще не называл меня кузиной.

Камешки ст о ят здесь, как кареты у меня дома.

Пуфики сравняются ценой с замками.

Замками, если быть точным.

Сегодня зеленый господин назвал

меня кузиной. Я не вижу хтана

без его руки. Но

он назвал меня кузиной. Кузиной,

если быть точным.

Если я останусь здесь навсегда,

если я никогда не вернусь домой,

я буду знать, что есть жамМ

и он бесценен. Бесценен,

если быть точным.

В моей следующей песне говорилось о великолепии пещер, в которых жили гномы. У входа в банкетный зал, например, поднималась башня из белого камня, раз в пятнадцать выше меня. А по стенам от пола до потолка выстроились снопы тонкой соломы, вырезанной по камню.

Единственное, о чем я не упомянула в своей песне, была еда. Мне хотелось большего разнообразия, а на стол подавали только то, что росло в земле. Спустя неделю я готова была отдать свою золотую тарелку за куриную ножку, плюшку, вазу фруктов. Думаю, жамМ понимал, да и остальные, наверное, догадывались. Я часто гоняла куски по тарелке, напоминая себе, что нужно есть.

Но самое великое чудо в Пещерах гномов были сами гномы. Они смирились с моим присутствием, словно я прожила у них всю жизнь. И они не уставали повторять изо дня в день — с помощью жестов, поскольку не многие говорили на айортийском, — что рады принимать у себя такую гостью. Они иногда ненадолго появлялись в нашем мире, но мы, люди, никогда не посещали их подземелье.

Им полюбился мой голос и мои песни, которые переводил жамМ. Они раскачивались совсем как мы, если им что-то нравилось. А нравилось им все подряд!

Я прожила у них две недели, когда одна женщина-гном попросила меня спеть для ее дочери, которая поступала в ученицы к ювелиру. Это была целая церемония. Обе они будут польщены, если я спою, а мать собиралась мне заплатить. Маленького бриллианта будет достаточно?

Бриллиант! У них в ходу были не монеты, а драгоценные камни. Мне еще ни разу не платили за песню. Я хотела было отказаться от камня, но жамМ велел мне принять плату. Потом он просветил меня насчет ученичества среди гномов, чтобы я могла написать песню.

Церемония проходила в пещере, отданной под рынок. Девушка пропела что-то своему новому наставнику и поклонилась в пояс. Мать девушки передала мастеру свиток. Мне сказали, что пора петь. Все улыбались.

Вот моя песня:

Сегодня у нас торжество.

Все начали раскачиваться.

Сегодня для тебя завершается

один этап и начинается другой.

Старое пока привлекательнее нового.

Ты все замечаешь вокруг.

На твоей туфле царапина.

Твой мастер слегка сутулится.

Твои пальцы плохо слушаются.

Но ты уже способна выбрать камень.

Тебе нравились цветные камешки

с тех пор, как тебе исполнилось шесть.

Помнишь?

Помни, и не забывай, как ты начинала.

Дай имя своим инструментам.

Дай имя своей скамейке.

Дай имя своему фонарю.

Так будем петь!

Будем раскачиваться!

Будем есть и пить!

Каким мастером ты станешь!

Мы раскупим твои изделия!

Мы будем гордиться, что знакомы с тобой!

Нам повезло, что мы знаем тебя сейчас.

В конце они подняли руки, как это делают люди. Затем отец девушки поднес гостям стаканы с минеральной водой — любимым напитком гномов, как остумо у нас. Мы все выпили, и церемония завершилась.

Мать девушки заплатила мне. Бриллиант оказался меньше, чем те, что лежали в вазе у меня в спальне. Зато это был мой камешек. Никогда не думала, что буду владеть бриллиантом.

Когда мы с жамМом покидали рынок, торговец свечами захотел продать мне свечи. Какая-то старуха всучивала мне конфеты из корнеплодов — жуткие сморщенные комки. Все знали, что у меня появился бриллиант, который я могу потратить.

В гостиной у жамМа я попросила его снова заглянуть в мое будущее. Мне было интересно, смогу ли я когда-нибудь вернуться домой.

Гном поправил книгу на своем столике, затем позвонил, вызывая слугу. Настало время для послеобеденного остумо. Я много часов провела на кухне гномов, следя за процессом приготовления остумо, зато теперь у гномов-поваров получался вполне сносный напиток.

жамМ взял в руки книгу, потом снова ее отложил.

— Признаться, я уже заглядывал в твое будущее. Девушка азаХ… когда я предсказывал тебе в «Пуховой перине», я видел тебя здесь, но ничего не разглядел дальше. И вот ты у нас, и мы пошли дальше.

Мне стало страшно.

— Может быть, и сейчас мы пойдем дальше после того, что я видел на этот раз.

— Так что же вы видели?

— Ты лежала на земле.

Мертвая?

— Вокруг тебя суетились какие-то фигуры. От одной из них исходило злорадство и раскаяние. Злорадство и раскаяние одновременно, если быть точным.

— Я была мертвой?

— Не знаю. Но ты не шевелилась.