Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Октябрь 2005 года
Алан Бэнкс нажал на кнопку «Воспроизвести», пропустил никуда не годный первый трек, и комнату наполнили победоносные звуки «Времени» с флойдовской «Темной стороны Луны». Он так и не освоился толком с этой новой техникой, но постепенно учился кое‑как с ней справляться. Он унаследовал от своего брата Роя современную аудиосистему, а также DVD‑плеер, плазменный телевизор с диагональю 42 дюйма, мультимедийный плеер – айпод – на 40 гигабайт и «порше‑911». Имущество Роя отошло к родителям Бэнкса, но они предпочитали жить по старинке и не сумели бы найти применение «порше» или телевизору с большим экраном. Первый не простоял бы и пяти минут у их муниципального дома в Питерборо, а второй не вписался бы в их гостиную. Они продали лондонский дом Роя, неплохо обеспечив себя до конца жизни, и передали младшему Бэнксу те вещи, которые не смогли использовать. Что касается айпода Роя, то Бэнкс‑отец, поглядев на него, уже хотел было выбросить его в мусорное ведро, и Бэнкс‑младший едва успел спасти прибор. Теперь, когда он выходил из дома, тот стал для него незаменим, как бумажник или мобильник. Он научился загружать в него программы, покупал новые зарядные устройства и шнуры и приобрел адаптер, с помощью которого можно было подключать айпод к автомобильным динамикам. Хотя Алан и сохранил значительную часть записанной на нем музыкальной библиотеки брата, ему удалось, удалив весь цикл «Кольцо нибелунгов», высвободить объем памяти на добрых пятнадцать часов звучания, чего с лихвой хватило для размещения его собственной скромной коллекции. Бэнкс направился на кухню, чтобы посмотреть, как там ужин. Требовалось всего лишь снять упаковку и отправить в печку подносик из фольги, но он беспокоился, как бы блюдо не пригорело. Был вечер пятницы, и сегодня должна была зайти поужинать Энни Кэббот, чисто по‑дружески; этот вечер должен был стать чем‑то вроде неофициального новоселья, хотя Бэнкс использовал этот термин без особой уверенности. Он вернулся в отремонтированный коттедж меньше месяца назад, и сегодня должен был состояться первый визит Энни. Снаружи бушевал бурный октябрьский вечер. Бэнкс слышал, как стонет и завывает ветер, и видел темные тени ветвей, мечущиеся за окном кухни. Он надеялся, что Энни доедет нормально, что на дорогу не свалится дерево. На случай, если она решит остаться, в доме имелась еще одна кровать, но он сомневался, что она захочет. В их общем прошлом было слишком много такого, из‑за чего им обоим это будет неловко, хотя летом бывали мгновения, когда ему казалось, что все возражения можно с легкостью отмести. Лучше не думай об этом, призвал он себя. Бэнкс налил себе остатки сухого красного «Амароне». Его родители унаследовали от Роя винный погреб и его тоже передали сыну. По мнению Артура Бэнкса, белое вино – это для маменькиных сынков, а красное отдает уксусом. Мать предпочитала сладкий шерри. Кто потеряет, а кто и найдет: пока это было возможно, Бэнкс наслаждался аристократической жизнью – молодым бордо и сотернами, белыми и красными бургундскими с лучших виноградников, «Кьянти классико», «Бароло» и «Амароне». Когда их запасы иссякнут, ему, конечно, придется вернуться к «ординарному чилийскому» и австралийскому красному «Биг рэд», продаваемым в коробках, но пока он позволял себе изысканные радости. Однако всякий раз, откупоривая очередную бутылку, он чувствовал, как ему не хватает Роя. Странно, ведь они никогда не были близки, и у Бэнкса было ощущение, что по‑настоящему он узнал брата лишь после его смерти. Ему придется научиться с этим жить, только и всего. То же самое происходило и со всем прочим: с телевизором, со стереосистемой, с машиной, с музыкой, – все это заставляло его невольно думать о брате, которого он раньше близко не знал, а теперь уже было слишком поздно. На середине композиции «Мы и они» послышался звонок в дверь. Энни, половина восьмого, минута в минуту. Он прошел к парадной двери и открыл, передернувшись от мощного порыва ветра, который почти швырнул ее в его объятия. Она отклонилась, хихикая, и, пока Бэнкс толчком захлопывал дверь, пыталась пригладить волосы, за время ее краткого пути от машины до двери успевшие основательно перепутаться. – Хорошенькая ночка, – заметил Бэнкс. – Надеюсь, ты добралась без происшествий. Энни улыбнулась: – Ничего такого, с чем я бы не смогла справиться. Она протянула Бэнксу бутылку вина – чилийское «мерло» из супермаркета «Теско», отметил он – и достала щетку для волос. Укрощая хаос у себя на голове, она прошлась по гостиной. – Я ожидала совсем другого, – заявила она. – Тут вполне уютно. Вижу, ты все‑таки решил остановиться на темном дереве. Дерево для стола – это был один из тех вопросов, которые они в свое время обсуждали, и Энни тогда советовала выбрать не сосну, а что‑нибудь потемнее. Бывшую гостиную Бэнкс превратил в уютный кабинет с книжными шкафами по стенам, стоящей под окном копией георгианского бюро, приспособленной под ноутбук, и парой удобных кожаных кресел коричневого цвета, расставленных у камина и сулящих приятные часы, проведенные за чтением. Дверь сбоку от очага вела в новую комнату отдыха, тянувшуюся по всей длине дома. Энни прошлась по ней туда‑сюда и восхитилась, хоть и сказала Бэнксу, что она ей кажется сущим холостяцким логовом. На передней стене висел телевизор, а динамики были расставлены в стратегических точках вокруг мягкого темно‑фиолетового дивана и кресел. Вдоль боковых стен тянулись стойки с CD и DVD, в основном принадлежавшими Рою, если не считать нескольких дисков, которые Бэнкс купил за последние месяц‑другой. Из задней части комнаты застекленная створчатая дверь вела в оранжерею. Они дошли до полностью переделанной кухни. Бэнкс постарался добиться, чтобы она выглядела как можно ближе к оригиналу, и наполнил ее сосновыми буфетами, висящими на стенных крючках медными сковородками, устроил «уголок для завтрака» со скамейкой и столом, сочетающимися по стилю с буфетами, но та странно‑ласковая атмосфера, которую он ощущал здесь раньше, ушла навсегда. Или ему это просто казалось? Теперь это была отличная кухня, но всего лишь кухня. Строители протянули оранжерею вдоль всей задней части дома, и из кухни в нее тоже вела дверь. – Впечатляет, – признала Энни. – Да еще и «порше» стоит у дома. К тебе все бабочки слетятся на свет, не успеешь оглянуться. – Даже и не надейся, – проговорил Бэнкс. – Я подумываю, не продать ли «порше». – Почему? – Да просто такое необычное чувство – когда у меня все эти вещи Роя… Нет, телевизор, фильмы, компакты с музыкой – это еще ничего, это, видимо, не такое личное, но машина… не знаю. Рой обожал ее. – А ты попробуй. Может, ты ее тоже заобожаешь. – Она мне и так нравится. Просто… А, ладно. – М‑м‑м, тут вкусно пахнет. Что на ужин? – Ростбиф и йоркширский пудинг. Энни скорчила гримасу. – Вегетарианская лазанья, – признался он. – Лучшее блюдо от «Маркса и Спенсера». – В самый раз. Бэнкс заправил простенький салат маслом и уксусом, а Энни, усевшись на скамью, открыла вино. Альбом «Пинк Флойд» закончился, так что он пошел и поставил на стереосистему один из духовых квинтетов Моцарта. На кухне тоже стояли динамики, и звук был хороший. Когда все было готово, они уселись друг напротив друга и Бэнкс разложил еду. Энни хорошо выглядит, подумал он. Ее каштановые волосы падали на плечи – все в том же беспорядке, но в его глазах это лишь добавляло ей привлекательности. Что касается всего остального, то она была лишь чуть‑чуть подкрашена и одета по‑будничному: легкий льняной жакет, зеленая футболка и обтягивающие черные джинсы; на правом запястье болталось несколько серебряных браслетов, которые позванивали, когда она шевелила рукой. Не успели они прожевать первый кусок, как у Бэнкса зазвонил телефон. Он пробормотал Энни извинения и пошел взять трубку. – Сэр? – Это была констебль Уинсом Джекмен. – Да, Уинсом, – откликнулся Бэнкс. – Надеюсь, у тебя что‑то важное. Я весь день вкалывал у раскаленной домны. – Сэр? – Да это я так… Выкладывай. – Тут у нас убийство, сэр. – Ты уверена? – Иначе я бы не стала вас беспокоить, сэр, – заметила Уинсом. – Я как раз сейчас на месте происшествия. Мурвью‑коттедж, это в Фордхеме, совсем рядом с Линдгартом. Я стою футах в шести от этого человека, у него проломлен затылок. Похоже, кто‑то его стукнул кочергой. Кев тоже здесь, и он тоже так думает. Извините, я хотела сказать – сержант Темплтон. Нам позвонил местный бобби. Бэнкс знал Фордхем. Не более чем деревушка – горстка коттеджей, паб и церковь. – Бог ты мой! – вырвалось у него. – Ладно, Уинсом, постараюсь приехать как можно быстрее. А пока вызови ребят из криминалистической службы и доктора Гленденинга, если он не занят. – Есть, сэр. Надо ли мне звонить инспектору Кэббот? – Я сам с ней свяжусь. Пусть никто не подходит к месту происшествия. Мы сейчас будем. Самое большее через полчаса. Бэнкс разъединился и вернулся на кухню. – Прости, что порчу тебе ужин, Энни, но нам нужно выдвигаться. Подозрительная смерть. Уинсом уверена, что это убийство. – На твоей машине или на моей? – Думаю, на твоей. «Порше» все‑таки слишком претенциозен для поездок на место преступления, тебе не кажется?
Date: 2015-09-24; view: 242; Нарушение авторских прав |