Глава 8. В рассветном небе красный цвет сменялся оранжевым, затем бледнел до желтого

В рассветном небе красный цвет сменялся оранжевым, затем бледнел до желтого. Последние яркие краски осеннего леса, окружающего маленькую полянку. Это было слишком веселое зрелище для прощальной печали в сердце Касси. За то короткое время, что она провела с Мэг и ее сыновьями в четырех стенах убежища английского рыцаря, они стали ей дороги. Если говорить правду, они стали ей дороже, чем многие члены ее семьи, которых, как и в большинстве знатных домов, она редко видела и которым до нее было мало дела.

– Я бы остался, если бы мне позволили, Касси! – Том мельком взглянул на Уилла, но, когда тот нахмурился в ответ, быстро перевел взгляд на нее. Неожиданно вспомнив двусмысленную сцену, при которой они расстались предыдущей ночью, он поправился: – Мы бы все остались дольше, если бы могли!

Искренние слова и гримаса боли на лице Тома вызвали слабую улыбку у той, к кому он обращался.

– Я знаю, – прошептала Касси, так как ее горло было сдавлено слезами.

– Том говорит правду, – подтвердила Мэг. – Я бы охотно задержалась еще на несколько недель, если бы не приближались святки. В замке надо многое приготовить, а это долго. – Мэг замолчала, вдруг осознав, что Касси не хуже, чем ей, известны обычаи жизни в замке.

Полувиновато пожав плечами, она объяснила, почему ее присутствие особенно необходимо:

– Я должна быть там, чтобы еда и праздник были приготовлены как следует. Подруга нашей графини, Мерта, следит за работой кухни, когда меня нет, но, хотя у нее и доброе сердце, она очень нетерпелива, чтобы обращать внимание на мелочи.

– Такие, например, как приправить вино точным количеством нужных пряностей! – Замечание Тома, сделанное вполголоса, вызвало громкий смех Кенуорда.

Мэг сделала замечание Тому за упоминание о бесславном провале, когда на парадный стол было подано отвратительное зелье, горький вкус которого вызвал тяжелые вздохи, прикушенные губы и плотно закрытые глаза.

– Кроме того, Мерта стареет, и ответственность за такое празднество может оказаться ей не под силу. – Мэг намеренно отвернулась от сына, не сумевшего сдержать широкую улыбку.

– Так что обнимите нас! – Она протянула руки милой французской барышне, которая явно была в ужасе от их отъезда и выглядела такой несчастной, словно ее оставляют одну.

Касси прикрыла глаза, пытаясь удержать отчаянно хлынувшие слезы, и пылко обняла Мэг.

– Ничего не бойтесь, – пробормотала она, и слова ее прозвучали глухо из‑за комка в горле. – Я буду заботиться о Беате как сестра.

Дом Уилла был безопасным убежищем, которое Беата не покидала с тех пор, как появилась здесь, не выйдя даже в это утро, чтобы провести еще несколько мгновений с сестрой.

Касси знала, что не в состоянии спокойно видеть, как ее новые друзья, которых она, похоже, больше никогда не увидит, исчезают в тенях Уилда, и бросилась в дом, чтобы присоединиться к Беате.

Холодный ветерок шуршал опавшими листьями у ног оставшихся на поляне. Ссохшиеся и потерявшие некогда яркие краски, они напоминали о том, что время идет, и о том, что нужно сделать, прежде чем оно уйдет. Уилл так крепко обнял Мэг, что мог бы раздавить кое‑кого послабее, а когда Кенуорд горячо обнял мать, он протянул руку его брату, гордо и прямо стоящему рядом с ней.

Том схватил протянутую руку ниже локтя и прижал свое плечо к плечу Уилла, подтверждая этим крепкие семейные узы. Хотя он и жалел, что Уилл, на правах дяди, преградил ему дорогу к военной славе, восхищение Тома и его любовь к этому исключительному человеку были по‑прежнему сильны. С тех пор, как десять лет назад умер их отец, да и задолго до этого, Уилл был наставником ему и его младшему брату.

Сопровождаемая людьми Уилла, которые должны позаботиться о том, чтобы мать и сын безопасно доехали до границ Уилда, отъехавшая пара вскоре исчезла в тенях леса.

Почти в то же самое мгновение с противоположной стороны поляны из леса выехали двое и спешились перед своим предводителем.

Темные брови сдвинулись над потемневшими вдруг глазами: Уилл ждал новостей.

– Как вы приказывали, мы были в Оффкэме и показали набросок всем поблизости, – зловеще проговорил великан Гарри.

– И узнали больше, чем ожидали! – Второму говорившему, вдвое меньше по размерам, но более нетерпеливому, очень хотелось продолжить доклад Гарри, но он тотчас умолк под взглядом старшего.

– Дункан прав. – Слова сопровождались глубоким вздохом, вызванным незаслуженной снисходительностью к его легко возбудимому напарнику.

– Мы не только узнали, кто напал на Беату, но и что предводитель банды, Ги де Фо, отправился на поиски своей невесты…

– Кассандры Гавр! – Дункан снова вмешался; слишком возбужденный, чтобы удержать язык.

Уилл вздернул подбородок, как от неожиданного удара.

Невеста! Более того, ее жених находится поблизости! Она скрыла от него этот факт, который мог оказаться решающим, и спокойно провела с ним время прошлой ночью сидя перед камином!

Уилл чувствовал себя преданным. Он неоднокpaтно уверял себя, что ни одной женщине не удастся провести его, он на самом деле поверил, что Касси, единственная из знатных женщин, поняла то удовлетворение, которое он получает от простой жизни в Уилде. Он думал, что у них одни и те же взгляды на жизнь. Теперь, зная, что она помолвлена со знатным французским феодалом (а это разбивало его безумные мечты обладать ею), он был уверен, что все это время она играла с ним – и почти добилась успеха, доступного немногим. Она заплатит за свои поступки! Боль все разрасталась, терзая его гордость, благодаря которой он был невосприимчив к чужим мнениям, и грозила спустить с привязи опасный нрав.

Оба гонца отпрянули от рыцаря, заметив гневные огоньки, загоревшиеся в его глазах, – почти единственный признак жизни на холодном, словно вырубленном из льда, лице Уилла. Он прошел мимо них к дому.

– Ах ты сучка! – Это ругательство обрушилось с той же силой, что и дверь, захлопнувшаяся за его спиной.

Касси, свернувшаяся клубком в теплом кресле, резко выпрямилась. Непонимающими глазами она смотрела на разгневанного человека, стоящего в дверях. Что она ему сделала? Она встала и инстинктивно протянула к нему руки, безмолвно моля объяснить причину ярости.

– О да, вы разделяете мою любовь к простой жизни… – В улыбке Уилла читалась горькая насмешка над собой. – Вы лжете, предательски улыбаясь, а сами мечтаете о богатстве и удобствах, которые в один прекрасный день вам может обеспечить ваш знатный жених! – Он толчком прикрыл плотнее дверь и крепко прижал к бедрам стиснутые кулаки, словно удерживая себя от расправы, которой требовал его гнев. – Вы хотели заставить меня ухаживать за вами, добиваясь потихоньку того немногого, что у меня есть, и обманывая меня относительно вашего родства с захватчиками, стремящимися завладеть моей землей.

Его пальцы разжались, и он глубоко погрузил в их черные пряди, словно наказывая себя за глупость.

– Боже мой! Невеста их предводителя! За какого же дурака вы меня принимали!

Он узнал о Ги и пришел в ярость! Этот бесспорный факт положил конец безумным мечтам Касси, рожденным воспоминаниями о его улыбке и огне поцелуев, мечтам, в которых она и прекрасный рыцарь счастливо жили в зеленых дебрях дикого леса. Медленно покачав головой, Касси отступила к лестнице, повернулась и опрометью бросилась наверх.

Его обвинения эхом отдавались в ее голове снова и снова, сильнее и сильнее, громче и громче. Сквозь их болезненный шум она с трудом различила слабые рыдания хрупкой женщины, сжавшейся в углу у подножия лестницы.

Спустившись по лестнице именно тогда, когда появился Уилл, Беата услышала его разгневанный голос и почувствовала угрозу насилия. Загнанная в темный угол тайных воспоминаний, она, съежившись, припала к стене, закрыв голову руками, как щитом.

Бросившись за Касси, Уилл хорошо расслышал плач, говорящий о том, в какой ужас пришла Беата, и не смог, разумеется, оставить ее, потому что сам был причиной ее страданий.

– Беата, любимая, тебе нечего бояться! – успокаивал ее Уилл, опустившись рядом с ней на колени. Но трудом сдерживая гнев и мельком взглянув на исчезающую за углом фигурку, он нежно поднял Беату и усадил ее в одно из кресел.

Касси едва слышала рыдания Беаты, но утешающие слова Уилла донеслись до нее так же ясно, как и обвинения. Беате нечего бояться! Беата – «любимая»! Она и раньше знала, что это правда, и смирилась, но значительно больнее было слышать это из его собственных уст, тем более что еще вчера он говорил совсем другое!

Тихо закрыв дверь своей комнаты, она прижалась к доскам двери, словно умоляя их помочь ей.

А внизу Уилл продолжал утешать Беату, уверяя, что и теперь и в будущем, если она захочет жить в Уилде, ей не грозит никакая опасность.

Наконец добившись робкой улыбки, он поднялся по лестнице и остановился перед плотно закрытой дверью комнаты Касси. Он, несомненно, мог ворваться туда. Но заколебался, не желая ни углублять трещину между собой и Касси, ни еще больше пугать Беату. Горячий гнев Уилла утих при виде страха сестры. К нему вернулся разум, чтобы понять, какую ошибку совершил, обвинив Касси в обмане.

Но что теперь он может поделать? Сделанного не воротишь!

Проснувшись, Касси подумала: «Хорошо бы, день остановился на том мгновении, когда я прощалась с друзьями! К несчастью, – печально признала она, – мне давно уже следовало понять, насколько мудро не отвергать возможность любой неприятности».

Завернувшись в меха и в оцепенении сидя скрестив ноги на клочковатом тюфяке, она заметила бледно‑желтую соломинку, отважно проткнувшую грубый чехол, точно стремясь вырваться из него.

Не раздумывая ни мгновения, она выдернула ее. Соломинка свободна. Но что теперь с ней делать? В голову пришла неприятная мысль, что она и эта частичка мусора имеют много общего. Спорна не только ее ценность в этом мире. Даже если она освободится из своего плена, что ей от этого? Какая у нее цель? Ее появление в замке де Фо не более желанно, чем мусор на полу, на котором такая одинокая соломинка просто потеряется.

Так же как соломинка будет во власти сокрушающей ноги, так и она будет во власти ее бессердечного и часто намеренно жестокого жениха. Касси начала отчаянно запихивать соломинку обратно, словно от этого зависела ее собственная жизнь.

– Касси! – Обращение было таким тихим, что та, кому оно было адресовано, сначала не расслышала его. – Касси!

Касси подняла глаза и в щели приоткрытой двери увидела Беату, закутанную в неизменный плащ. Касси ободряюще улыбнулась ей.

– Я постучала, но ты не ответила, вот я и заглянула, чтобы убедиться, что ты в порядке. – Почерпнув немного мужества из этой улыбки, не скрывшей, однако, несчастного выражения фиалковых глаз, Беата прошла вперед. – С тобой все в порядке, правда?

Касси, поглощенная своим несчастьем, не смогла расслышать отчаяния в голосе Беаты. Да, Беата в отчаянии. Сцена внизу укрепила ее уверенность в том, что у нее лишь один путь избавления от бесконечного страха перед всегда маячившими невдалеке ужасными событиями. Она нуждается в помощи, чтобы обрести покой, и только Касси может ей помочь.

– Я плохо выгляжу? – Касси опустила глаза, прячась от проницательных взоров Беаты, и заметила желтую соломинку, которая все еще торчала из тюфяка. Решительно заткнув заблудшую соломинку назад к ее товаркам, она снова посмотрела на подругу.

– У тебя печальные глаза, – прямо ответила Беата.

Тяжелые ресницы закрыли глаза. Ей не следовало спрашивать об этом у той, что хотя и лишена памяти, но одарена способностью видеть скрываемые под масками чувства.

– Мне печально, что твоя сестра и племянник уехали. – Она говорила полуправду и надеялась, что сможет избежать необъяснимого провидения этой женщины‑ребенка.

Беата согласно кивнула, тряхнув медовыми волосами:

– Прощание с ними огорчило и меня. Но сказочная королева не должна быть печальной.

– Боюсь, это доказывает, что я не сказочная королева, – ответила Касси, усмехаясь.

– О нет, ты сказочная королева, хотя я не понимаю, почему ты хочешь, чтобы тебя называли Касси, а не королева Кассандра.

Твердая уверенность Беаты сама по себе была поразительной. Королева Кассандра? Как она может быть королевой, если ей неловко, когда ее называют «леди», а ведь этот титул принадлежит ей по праву.

– Тебя ведь зовут Кассандрой, не так ли? – спросила Беата. Может быть, ее подруга, как и она, почему‑то забыла свое прошлое? Если это так, она должна помочь Касси.

Беата протянула руку и тронула длинную черную косу, произнеся с благоговейным ужасом:

– Волосы любят ночь, и аметистовые глаза, похожие на омуты, тоже. Ночь разделяет туманы времени и расстояния магией твоего имени, Кассандра.

Из коридоров памяти не столь уж далекого детства перед Касси всплыла эта строчка из стишка, который ей не раз рассказывала одна из ее многочисленных нянюшек. Это была сказка о волшебной королеве, которая охраняла Аметистовые омуты в центре земли Эльфов. Даже в раннем детстве она никогда не мечтала быть королевой, и этот стишок, не трогал ее. Но сейчас она нашла ответ на давнишний вопрос. Вот откуда Беата взяла это ошибочное сравнение с эфирным созданием, с которым у нее самой было, конечно, гораздо больше сходства.

Становясь все более нетерпеливой, что случалось с ней редко, Беата упала на колени возле соломенного тюфяка и схватила Касси за руки:

– Тебя зовут Кассандрой, не так ли? Я должна знать точно, потому что у меня к тебе просьба, которую ты должна выполнить.

Касси утвердительно кивнула, хотя и не поняла слов Беаты.

– Я сделаю все, что смогу, Беата, но у меня мало возможностей.

Беата просияла и осталась глуха к «возможностям». У сказочной королевы нет ограничений. Она может околдовать всех и все сделать.

– Помоги моему блестящему рыцарю найти меня, – настойчиво взмолилась она. – Он спас меня от ужасного зла и обещал вернуться, но никогда не найдет меня здесь без помощи твоего колдовства.

Касси увидела, что Беата подходит к разговору о событиях, лишивших ее чувства реальности. Она неуверенно осведомилась:

– Какого «ужасного зла»?

– Не знаю… – Изящный лоб Беаты нахмурился, и она медленно покачала головой, отгоняя зловещие тени, которые угрожали поглотить ее. – Я не могу вспомнить… – Золотистые глаза встретились с тревожным взглядом Касси, не понимающей, как помочь Беате. – Я много раз пыталась вспомнить, но не могу. Только эти ужасные сны, которые, проснувшись, я тотчас забываю.

Касси продолжала с мягкой настойчивостью:

– Но каков же он, этот твой «блестящий рыцарь»? – Она заметила, как печать страдания исчезла с почти исцеленного лица. Если бы память Беаты вернулась так же легко!

– Он золотой и удивительный! Он перенес меня в безопасное место. Он обещал, что я буду невредима, пока ношу его плащ, и обещал вернуться за мной. – Ее лицо опять померкло, а рука с неожиданной силой схватила Касси за плечо. – Ты должна помочь мне, пожалуйста!

Касси благодарила судьбу за то, что не в ее власти выполнить просьбу Беаты, потому что почти догадалась, о ком говорит Беата. Несмотря на искреннее желание помочь новой подруге, она будет молиться о том, чтобы «блестящий рыцарь», и ее давнишний друг, никогда не появился в этом месте. Учитывая клятву Уилла позаботиться о том, чтобы те, кто виновен в нападении на дом Беаты, заплатили своей жизнью, появление здесь «блестящего рыцаря» окончится для него смертным приговором.

Выразив свою просьбу без всякого страха, что ее, могут не выполнить, Беата ускользнула так же незаметно, как и вошла. Касси осталась в комнате, удрученная усиливающейся опасностью. Несмотря на странные звуки в коридоре и на лестнице, она не поддалась любопытству и ответила только на стук Кенуорда, когда тот принес еду. Есть она не хотела.

Небо потемнело, наступила ночь, а Касси все думала над обвинениями Уилла. Жалость к себе уступила место природной честности. Его гнев был всего лишь гневом. Она скрыла от него правду вовсе не для того, чтобы одурачить! Он заслуживает объяснения. С наступлением ночи деревня затихла, и Касси уступила требованиям своей совести. Интересно, спит ли Уилл? Может ли она пойти к нему сейчас? Следует ли ей идти? Она пойдет!

Касси хотела появиться перед Уиллом в лучшем‑виде, уверенной и гордой. Она сменила простое платье на кремовое, с рубиново‑красной мантией, выгодно оттенявшей цвет ее лица. Проведя гребнем по распущенным черным кудрям, она несколько раз вздохнула, чтобы успокоиться. Прежде чем трусливая натура остановила ее, Касси спокойно открыла дверь и услышала, как Кенуорд пожелал Уиллу спокойной ночи и вышел, закрыв за собой дверь.

Наверху Уилл налил последнюю порцию горячей воды в ванну и слепо смотрел на поднимающийся пар. Он устал от купания в холодном ручье и мечтал распарить в горячей ванне утомленные мышцы и успокоить напряженные нервы. Он пообещал себе это удовольствие как справедливую награду за трудный день: он выполнил свой долг, заключив Кассандру в ее комнату. Днем Кенуорд помог ему установить ванну перед камином и после ужина стал нагревать воду.

Уилл шагнул назад, снял зеленую, в цвет леса, рубаху и бросил ее в отодвинутое от камина кресло. И тут глаза его расширились при виде Касси, нерешавшейся войти в его комнату. Взглядом нежно‑фиалковых глаз она гладила его обнаженную грудь. Восхищенные глаза провоцировали его больше, чем он мог перенести. Он огрызнулся:

– Какую проделку вы придумали для меня сегодня?

Сглотнув, Касси отвела глаза от пугающе‑прекрасного зрелища мощных мускулов. Хотя она уже видела его таким, у нее стеснило грудь. От широких плеч до узких бедер он был само совершенство!

– Я пришла, чтобы еще раз извиниться, – тихо ответила она, раздосадованная отрывистостью своих слов. – В этом от меня, кажется, самая большая польза, – по крайней мере, это мне чаще всего приходится делать. Вы никогда не спрашивали, помолвлена ли я. – Она вспыхнула от неожиданного и, к сожалению, кратковременного прилива мужества. Смущенная холодным блеском черных глаз, она добавила в свою защиту: – Вы только спросили меня, не родственница ли я Гавру, принимающему участие в осаде Дуврского замка.

Она прямо встретила его леденящий взгляд J крепко сцепила руки, пытаясь побыстрее выполнить свою задачу – извиниться, объяснить, но не ссориться.

– Я не рассказывала вам о Ги не для того, чтобы, обмануть вас, а в слабой попытке обмануть себя. – Она шагнула вперед и сжала в испуге высокую спинку кресла. – Неужели вы не поняли, что я никогда не хотела иметь дело с этим подлым человеком? В самом деле, именно неприязнь к нему привела меня на вашу землю.

Это насторожило Уилла. Он с самого начала задавал себе вопрос, что заставило ее отца привезти девушку в страну, где идет война, и теперь с бесстрастным лицом внимательно слушал ее рассказ.

– Чтобы избежать этого брака, я сбежала в аббатство, думая найти там убежище среди монахинь. Но они вернули меня отцу без всяких разговоров. Он привез меня сюда, чтобы немедленно выдать замуж и передать в железные руки мужа. – Касси боялась увидеть в его глазах недоверие и отчаянно стремилась к подробным объяснениям. – Ги – богатый и могущественный человек. Страстно желая породниться с ним, отец вначале хотел выдать меня за его сына, мальчика лет на десять моложе меня. Но тот подхватил лихорадку и умер прошлой весной. Мой отец, не желая терять связи, согласился тогда выдать меня за отца.

В ее голосе слышалась глубокая неприязнь, и Уилл понял, что она действительно не любит этого человека. И тем не менее Уилл был слишком осторожен, чтобы снова позволить обмануть себя, да еще одной и той же женщине. Темные брови свирепо нахмурились, когда он обдумывал, что может скрываться за ее словами.

– Вы имели право поставить под вопрос мою ценность в этом мире, – говорила с ожесточенностью Касси. – Я всегда знала, что мое единственное предназначение – быть проданной за что‑нибудь более достойное. Так что, видите… – Она пожала плечами с притворным безразличием. – Я даже не предназначена для того, чтобы быть украшением. Это никому не нужно. Вам, должно быть, известно – женщины ценятся только как предмет торговли, и малышка ли она в колыбели, или беззубая ведьма – это не имеет значения, если приданое и семейные связи достаточно привлекательны. Если речь идет о выгодном союзе и огромном богатстве, мои мнения и чувства ровно ничего не значат. – Ладонь одной руки терла другую, как бы удаляя остатки муки, приставшей к рукам при выпечке хлеба.

Это было очень хорошо известно Уиллу. Вот поэтому, даже если бы они не были врагами, она никогда не могла бы принадлежать ему. У него не было ни богатства, ни влияния, ни знатного происхождения, которое искупило бы все остальные недостатки.

– Я не говорила раньше о Ги, потому что одна эта мысль – принадлежать ненавистному человеку – ужасает меня. Похоже, в несчастье, происшедшем с Беатой, виноват он, который уже трех жен вогнал в могилу. Я не желаю быть четвертой и умоляю вас не передавать меня ему. – Ее дыхание прерывали жалобные вздохи, поднимающие роскошную грудь. Контуры ее фигуры маняще очертились под тонкой шерстью красной мантии.

Уилл стоял раздумывая, не пытается ли она разжалобить его. Теперь, когда слишком поздно, она стоит здесь, умоляя о помощи. Даже если все сказанное правда, почему она не сказала ему сразу, когда еще была надежда, что он выполнит ее просьбу? Но говорит ли она правду или опять лжет, чтобы оправдаться перед ним и снова провести его, заставив дать ей то немногое утешение, которое он может? Теперь это уже не имеет значения.

– Ваше признание пришло слишком поздно, – проскрежетал в ответ Уилл. – Я не могу, если бы и хотел. – Его язвительный тон говорил о незыблемости его решения. – Я сказал вам об этом в тот самый день, когда было послано требование выкупа, неделю назад. Как только вас передадут вашему брату, он немедленно, и вы должны понимать это, сообщит об этом де Фо.

«Ясно, – подумал Уилл, – она разыграла всю эту сцену, преследуя какую‑то свою цель».

У Касси от отчаяния опустились плечи. Он говорил то, что она не могла отрицать, и нечего ожидать, что произойдет чудо и он отменит свое решение. Резкость его ответа доказывала, что она ему безразлична. Пока слезы, закипавшие под веками, не прорвались наружу, она резко повернулась, чтобы убежать к себе.

Когда Кассандра повернулась к нему спиной, Уилл пожалел, что оттолкнул протянутую руку мира. Даже если в его самых худших подозрениях заключена правда, он обошелся с нею неоправданно жестоко. Что за нечистый демон попутал его в последние дни? В течение многих лет он сдерживал буйный нрав, возводя вокруг себя непроницаемую стену хладнокровия и обаяния, но те, кто знал его, говорили, что с его слишком горячей натурой он не сможет умерить неистовую отвагу. Теперь же, дважды за один день, его нрав дал себя знать, и он напал на беззащитную девушку.

Не отдавая себе отчета в своих действиях, Уилл шагнул к Касси и обнял ее за плечи, стараясь повернуть к себе.

Она ощутила этот жалостливый жест как удар. Ее раненая гордость восстала, и она взглянула на него глазами, сгорающими от сдерживаемых слез.

– Вы хотите позабавиться со мной? Так же, как хотели прошлой ночью? Как, по‑вашему, Ги должен поступить со мной?

Уилл был ошеломлен неприятием его попытки помириться, исполненной самых лучших намерений. Позабавиться? Так вот как она расценила их объятия прошлым вечером! Позабавиться? Он ее не принуждал. Она оказалась в его объятиях по своей воле. Нет, больше чем по своей! Она просто соблазняла его!

– Я только ответил на открытое приглашение ваших глаз! Я заставлю вас расплатиться за ваши невысказанные обещания! – Его гордость взыграла, а глаза излучали холодную насмешку. – У меня не было необходимости принуждать вас!

Касси раскрыла рот, приготовившись отрицать его слова, но он схватил ее в объятия прижался губами к ее рту. Однако этот поцелуй был значительно нежнее его слов. Будь у нее сила, она бы сопротивлялась, но, non, его губы ласкали ее рот, пока она не ответила на это дразнящее поглаживание, страстно желая более завершенного соприкосновения. Когда он приник к ее губам, чтобы испить их ягодную сладость, огненный вихрь опять смел ее в водоворот страсти!

Мир сократился для нее до одного чувства. Она обвила руками его обнаженные плечи, испытывая неизвестное дотоле ощущение радости от прикосновения к его атласной коже, к шелковистым черным завитками на груди, к которой она бездумно прижалась. Ее пальцы перебирали прохладные пряди его волос, а он чуть запрокинул ее голову, открывая шею для поцелуев, прожигающих ее до основания. В то время как одной рукой он крепко прижимал ее к своему телу, другая рука начала познавательное путешествие от талии вверх и наконец обхватила ее пышную грудь. Когда большим пальцем он погладил ее сосок, она затрепетала и тихо простонала.

Вдруг Касси почувствовала, что ее держат только холодные доски двери за спиной, а человек, доведший ее до состояния бескостной массы, стоит на расстоянии шага, с сардонической улыбкой на губах, сверкая глазами из‑под полуопущенных век.

– Никакой силы не понадобилось. Вы сами дали мне все, что обещали ваши глаза, без всякого принуждения с моей стороны! – Уилл повернулся к ней спиной и спокойно спустился вниз, спасая свою гордость.

Да, с его гордостью было все в порядке, но гордость Касси серьезно пострадала. Позволив ему так легко растопить лед ее гнева, она полностью выдала свою порочную увлеченность им. Уйдя даже не оглянувшись, он ясно продемонстрировал, что не чувствует к ней ничего, кроме мимолетного физического интереса.

Касси буквально ввалилась в дверь своей комнаты и, споткнувшись, упала лицом вниз на колючий соломенный тюфяк – самое лучшее место для ее попранного достоинства. Он называл ее бесполезной, и она действительно бесполезна. Он нашел ее недостаточно привлекательной, чтобы взять ее. Слишком долго сдерживаемые слезы испарились, и боль вырвалась наружу сухими рыданиями.

Стоя прямо под постелью Касси, Уилл услышал эти рыдания.

Они погасили огонь его темперамента, оставив лишь холодный пепел сожаления. До сегодняшнего дня он никогда в жизни не причинил боли женщине! Почему он это сделал? Ведь ей, именно ей он хотел бы менее всего причинить боль.

Раздетый, Уилл широким шагом подошел к двери, снял с колышка свой плащ и вышел в холодную ночную мглу позднего ноября.