Глава 7 3 page

– Надеюсь, ты любишь его, если собралась за него замуж, Пэнси? – мягко спросила Велвет. Пэнси счастливо улыбнулась.

– Да, – призналась она. – Я люблю этого мошенника! – Потом она обернулась к двум молоденьким служанкам. – Скажите только кому‑нибудь хоть слово о том, что услышали сейчас, и вы не доживете до весны! Мне совсем не нужно, чтобы Дагалд знал о моих чувствах!

Служанки согласно закивали головами.

– Да, – уверенно сказала одна из них, по имени Сара. – Плохо, когда мужчина слишком уверен в тебе. Я не обмолвлюсь ни словечком, госпожа Пэнси, и Милли тоже. Ведь правда, Милли?

Девушка, которую назвали Милли, потрясла головой.

– Нет, – сказала она, – я не стану болтать. Велвет теперь была готова, чтобы надеть платье, и Пэнси зашипела на своих помощниц:

– Не стойте без дела! Быстренько несите платье миледи! Через несколько минут Велвет уже стояла перед зеркалом, с удовольствием разглядывая свое отражение. Ее костюм, конечно, был триумфом, решила она и, очень довольная собой, улыбнулась себе в зеркало. Грудь ее была опасно близка к тому, чтобы выскочить наружу из пены серебристых кружев, которыми был обшит ее очень низко вырезанный лиф.

Шею обвивало, опускаясь на грудь, чудесное ожерелье из прозрачного зеленоватого янтаря с желтыми бриллиантами, а в ушах сияли такие же серьги. Пэнси зачесала ей волосы назад, так что они свободно ниспадали на спину, и приколола за левым ухом букетик серебряных роз.

– Миледи, ваши драгоценности, – сказала Пэнси, протягивая ей шкатулку с кольцами и перстнями.

Велвет на минуту задержалась, подумав о том, что еще год назад у нее вообще не было никаких драгоценностей, а сейчас она обладает несколькими ожерельями, серьгами, браслетами, кольцами, перстнями, булавками и другими драгоценными безделушками. Алексу доставляло удовольствие осыпать ее красивыми вещами. Затем, сосредоточенно нахмурившись, она выбрала несколько колец – с желтым алмазом, с изумрудом, с фиолетово‑голубоватой шпинелью и с крупной кремовой жемчужиной – и быстро унизала ими свои тонкие пальчики.

– Мадам, вы великолепны!

Она обернулась и увидела входящего в спальню мужа. Он был с головы до ног в красном бархате, в камзоле, расшитом в геометрическом порядке золотыми бусинками.

– Вы, милорд, не менее великолепны! – искренне вернула она комплимент, думая о том, как чертовски он хорош и как выросла ее любовь к нему.

– Жаль, что нам надо идти, не правда ли? – поддразнил он ее. Янтарные глаза графа лучились любовью. Велвет вздохнула:

– Да, жаль, но нельзя же разочаровать мою крестную мать, королеву, которая так любит нас и так добра. – Велвет благопристойно опустила глаза долу, и он усмехнулся ее притворной застенчивости.

– Очень хорошо, мадам, тогда нам пора, но, если там будет невыносимая скука, отвечать придется вам.

– Тогда мне нечего бояться, милорд, ведь вам никогда не бывает скучно. Не пройдет и нескольких минут, как вас окружит толпа хихикающих женщин, которые едва выносят мое присутствие. Я наблюдала за вами, сэр, и заметила, что в их окружении вы становитесь похожим на избалованного толстого кота. Нет, вам не придется скучать.

– Думаю, что и вам тоже, мадам, – не остался в долгу Алекс. – Если меня окружают женщины, то вас точно так же берут в плен мужчины.

Она весело рассмеялась, зная, насколько он ревнив. Пэнси накинула на госпожу пелерину из серебристой парчи, отороченную соболями, а Дагалд вышел из смежной комнаты с накидкой и шотландской шапочкой своего хозяина. Граф и графиня Брок‑Кэрнские отбыли в Гринвич на своей комфортабельной яхте, благо река еще не встала, хотя уже ударили морозы. Они укутались в меховые плащи, а в ноги положили горячие кирпичи.

Велвет нравилось плавать по реке, и она удобно устроилась рядом с мужем на палубе. Солнце только что село, и на горизонте золотисто‑оранжево пламенел зимний закат, а над ним в темнеющем вечернем небе уже зажглись первые звезды. Темза спокойно несла свои темные воды. Время прилива не пришло, и их судно плавно скользило по воде, оставляя пенящийся след за кормой. Было безветренно, и, укутанные в меховые плащи, они совсем не ощущали февральского мороза.

– Ты все еще переживаешь из‑за необходимости ехать в Шотландию? – тихо спросил он ее.

– Да нет, не очень, – ответила она. – Мне бы, конечно, хотелось до отъезда повидать родителей, но уж коли они заранее обговорили нашу свадьбу, то, думаю, не будут возражать против того, что мы поженились в их отсутствие. Кроме того, – в уголках губ Велвет мелькнула слабая улыбка, – нам уже пора обзаводиться ребенком, не так ли, милорд?

У него удивленно открылся рот от такой перемены в ее настроении.

– Черт побери, дорогая, разве не об этом я толкую тебе все последнее время?

– Да, милорд, но наследник рода Брок‑Кэрнов должен появиться на свет не в Англии, ведь так?

– Опять, мадам, вы подвигаете меня к необходимости применить силу. Или вы теперь отказались от мысли дождаться приезда родителей?

– Я много думала об этом, Алекс, – сказала она, – и пришла к выводу, что если у них хватило сил проплыть тысячи миль в Индию и обратно, то поездка в Шотландию для встречи с нами и нашими детьми будет для них легкой прогулкой. – Ее затянутая в перчатку рука тронула его руку, и он сжал ее. Потом она повернула голову и, глядя ему в глаза, счастливо улыбнулась. – Мне кажется, я становлюсь взрослой и мне пора обзаводиться домом.

Он почувствовал комок в горле, который постарался побыстрее проглотить. В то же время у него как‑то сразу отлегло от сердца. Он хотел, чтобы она полюбила Шотландию и Дан‑Брок, которому теперь предстояло стать ее домом. Он слишком любил ее и страшился сделать ее несчастной. Похоже, теперь его мольбы услышаны.

Ему очень хотелось перекинуть ее через колено и высечь так, чтобы ее попка покраснела. Она довела его до сумасшествия своим упрямством в эти последние месяцы, начиная с их первой встречи. Мысли читались на его лице, и Велвет, с обожанием глядя на своего мужа, не смогла сдержать смешка.

– Дорогая, ты так жестока со мной, – низким голосом проговорил он, – но черт меня побери, если я не люблю тебя до безумия.

– Кажется, я страдаю той же болезнью, милорд. Кроме того, говорят, Лондон зимой невыносимо скучен.

Он рассмеялся, не в силах сдержаться. – Итак, Велвет де Мариско Гордон, графиня Брок‑Кэрнская, вы намерены отправиться в Шотландию, чтобы развеять вашу скуку?

– И утолить свое любопытство, – в тон ему ответила она. – С тех пор как прошлой весной ты приехал в Англию, Алекс, ты рвешься назад в свою бесценную Шотландию и пошел даже на то, чтобы выкрасть меня! Мне интересно, что же это такое находится за Эдинбургом, что так влечет тебя.

– Дан‑Брок влечет меня, и я надеюсь, ты его полюбишь! Ах, Велвет, любовь моя, нас будут окружать покрытые лесом горы, среди которых соколиным гнездом на их груди высится замок. Даже когда в долинах лежит туман, там, где мы будем жить, в Дан‑Броке, всегда солнечно, ибо его овевают своими крылами горные орлы!

Она почувствовала, как при этих словах ее охватила легкая дрожь, так была очевидна его любовь к своему дому.

– Я уверена, что мне там понравится, Алекс, – честно сказала она. – Да и как может быть иначе, если именно в Дан‑Броке ты появился на свет и из Дан‑Брока вошел в мою жизнь.

Она любит его! С неожиданной четкостью эта мысль пронзила его мозг. Она на самом деле любит его! Господи, она любит его! Его губы нашли ее сладкие‑пресладкие губы, и они слились в долгом страстном поцелуе.

Оторвавшись наконец от нее, он впился взглядом в ее изумрудные глаза, и Велвет ощутила, что теперь он наконец‑то узнал и понял ее душу и сердце, почти разрывавшееся от счастья. Теперь она никак не могла понять, почему перечила ему все эти месяцы.

– Гринвич, милорд, – провозгласил шкипер, и они увидели вдали поблескивающие огоньки дворца.

– Мне будет не хватать всего этого, – мягко сказал он.

– Да, и мне тоже, – поддержала она. – Но когда‑нибудь мы вернемся, после того как наши дети станут достаточно большими, чтобы мы могли ненадолго покинуть их, Алекс. Мой дом, я теперь поняла, там, где ты, моя любовь. Да, кажется, я окончательно повзрослела.

– И я тоже, – ответил он, улыбаясь ей. Их яхта встала рядом с другими судами, выстроившимися в очередь в королевской гавани. В полутьме раннего вечера было невозможно разглядеть, кто в них находится, несмотря на горевшие на каждом судне фонари. Неожиданно вновь прибывшая яхта попыталась оттолкнуть их, чтобы оказаться первой.

– Дорогу лорду де Боулту, – провозгласил самоуверенно выглядевший шкипер.

– Граф и графиня Брок‑Кэрнские уступают дорогу только королеве, – ответил шкипер Гордонов. – Встань в хвост и жди своей очереди. – В подтверждение своих слов он потряс веслом.

Его поддержали шкиперы с других судов, стоявших рядом, также недовольные бесцеремонностью слуг лорда де Боулта.

– Эй, там, давай назад!

– Ты смотри! Да кто такой лорд де Боулт в сравнении с моим лордом Линкольном? – прорычал человек графа Линкольна.

С других лодок донеслось еще несколько сердитых реплик шкиперов, совсем не расположенных шутить, и вылезший было вперед лодочник с проклятиями убрался в хвост очереди.

Через несколько минут граф и графиня Брок‑Кэрнские причалили к берегу и, высадившись, поднялись по ступеням к Гринвичскому дворцу, где уже началось празднество, устроенное Елизаветой Тюдор. До них долетали звуки музыки. Они вошли во дворец, и их окружили друзья.

– Ага, – воскликнул Эссекс, – наконец‑то! Что вас задержало? – Он был одет в черный бархат, его камзол сверкал бриллиантами. – Тебе не понятно? – рассмеялся Рэлей, столь же изысканный в красном камзоле, усеянном сверкающими гранатами и золотыми бляшками.

– Уолтер! – выбранила его Бесс Трокмортон, чьи темно‑русые волосы выгодно оттеняло платье из золотистой парчи, материалом для которого стал крещенский подарок Велвет. Но Велвет только рассмеялась:

– Брачная постель, сэр Уолтер, – одна из прекраснейших сторон супружеской жизни, в чем вы сможете убедиться, если когда‑нибудь рискнете отведать ее прелестей. – Она кинула быстрый взгляд на свою моментально покрасневшую подружку.

– Пойдемте, – предложила Бесс, пытаясь скрыть свое замешательство. – Королева уже спрашивала про вас и велела привести вас, как только вы появитесь.

Они весело последовали за любимой фрейлиной королевы, проталкиваясь через толпу вовсю веселившихся придворных.

Елизавета Тюдор сидела на большом резном позолоченном троне, стоявшем на покрытом ковром возвышении. На ней было надето роскошное платье из белого бархата, расшитого полосами серебристой парчи и усыпанное бриллиантами, жемчугом и золотыми бусинками. На шее красовалось ожерелье из шести ниток прекрасно подобранного розового жемчуга с изумрудной застежкой. Голову венчал огромный рыжий парик. Темно‑серые глаза светились удовольствием, и при разговоре она беспрестанно жестикулировала красивыми руками с длинными, унизанными перстнями пальцами. Увидев Велвет и Алекса, она тепло улыбнулась и поманила их к себе. Они легко пробрались через толпу веселящихся придворных и, достигнув подножия трона, почтительно поклонились.

Королева встала и, перекрывая гул голосов, прокричала:

– Тихо! Мы будем говорить и желаем, чтобы все услышали, что мы скажем.

В зале установилась тишина, даже музыканты опустили свои инструменты. Если чему она и научила своих подданных, так это послушанию.

– Завтра, – начала она, – наступает Великий пост, и вскоре после его начала моя любимая крестница Велвет отъедет вместе со своим супругом к себе домой, в Шотландию. Поскольку я надеюсь, что моя крестная дочь по прибытии в свой новый дом не замедлит выполнить свой долг перед мужем… – здесь королева сделала паузу, и среди придворных раздалось несколько громких одобрительных смешков, – то вряд ли мы увидим их в ближайшие несколько лет, ведь Дан‑Брок отделяют от Лондона многие и многие мили. Королевский Молверн, где выросла Велвет, был моим подарком Адаму де Мариско. Так как у него нет наследника по мужской линии, мы доводим до всеобщего сведения, что по его кончине имение Королевский Молверн отойдет Александру Гордону, графу Брок‑Кэрнскому, а затем его наследникам. Это мой подарок вам, ибо я люблю вас обоих от всей души.

Глаза Велвет наполнились счастливыми слезами. Чудесно, что когда‑нибудь Королевский Молверн будет принадлежать ей и ее детям. Она желала своим родителям долгой жизни, но, готовясь уехать из Англии на север, она чувствовала себя такой покинутой. А теперь королева, как бы прочитав ее мысли, предложила ей лекарство от ее печалей. Молодая графиня Брок‑Кэрнская упала на колени. Взяв подол королевского платья, она поднесла его к губам и поцеловала.

– Благодарю вас, мадам, – сказала она сдавленным от волнения голосом. Большего произнести она была не в силах.

Елизавета нагнулась и подняла ее с колен, сама с полными слез глазами. Вынув из рукава шелковый платочек, она вытерла мокрые щеки своей крестницы.

– Ну, ну, дитя, я же хотела только порадовать тебя.

– О, вы меня и порадовали, мадам, еще как порадовали! – Это, бесспорно, очень щедрый подарок, ваше величество, – проговорил Алекс, наконец обретший дар речи. Королева метнула на него смешливый взгляд.

– Вряд ли теперь у меня будут уже свои дети, – сказала она с подкупающей откровенностью. – Возможно, что в один прекрасный день сын моей кузины‑предательницы, Марии Стюарт, унаследует этот трон. – Она холодно улыбнулась. – Возможно. И если такое случится, вам, милорд, совсем не повредит иметь поместье в Англии. Совсем не повредит.

– Да, – кивнул он мрачно, – не повредит.

– Мы намерены жить долго, – усмехнулась королева, – и надеемся, что у Адама де Мариско и его жены тоже будет долгая жизнь. Может пройти много лет, пока вы вступите в права наследования, сэр. Очень много лет.

– Но когда это произойдет, – с ловкостью опытного придворного откликнулся Алекс, – я всегда буду с благодарностью и любовью вспоминать величайшую из английских королев, Елизавету Тюдор.

– Ха! – фыркнула королева. – Господи Боже, какая потеря! Вам следовало бы остаться при дворе, Алекс Гордон, ибо у вас язык и мысли прирожденного придворного. Вы далеко пойдете. О да, далеко!

– Королева очень добра, – ответил Алекс. – Но при всем моем уважении к вам и вашему двору, меня влекут холмы моей родины.

Елизавета улыбнулась.

– Я понимаю, – спокойно сказала она. – Вы любите свой Дан‑Брок так же, как я люблю мой Гринвич. Я не позволю никому лишить меня собственного дома и не буду лишать вас вашего, милорд. Мое разрешение уехать остается в силе. Поезжайте с Богом, но не забудьте вернуться вместе с женой, когда придет время.

Алекс низко поклонился и, взяв руку королевы, поцеловал ее.

Глаза королевы опять сверкнули.

– Не прощаюсь с вами, сэр, и надеюсь, вы хорошо повеселитесь! Несколько дам не сводят с вас глаз с того момента, как вы вошли в зал. Наглые, бесстыжие сучки, вот они кто.

Ты ревнуешь, Велвет?

– Нет, мадам, пока милорд не давал мне повода. Мне жалко этих дам, ведь в отличие от восточных султанов я ни с кем не намерена делить своего супруга.

Королева опять рассмеялась – в этот вечер у нее было прекрасное настроение.

– Мне иногда приходит в голову, что милорд Брок‑Кэрн получил в твоем лице все, о чем мог только мечтать, мое дитя.

– Да, мадам, так оно и есть, – озорно ответила Велвет и присела перед королевой в реверансе. Затем, взяв мужа под руку, она растворилась в толпе.

– Вы смелая, негодница, – отчитал ее сэр Уолтер Рэлей, подходя к ним. Бесс вернулась на свое место рядом со своей повелительницей, как и прекрасный граф Эссекский.

– Значит, и дети будут смелыми, – быстро ответила Велвет.

Рэлей улыбнулся и подумал, как изменилась Велвет за те восемь месяцев, что пробыла при дворе. Музыканты заиграли танец эльфов, и не успел Алекс моргнуть, как Рэлей увел у него Велвет из‑под носа. Обхватив ее за талию, он умело ввел ее в очередную фигуру, и они пропали где‑то в глубине зала.

Усмехнувшись, Алекс вернулся назад к тронному возвышению. Испросив и получив разрешение, он заполучил себе в партнерши по танцам госпожу Трокмортон, а королева отправилась танцевать с лордом Эссексом.

Празднество должно было по программе закончиться в полночь. Весь двор отправится во дворцовую часовню. Но, казалось, веселью не будет конца. Музыканты наигрывали с воодушевлением и почти без перерывов. В середине вечера распахнулись двери в обеденную залу, и гости устремились к накрытому для них столу.

Королевские повара, прекрасно помнившие о грядущих шести неделях поста, превзошли сами себя, готовясь к этому вечеру. Были поданы целиком зажаренные говяжьи, оленьи, бараньи, воловьи и кабаньи туши. На столах стояла различная дичь: утки, лебеди, павлины, последние в перьях, наряду с куропатками, перепелами, голубями и жаворонками. Каплуны зажарены до сочной золотистой корочки так же, как и гуси, сочащиеся соком, коричневатые, фаршированные сушеными фруктами. Было множество пирогов с зайчатиной и птицей, молочные поросята с лимонами во рту на золотых подносах, устланных салатными листьями, розовая ветчина, бочонки с устрицами на льду, доставленные с Северного моря, целые лососи, тарелки с креветками, некоторые сваренные в вине, а другие в масле с травами. Стояли чаши с морковью и свеклой, молодым луком‑латуком, отваренным в вине, лежали большие ломти свежеиспеченного хлеба и сыры: большие круги дерби, стилгона и чеддера местных сортов, мягкий, нежный брил из Франции.

На отдельном столе для гостей были приготовлены различные сладости: разнообразные желе, разлитые в формы, пирожные, пропитанные в вине, марципаны, вазы с поздними яблоками и грушами, крепенькие апельсины из Севильи. И вина: ударяющее в голову темное красное бургундское и светлое золотистое с фруктовым ароматом, – непрерывной рекой лились из серебряных кувшинов, разносимых лакеями..

Придворные сновали взад и вперед по обеденной зале, ликуя от предложенного изобилия. Они ели сосредоточенно, набивая себе рты, как будто пост продлится вечно, а не какие‑то сорок дней. Танцы временно прекратились, и Елизавета Тюдор опять расположилась на своем золоченом троне с красным бархатным балдахином, наблюдая из‑под опущенных век, как ее двор предается излишествам.

По ее губам блуждала слабая улыбка, но даже самый наблюдательный человек не смог бы решить, была ли она веселой или презрительной. Многие воздали должное прекрасным королевским винам, и среди некоторых придворных уже можно было заметить признаки опьянения. Королева видела все.

Ее очень радовало, что дозволенный ею брак ее воспитанницы Эйнджел Кристман и Роберта Саутвуда, графа Линмутского, оказался удачным. Молодая графиня, теперь уже заметно пополневшая, была счастлива; судя по всему, муж любил ее без памяти. Сурово поджатые губы королевы слегка расслабились. Хотя бы здесь интуиция не подвела ее. Как бы хотелось ей самой испытать такое счастье, но она давно уже усвоила, что, если мужчина получает власть над женщиной, он может разрушить ее тело, мозг или душу, или все вместе. Жизнь требует, чтобы кто‑то один расплачивался за слабость другого. Она постигла этот урок, будучи молоденькой девушкой. И все‑таки иногда в некоторых браках встречалось счастливое равенство, которое радовало ее, хотя она инстинктивно знала, что такое счастье не для нее. Нельзя быть блаженно счастливой, оставаясь королевой Англии, подумала она печально.

Ее взор нашел Велвет, которая наконец подарила танец собственному супругу. Губы Елизаветы тронула довольная усмешка. Восемь месяцев назад эта крошка была ребенком. Теперь же она весело танцевала со своим красивым супругом с шаловливой улыбкой на лице и остроумным замечанием, готовым сорваться с ее, без сомнения, острого язычка. Дражайшая Скай очень удивится, когда, вернувшись из своего путешествия, вдруг обнаружит, что ее младшая дочь сделала ее бабушкой, подумала королева. У нее не было сомнения, что стоит им очутиться в Шотландии, как девушка тут же понесет. «Мне будет не хватать маленькой негодницы с ее легким характером и веселостью», – вдруг поняла Елизавета.

А предмет раздумий королевы счастливо танцевал со своим мужем, отчаянно с ним флиртуя, пока он не пригрозил поцеловать ее на глазах всего двора, если она не угомонится. В ответ Велвет рассмеялась ему в лицо, жестоко испытывая его терпение.

Величавая павана подошла к концу, и музыканты заиграли лавольту. Велвет пригласил лорд Эссекс, и Алекс отправился хлебнуть холодного вина.

Взяв у проходившего лакея с подноса кубок, он нашел тихий уголок подальше от танцующих. У него не было сомнения, что Елизавета Тюдор держала самый элегантный, остроумный и цивилизованный двор во всем христианском мире. Он с удовольствием проводит время в Англии, но как же хочется вернуться домой! Он тосковал по чистому свежему воздуху своей родины, вдыхая зловонный воздух Лондона. Он мечтал побродить по холмам вокруг Дан‑Брока, сопровождаемый своими собаками, вместо толкотни на улицах этого города, где он должен ходить со своими людьми, чтобы отпугнуть грабителей. Он соскучился по своему замку, по простой пище, он хотел, чтобы Велвет была только с ним, без всех ее родственников и друзей. Ему надо так много показать ей, разделить с ней радость встречи с родным домом! Да, он очень хочет побыстрее убраться отсюда.

– В одиночестве, милорд? Как мне повезло. – Перед ним стояла Мэри де Боулт в полосатом серебристо‑золотом платье, уперев руки в бока. Он вдруг заметил, что она выглядит какой‑то отцветшей. Неужели ее волосы всегда были такими тусклыми?

– Мадам… – Его поклон был малообнадеживающим, а голос и вовсе обескураживающим.

– Мадам! – передразнила она его безрадостно, и он заметил, что она пьяна. – Было время, Александр Гордон, когда я была «дорогой»и «любимой», а не какой‑то там «мадам». Вы обижаете меня, милорд! Более того, вы оскорбили меня, и я намерена посчитаться с вами!

– Да неужели, мадам? И чем же я оскорбил вас? Отказом стать вашим любовником? Нежеланием пройти той дорогой, по которой прогулялись многие? Вы предлагали себя, мадам, и, хотя я был не прочь пофлиртовать с вами и поиграть в ухажера, я никогда не давал вам повода подумать, что между нами может быть что‑то большее. – Выражение его лица было ледяным и презрительным.

– Вы использовали меня, чтобы завлечь в свои сети эту рыжую сучку! – яростно прошипела она.

– Вы тоже использовали меня, мадам! Вам чрезвычайно нравилась идея увести меня у одной из фрейлин королевы. Вам нравилась мысль, что вы заарканили шотландского графа, и вы неблагоразумно выгуливали меня на глазах всего двора, как комнатную собачонку. Вы получили за ваши услуги хорошую плату, мадам. Насколько я помню, я был весьма щедр. Вам не на что жаловаться, леди де Боулт. Мое отношение к вам было честным и благородным по любому счету.

– Подонок! – прошипела она и, подняв руку, попыталась влепить ему пощечину.

Александр Гордон перехватил ее руку на полпути, сжав ей пальцами запястье. Когда он заговорил, голос его был опасно спокоен:

– Нет, мадам, и, будь вы мужчиной, вы были бы вызваны на дуэль.

Их глаза встретились в смертельном поединке. Потом без предупреждения Мэри де Боулт рванула лиф своего платья свободной рукой и, зажав одну из своих обнаженных грудей, взвизгнула:

– А‑а‑а, нет, милорд! Как вы смеете так меня оскорблять! Перестаньте! Прекратите! Умоляю вас!

Ее пышные груди бесстыдно вывалились из платья, и на мгновение ее глаза сверкнули триумфом победительницы. Потом она устроила настоящий кошачий концерт, вопя во всю силу своих легких перед уже начавшей собираться маленькой толпой.

– Он попытался… – она несколько раз икнула, якобы подавив рыдание, – он пытался обесчестить меня!

Она рыдала перед собравшимися, демонстрируя разорванное на груди платье.

Через толпу любопытствующих придворных протолкался лорд де Боулт.

– В чем дело, милорд? Что вы сделали с моей женой? Я требую, чтобы вы ответили мне!

Алекс только теперь начал приходить в себя от удивления. Рядом с ним появилась Велвет, сопровождаемая Эссексом.

– Что происходит, милорд? – спросила она тихо, понимая его состояние.

Алекс пытался найти приемлемое объяснение, ибо сваливать все на женщину было не в его привычке. Однако, быстро взвесив все «за»и «против», он не нашел для себя никакого выхода из этой чрезвычайно трудной и щекотливой ситуации. Глубоко вздохнув, он сказал:

– Ваша жена, милорд де Боулт, возжелала поссориться со мной. Когда я не позволил ей ударить меня, она разорвала на себе платье, пытаясь представить случившееся так, что это якобы моих рук дело, и тем самым попытаться мне отомстить.

– Нет, Клиффорд! Нет! – вскричала леди де Боулт. Потом она разрыдалась. – Он пытался приставать ко мне прямо здесь, в этом алькове, а когда я ему отказала, набросился на меня. Клянусь тебе!

– Ха! – оборвал ее граф Эссекский. – Более чем вероятно, это вы приставали к нему, и он отказал вам! Я подозреваю, что здесь подвергалась опасности честь лорда Гордона, а не ваша.

Собравшиеся вокруг рассмеялись.

– Вы называете мою жену лгуньей, милорд Эссекс? – потребовал объяснений Клиффорд де Боулт, выступая вперед.

– Подумайте своей головой, приятель, – отвечал Эссекс. – Леди де Боулт достаточно хороша, но в сравнении с графиней Брок‑Кэрнской она – раскрашенный булыжник рядом с прекрасной жемчужиной. Я верю лорду Гордону. Забирайте свою жену домой и задайте ей хорошую трепку. Негоже устраивать спектакль в присутствии королевы.

Слова графа Эссекского звучали весьма правдоподобно, и в глубине души лорд де Боулт знал, что он прав. Но признать это открыто – нет, невозможно, это ляжет позорным пятном на его доброе имя. Его честь и так опорочена случившимся, и, пока она не будет отмыта, он не сможет бывать при дворе с высоко поднятой головой. Он холодно взглянул на лорда Гордона и сказал:

– Завтра утром, как только рассветет, у поля Брайтуотор, милорд.

Алекс кивнул.

– Как вам будет угодно, сэр, – ответил он.

– Нет! – крикнула Велвет. – Я не разрешаю! Нет, Алекс!

Алекс повернулся к Эссексу:

– Вы не откажетесь быть моим секундантом, Роберт? Эссекс медленно кивнул, но не смог удержаться, чтобы не сказать:

– Стоит ли того эта шлюха, Алекс?

– Это дело моей чести, Роберт, поставленной под угрозу сегодняшним скандалом. Через несколько дней Велвет и мне предстоит уехать в Шотландию. Как я смогу когда‑нибудь вернуться в Англию, если эта история будет висеть на мне? Это невозможно, следовательно, дело должно быть улажено честью до моего отъезда в Шотландию. – Нет! – Велвет почти кричала. – Вы хотите поставить под угрозу свою жизнь и наше будущее из‑за этой лживой проститутки. Нет, сказала я! Нет!

Мэри де Боулт очень веселилась, наблюдая сцену, которую она так удачно разыграла. Будет дуэль, и дуэль из‑за нее! Гнев и разочарование из‑за того, что ее отверг этот шотландец, отодвинуты на задний план столь приятным развитием событий. Потом она услышала слова Велвет. Собрав на груди обрывки лифа платья, она сердито взглянула на свою соперницу и гневно сказала мужу:

– Ты слышал, что она сказала? Меня смертельно оскорбили, Клиффорд!

Он утомленно повернул к ней холодное лицо.

– Вы желаете, чтобы я вызвал на дуэль также и графиню Брок‑Кэрнскую, мадам? – Он взял ее за руку и, повернувшись к Эссексу, проговорил:

– Принесите королеве наши извинения, но моей жене стало плохо. – И он увел свою супругу из залы.

– Это сумасшествие! – Велвет опять почти кричала. – Мы все, даже бедный лорд де Боулт, знаем, что она лжет.

Мы это знаем, и все‑таки ты хочешь участвовать в дуэли из‑за ничего?

– Мы будем биться за честь, – спокойно сказал Алекс.

– Я пойду к королеве! Ты же знаешь, она запретила дуэли! – пригрозила Велвет.

– Мы поедем домой, мадам, и вы ничего не скажете Елизавете Тюдор, – спокойно сказал он.

– Еще как скажу! – Велвет не помнила, чтобы она когда‑нибудь была так сердита.

– Нет, Велвет, – проговорил Эссекс, растягивая слова. – Есть вещи, которые женщине не дано понять, и дуэль – одна из таких вещей.

– Королева понимает мужчин лучше, чем вы думаете, – выкрикнула Велвет, – и я тоже! Мужчины – это маленькие дети.

– Никто не пострадает, – пообещал Эссекс, улыбаясь самой обаятельной улыбкой. – Вы правы, когда говорили, что де Боулт знает – его жена лжет. Эта стерва поставила его в безвыходное положение. Но признать это значило бы еще больше уронить свое достоинство. Это все равно как сказать, что он не может справиться с собственной женой. Ему пришлось вызвать Алекса на дуэль. Я прослежу, чтобы они бились мечами с наконечниками. Честь будет быстро и легко удовлетворена, обещаю вам.

Велвет посмотрела на своего мужа, и Алекс кивнул:

– Я согласен, любимая. Ничья кровь не прольется, и уж во всяком случае не моя. – Он улыбнулся ей.

Толпа уже разошлась, вернувшись к танцам, и королева, даже если и узнала о скандале, вспыхнувшем в ее танцевальном зале, не подала и виду. Участники скандала надеялись, что к тому времени, когда ей доложат все подробности, дуэль уже состоится. Эссекс вернулся на свое место рядом с королевой, а Велвет и Алекса окружили их родственники. Им пришлось заново рассказать всю историю, и, пока Виллоу и Эйнджел возмущались ужасным поведением леди де Боулт и успокаивали Велвет, Джеймс Эдварде и Роберт Саутвуд вместе с капитаном Мурроу О'Флахерти и лордом Бурком обсуждали с Алексом завтрашнюю дуэль.