Рояль в кустах

У часовщика воздух был наполнен разноголосым тиканьем. Поражало изобилие стенных часов – от простых ходиков с жестяным открытым циферблатом до солидных, в лакированных дубовых футлярах. В углу торчали даже напольные, под красное дерево, неторопливо шевеля чуть потемневшим мечом маятника. На полочках устроились большие, как кастрюли, будильники, с одной и двумя чашечками звонка на макушке, еще больше – настольные часы для учреждений, в деревянных досках, тут же – мелкие квадратные хромированные, «дамские», и совсем уже диковинные для Виктора – в виде черных скульптур из пластмассы, в основание которых были вставлены самолетные часы со светящимися стрелками и недельным заводом. Ниже, ожидая очереди, были разложены наручные и карманные, отсвечивая хромом и потертой медью; повсюду стояли коробочки с разными шестеренками, пружинками, стрелками и прочей мелочовкой. В углу почивал небольшой радиоприемник, который он тоже с первого взгляда принял за часы из‑за большой круглой шкалы настройки со стрелкой и мелких, похожих на заводные, ручек под ней; в закругленных боках деревянного корпуса пряталась пара динамиков. Все это было огорожено большим деревянным прилавком, покрашенным темным бейцем и отлакированным. Часовщик в халате сидел в глубине комнаты – пожилой, худощавый, с курчавыми всклоченными волосами с проседью и бородкой и часовой лупой на резинке, повязанной вокруг головы. Он копался в механизме от стенных часов, что‑то напевая под нос – «та‑да‑ри‑да, та‑да ри‑да…». Заметив Виктора, он сдвинул лупу на лоб, пробормотал что‑то вроде «здравствуйте, товарищ, здравствуйте», похлопал себя по карманам, извлек откуда‑то старые круглые очки с проволочными дужками и, нацепив их на нос, подошел к Виктору.

– Товарищ, вы у нас, наверное, впервые, да? Давайте посмотрим, что с вашими часиками…

– Да с часами‑то все в порядке как раз.

– Ну вот и отличненько, чтоб у вас все было в порядке, как с вашими часиками! Но чем же тогда может вам помочь скромный часовщик? Ай, понимаю: вы пришли за советом, да?

– Да, посоветоваться. Не могли бы вы сказать, сколько примерно могут стоить мои часы? (Виктор специально употребил слово «мои», чтобы не возникло подозрений об их владельце.)

– Вот эти, что на вас? Можно их поближе?..

– Да, конечно. – Виктор расстегнул браслет и протянул часовщику. – Можно и крышку открыть, посмотреть.

– Доверяете? Это правильно. Я не буду хвастаться, но половина Бежицы доверяет Фиме свои часы, а вторая половина доверяет их даже не глядя… Интересно крышка закрывается… так…

Виктор, стараясь выглядеть безразличным, смотрел, как начинает меняться лицо часовщика, как спешно он вставляет лупу в глаз и впяливается во внутренности механизма, затем стал вновь оглядывать резные корпуса стенных часов.

– Товарищ… Я боюсь показаться назойливым, но где вы смогли достать эти часы?

– Да это один моряк знакомый привез из кругосветного плавания. Говорит, в Брянске ни у кого таких нет. Неужели обманул?

– Кто, моряк? Послушайте, вам совершенно незачем тратить ваши драгоценные нервы. Поверьте Фиме, это самые настоящие японские часы, фирма «Ориент Вотч», вы, наверное, про такую и не слыхали.

– Ну да, они же там где‑то в экзотических странах ходили. Говорит, там в портах всего чего хочешь бывает, со всего света.

– Знаете, товарищ, Фима не был в Сингапуре, но он недавно был в Москве у двоюродного племянника, он там живет у очень приличных людей, и Фима там смотрел каталог, но в таком оформлении он этой модели не видел, и в механизме есть некоторые отличия, хотя вы этого не поймете.

– Верно. Он же мне так и сказал, что эти часы, это, как их… пробные какие‑то. То есть их немного сделали, и все. А почему так, не рассказывал. Но это точно не подделка?

– Я вас умоляю! Вы хотите обидеть меня своим недоверием? Если я говорю, что это настоящие японские часы, оно так и есть. Спросите любого. Да, а ваш моряк не рассказывал, из чего сделан корпус? Знаете, цвет под платину, но легкий, как алюминиевый.

– А, такой сплав титановый. Не слышали? Это, значит, чтобы на кожу не действовало, ну вот как золото не действует, так и это, но легкие. Наука дошла, во как.

– Слушайте, это очень интересно. И что, такие будут делать?

– А я знаю, что ли? Так, собственно, сколько стоить могут?

– Ну вы задали задачу, прямо как в школе. Знаете, как в наше время мало ценителей приличной вещи, – вот если взять по всей Бежице, ну кто, кто у нас разбирается в часах? Народ берет всякую, извините, товарищ, штамповку, вот, пожалуйста. – Он показал какой‑то открытый продолговатый механизм. – Ну что это? Вот скажите, что это? Да, впрочем, что вы можете сказать… Ну ладно, знаете, есть такое маленькое, но выгодное предложение. Фима – человек скромный, как видите, но у Фимы маленькая слабость иногда собирать забавные вещички, вот, смотрите. – И он кивнул на некоторые из настенных резных часов. – Короче, вы сразу получаете приличную сумму – пятьсот рублей.

– Ефим Борисович, – за время монолога часовщика Виктор успел прочесть его имя‑отчество на висевшей в рамочке почетной грамоте, – неужели я так похож на человека без копейки денег?

– Ну что вы, что вы, товарищ, зачем вот так вот сразу? Вы же не пошли в ломбард, не пошли в комиссионный, вы пошли сюда…

– Я вообще‑то пришел просто посоветоваться. Вы, пожалуйста, извините, что зря вас побеспокоил.

– Нет, ну что вы, какие вопросы… Фима оговорился. Семьсот рублей.

– Извините. – Виктор защелкнул браслет и двинулся к двери.

Но не успел он сделать и шага, как часовщик тут же выпорхнул из‑за прилавка, ловко приподняв качающуюся доску, и оказался между Виктором и дверью.

– Товарищ, товарищ, ну как же? Мы же только начали говорить за дело. Так же никто не делает. Ну не нравится предложение – назовите свою цену.

– Ну… хотя бы две тысячи.

– Две тысячи? Две тысячи? – Ефим Борисович подпрыгнул и начал кружиться вокруг Виктора. – Товарищ, вы предлагаете мне часы или мотороллер? Кто, кто вам даст в комиссионке две тысячи? Вы думаете, в комиссионку забредет академик специально посмотреть на ваши часы? Туда же пойдут те, кто живет на одну зарплату! Ладно, давайте так: хорошая, приличная цена семьсот пятьдесят. Больше ж никто не даст. Постойте, постойте, восемьсот, из уважения к вам и в убыток…

Торг продолжался. Сошлись на тысяче стах плюс «совершенно новые» часы «Москва», которые напомнили Виктору часы «Победа».

– Вот, держите, будут ходить минута в минуту. А деньги вы как хотите, чеком или наличными?

– Я бы взял чеком. Но мне нужны наличные.

– Наличными? Но кто же носит сейчас с собой столько наличных… За ними надо идти в сберкассу. Вам придется здесь немного подождать.

«Интересная картина маслом. Значит, наличности много здесь не носят. А почему? Гопстопники развелись? А если этот часовщик с ними связан? Наведет – и останусь без часов и бабок».

– Да, пожалуйста. Я подожду рядом на улице.

На Куйбышева Виктор увидел, как часовщик пошел в сторону 3‑го Интернационала и быстро юркнул в арку во двор. Виктор рванул за ним. В арке, перегороженной решетчатыми воротами с открытой калиткой, уже никого не было; осторожно выглянув с другой стороны, Виктор увидел, что часовщик наискосок пересекает плохо освещенный двор, стремясь то ли к Дворцу культуры, то ли к углу Комсомольской и 3‑го Интернационала. Если сберкасса все так же на углу, он мог идти и в сберкассу…

Виктор решил подождать, оставаясь в тени в арке. Здесь было темно, и сифонивший насквозь ветер наметал у ворот сугроб. Через некоторое время во дворе вновь мелькнула знакомая фигура. Виктор спрятался за выступом.

– Я здесь, – сказал он, как только часовщик, в спешке смотревший только под ноги, поравнялся с ним.

– Что? А? Ах, как вы меня напугали, товарищ! Что случилось?

– Да ничего, мне в эту сторону все равно домой идти, решил пройтись навстречу. Может, вы боитесь, что я подменю часы на подделку, – тогда можно до мастерской пройтись…

– Нет, что вы… Вот деньги, можете пересчитать. – И он протянул Виктору пачку купюр с размерами чуть больше современных, достоинством в сто и пятьдесят рублей. Виктор пересчитал, несколько купюр посмотрел на свет уличного фонаря на Куйбышева, разглядывая водяные знаки.

– Ну что вы, товарищ, это же сберкасса…

– Привычка. – Он расстегнул браслет и протянул часовщику «Ориент». – Бывайте!

После провернутой сделки у Виктора поднялось настроение. По его расчетам, полученной суммы должно было хватить месяца на два скромной жизни. Прямо «рояль в кустах» в посредственном сериале, неожиданный выход из положения. Звон трамвая, промчавшегося мимо него, был похож на школьный звонок с урока. Прохожие уже тоже не выглядели такими озабоченными, как утром, по тротуару бегало необычно много детей, кто тянул маленького брата или сестру на санках, большей частью красных, из уголков («А у меня в детстве такие были!»), кто просто раскатывал валенками с галошами длинные черные ледяные полосы на утоптанном снегу.

Машины по Куйбышева, однако, проезжали нечасто, и среди них не было тяжелых грузовиков; Виктор догадался, что грузовое движение здесь запрещено. Он заметил синевато‑зеленый «Опель‑Капитан» с овальной газовской заводской маркой и шашечками на дверцах, пару машин – одна ярко‑синяя, другая двухцветная, бежевый верх и коричневый низ, – которые спереди напоминали «Победу», а сзади – «Волгу» (Виктор успел разглядеть на заднем крыле надпись «Старт»), потом попался еще один «фольксваген». И еще проехала одна очень странная, двухместная, маленькая, как инвалидка, но напоминающая вытянутую летающую тарелку. Над сиденьями у нее был прозрачный колпак из слегка пожелтевшего плексигласа, похожий на самолетный фонарь. Судя по тарахтенью, движок у малютки стоял от мотоцикла.

«Это, верно, у них вместо «запорожца», – решил Виктор и тут же вспомнил, что «в его годы» горбатый «запорожец» еще не должны были начать выпускать. Эта же мыльница была явно постарше.

Он поймал себя на том, что его охватило чувство эйфории, смешанное с растерянностью. Можно идти куда угодно, но непонятно куда. Неподалеку было здание отдела кадров БМЗ, самого крупного завода области; но опять же что там делать без паспорта? К кому обратиться?

На завод, где Виктор когда‑то работал, идти вообще бессмысленно – он только еще должен быть возведен в этом году. Стальзавод? Автозавод? То же самое. А может, на силикатный? Особо контингентом он не избалован, работали там химики и студенты на практике, может, как‑то и можно договориться. Опять же «Стройдеталь», может быть. Ну и дальше стройки разные по всему городу пошли. Хотя кто их знает, может, тут такой жесткий режим…

И тут Виктор вспомнил, что совсем неподалеку, в паре кварталов – БИТМ, институт, где он учился и который оставил в его жизни самые приятные воспоминания. Ему вдруг непреодолимо захотелось повидать знакомые места, посмотреть, как это было «до того», может быть, иначе, но все‑таки, наверное, что‑то сохранилось в старом корпусе, может, окно, на котором они в тот самый вечер сидели с Тамарой во время консультации во вторую смену; как давно это было, как же давно… «Да и вообще надо просто туда сходить, – думал Виктор, – не так важно, что там меня никто не знает, зато я знаю, я помню тех, кто должен быть. Камаев, Виткевич – да, тот самый, который был осужден вместе с Солженицыным, – Ольшевский… то, что я их видел, учился у них, сдавал, может быть, как‑то поможет. Обязательно надо попробовать с ними поговорить».