Вильгельм Вундт

(1832—1920)

Социальные законы [xv]

.Общество во всех своих проявлениях обусловлено исторически. Каждое его состояние есть результат предшествующих состояний и обстоятельств, и само оно, рассматри-

ваемое исторически, состоит из множества условий, из которых проистекает последующее развитие. Соответственно с этим нельзя и думать о принципиальном разделении между социальными и историческими законами. Единственный относительный признак, по которому возможно подобное разделение в связи с расходящимися целями истории и социологии, может заключаться лишь в том, что об исторических законах, в тесном смысле, говорят тогда, когда вопрос идет преимущественно о каузальной связи процессов в их последовательности, т. е. об установлении законов в интересах истолкования истории. Напротив, социальными законами, как таковыми, называются такие законы, которые выражают либо закономерную последовательность определенных состояний общества, либо же причинные отношения отдельных составных частей данного состояния между собой. Но в различаемой здесь двойной возможности уже выражено, что имеющие быть выставленными, с подобных точек зрения, социальные законы, как этого вполне можно ожидать от вышеуказанной тесной связи их с историческими законами, распадаются на те же два класса, как и те: на законы развития и законы отношения. Среди них социальные законы развития по природе вещей составляют лишь отдел исторических законов развития".

„В частности, все те законы исторического развития, которые устанавливают закономерную или рассматриваемую, благодаря сцеплению условий, в качестве необходимой, последовательность состояний, являются, конечно, одновременно и социальными законами, поскольку мы придаем и им такие общие формулировки, которые стремятся уяснить причинное возникновение данных социальных состояний. В этом смысле... в частности.. законы последовательности форм сношений, хозяйства, политического устройства суть социальные законы развития. Но мы видели, что среди многообразных законов прогресса и развития, которые выставила историческая наука, именно те законы, которые относятся к определенным формам общественной жизни и которые именно в этом смысле являются одновременно социальными законами, имеют, сравнительно, самую большую ценность, ибо они наиболее соответствуют задаче упорядочить многообразие опыта надлежащей логической схемой, дающей возможность познать причинные условия последовательности; в этом именно отношении эти законы стоят гораздо выше тех универсально исторических законов развития, при которых преимущественную роль играют умозрительные предпосылки и гипотезы. Это преимущество имеет два основания: оно вытекает, во-первых, из того, что длительные состояния обладают, по сравнению с единичными историческими процессами, большей закономерностью явлений и, в соответствии с этим, причин-

ные связи тут более прозрачны; а во-вторых, это преимущество вызывается самоограничением, которому подвергают себя социально-исторические формулировки закона по сравнению с универсально историческими. В частности, они относятся, с одной стороны, только к частичным явлениям социальных состояний, а среди них, в свою очередь, к таким, которые зависят больше от коллективных, чем индивидуальных влияний; с другой стороны, они имеют в виду исключительно эмпирически данное течение истории, не присоединяя к ним, а тем более, не давая предпочтения трансцендентным целям, подобно философско-историческим законам развития.

Гораздо более самостоятельное значение имеют социальные силы отношения. Правда, и они возможны лишь в тех трех формах, в которых, вообще, могут быть причинно связаны ставшие историческими явления и состояния в их отдельных составных частях и в которых они, вместе с тем, сводятся к общим принципам психологической связи духовных процессов, а именно, как законы равнодействующих отношений и контрастов. Но в то время, как эти законы в истории, благодаря общей природе исторических объектов, ставят последовательные явления во взаимную связь, в социологии они простираются прежде всего на одновременное, т. е. на факторы данного состояния. Отсюда вытекает, что, хотя в обоих случаях законы следуют -согласованным формам и, в соответствии с этим, согласованным принципам психической каузальности, однако в отдельных случаях социальный закон можно отличить от исторического по критерию одновременности причинно связанных факторов. Благодаря этому, и это различение ведет с собою вновь известное ограничение, так что нередко историческая равнодействующая переходит в социальную, или отношения и контрасты, которые сначала обнаруживают себя в исторической последовательности, затем остаются рядом стоящими внутри данного социального состояния. Однако, в подобных случаях всегда следует различать исторические и социальные отношения, элементы которых хотя и совпадают по содержанию, но подлежат разделению при посредстве различной временной формы связи. Второе различие, которое безусловно вытекает из временного отношения факторов, состоит в том, что строго исторические законы могут обладать лишь односторонней каузальной связью, в которой, соответственно временной форме событий, причины предшествуют следствиям, между тем, как, именно, социальные отношениями контрасты очень часто преобразуются во взаимодействия—свойство, благодаря которому может существенно повыситься совокупный эффект причин.

Выяснив подробно общий характер законов отношения исторических и социальных явлений, равно их связь с психологическими принципами творческого синтеза, относительного анализа и усиления контраста... тут будет уместно указать для каждого из этих законов характерный пример, я беру эти примеры из учения о народонаселении и из науки о хозяйстве, ибо тут подобные формулировки закона приобрели до сих пор самое большое значение. Впрочем, и в других областях, напр., области литературы и искусства, многие примеры, в частности, касающиеся принципа контраста, могут быть поучительны в смысле перехода отношений последовательности в отношения одновременности.

Согласно закона социальных равнодействующих, каждое данное состояние в общем всегда сводится к одновременно имеющимся слагаемым, которые соединяются в нем для единого совместного действия. Примером подобного закона является так называемый Мальтусовский закон народонаселения. Он гласит, что с момента полного заселения данной территории размер населения является равнодействующей стремления к размножению и противодействующих этому стремлению препятствий, таким образом, что количество населения всегда стремится достигнуть границы возможности сохранения и, по достижении ее, остается постоянным[xvi]

„Закон социальных отношений сводится к тому опыту, что каждое более важное социальное явление находится во взаимоотношении с другими одновременными явлениями общественной жизни; благодаря такому взаимоотношению, оно образует с ними одно целое, в котором более или менее явственно отпечатлевается весь характер общего социального состояния. Примером подобных социальных отношений может служить выставленный К. Марксом закон прибавочной стоимости[xvii]. Этот закон гласит, что денежно-капиталистическое производство товаров имеет тенденцию производить денежную, прибавочную стоимость, каковая может возникнуть лишь благодаря тому, что от производящих товары рабочих требуется более продолжительный труд, чем тот, который требуется для сохранения их существования и соответствует рабочему времени, представленному в их заработной плате, так что, в соответствии с этим, прибавочная стоимость", которой достигает капитал, состоит не в чем ином, как в продукте именно этого из-

быточного труда. Этот закон имеет характер закона отношения: он представляет увеличение капитала и повышение рабочего времени сверх необходимой для сохранения существования рабочего меры, как два соотносительных процесса, из которых один, а именно прирост капитала, поскольку он рассматривается, как уже наступивший, есть результат действия другого—увеличения рабочего времени. Но и тогда, когда имеют в виду каузальное отношение лежащих в основе тенденций, увеличение капитала, поскольку оно является поставленной целью, должно, наоборот, рассматриваться, как побуждение, обусловливающее стремление к увеличению рабочего времени. А так как этот процесс, поскольку не встречаются внешние случайные препятствия, продолжается до бесконечности, то эти факторы постоянно находятся между собой в таком взаимодействии, что один процесс повышает другой, а этот, в свою очередь—первый".

„Закону социальных контрастов подчиняются все те процессы социальной жизни, при которых определенные явления повышаются благодаря своей противоположности с другими предшествующими или одновременными явлениями. Как и при исторических контрастах, которым эти явления вполне соответствуют, так обычно и тут поводы к развитию контрастов являются внешними; но действительное объяснение противоречий само приводит к самым общим свойствам жизни чувства. Вместе с тем, в этом случае отношение к аналогичным историческим явлениям еще более тесное, чем в обоих предшествовавших законах, ибо и социальные контрасты постольку принимают историческую форму, поскольку противоположные чувства как в отдельном сознании, так не в меньшей степени и в обществе многих индивидов, обычно вступают не одновременно, а последовательно. Но это основано на том единстве положения чувства, которое делает невозможным одновременно желать противоположного, единстве, которое, благодаря совпадающим условиям жизни, до известной степени действительно также и для социального общения. Тем не менее, подобные контрастные явления, существенное значение которых всецело лежит в социальной области, а не в исторической, или же в последней стоит на самом заднем плане,—именно поэтому можно причислить к социальным законам контраста. И тут законы сами по себе одновременно являются социальными и историческими, но центр тяжести в этом случае падает на социальную сторону.

В этом смысле характерным законом контраста является закон экономических кризисов. Выражение „кризисы", которое, как известно, взято у так называемых в медицине кризисов болезни, применяется частью к общим экономическим кризисам, частью к специальными—биржевым,

торговым, производственным и иным кризисам, и поэтому является неудачным образом, ибо кризис болезни есть единовременный процесс, напротив, экономический кризис во всех случаях—периодически повторяющийся процесс. Это явствует из следующей характеристики отдельных ее стадий, каковая дается довольно единодушно политико-экономами самых различных направлений: „Состояние покоя, рост дел, увеличение доверия, благоприятные результаты, возбуждение, перегружение, давление, заминки, нужда, возврат к покою"[xviii]. Обычно, процесс после более или менее долгого промежутка времени начинается с конечной стадии, похожей на его начало. При этом периодичность, конечно, не закономерна, но при всеобщих кризисах в них проявляется все же до некоторой степени закономерная тенденция к изменению, так что с прошлого столетия продолжительность кризисов прогрессивно удлинялась [xix]. Кризисы рассматривают обычно, как неизбежное зло хозяйственной жизни, по крайней мере при современных его основах, и прежде всего как неизбежные следствия хотя бы частного господства принципов экономического либерализма. Но ближайшие их причины усматривают в недостатке предвидения и осмотрительности, при чем первое становится тем более затруднительно, чем больше народное хозяйство мало-помалу уступает место мировому хозяйству [xx]. Но, как бы несомненно ни содействовали кризисам эти причины, однако, они одни не могли бы объяснить изображенный процесс, ибо последний ясно показывает, что в последовательности явлений чувства и аффекты играют главную роль. И тут, как и вообще в жизни чувства, за возбуждением следует депрессия, которая идет тем глубже, чем выше поднялась раньше страсть. И эти моменты чувства не только усиливают явления, но легко видеть, что они, конечно, в тесной связи с соответствующими интеллектуальными процессами, существенно содействуют их возникновению. Без стремления к прибыли, которое сперва становится страстью, для того, чтобы потом, при появлении симптомов неудачи, внезапно превратиться в страх, не имел бы никакого значения и тот интеллектуальный недостаток предвидения. Таким образом, очевидно, закон кризисов есть закон контраста, и он действует в том же смысле, как и все эти социальные законы отношения, только с той оговоркой, что в явления входят еще и дальнейшие условия, которые надлежит подчинить другим принципам, а именно, принципу равнодей-

ствующих и отношений. Но как и эти законы, так и закон контраста, в его применении к социальной области, представляет собой не что иное, как специальное применение соответствующего более общего психологического принципа. В конкуренции между этими принципами закон контраста обнаруживает свое значение особенно в том, что он изменяет выводимые из других законов результаты и предсказания или же превращает их в полную противоположность. В особенности благоприятно господству контраста политическое положение дел, благодаря смене подъема страхом и надеждой; здесь, вместе с тем, контраст обычно не поддается какому-либо предварительному подсчету, не только из-за единичного характера исторических событий, но из-за повышенного действия чувств, чего никогда не следует упускать из виду. Поэтому, на биржевых курсах, например, лишь косвенно отражаются изменения в экономическом и политическом отношении. Но непосредственно эти курсы имеют значение барометра чувства, на колебания которого закон контраста, соответственно общим условиям смены чувства, оказывает решающее влияние".

Date: 2015-09-22; view: 242; Нарушение авторских прав