Глава 2. – Джулия, – позвала она, приоткрыв дверь в приемную, – зайди, пожалуйста, ко мне

– Джулия, – позвала она, приоткрыв дверь в приемную, – зайди, пожалуйста, ко мне.

Девочка бочком протиснулась в комнату и осторожно прикрыла за собой дверь.

– Твое тестирование завершено, – жизнерадостно объявила Терри, – уже готовы все результаты.

Ее маленькая пациентка проигнорировала стул и предпочла стоять – слегка расставив ноги и засунув руки в задние карманы джинсов. Услыхав о завершении тестирования, она лишь небрежно пожала плечами, но о результатах не спросила. Терри поняла, что девочка просто смертельно боится услышать приговор.

– Все ваши хваленые тесты ничего не стоят, – с вызовом сказала Джулия, – так же как и вся эта программа. Как вы можете что‑то узнать обо мне по куче дурацких вопросов и нескольким собеседованиям?

– За те несколько месяцев, что мы знакомы, Джулия, я узнала о тебе очень многое. Хочешь, я докажу тебе это и расскажу, что мне удалось обнаружить?

– Нет.

– Ну пожалуйста, позволь мне рассказать. Девочка вздохнула, ехидно улыбнулась и сказала:

– Вы же все равно это сделаете, хочу я или нет.

– Ты права, – ответила Тереза, с трудом сдерживая улыбку, которую у нее вызвало это замечание. Методы, которые она применяла при работе с Джулией, вообще сильно отличались от тех, что использовались обычно. Этот ребенок обладал фантастической интуицией, а жизнь на улице научила ее безошибочно чувствовать любую фальшь. Полуправда и красивые слова были не для нее. Эту девочку можно расположить к себе только откровенностью. А потому, усадив все‑таки Джулию на стул, доктор Уилмер начала говорить спокойно, но твердо:

– Я обнаружила, что, несмотря на все твои отчаянные поступки и браваду, которую ты демонстрируешь перед своими товарищами, каждый день, каждую секунду твоей жизни тебя преследует страх. Это происходит оттого, что ты не знаешь ни кто ты такая, ни кем ты станешь в будущем. Ты не умеешь читать и писать, а потому уверена в том, что глупа. Ты прогуливаешь занятия, потому что не можешь учиться наравне со своими сверстниками, и тебе очень больно, когда они смеются над тобой. Ты чувствуешь себя абсолютно беспомощной и ненавидишь себя за это.

Ты знаешь о том, что собственная мать бросила тебя, а приемные родители отказались от удочерения. Поэтому ты решила, что некрасива, неумна, и вообще ничего хорошего из тебя не выйдет. Ты стала коротко стричься, носить мальчишескую одежду и воровать, но это не сделало тебя более счастливой, потому что окружающие по‑прежнему не обращали на тебя никакого внимания. Конечно, за исключением тех случаев, когда ты попадала в какую‑то неприятную историю. А больше всего на свете хотелось, чтобы на тебя обязательно обратили внимание.

Доктор Уилмер сделала небольшую паузу и заговорила еще жестче:

– Тебе хочется, чтобы нашлись люди, которым бы ты была небезразлична. Если бы тебе дали возможность загадать единственное желание, то ты загадала именно это.

Безжалостные слова Терезы достигали цели, и Джулия, часто моргая, с трудом сдерживала слезы унижения и обиды.

Реакция девочки не укрылась от Терри Уилмер, послужив еще одним подтверждением тому, что она попала в точку. Немного смягчив тон, Тереза продолжала;

– Ты ненавидишь себя за собственные мечты и надежды, но и не мечтать ты не можешь. Поэтому ты стала придумывать чудесные истории и рассказывать их малышам в Ла‑Салле – истории про одиноких, некрасивых детей, которые в один прекрасный день находили семью, счастье и любовь.

– Это не правда! – яростно запротестовала Джулия, покраснев до корней волос. – Вы сделали из меня какую‑то слезливую дурочку, какую‑то… маменькину дочку. Мне не нужно ничьей любви, так же как и всем остальным детям в Ла‑Салле! Я и так счастлива…

– Ты лжешь, Джулия. А сегодня нам с тобой придется быть полностью откровенными друг с другом, и я еще не закончила. – Глядя прямо в глаза девочке, Тереза снова неторопливо заговорила, стараясь подчеркнуть смысл каждой фразы:

– Правда также заключается в том, что во время тестирования выяснилось, что ты совершенно замечательная и очень способная девочка. – Улыбнувшись при виде ошарашенного, недоверчивого лица Джулии, она продолжала:

– Единственная причина, по которой ты не умеешь читать и писать, – это твоя болезнь, из‑за чего ты пропустила в младших классах очень много занятий и уже не смогла наверстать упущенное. Но это не имеет ничего общего с твоей способностью к учебе. Тебе просто необходима небольшая помощь на первых порах, и ты очень быстро догонишь сверстников. Помимо хороших способностей, – продолжала Тереза, немного изменяя предмет разговора, – ты также обладаешь совершенно нормальной, естественной для любого человека потребностью в любви. Ты очень эмоциональна и легко ранима. Поэтому ты очень тонко чувствуешь чужую боль и стараешься облегчить ее настолько, насколько можешь. Ты начинаешь придумывать для обиженных малышей всякие истории со счастливым концом, крадешь для них вещи, которые могут доставить им радость. Я знаю, что ты терпеть не можешь, когда тебя считают чуткой и впечатлительной, но поверь мне – это одна из самых замечательных твоих черт. И теперь, когда мы выяснили, в чем дело, нам остается только подыскать тебе подходящее окружение, которое поможет тебе со временем стать такой, какой ты можешь стать…

Джулия побледнела, подумав, что загадочное слово «окружение» может значить все что угодно, в том числе колонию и тюрьму.

– Я нашла тебе подходящих приемных родителей – Джеймса и Мэри Мэтисон. Миссис Мэтисон в свое время была учительницей и с удовольствием поможет тебе разобраться со школьными проблемами. А мистер Мэтисон – священник…

Джулия вскочила со стула как укушенная.

– Священник?! – взорвалась она, живо вспоминая те бесконечные проповеди об адовом огне и вечном проклятии, которых она наслушалась на много лет вперед. – Нет уж, спасибо. Я с большим удовольствием отправлюсь в тюрьму.

– Ты, к счастью, никогда не была в тюрьме, а потому не говори глупостей, – отрезала доктор Уилмер и продолжала рассказывать о новых приемных родителях Джулии:

– Джеймс и Мэри Мэтисон переехали в маленький техасский городок несколько лет назад. Но учти, что это будет совсем не тот семейный детский дом, к которым ты привыкла. Кроме тебя, там не будет никаких приемных детей, только их собственные. У Мэтисонов двое сыновей. Оба старше тебя. Один – на три года, другой – на пять лет. Джулия, ты станешь частью настоящей семьи. У тебя будет даже своя собственная комната. Я уже говорила с Джеймсом и Мэри о тебе, и они с нетерпением ждут твоего приезда.

– А это надолго? – спросила Джулия, стараясь подавить вспыхнувшую было надежду.

– Навсегда, если, конечно, тебе там понравится и ты согласишься неукоснительно следовать единственному непреложному правилу: всегда и во всем быть абсолютно честной. А это значит – никакого воровства, никакой лжи, никаких глупостей, никаких прогулов. Честность – единственное, чего они требуют от своих детей, а они надеются, что ты станешь для них еще одним ребенком. Миссис Мэтисон звонила мне несколько минут назад. Она как раз собиралась в магазин, чтобы купить игры и пособия, которые помогут тебе поскорее научиться читать. Но с остальными покупками она решила обождать до твоего приезда, чтобы вы вместе смогли обставить комнату по твоему вкусу.

Все это было слишком хорошо, чтобы быть правдой, и Джулия усилием воли сдержала радостное возбуждение.

– Но ведь они, наверное, не знают, что меня уже арестовывали? Ну, за прогулы?

– За прогулы, – подхватила доктор Уилмер и, не желая оставлять никаких недомолвок, добавила:

– А также за попытку угона автомобиля. Им все это известно, Джулия.

– И несмотря на это, они по‑прежнему хотят, чтобы я жила с ними? – удивилась девочка и, осененная внезапной догадкой, недобро усмехнулась:

– Наверное, они очень сильно нуждаются в тех деньгах, которые Служба семьи платит приемным родителям.

– Деньги здесь совершенно ни при чем! – резко оборвала ее доктор Уилмер, но тотчас же смягчила суровость тона легкой улыбкой. – Дело в том, что Мэтисоны – не совсем обычная семья. Они небогаты, но считают, что это полностью компенсируется другими благами, дарованными им свыше. И вот именно этими благами они и хотят поделиться с ребенком, который достоин этого.

– И они считают что я – именно этот достойный ребенок? – фыркнула Джулия. – Я никому не была нужна, даже когда у меня еще не было приводов в полицию, а теперь и подавно. Разве не так?

Проигнорировав этот риторический вопрос, доктор Уилмер встала из‑за стола и подошла к ней.

– Послушай меня, Джулия, – мягко начала она и, не давая Джулии отвести взгляд, продолжала:

– Я считаю, что ты – самая достойная девочка из всех ребят, которых я когда‑либо встречала в своей жизни.

Джулия, которую ни разу в жизни никто не хвалил, была настолько ошарашена, что даже не сразу поняла, что произошло потом – доктор Уилмер нежно провела рукой по ее не знавшей ласки щеке и сказала:

– Не знаю, как тебе удалось остаться такой доброй и неиспорченной, но поверь, что ты действительно заслуживаешь той помощи, которую могу оказать тебе я, и той любви, которую, надеюсь, смогут дать тебе Мэтисоны.

– Не очень‑то рассчитывайте на это, доктор Уилмер, – нарочито грубо сказала Джулия. Привыкшая к жестоким разочарованиям, она изо всех сил старалась не поддаваться надежде, но та, вопреки всему, уже затеплилась в ее душе.

– Я рассчитываю на тебя, Джулия, – мягко улыбнулась Тереза, – ты очень умная девочка с прекрасно развитой интуицией, а потому сможешь разобраться, что для тебя хорошо, а что плохо.

– Наверное, вы действительно знаете свое дело, – сказала Джулия со вздохом, в котором сочетались надежда и страх перед будущим, – вы почти заставили меня поверить всему, что мне тут наговорили.

– Я очень хорошо знаю свое дело, – согласилась Тереза Уилмер, – и то, что ты это поняла, лишний раз подтверждает мои слова о твоем уме и интуиции. – Улыбнувшись, она легонько взяла Джулию за подбородок и произнесла с немного преувеличенной торжественностью:

– Пообещай, что обязательно будешь время от времени мне писать и рассказывать, как у тебя дела.

– Обещаю, – охотно согласилась Джулия, хотя пока просьба доктора казалась ей совершенно абсурдной.

– Мэтисонов совершенно не интересует твое прошлое. Для них главное, чтобы ты была честна с ними сейчас. А потому постарайся тоже забыть о прошлом и дай им шанс помочь тебе реализовать все те замечательные качества, которые в тебе заложены.

Такая откровенная лесть настолько рассмешила Джулию, что она едва удерживалась, чтобы не захихикать. Но Тереза твердо решила заставить Джулию осознать всю важность предстоящего события и всерьез задуматься о будущем.

– Подумай еще вот о чем, Джулия. Мэри Мэтисон всегда хотела иметь дочь, но ты – первая и единственная девочка, которую она приглашает жить в своем доме. А потопу с этого самого момента ты должна обязательно забыть обо всем, что было раньше. Представь себе, что ты – новорожденный младенец. Понимаешь, что я имею в виду?

Джулия открыла рот, чтобы сказать, что она все понимает, что она… Но в горле застрял какой‑то странный комок, и ей пришлось просто кивнуть.

Тереза Уилмер провела рукой по коротко стриженным, спутанным каштановым кудрям и, еще раз взглянув в бездонные синие глаза, почувствовала, что у нее тоже сжалось горло.

– Может быть, когда‑нибудь ты решишь отпустить волосы, – тихо сказала она, – они должны вырасти очень густыми и красивыми.

Джулия наконец снова обрела дар речи, и на ее чистом лбу собрались озабоченные морщинки.

– Но эта женщина… то есть, я хочу сказать, миссис Мэтисон… Она ведь не будет укладывать их локонами, переплетать ленточками и тому подобное?

– Конечно, нет. Если только ты сама этого не захочешь. Джулия вышла из кабинета, оставив Терезу Уилмер в размягченном состоянии. Заметив, что дверь в приемную осталась слегка приоткрытой, и вспомнив, что секретарша ушла на обед, Тереза решила закрыть ее сама. Но,»взявшись за ручку, она сквозь небольшую щель увидела Джулию, которая по дороге к входной двери слегка замедлила шаг у кофейного столика, а потом сделала небольшой крюк, чтобы пройти мимо стола секретарши.

После ее ухода на кофейном столике осталась пригоршня карамелек, а на пустом столе секретарши – красный карандаш и шариковая ручка.

Тереза почувствовала, как ее переполняют радость и гордость за этого маленького человечка.

– Ничем не хочешь запятнать свою новую чистую жизнь? Да, моя девочка? – сказала она хриплым от волнения голосом. – Так и надо, дорогая! Так и надо!

Date: 2015-09-22; view: 285; Нарушение авторских прав