Когда есть воля Божия

В Грецию мы выехали незадолго до Великого поста ранней весной 1997 года. События, предшествовавшие этой поездке, складывались так необычно, что у меня не осталось ни малейшего сомнения в том, что она совершается не столько по нашему желанию, сколько по Божиему благословению и будет небесполезна для нашей духовной жизни.

Как и любому монаху, понимающему, чем является Афон для всего православного мира, мне давно хотелось побывать в этой удивительной монашеской стране — в уделе Пресвятой Богородицы. Однако несмотря на то, что моя мысль время от времени возвраща­лась к возможности посещения Афона, я никак не пытался опережать события и предпри­нимать какие-либо шаги прежде, чем увижу: есть ли на то воля Божия. И мой собственный жизненный опыт, и опыт, почерпнутый из книг великих подвижников, показывал, что монаху (да и не только монаху) нужно непременно научиться жить в русле Божественного промысла. Это вовсе не означает, как думают некоторые, что человек, ищущий воли Божией и ничего не желающий делать без Божиего благословения, добровольно превращает себя в робота. Нет! Создатель оставляет нам достаточно степеней свободы, чтобы реализовать себя в этом кратком и временном бытии. Но поскольку никто во вселенной не имеет абсолютной свободы, кроме Самого Создателя, не следует нам стремиться обладать тем, что не свойственно никому из сотворенных существ: ни Ангелам, ни человекам.

Так кто же еще, как не мы, монахи, должны приучать себя жить в соответствии с божественными законами? Жить, духовно развиваться и творить в благодатных, Богом определенных и поставленных пределах! Поистине эти божественные законы и эти пределы являются необходимым барьером безопасности; барьером, который поставил любящий отец у края пропасти, чтобы в нее не свалилось его любимое дитя. Вот потому-то я и не предпринимал никаких активных шагов для реализации своего желания побывать на Святой Горе. Просто молился: «Если Тебе, Господи, угодно, чтобы паломничество на Афон состоялось,— яви Сам Свою святую волю». Впрочем, отношение к возможной поездке у меня было весьма спокойное, поскольку многолетняя привычка во всем доверять Богу и свои желания подчинять Его воле многократно была проверена мною на опыте. А опыт этот неизменно показывал, что Отец Небесный лучше нас знает, — что нам полезно, в какой мере, и — когда. Если же научиться доверять Ему, то все, что только можно пожелать во благо и себе, и ближним, выходит намного лучше, чем представлялось даже в самых дерзновенных мечтах.

Но мечты мечтами, а обстоятельства как бы сами собой стали складываться, действительно, невероятным образом. Все мои друзья и знакомые, словно сговорившись, принялись по очереди задавать мне один и тот же вопрос: «Ты уже был на Афоне?», или «Как?! Вы еще не съездили на Афон?!»Этот вопрос в разных вариациях звучал чуть ли не ежедневно со всех сторон. Неожиданно нашлись и спутники: отставной офицер, дьякон и один из моих духовных чад. «Похоже, — подумал я, — пора уже что-то предпринимать; а если это, действительно, не простые совпадения, то Господь укажет более точно: что делать дальше». И в самом деле, дальнейшая ситуация стала развиваться так стремительно и успешно, что вся наша подготовка к выезду представлялась нам сплошной вереницей чудес.

В один из солнечных мартовских дней мы отправились на Арбат, в греческое посольство. Узкий вытянутый зал, где оформляют документы, заполняла давно изнывающая толпа российских греков. Они, как оказалось, уже две недели мучительно ожидали виз и каждый день приезжали к посольству, чтобы отметиться в очереди. Визу на посещение родины предков им давали только на две недели. При этом каждый из них платил за оформление по 50 долларов. Эти сведения показались нам малоутешительными. Мы рассчитывали на более длительный срок, и только Паша должен был возвращаться на работу через 10 дней. Немного растерянные, мы стояли в самом центре зала.

— Вы по какому поводу, батюшка? — с мягким акцентом обратилась ко мне сотрудница посольства в белой форменной блузке.

— Да вот, хотелось бы совершить паломничество по святыням Греции.

— Вы один?

— Нет. Со мною отец дьякон и два наших спутника.

— Хорошо. Возьмите, пожалуйста, все паспорта… Идемте.

За нами захлопнулась белая пластиковая дверь с табличкой «Вход запрещен. Только для сотрудников посольства». Еще несколько шагов по коридору, и мы вошли в кабинет, где за большим письменным столом сидела крупная гречанка с пышными волосами пшеничного цвета. «Вероятно, начальница отдела, — подумал я, — только цвет волос какой-то странный».Пока дамы активно обсуждали по-гречески нашу проблему, я незаметно осмотрелся. На белых стенах висело несколько икон, на столе стоял небольшой двустворчатый складень, рядом — компьютер.

— На какой срок ви хочет смотрет Грэция? — с трудом подбирая слова, обратилась ко мне начальница.

«Эх! Где наша не пропадала,— подумал я, — попрошу месяц, а если урежет… Ну, что ж!» И, набравшись смелости, ничем не выдавая своего волнения, очень спокойно сказал:

— Думаю, что месяца нам было бы достаточно.

Дамы снова затараторили по-гречески.

— Подождите немного здесь. Я схожу к консулу.

Через несколько минут молодая сотрудница вернулась с какой-то бумагой в руках.

— Все в порядке. Разрешение подписано. Вы можете идти в зал. Вас вызовут к окошку.

— Простите, а сколько мы должны заплатить за визы?

Гречанки заулыбались.

— Ничего не надо. Консул разрешил бесплатно.

Еще через двадцать минут мы уже держали в руках свои паспорта с зелеными наклейками и, глядя в них, не верили своим глазам. Визы были даны на два месяца!

Наш пропуск — икона

В Грецию попасть — еще полдела. Труднее попасть на Афон, особенно священнослужителю. Мирянам проще. Они приезжают в Фессалоники и в Министерстве Северной Греции и Македонии получают пропуск на посещение Святой Горы — диамонитирион, который выдается, правда, всего лишь на четыре дня. Но для того чтобы на Святой Горе побывал православный священнослужитель из другой Поместной Церкви, необходимо пройти длительную процедуру получения официального разрешения от Константинопольского Патри­арха Варфоломея. Для этого руководство той Церкви, к которой принад­лежит паломник-священнослужитель, должно предварительно выслать ему письменный запрос.

Но у нас на прохождение этой длительной бумажной процедуры времени не было вовсе. Слишком неожиданно пришло окончательное решение отправиться в паломничество. К тому же благоприятные обстоятельства по службе у всех четверых сложились одновременно таким образом, что ехать можно было только сейчас. Позже ни у кого из нас свободного проме­жут­ка времени для поездки, по крайней мере, в обозримом будущем, уже не пред­виделось. Вот почему решено было действовать самостоятельно.

Итак, греческие визы уже получены, причем с очевидной для всех помощью Божией. Антон с Пашей возьмут диамонитирион в Фессалониках. Но как быть нам, священнослужителям? Опытные паломники предупреждали нас, что попасть на корабль, идущий на Афон из Уранополиса — небольшого городка, расположенного у самого афонского перешейка, можно только после прохождения полицейского контроля. Мы уже знали о том, что у самой пристани стоит полицей­ский пост, и для того чтобы пройти на пирс, нужно предъявить суровому стражу порядка либо диамонитирион, либо разрешение от Патриарха. Но у нас с отцом дьяконом ни того, ни другого не будет. Есть, правда, еще и пешеходная тропа, по которой можно проникнуть на Афон, но и там стоит полицейский пост. «Как странно, — подумал я, — для того чтобы православному паломнику посетить Афон — такие сложности! В конце концов, — это удел Божией Матери, и Она там является полноправной Хозяйкой! Вот что! У нас тоже будет документ. Свой, осо­­бый пропуск на Святую Гору!»

Совсем недавно мне подарили — ни много ни мало — четыре небольшие бумажные иконы, привезенные из Пантелеимонова монастыря. Размером — меньше ладони. Это были репродукции известной на Святой Горе иконы «Игумения Горы Афонской». Я попросил Пашу заламинировать их так, чтобы сверху оставалась полоска пластика шире, чем с других сторон. Затем раскаленным гвоздем проделал в верхней части по два отверстия и вдел капроновую веревку.

— Это наши пропуска. Мы наденем иконы на шею, под одежду, и если кто-нибудь спросит у нас документы, покажем им Игумению Афонскую: вот наши документы! Чай, люди там православные. Будем молиться. И я уверен, что Матерь Божия поможет! А для того чтобы мы с отцом дьяконом не привлекали к се­­­бе лишнего внимания, нужно выглядеть, как афонские монахи.

— Один мой знакомый показывал как-то фотографии своего паломничества на Святую Гору, — вспомнил Антон, — и я обратил внимание, что в дорогу афониты надевают поверх подрясника черные безрукавки с карманами. Скуфейки у них, кстати, не такие, как у вас. Русскую скуфью от греческой там сможет отличить каждый.

— Где же мы все это достанем? — грустно вздохнул отец дьякон, поправляя сползшие на нос очки.

— Да какие проблемы? У отца игумена такая безрукавка есть. Помню, в 92-м году ему из Англии привезли. В подарок от отца Софрония (Сахарова). Он ее еще в монастыре надевал иногда. Правильно? — Антон вопросительно взглянул на меня.

Я кивнул и добавил:

— Греческая скуфья у меня тоже есть.

— Ну вот! А тебе, отец дьякон, достанем что-нибудь в Фессалониках.

Дьякон заулыбался и спросил:

— А что-нибудь съестное будем брать? У меня дома, в запасе — американские супы. Заливаешь кипятком, три минуты — и готово.

— Да там, как я читал, расстояния между монастырями небольшие. Два-три часа пешего ходу. — Павел показал темно-синий путеводитель по Афону. — Наверное, не проголодаемся.

— Нет, нет. Пусть лучше будет НЗ. На всякий случай. — Антон ласково похлопал дьякона по плечу. — Давай, давай, бери супчики. А вдруг какое-нибудь ЧП случится? А мы их там, на Афоне, у-у-х как навернём!

Непонятливый шофер

Наш самолет заходит на посадку с моря. Ощущение такое, будто пилоты собираются посадить его прямо на воду. Хорошо видно, как в трех метрах под нами ветер гонит к берегу белые барашки. Но вот в иллюминаторе мелькнула береговая полоска — и лайнер уже катится по посадочной полосе аэродрома. Мы — на полуострове Халкидики в Северной Греции. В аэропорту непривычно пусто и чисто. Встречающих почти нет. Пока меняли деньги в обмен­ном пункте, незаметно исчезли куда-то и те пассажиры, которые летели с нами. Вдоль совершенно безлюдной асфальтовой дорожки, зажатой между зданием аэропорта и крутым склоном невысокой горки, выстроилась длинная вереница разномастных автомоби­лей выпуска 70-х годов. Вокруг — ни души. Куда ехать? На чем? Кого спросить? В растерянности застыли мы у выхода с рюкзаками на плечах. Сзади громко хлопнула дверь громадного старого лимузина. Из «Форда» вышел коренастый грек в белой рубашке, таксист. К сожале­нию, ни по-английски, ни по-французски, ни по-испански он не говорил, а потому долго не мог взять в толк — куда нас везти. Тем не менее мы забрались в широкий бежевый салон его допотопного «Форда» и всю дорогу пытались втолковать непонятливому води­телю — какой нам нужен монастырь в Фессалони­ках. Об этом монастыре мы узнали в Москве совершенно случайно. А разыскать его решили только для того, чтобы не слоняться по улицам незнако­мого города, привлекая к себе всеобщее внимание. Он, по нашим расчетам, должен был послужить нам отправной точкой для поиска Министерства Северной Греции, а затем и автобусной остановки междугородного экспресса «Фессалоники-­Урано­полис».

Наш таксист связался по рации с диспетчером, но и тот не знал, где находится нужный нам монастырь. После этого водитель стал уже обращаться по рации ко всем, с кем только мог выйти на связь, но, судя по удивленному выражению его лица, никто из его коллег так и не смог ему помочь. Тем временем кончились деревенские пейзажи, и мы въехали в типич­ный южный город с раскидистыми платанами. Наш старенький «Форд» долго еще колесил по улицам. Он то нырял под гору, то, надрывно урча мотором и задыхаясь, взбирался вверх на очередной холм, застроен­ный какими-то несерьезными на вид белыми блочными пяти­этажками. Наконец, шофер решил прибегнуть к древнейшему из всех прочих методов поиска: он начал останавливаться и вопрошать своих сограждан. А язык, как известно, и до Киева доведет. С третьей попытки ему повезло. Он радостно закивал головой и что-то быстро стал объяснять нам по-гречески. Мы, конечно, ничего не поняли, но воспрянули духом в надежде на благо­получ­ное завершение наших блужданий по городу. За окном мелькали уже знакомые сооружения: телевышка, стадион, музей и ярмарка. Стало ясно, что, сделав солидный крюк, мы возвращаемся к центру города, на площадь с фонтаном и памятником, мимо которого мы уже проезжали минут 15 тому назад. Наконец, лимузин заскрипел тормозами у кованой ограды монастыря на одной из самых людных улиц города. Когда мы расплачивались, шофер сконфуженно чесал затылок. На этот раз он отлично понял незнакомые русские слова, потому что они сопровождались очень выразительной мимикой и жестами: как же ты, мол, брат, живешь здесь, в Фессалониках, а монастыря, который расположен почти в самом центре города, не знаешь!

Монастырь в Фессалониках

В скверике за оградой росли низкие молодые пальмы. Между ними — сочные мексиканские агавы и темно-синие ирисы. В глубине мощенного плиткой дворика стоял совсем новенький полосатый храм в византийском стиле, а перед ним — ротонда с куполом на восьми столбах и каменным фиалом для водосвятия посередине. И храм, и ротонда были покрыты полукруг­лой керами­чес­кой черепицей, которая, благодаря своей рельефности, придавала их куполам удивительную живописность и даже сказочность. Свои рюкзаки мы без присмотра оставили на лавочках (у всех почему-то было чувство абсолютной безопасности) и пошли в храм. В нем было пусто, шла уборка. У мощей преподобного Давида Фессалоникийского висела большая икона. На ней он был изображен сидящим на толстых ветвях дерева среди густой листвы с веревкой в руках. На этой веревке преподобный поднимал наверх плетеную корзину с едой. Как оказалось, для своего молитвенного уединения этот отшельник избрал себе не пещеру, а высокое дерево, с которого многие годы почти не слезал. Там же, в притворе, стояла рака с мощами св. Феодоры. Сквозь стекло хорошо просматривались красно-коричневые кости: позвоночники и черепа святых, лишь сверху прикрытые монашескими схимами.

Помолившись, мы попросили у Бога благословения на дальнейшее путешествие и отправили Павла на поиски студента местного университета, знакомого нам еще по Москве. У нас с ним была телефонная договоренность о том, что он поможет Антону и Паше достать в министерстве разрешение на посещение Афона. Сидя на скамейке в скверике монастыря, я наблюдал сквозь узорчатую решетку за жизнью незнакомого города. Вдоль ограды, прячась от солнца в тени домов и высоких платанов, проходили аккуратные старушки с чуть подсиненными седыми волосами, чиновники в белоснежных рубашках с галстуками, неболь­шие группы молодых людей в джинсах и женщины с овощами, торчащими во все стороны из плетеных соломенных сумок. Люди шли разные: и взрослые, и юноши, и дети, но почти все они, пробегая или ковыляя с палочкой по улице, где непрерывно мелькали автомобили, на секунду замирали против монастыр­ского храма, крестились, а затем продолжали свой путь. Некоторые задерживались, заходили в миниатюрную часовенку, чуть выступающую на тротуар из ограды монастыря, бросали мелочь в деревянный ящик, брали ароматные восковые свечи и ставили их в песок перед висящими на стенах иконами.

Неожиданная помощь

Солнце тем временем перевалило за полдень. Стало понятно, что сегодня на Афон мы уже не попадем. Но до вечера было еще далеко, и ничто не мешало нам осмотреть этот древний город, по улицам которого ходил и проповедовал апостол Павел, город, где покоятся мощи великомученика Димитрия Солунского и святителя Григория Паламы. Прежде в Фессало­никах, или сокращенно — Салониках (слав.: Сол!уни), никто из нас не бывал, города мы не знали и не представляли, — где сейчас находим­ся. Но сначала необходимо было дождаться Павла. Для того чтобы не терять времени напрасно, я вышел на улицу в надежде отыскать газетный киоск и купить карту города, а заодно и выяснить, как называется улица, на которой мы оказались. Пройдя до перекрестка, я остановился, отыскивая глазами на стене дома табличку с названием улицы. Вдруг кто-то сзади обратился ко мне по-английски:

— Могу ли я чем-нибудь вам помочь?

Это произнесла маленькая и необычайно хрупкая женщина в строгом темно-синем костюме и белой блузке с отложным воротником. В руках она держала твердую канцелярскую папку, из которой торчала шариковая авторучка. «Наверное, она проводит какой-то социологический опрос», — подумал я и поморщился. Захотелось поскорее отделаться от незнакомки.

— Благодарю вас. Я просто ищу название улицы.

Ее черные глазки сквозь очки внимательно разглядывали мою бархатную российскую скуфейку. И понятно — таких здесь не носят. Неожиданно она спросила по-русски:

— А вы, случайно, не из России?

Теперь пришла моя очередь удивляться.

— Да. Мы только что прилетели из Москвы и хотели бы посмотреть город, перед тем как уедем на Афон. Только мы еще не знаем, в какой части города находимся сейчас и как найти храм Димитрия Солунского.

— А где вы оставили свои вещи?

— Через квартал отсюда есть один монастырь…

— Знаю, знаю.

— Там меня ждут трое братьев с вещами.

— Ну, что ж. Если хотите, я могла бы показать вам город. Только мне нужно будет на часок отлучиться, чтобы предупредить своих коллег по работе.

— Простите, как вас зовут? Нина? В честь просветительницы Грузии?.. Что я могу на всё это вам сказать, Нина? В случайные встречи я не верю. Сам Господь послал вас к нам на помощь! Другого объяснения нашему знакомству я не вижу. Естественно, мы будем вам бесконечно благодарны, если вы сможете уделить нам свое время и показать город!

— Хорошо. Через час ждите меня в монастыре.

Как милостив к нам Господь, и как радостно чувствовать Его любовь и отеческое внимание! Даже в таких мелочах! От ощу­щения этой божественной любви к нам, грешным людям, на глаза сами собой наворачиваются слезы. В сердце у меня такое бла­гоговей­ное чувство благодар­ности, что я не знаю, как его и выразить. А может быть, это и не нужно. Бог и Сам знает — что в сердце человека. Созерцание Божественной любви — это как молитва. Вот с такой-то молитвой я и возвращаюсь назад, к монастырю, где в полном сборе меня ждут все мои спутники.

Павел уже вернулся. За это время он успел созвониться и даже встретиться со студентом. Тот обещал всё устроить. Завтра утром у них с Антоном будут на руках два диамонитириона. Мой рассказ о знакомстве с гречанкой Ниной, которая великолепно говорит по-русски и готова нас сопровождать в паломничестве по святым местам города, вызвал полный восторг у всей братии. Мы так увлеклись этим разговором, что не сразу обратили внимание на знаки, которые делал нам из окна третьего этажа монастырского здания какой-то монах. Когда же, наконец, мы поняли, что эти знаки имели к нам прямое отношение, монах, видимо, отчаявшись обратить на себя наше внимание, уже закрывал окно. Через минуту, однако, он показался в дверях братского корпуса и направился прямо к нам. На вид ему было около тридцати. Он немного говорил по-русски. Оказалось, что нас приглашают в трапезную, расположенную как раз на третьем этаже.

Братья уже отобедали, и мы оказались в полном одиночестве за длинным белым столом. Молодой монах, который оказался сербом, спросил о наших планах и, узнав, что утром мы собираемся уезжать на Афон, предложил переночевать в монастыре. Мы, конечно, с благо­дар­ностью согласились, потому что сами еще не знали, как и где будем ночевать. Собственно, ночевка в Фессалониках нами не была запланирована, так как мы надеялись получить необходимые документы в первый же день по прибытии в Грецию. Только здесь выяснилось, что получить их можно будет лишь завтра. В незнакомый же монастырь самим напрашиваться было как-то неловко, да и с греческими обычаями на этот счет мы не были знакомы. И вот — снова неожиданная помощь Божия!

Нас с отцом дьяконом устроили в одной из келий на четвертом этаже, а Павла и Антона — в другой. Эти кельи, по всей вероятности, были предназначены специально для гостей и очень напоминали чистенькие скромные гостиничные номера с туалетом и душем. О том, что мы все-таки находимся в монастыре, не давали забыть иконы в углах и таблички с Иисусовой молитвой на стенах. Предупредив о том, что вернуться с прогулки по городу нам нужно не позднее 11 часов вечера, сопровождавший нас монах деликатно исчез. Мы оста­вили в кельях свои рюкзаки и на лифте спустились в холл первого этажа, где, как оказалось, нас уже ожидала наша новая знакомая — Нина.

Глава 2.