Социальный идеал как фактор общественного прогресса

Ключевой вопрос движения общества в прогрессивном направлении — это вопрос о том, как ему сориентировать свое движение, к какой цели стремиться. Ответ на этот вопрос предполагает обоснование и развертывание концепции социального идеала.

Известно, что устойчивость любой целостной системы обусловлена мерой обращенности ее в будущее, способностью предвидеть внешние воздействия. Поэтому и такая форма предвидения, как идеал — вовсе
не фетиш, а способ наиболее эффективного выживания общества в условиях изменяющейся природной и социальной среды. В нем аккумулирован
и обращен в будущее исторический опыт взаимодействия с окружающей средой. Это форма целенаправленного конструирования будущего.
По этой же причине формирование идеалов выступает как одна из главных задач образования: ее решение смещает акценты развития общества
от прошлого к настоящему в направлении будущего, что особенно важно для человека, готовящегося к самостоятельной жизни.

В подобном понимании выработка идеала созвучна идеям становления ноосферы, поскольку здесь тоже речь идет об опережении действительности разумом, о предвидении путей выживания человечества. Выработка идеала есть способ существенного уменьшения неопределенности будущего, ибо она позволяет выбрать из прогнозируемых реальных возможностей то, что представляется наиболее желаемым.

С учетом этого становится понятным, почему идеал является своеобразным стержнем общественной идеологии. Он опирается на ценности, удерживающие социум на некоторой линии развития, противодействуя дестабилизирующим эффектам. Ценности выступают средствами самодетерминации общественного развития, осуществляемого путем связи поколений. Системы ценностей формируют «стратегему действий», социальные коды, опирающиеся на историческую память народа, и образуют поле предрасположений, пространство диспозиций, в котором и вызревает социальный идеал. Его выработка представляет собой важное звено социальной самоорганизации, поскольку в нем выражается устойчивая ценностно-мотивационная ориентация общества, в которую без ущерба для его жизнестойкости встраивается та или иная инновация.

Идеал выступает в роли аттрактора — «притягивающей» различные формы активности устойчивой траектории развития социальной системы. Структура-аттрактор задается определенными граничными условиями — внешними и внутренними запретами, определяемыми историей системы, которые выступают, в частности, в форме культурных традиций. Попадая
в «конус притяжения» аттрактора, система вырабатывает представление
о будущем, исходя из этих граничных условий, и таким образом «идеально» детерминирует себя. Благодаря этому она сохраняет себя в состоянии неустойчивости, когда любое изменение, в том числе случайное, может стать фактором ее изменения в направлении деградации. Идеал — фактор устойчивости в неустойчивом состоянии. Вне «притяжения» такого аттрактора система становится чувствительной к малейшим внутренним
и внешним воздействиям и «рискует» потерять устойчивость функционирования.

Нас сегодня пытаются убедить, что идеалы никому не нужны, что это пережиток «коммунистического прошлого». Утверждают, что всякий идеал утопичен, ибо его невозможно реализовать. Мы, дескать, все время жили вредными утопиями, поэтому и остались у разбитого корыта, а надо просто жить, удовлетворять свои потребности, переживать связанные
с этим удовольствия. В пример приводят современного западного человека, который не строит утопии, не стремится ни к каким идеалам, довольствуясь приличным заработком и благоустроенным жилищем, удовлетворяя все свои «необходимые» потребности, и… вполне счастлив.

Несомненно, что кто-то может чувствовать себя счастливым и без всяких идеалов. Вопрос только в том, каков масштаб этого счастья. Когда-то Д.-С. Милль говорил, что Сократ все время был недоволен собой; а вот свинья, наевшись, укладывается в лужу и, по-видимому, «счастлива».
Но человек, поступающий подобным образом, т. е. ограничивающийся удовлетворением первичных потребностей, попросту не может претендовать на статус человека, поскольку он предстает здесь животноподобным существом, не «вписывающимся» в поле культуры. Это и есть тот единственный случай, когда он обходится без утопий.

Подобное суждение касается, конечно, отдельного индивида. Но еще более проблематичным представляется подлинно прогрессивное развитие общества, если оно, это общество, не выстраивает в своем сознании представлений о том, каким является желаемый образ будущего.

Утопия, по современным представлениям, — форма осмысления будущего, равноценная социальному идеалу. То и другое есть не что иное, как образ желаемого состояния общества, которое (состояние) отсутствует сегодня и, возможно, «в чистом виде» вообще недостижимо. Но ценность этого образа состоит не в том, существует ли его прототип в реальности или не существует, достижимо такое состояние или недостижимо. Она определяется тем, что идеал служит ориентиром, «маяком», направляющим усилия членов общества. Благодаря этим усилиям общество в той или иной мере приближается к идеальному состоянию.

И хотя «утопия», по определению, есть то, чего нет, мы уже вторую тысячу лет живем «от утопии к утопии», и тем самым обретаем смысл своего существования. Запад же именно потому обессмыслил свое существование, что он не приемлет утопий, сосредоточивая все помыслы на повседневной реальности. Не выдвигая социальный идеал, не строя утопию,
мы никогда не приблизимся к желаемому состоянию общества.

Объективная историческая значимость любого идеала состоит в том, что он, хотя и не содержит в себе «точную» меру тех или иных ценностей, вместе с тем создает ценностный ориентир, который «фокусирует» все реальные действия субъекта. И во всех случаях, когда речь идет о соответствии идеалу, то имеется в виду не просто соизмерение наличных условий жизни с некоторым «эталоном», а выявление «нацеленности» их движения, выявление тенденции. В таком понимании идеал выступает основой духовной жизни человека. Нет идеала — значит нет и духовности как таковой, ибо нет свободного действия, подчиненного не сиюминутной необходимости, а сознательно выработанной и внутренне «принятой», т. е. вышедшей на уровень душевного порыва, жизненной цели.

У американского футуролога Г. Кана неким «приземленным» аналогом идеала выступает «самооправдывающееся предсказание»: если какая-то возможность общественного развития выдвигается нами в качестве наиболее предпочтительной, то из всех имеющихся многообразных возможностей реализуется именно она, а не какая-либо иная. Поэтому дело обстоит совсем не так, что история идет своим чередом, независимо от наших желаний и устремлений. Мы придем именно к тому состоянию общества,
к которому будем стремиться. Наше будущее существенно определяется тем, каким мы его сегодня представляем. Иными словами, будущее — это то, что мы в настоящем делаем своим идеалом.

Отсюда следует, что выработка идеала не тождественна научному прогнозированию будущего. Прогнозирование в собственном смысле слова представляет собой экстраполяцию тенденции развития, задаваемой линией развития от прошлого к будущему. Прогноз «поискового» типа опирается на знание объективных закономерностей развития общества. Известно однако, что законы уже в силу их многообразия не предопределяют ход исторических событий. Человек своей деятельностью может целенаправленно или в силу неосознанной установки создавать условия действия тех законов, из которых вытекает именно желаемое будущее. Стихийное действие объективных социальных законов, скорее всего, не приведет к такому результату.

Здесь полезным может быть сравнение идеала с так называемым «нормативным» прогнозом, при котором образ будущего результата задается заранее в качестве «норматива», и под него «подверстываются» действия, необходимые для достижения заданного результата. По отношению к обществу в целом в его перспективном развитии такой «норматив» и есть
не что иное, как идеал. Но отсюда хорошо видно, что подобный прогноз «нормативно-идеального» типа не может осуществиться сам по себе: движение к идеалу требует целенаправленной активности народа, возглавляемого сознательным авангардом. Вне такой активности идеал — это не более чем иллюзия духа.

Каким же должен быть наш идеал? Многим сегодня импонирует идеология либерализма, идеология социального неравенства и индивидуализма, ибо они, дескать, соответствуют «человеческой природе», а поэтому являются «реальными». Поэтому они и должны быть признаны высшими ценностями, а западная цивилизация — единственно верным ориентиром развития, прообразом, идеалом.

Из сказанного ранее о зависимости будущего системы от закодированного в тех или иных структурах опыта ее прошлых взаимодействий с окружающей средой, следует, что идеал не рождается на «пустом месте»
и не может быть выдумкой досужих теоретиков. Во всяком случае, такой идеал, который может увлечь миллионные массы. Этот идеал есть своеобразный вывод из всей суммы исторического опыта, накопленного той
или иной цивилизацией и конденсированного в ее культуре. Если действительность подлежит оценке с точки зрения ее соответствия идеалу, образцу, то так же верно и то, что идеал укоренен в настоящем и прошлом.

Западная цивилизация выработала в качестве такового идеал коммунизма, зафиксированный письменно крупнейшими мыслителями, начиная с Т. Мора, который был автором первой коммунистической утопии, и кончая К. Марксом, который по словам Ф. Энгельса, превратил социализм
из утопии в науку. Многие же не без оснований полагают, что первым коммунистом был Иисус Христос, идеи которого, как известно, были так
или иначе восприняты всей Европой.

Примечательно, что папа римский Иоанн Павел II, выступая в ноябре 1993 года, после расстрела Б. Н. Ельциным российского парламента, заявил: «Коммунистическую идеологию нельзя огульно отрицать, не признавая за ней некого «ядра истины». Благодаря этому ядру истинный марксизм смог стать притягательной реальностью для западного общества». Капитализм, по словам папы, изменился «в основном благодаря социалистической мысли». Как видите, даже папа был смущен зоологическим антикоммунизмом наших «либералов». Он подчеркнул, что современный Запад тоже не чужд социализма.

Вместе с тем, существенно, что западный коммунизм, обосновываемый марксистской философией, продолжая традиции, заложенные философией Просвещения, не выходит за рамки приоритетов западной культуры.
Он стоит на великой идее всестороннего развития личности, но связывает такое развитие с идеальным обществом, в котором материальные богатства «польются полным потоком», где полностью удовлетворяются все человеческие потребности, и при этом «нормальный» уровень удовлетворения потребностей не ограничивается ничем, кроме «самих» потребностей,
т. е. содержания и объема каждой из них. Именно такое общество сможет написать на своем знамени «от каждого по способностям, каждому по потребностям».

Нетрудно увидеть, что в основе подобного идеала лежит идея бесконечного прогресса производительных сил и роста производительности труда. Развивалось ли с той поры западное общество «по Марксу»? Если мы возьмем развитие производительных сил, то ХХ век явил образцы
их динамичного, интенсивного развития на основе научно-технической революции. Вряд ли кто с этим будет спорить. В качестве показателя здесь выступает неуклонный рост производительности общественного труда. Однако привело ли это богатство, льющееся щедрым, невиданным ранее потоком, к полному удовлетворению всех потребностей? Мы уже имели возможность убедиться, что эта «линия прогресса» ведет в исторический тупик. Кроме того, мы видели, что ориентация на «полное» удовлетворение всех потребностей индивида чревата не всесторонним развитием его личности, а, наоборот, замедлением и последующей остановкой этого развития: первичные потребности при этом получают все новые импульсы
к росту и модификации в ущерб развитию духовных потребностей.

Наконец, стремление к полному удовлетворению всех потребностей рождает «соблазн» свести все потребности к какому-то ограниченному набору. В экстремальном случае это будет, очевидно, «биологический»
их набор: животные, надо полагать, «счастливы», если удовлетворяются именно все их потребности, однако же настоящее, человеческое счастье
им недоступно как раз потому, что им не присуща универсальность человеческих потребностей, способность их к безграничному развитию. Вспомним пример Д.-С. Милля, где он сравнивает «несчастного» Сократа и «счастливую» свинью.

Несомненно, что именно в силу этой универсальности потребностей человеческое счастье имеет иной масштаб: оно сопряжено не только и даже не столько с удовлетворением, сколько с развитием потребностей.
Для того чтобы быть счастливым, надо стать интересным человеком, способным к повседневному духовному творчеству и самостоятельной оценке жизненных явлений, к духовному обогащению других людей, надо вырабатывать соответствующие способности и потребности. Следовательно, такие понятия, как «разумные потребности» и «человеческое счастье», — нераздельны.

В связи с этим подчеркнем, что существует и другое понимание коммунизма. Оно вытекает не только из «формационного», но и из «цивилизационного» подхода к осмыслению истории. В рамках «цивилизационного» понимания прогресс общества не определяется однозначно развитием производительных сил, а зависит от особенностей исторически выработанной в этом обществе культуры. Именно средствами культуры передается
от поколения к поколению исторический опыт народа, выступающий основой самосохранения общества. Если экономические факторы определяют общие границы активности людей, то факторы культуры делают реальным определенный способ активности, приводя экономические и политические изменения в соответствие с накопленным опытом деятельности. Детерминантами этого процесса как раз и становятся знания, архетипы, идеалы.

С этой точки зрения, идеал западного общества неприемлем для нашего российского общества, поскольку он не вписывается в контуры нашей культуры. Россия представляет собой особую цивилизацию, опирающуюся в своем развитии на самобытную культуру, выраженную прежде всего
в присущих только нашему обществу формах общественной жизни, архетипах сознания и менталитете народа.

Отсюда и такой идеал общества, как «русский коммунизм», вытекающий из универсалий нашей отечественной культуры. Здесь тоже основная идея — развитие личности, только понимается оно существенно иначе.
В качестве безусловного приоритета нашей культуры выступает приоритет духовных потребностей по отношению к материальным. Развитие личности понимается прежде всего как результат духовного творчества, следовательно, творчества, подчиненного непосредственно духовным потребностям личности и общества. Само созидание средств удовлетворения потребностей материальных есть результат духовной деятельности, нравственных поступков человека, действий, ориентированных не на личное,
а на общественное благо. Результат действий, влекущих за собой духовно-нравственное развитие личности, происходящее вне связи с уровнем удовлетворения материальных потребностей индивида.

Это хорошо понимал, к примеру, Х. Джонсон, видный деятель англиканской церкви, который в книге «Христианство и коммунизм» так характеризовал советское общество: «Когда советские граждане вместо погони за прибылью сделали движущей силой своего производства заботу о пользе общества, когда вместо того, чтобы накоплять ради своего личного благополучия, они сделали целью благополучие общества, когда они доверили обществу заботу о своем благополучии и благополучии своих близких, — они сделали тем самым важнейший за многие годы шаг к истинной вере
в истинного бога».

Такое понимание коммунизма выросло из глубин нашей российской цивилизации как интенция в будущее универсалий нашей культуры.
В самом общем смысле это верховенство духовного жизненного начала
над материальным, готовность пожертвовать материальным ради духовного, стремление к развитию потребностей духа. Поэтому ориентация
на коммунизм была не чуждой даже и выдающимся идеологам русской православной церкви. С. Н. Булгаков утверждал, что идея коммунизма зародилась в Троице-Сергиевой лавре и распространялась оттуда.

Н. А. Бердяев, в свою очередь, связывал коммунистические идеи с христианским персонализмом и называл своим идеалом «персоналистический социализм». Этот истинно русский философ видел в коммунизме христианскую правду, поскольку он ставит целью духовное развитие личности. Именно в ориентации на духовность тождественны друг другу и православие, и русская культура, и русский коммунизм. Не потому ли Н. А. Бердяев по прошествии двадцати пяти лет изгнания, нашел в себе мужество заявить, что «советская власть — это подлинно русская национальная власть»? В последние годы жизни он рассматривал большевиков как провозвестников новой эпохи всемирной истории.

Дело, разумеется, не в том, как мы назовем наш идеал. Главное в том, как мы его понимаем и на чем основываем наш выбор. Каковы же источники этого верховенства духовного начала в русской жизни? Мы должны ясно представлять себе, что традиции, выраженные в народной культуре, выработаны, в конечном счете, историческим опытом наиболее эффективного выживания народа в определенной природной среде. Мы не смогли бы выжить, не опираясь на общинное равенство, не обретя способность трудиться во имя общего блага, не создав мощное государство, способное и защитить от внешних врагов, и позаботиться о каждом из нас.

Поэтому человек, воспитанный в «поле» русской культуры, движим прежде всего духовно-нравственными мотивами, он стремится быть полезным обществу, людям, живет чувствами другого человека, мечтой
о всеобщем благе и о великой любви. Соображения личного благополучия, а следовательно и экономическая активность, всегда были подчинены
на Руси общим интересам — государства, народа, общины. Что же касается материального потребления, то оно никогда не выступало здесь жизненным приоритетом.

Для кого-то это предмет непонимания и проистекающей из него иронии, а для нас — способ выживания, способ бытия. Отказаться от него, значит, погибнуть. Именно здесь, в особенностях исторического пути русского народа и выработанного им общественного устройства, образующего фундамент российской цивилизации, и надо искать глубинные корни и основания русской духовности.

Коммунистический идеал опирается также на традиции коллективности и соборности как способа общественного жизнеустройства и формы организации общества, он предполагает социальное равенство, основывающееся на равенстве меры труда и потребления, а также соответствующее этому понимание социальной справедливости. В конечном счете этот идеал содержит в себе интенцию всеобщего блага, глубоко традиционную для русской философии. Эти императивные основания русской культуры подробно рассмотрены в предыдущей главе.

Принятие парадигмы общественного развития, соответствующей императивам отечественной культуры, — путь к выходу из тупика, в котором сегодня оказалось наше общество вследствие его насильственной «вестернизации». Социальный идеал, по крупному счету, не является предметом свободного выбора. Его выбор более или менее «жестко» детерминирован опытом жизни в определенных природных и социальных условиях. Если мы будем ориентироваться на западные ценности и идеалы, мы просто
не выживем. В лучшем случае, нам уготована участь относительно длительного полуколониального существования и постепенного замещения российского этноса выходцами из других цивилизаций.

Кроме того, «вестернизация» нашего менталитета антигуманна: она лишает личностные устремления высшего духовного смысла. Если мы будем направлять главные усилия на достижение «полного» телесного комфорта, у нас никогда не останется ни времени, ни сил на духовное развитие. Это — аксиома. «Поставить» на максимальное удовлетворение материальных и модно-престижных потребностей, значит, втянуться в смертельную борьбу за выживание без всякой надежды на обращение когда-либо в будущем к духовным ценностям. Мы должны решить, что именно нам дороже — максимум телесного комфорта или все-таки духовное развитие, ибо то и другое одновременно не бывает.

Резюмируя сказанное, подчеркнем: наш социальный идеал XXI века должен определяться экологическими, нравственными, духовными императивами, а не потребительскими установками и ценностными ориентациями, канонизирующими направленность развития производства на телесно-комфортное существование индивида. Человек — не животное, какие бы эпитеты (производящее, общественное, мыслящее, разумное
и т. п.) при этом ни употреблялись. Человек в своей потенции — существо духовное, но его дух «взрастает в вышину» только в социальном творчестве. Движение к этому идеалу и есть путь общественного прогресса.

Литература

1. Глобальные проблемы и общечеловеческие ценности. М., 1990.

2. Зиновьев А. А. Коммунизм как реальность. Кризис коммунизма.
М., 1994.

3. Зиновьев А. А. Русская трагедия. М., 2008.

4. Маслоу А. Дальние пределы человеческой психики. СПб., 1997.

5. Туев В. А. Человеческие потребности. Иркутск, 1998.

6. Фромм Э. Человек для себя. Минск, 1992.

7. Шакин Т. Идея прогресса // Вопр. философии. М., 1998. – № 8.

8. Шахназаров О. Л. Корни русского социализма // Вопр. философии. М., 2007. – № 6.

Учебное издание

Date: 2015-09-22; view: 1892; Нарушение авторских прав