Глава 16. Суд

Зал заседаний был набит до отказа, точно нафаршированная индейка. Казалось, он не выдержит всей этой массы людей и треснет. Мать Логана рассказала мне чуть не плача, что некоторые владельцы магазинов закрыли свои заведения, чтобы иметь возможность присутствовать на слушании.

Этот ноябрьский день встречал нас по–настоящему зимней погодой. С утра прошел обильный снегопад, дул резкий ветер, мела поземка. Я рассчитывала, что в такую погоду мало кто отважится выходить из дому, но сильно ошиблась: чуть ли не весь город собрался в этом зале в ожидании захватывающего спектакля. Когда мы с Логаном и Кэмденом Лейквудом вошли в зал, все взгляды обратились к нам. Словно сухие листья, со всех сторон зашелестели голоса. Обсуждали все: нашу одежду, выражение лиц, манеру держаться.

Кэмден Лейквуд считал, что мы должны сразу выделиться: провести грань между собой и Фанни с Рендлом. Поэтому на Логане был один из его самых дорогих темно–синих костюмов и пальто из овечьей шерсти. Я надела темно–синее шерстяное платье и к нему брильянтовые браслет, кольцо и серьги, а также шубу из чернобурой лисы. Волосы я распустила, заколов их по бокам.

Рядом с нами сидели родители Логана. Мать его выглядела так, как будто вдохнула глубоко и задержала дыхание. Она была сильно возбуждена, лицо ее заливала краска. Отец тепло и ободряюще улыбался.

Шум в зале усилился с появлением Фанни, Рендла и ее адвоката Вэндла Бэртона. (Двумя днями ранее сестра и Рендл поженились, церемония прошла очень скромно.) Впереди плыла Фанни. Ее густые пышные волосы были уложены в пучок, в ушах, словно сосульки, качались серебряные серьги. Меня поразило, как эффектно она выглядела в длинном зеленом пальто с капюшоном, который она отстегнула, войдя в зал. Под пальто у нее было надето черное шерстяное платье с высоким воротником и рукавами три четверти. Кроме серег, других драгоценностей на ней не было.

Рендл был одет в светлое пальто. Волосы его блестели от растаявшего снега. Несмотря на несколько испуганное и напряженное выражение лица, он хорошо смотрелся в темно–коричневом костюме. Фанни оглядела зал и улыбнулась, помахав рукой знакомым из Уиллиса. Кое–кто улыбнулся и помахал в ответ, другие же только смотрели на нее с восхищением. Рендл пододвинул Фанни стул. Они сели по другую сторону зала суда. Я чувствовала на себе взгляд Фанни, но намеренно не смотрела в ее сторону. Мне очень хотелось, чтобы сестра ушла с моего пути и я никогда больше ее бы не видела. Неужели Фанни собиралась таким образом поставить меня рядом с собой, вынеся на людской суд неприглядные стороны нашей жизни. Она всегда завидовала мне, оставаясь мстительной и злопамятной. Это был ее день, и ждать пощады мне не приходилось. А я ведь не сделала ей ничего плохого. Ничего! И Дрейк ей был совсем не нужен, она лишь собиралась использовать его как способ унизить меня.

Вошел судья Его честь Брайон Маккензи, высокий, худощавый шатен с карими глазами. Все встали, разговоры смолкли, жители Уиллиса держали шляпы в руках. Судья сел, аккуратно расправив мантию и окинул пристальным взглядом переполненный зал. Количество собравшейся публики поразило его. Судью уважали и ценили, он председательствовал на многих судебных разбирательствах, касавшихся высшего света, был знаком с сенаторами и другими государственными деятелями. Полистав с минуту бумаги, судья поднял свой молоток и, стукнув им по столу, объявил:

– Заседание суда открыто.

Установилась напряженная тишина. Кто–то в зале нервно кашлянул.

– Надеюсь, что заседание суда пройдет в соответствии с установленным законом порядком, – продолжал судья. – Публике запрещается обмениваться замечаниями, хлопать в ладоши и иным способом прерывать ход слушаний. Нарушившие вышеуказанные правила будут удалены из зала по обвинению в неуважении к суду.

Заглянув в лежавшие перед ним бумаги, мистер Маккензи приступил непосредственно к делу.

– Предметом сегодняшнего слушания является установление права опеки над несовершеннолетним Дрейком Кастилом. Мистер и миссис Стоунуолл обратились в суд с просьбой передать им опеку над поименованным выше Дрейком Кастилом, который в настоящее время, насколько суду известно, находится под присмотром (на попечении) семьи Уилкокс. Мистер Лейквуд, поскольку ваши клиенты обратились с ходатайством в суд, прошу вас начать слушание.

– Благодарю Вас, Ваша честь. Мы исходим из того, что мои клиенты, мистер и миссис Стоунуолл, располагают большими возможностями, чтобы обеспечить достойные условия для воспитания Дрейка Кастила. По нашему твердому убеждению, сказанное не может относиться к мистеру и миссис Уилкокс. Мы предоставим в распоряжение суда факты, свидетельствующие о нездоровой моральной атмосфере в этой семье, а также докажем, что мотивы, движущие миссис Уилкокс в ее стремлении получить опеку над упомянутым выше ребенком, никоим образом не связаны с соблюдением его интересов.

– А теперь, Ваша честь, – продолжил адвокат, – позвольте мне вызвать свидетелей, которые подтвердят высказанные доводы и удостоверят благие намерения моих клиентов.

– Хорошо, мистер Лейквуд, – откликнулся судья. – Пригласите вашего первого свидетеля.

– Приглашается мистер Питер Микс, директор школы Уиннерроу. – Головы всех присутствующих как по команде повернулись в сторону мистера Микса. Он быстро встал и занял место для свидетелей, где был приведен к присяге. В руках у него была папка.

– Прошу вас назвать свое имя и положение, – обратился к нему Кэмден Лейквуд, облокотившись о барьер.

– Мое имя Питер Микс, я директор школы в Уиннерроу.

– Как давно вы занимаете этот пост, мистер Микс?

– Почти двадцать восемь лет, – в его голосе явственно чувствовалась гордость.

– Значит, вы были директором этой школы в то время, когда в ней учились Фанни и Хевен Кастил?

– Совершенно верно.

– Прошу вас, мистер Микс, вернуться мысленно в те годы и дать характеристику этих учениц.

– Так вот, – начал мистер Микс, устраиваясь поудобнее на жесткой деревянной скамье. – Мне они очень хорошо запомнились, возможно, потому, что их семья была тогда одной из самых бедных в Уиллисе. К моему большому сожалению, дети из таких семей доставляли нам много хлопот по части дисциплины. – Последнюю фразу мистер Микс произнес, понизив голос, с видом школьника, желающего, чтобы его секрет стал известен всем. – Эти дети приходили в школу полуголодными, плохо одетыми и не отличались особым усердием в учебе.

– Прошу вас, мистер Лейквуд, напомните свидетелю, что он не должен отклоняться от темы.

– Хорошо, Ваша честь. Мистер Микс, как бы вы охарактеризовали Фанни Кастил, исходя из уже сказанного вами.

– Типичный случай, который я упоминал. Вечные проблемы с дисциплиной и очень низкая успеваемость.

– Вы сказали «типичный случай», а в чем конкретно проявлялись нарушения дисциплины, – быстро вставил Лейквуд.

– Мы называли таких девушек взбалмошными и невоздержанными.

– Продолжайте, пожалуйста.

– Она… ей часто делались замечания по поводу поведения, не соответствующего девочке ее возраста.

– Мистер Микс, не могли бы вы привести суду примеры такого поведения?

– Ваша честь, – поднялся со своего места Вэндл Бэртон. – Я возражаю против ведения допроса свидетеля в этом направлении. К данному слушанию не относится, как вела себя в детстве миссис Уилкокс. В молодости никто не застрахован от ошибок. И в этом зале найдется немало людей, которые в той или иной степени вели себя в детстве не совсем безупречно. Но детство заканчивается и все взрослеют, и сегодня имеет смысл говорить о взрослых миссис Уилкокс и миссис Стоунуолл, а не вспоминать их детство.

– Что вы на это скажете, мистер Лейквуд?

– Ваша честь, по нашему мнению, процесс взросления не затронул поведения Фанни Уилкокс, как желает нас уверить мистер Бэртон. В действительности, невоздержанность так и осталась ее характерной чертой.

– Я разрешаю вам продолжить допрос свидетеля, – заметил судья. – Но позвольте напомнить вам, мистер Лейквуд, что суд интересуют только факты, а не косвенные намеки.

– Понимаю, Ваша честь. Прошу вас привести пример, мистер Микс.

– Пожалуйста. – Директор раскрыл папку. – Когда Фанни училась в младших классах средней школы, ее заметили в раздевалке мальчиков с двумя юношами, она была полуодета. Ей сделали замечание и отправили домой. Не прошло и месяца, как один из учителей обнаружил Фанни в кладовой под лестницей в обществе учащегося старшего класса. Они вели себя весьма неприлично. И снова Фанни отослали домой.

– Сколько лет ей было в то время?

– Тринадцать.

– Ясно. У вас есть еще примеры?

– Не менее полдюжины.

– Ваша честь, не хочу отнимать у суда время перечислением других примеров, позволю себе в качестве доказательства приобщить к делу характеристику, выданную в школе Фанни Кастил.

– Предложение принимается.

– У меня нет больше вопросов к мистеру Миксу.

– А у вас, мистер Бэртон, – обратился судья к Вэндлу. В ответ Бэртон улыбнулся. На его слащавой физиономии выделялись голубые глаза и губы, похожие на красные полоски лакрицы. Над правой бровью заметно выступала бородавка. Его гладко зачесанные волосы разделялись ровной ниткой пробора. Вэндл был несколько выше среднего роста и немного сутул. Я заметила у него привычку потирать руки, перед тем как начать говорить.

– Мистер Микс, – не покидая своего места, обратился Бэртон к директору. – Я полагаю, вы захватили с собой и характеристики Хевен Кастил?

– Нет.

– Почему же?

– Меня просили принести характеристики только на Фанни Кастил.

– Ах, так. Но мне все же кажется, что, собираясь сюда, вы просмотрели и характеристики Хевен Кастил.

Мистер Микс заерзал на скамье, взглянул в мою сторону, потом снова перевел взгляд на Вэндла Бэртона.

– Да, я ознакомился с этими документами, на случай, если мне будут заданы по ним вопросы.

– Прекрасно, – обрадовался Бэртон. – Прошу вас тогда сообщить суду, что вы установили, просматривая журналы посещаемости.

– Не понимаю вопроса, – обернулся к судье мистер Микс.

– К примеру, меня интересует посещаемость занятий Хевен Кастил в последний год ее учебы в Уиннерроу.

– И что же вас конкретно интересует?

– Разве у нее было мало пропусков занятий?

– Пропусков?

– Мистер Микс, – вмешался судья. – Прошу вас ответить на вопрос.

– Да, мне кажется, вы правы, так можно сказать.

– Ах, значит, так можно сказать, – Вэндл широко улыбнулся, победоносно окинул зал и снова обратился к мистеру Миксу.

– И вы считаете, что так ведут себя хорошие ученики?

– Нет, не…

– Разве плохая посещаемость занятий не является серьезным нарушением дисциплины?

– Конечно.

– Несмотря на свое легкомысленное поведение, Фанни Кастил, по крайней мере, регулярно ходила в школу, не так ли, мистер Микс?

– На первый взгляд, это верно, хотя…

– Мистер Микс, – неожиданно благожелательно произнес Вэндл Бэртон, – я вас прекрасно понимаю. Очень сложно, основываясь на школьных характеристиках, судить о том, какая из двух взрослых женщин может стать лучшей матерью для ребенка. Все это несколько похоже на гадание.

– Я возражаю, Ваша честь, – запротестовал Кэмден. – Он склоняет свидетеля делать выводы из собственных показаний.

– Но, Ваша честь, мистер Лейквуд стремится обратить внимание суда на вескость оценок мистера Микса.

– У меня на этот счет другое мнение, мистер Бэртон, – ответил судья. – Мистер Лейквуд лишь привел фактические данные. Что касается их вескости и обоснованности, то судить об этом мне. Таким образом, возражение мистера Лейквуда принимается. У вас есть еще вопросы к свидетелю, мистер Бэртон?

– Нет, Ваша честь. Хотя, впрочем, еще один, – проговорил Вэндл, резко поворачиваясь к мистеру Миксу.

– Мистер Микс, правда ли это, что недавно миссис Стоунуолл обратилась к вам с просьбой принять Дрейка Кастила в школу?

– Да, это так, – мистер Микс откинулся на спинку скамьи, молитвенно сложив руки.

– И вы его приняли, хотя мальчик не достиг еще установленного возраста?

– Да, но…

– Другими словами, вы сделали исключение в угоду мистеру и миссис Стоунуолл.

– Совсем не поэтому. Мы делаем исключение, если ребенок способный и подает надежды.

– Хорошо. Значит, на ваше решение совершенно не влияло то высокое положение, которое занимают мистер и миссис Стоунуоллы в местном обществе?

– Примите мое возражение, Ваша честь.

– Их положение не влияет также и на ваши показания? – торопливо добавил Вэндл Бэртон.

– Ваша честь, – не отступал Кэмден. Мне понравилось, что он вел себя так же напористо, как и Бэртен.

– Ваша честь, я только хочу показать, что этот свидетель не беспристрастен.

– Мистер Бэртон, я уже вам заметил, что принимаю во внимание исключительно одни факты, а не субъективные оценки. Поэтому не пытайтесь убедить меня в пристрастности свидетеля. У вас есть еще к нему вопросы?

– Нет, Ваша честь.

– У меня есть вопрос, – сказал Кэмден.

– Прошу вас.

– Мистер Микс, не так давно миссис Стоунуолл вернулась в школу Уиннерроу и некоторое время проработала в ней учительницей. Как бы вы оценили ее работу?

– Она очень хорошо себя зарекомендовала. Миссис Стоунуолл понравилась ученикам, она показала хорошие знания предмета, и ее хорошо приняли в коллективе.

– Значит, у нее установились хорошие отношения с детьми?

– Да, конечно, дети очень скучали по ней, и я был крайне огорчен, когда она сообщила о своем намерении уйти из школы. – Услышав слова директора, я почувствовала на глазах слезы. Мне вспомнилось, как тяжело мне было уходить из школы, когда я решила поселиться в Фарти. Логан сразу уловил мое настроение и ободряюще пожал мне руку.

– Спасибо, больше у меня нет вопросов, Ваша честь.

– Благодарю вас, мистер Микс, вы можете вернуться на свое место.

– Ваша честь, мы хотим заслушать в качестве свидетеля его преподобие мистера Уэйланда Вайса.

По рядам пробежал шумок, словно все собравшиеся сделали одновременно судорожный вздох. Отец Вайс неторопливо, без суеты стал продвигаться с конца зала, где он стоял, к скамье свидетелей. Он впечатлял своей решимостью и внушительностью. Сидевшая вдоль прохода публика невольно отклонялась в сторону: казалось, что священник, проходя мимо, раздвигал на своем пути воздух, подобно тому, как это сделал Моисей с водами Красного моря. Даже на судью вид священника произвел впечатление. Громко и внятно произнес Вайс слова присяги. Он не просто положил руку на Библию, а властно сжал ее. Лицо пастора было серьезное, взгляд сосредоточенный и напряженно внимательный. Именно таким становился его взгляд в церкви, когда во время проповеди он словно вглядывался в лицо самого дьявола, бросая ему вызов словами из Священного Писания.

Сердце бешено стучало у меня в груди, волнение охватило меня при мысли о показаниях, которые должен был дать священник, но, взглянув в сторону Фанни, я не обнаружила на ее лице и следа волнения. Она оставалась совершенно спокойной. Фанни что–то шепнула на ухо своему адвокату, который в ответ кивнул и улыбнулся, ободряюще похлопав ее по руке. На лице Рендла, смотревшего прямо перед собой, сохранялось бесстрастное выражение, но лишь до тех пор, пока он не посмотрел в мою сторону. Я увидела человека, попавшего в ловушку. От былой уверенности не осталось и следа, будто он сам недоумевал, почему оказался в зале суда. Рендл взглядом попросил простить его. В этот момент Фанни подтолкнула его локтем, и он быстро отвел взгляд.

– Преподобный Вайс, расскажите суду, при каких обстоятельствах в вашем доме оказалась Фанни Кастил.

– Господь дает нам много возможностей помогать ближнему, если наши сердца открыты для таких поступков, – начал его преподобие. – Мне было известно, в каком тяжелом положении находилась семья Кастил. У детей не было матери, да и отца они видели крайне редко. Семья жила в лачуге в Уиллисе, дети недоедали, за ними не было ухода и присмотра. Мы с женой поговорили и решили взять к себе хотя бы одного ребенка из этой несчастной семьи и заботиться о нем, как Господь заботится о нас, детях своих, – при этих словах многие прихожане заулыбались и согласно закивали.

– Итак, вы приняли Фанни Кастил в свой дом как дочь. Вы даже дали ей свою фамилию и другое имя.

– Да, мы с радостью сделали это.

– Пожалуйста, опишите Фанни, когда она впервые появилась в вашем доме.

– Она была благодарна и счастлива, что попала к нам. Естественно, я стал наставлять ее на путь истинный, зная, в каких условиях ей приходилось жить и как это обстоятельство повлияло на ее нравственное воспитание.

– И вам удалось добиться успеха? – спросил Кэмден. Своими темными глазами–буравчиками священник пристально посмотрел на Фанни, затем быстро оглядел зал.

– Она была ребенком с трудным характером, взбалмошная, как здесь говорили. Я чувствовал, что она находится под влиянием дьявола.

– Значит, несмотря на то что теперь она жила в приличном доме и о ней заботились, поведение Фанни мало чем отличалось от того, которое описал нам мистер Микс?

– Дьявол – упорный и коварный враг.

– Я прошу вас, ваше преподобие, прямо ответить на мой вопрос: да или нет.

– Да.

– И в этот период происходит превращение Фанни из девочки в женщину, – после этих слов Кэмден сделал многозначительную паузу. Стояла такая тишина, что упади в это время иголка, все бы услышали, настолько было велико желание публики узнать скандальные подробности. Пристально оглядев зал, Кэмден резко повернулся к священнику: – Преподобный Вайс, правда ли, что живя в вашем доме, Фанни забеременела?

Священник медлил с ответом. Он сидел склонив голову, словно молился. Затем очень медленно поднял глаза на Кэмдена Лейквуда, впившись взглядом в лицо адвоката.

– Это правда.

– Каково же было ваше решение в этой ситуации?

– У нас с женой не было детей, и мы решили усыновить этого ребенка и вырастить как своего собственного. Мы почувствовали, что имеем на это благословение Господа. – По рядам пробежал шепот, но судья стукнул молотком по столу, и шум мгновенно стих. Никому не хотелось быть удаленным из зала и пропустить такой спектакль. – Мы представили дело так, как будто это был ребенок моей жены. Это был обман, но в его основе лежали добрые побуждения. Мы стремились облегчить жизнь невинному младенцу. Хотели, чтобы общество не отвернулось от него. Такова была воля Божья.

– Ваше преподобие, мы не будем здесь обсуждать мотивы, побудившие вас так поступить, я хочу только спросить, предлагали ли вы Фанни Кастил десять тысяч долларов, если она откажется от всех прав на своего ребенка?

– Да, я так сделал, но у меня и в мыслях не было покупать ее ребенка. Моя жена и я считали, что эти деньги пригодятся ей, поскольку Фанни решила оставить наш дом и жить самостоятельно.

– Но в документах сказано, что тайна рождения ребенка будет сохранена в обмен на десять тысяч долларов, так ли это?

– Да.

– И Фанни Кастил была не против продать вам своего ребенка?

Его преподобие только кивнул в ответ.

– В протоколе будет отмечено, что свидетель ответил на вопрос утвердительно, – заметил Кэмден. – У меня больше нет вопросов к свидетелю, Ваша честь.

Кэмден сказал мне, что намерен избегать компрометирующих священника подробностей в надежде, что из его показаний будет сделан вывод, что Фанни распутничала, забеременела и продала своего ребенка. Кэмден надеялся, что Фанни и ее адвокат не захотят предавать огласке действительные события, когда под вопросом окажется нравственность Фанни. Но надежды Кэмдена не оправдались: Фанни пошла на риск.

– Преподобный Вайс. – На этот раз Вэндел Бэртон сорвался со своего места, как выпущенное из пушки ядро. – Предлагая Фанни десять тысяч долларов, вы заботились только о ее благополучии?

– Я не совсем понимаю…

– А не вы ли являетесь в действительности отцом первого ребенка Фанни Кастил?

Зал буквально замер, боясь даже кашлянуть.

– Я был им и продолжаю им оставаться, – признался священник, но голос его не дрогнул. Публика тихо ахнула, но судье на этот раз не пришлось стучать молотком. Больше не раздалось ни звука. В едином порыве все подались вперед, ловя каждое слово.

– Вы сделали беременной девочку–подростка в вашем собственном доме, простодушного, доверчивого ребенка, о нравственности которого вы были призваны заботиться, это так? – в пылу своей речи Бэртон даже наклонился в сторону Вайса.

– Мистер Бэртон, я никогда не утверждал, что представляю собой нечто большее, чем обыкновенный человек, которого избрал Бог, чтобы нести Его слова таким же обыкновенным людям. Я старался сделать все, что мог, чтобы изменить к лучшему Фанни Кастил, но мне это не удалось.

– Значит, вы соблазнили четырнадцатилетнюю девочку? – резко спросил Бэртон.

– Поверьте мне, никому из мужчин не было необходимости соблазнять эту беспутную девицу. Она, это порочное создание, – рука священника, словно десница пророка, собирающегося вещать слова Господни, простерлась в сторону Фанни. – Эта грешница прокралась ко мне в комнату и забралась в постель. Она прижалась ко мне своим податливым нагим телом и толкнула меня на путь греха, потому что я лишь человек, созданный из плоти и крови. – И добавил, опустив руку и склонив голову. – Только ничтожный и постыдно слабый человек.

– Однако факт остается фактом. Вы, взрослый человек, не смогли оттолкнуть ее? – настаивал Бэртон.

– Да, это так, – резко поднял голову священник. – Но я ни на минуту не сомневался, что она была во власти дьявола, который с ее помощью пробил броню моей веры, потому что моя вера доставляла дьяволу большое беспокойство в Уиннерроу, что могут подтвердить мои прихожане. И мне понятно, почему Господь надоумил меня купить ее ребенка. Он не желал, чтобы это дитя росло в доме женщины, находившейся под влиянием дьявола.

– И вы с помощью десяти тысяч склонили молодую девушку продать вам ее ребенка. А что же еще ей оставалось делать? Ведь ей было всего четырнадцать лет, – подвел итог сказанному Бэртон.

– Примите возражение, Ваша честь, представитель противоположной стороны задает вопрос, на который сам же отвечает.

– Возражение принимается. Мистер Бэртон, вы хотите задать преподобному Вайсу вопрос?

– Нет, – поспешно ответил Бэртон. – У меня нет больше вопросов к свидетелю.

– Преподобный Вайс, позвольте мне задать вам вопрос, – вступил Кэмден. – Был ли у Фанни Кастил выбор, или ей больше ничего не оставалось, как продать вам ребенка?

– Ну конечно. Она могла его оставить. Для этого существует благотворительность, – он обвел взглядом зал. – Еще Фанни могла настаивать, чтобы я содержал и ее, и ребенка.

– Суть в том, что ей не нужен был ребенок, верно?

– Да, ее интересовали только удовольствия и не нужны были обязанности и ответственность.

– У меня больше нет вопросов, Ваша честь.

Его преподобие направился к своему месту с высоко поднятой головой, и взгляд его не утратил сосредоточенности и решительности, с каким он шел давать показания. Мне показалось, что на лице Вайса отразилось облегчение, я даже заметила чуть различимую улыбку. Он совершил то, что хотел сделать на протяжении многих лет. Священник признался в совершенном грехе, но облек свое признание в такую форму, что можно было с уверенностью сказать: прихожане простят его без колебаний. Его следующая проповедь будет основана на утверждении: я видел дьявола и знаю его злую силу, но мне Господь даровал прощение, и я уверовал – он всесилен.

Я посмотрела на Фанни. С ее лица исчезла улыбка, которая появилась, когда его преподобие занял место на скамье для свидетелей. Ее адвокат вновь наклонился к ней и снова что–то зашептал, но его слова не улучшили ее настроения. Рендл сидел, опустив голову, и вертел в руках карандаш. Помимо воли, мне стало жаль обоих. Они услышали только часть правды, а слушание только началось. Фанни следовало трезво оценить силу и могущество денег.

– Ваша честь, – обратился к судье Кэмден. – Мы хотим заслушать показания миссис Пегги Сью Мартин.

Фанни удивленно вскинула глаза, на лицах Рендла и Вэндла Бэртона отразилось замешательство: кто такая Пегги Сью Мартин? Тот же вопрос задавали друг другу и присутствующие. Раздался стук молотка, и шум утих. К скамье для свидетелей подошла сама Пегги Сью Мартин. На вид ей было около шестидесяти лет.

На ней был дешевый палантин под лисицу. Количество грима на лице делало ее похожей на Джиллиан: грубый слой грима покрывал щеки, губная помада была нанесена слишком толстым слоем, ресницы отяжелели от обилия голубой краски. Волосы, вытравленные до светло–желтого цвета, напоминали солому; она их завила и уложила, но тем не менее оставались заметны места, где волосы сильно поредели. Тонкое, сиреневого цвета платье плотно облегало ее бедра, юбка едва прикрывала колени. Мы ей заплатили две тысячи долларов, плюс ее дополнительные расходы, чтобы она приехала из Нэшвилля.

Ее быстро привели к присяге, и она уселась на скамью, закинув ногу на ногу, улыбаясь подошедшему к ней Кэмдену.

– Миссис Мартин, – начал он, – прошу вас рассказать суду, где вы живете и чем занимаетесь.

– Я живу в Нэшвилле, мне принадлежат полдюжины домов, в которых сдаются комнаты.

– Миссис Мартин, знакома ли вам Фанни Кастил?

– Конечно. Несколько лет назад она появилась в одном из моих домов. Она приехала в Нэшвилль, чтобы попытаться стать певицей, как сотни других девушек. – Она улыбнулась судье, но лицо того осталось бесстрастным.

– Когда вы сказали, что Фанни появилась в одном из ваших домов, вы имели в виду, что она сняла комнату?

– Да, верно.

– И у нее были для этого деньги?

– Сначала были. А потом ей их постоянно не хватало. У меня тоже есть сердце, но я не могу ждать оплаты бесконечно. Мне нужно иметь доход, чтобы оправдать расходы на содержание и обслуживание.

– А Фанни зарабатывала что–нибудь как певица? – задал вопрос Кэмден.

– Господи, какое там, – миссис Мартин рассмеялась. – Из нее такая же певица, как и из меня.

– Значит, вы ее выселили.

– Нет.

– Но тогда каким же образом Фанни доставала деньги, чтобы расплатиться за комнату? – спросил мистер Лейквуд, взглянув на Фанни, и затем снова обернулся к Пегги Сью Мартин.

Пегги поерзала на скамье, поправив свой искусственный палантин.

– Я не слежу за постояльцами. Меня интересует только то, чтобы в комнатах был порядок и вовремя вносилась плата. Остальное не мое дело.

– И все же?

– Время от времени женщины развлекают мужчин.

– И получают за это деньги? – заметил Кэмден.

– Да, но я это не поощряю, – торопливо добавила миссис Мартин, поглядывая на судью, но тот продолжал сохранять невозмутимый вид.

– Миссис Мартин, вы согласны, что речь идет о проституции?

– Да, – тихо откликнулась Пегги.

– Миссис Мартин, попрошу вас говорить погромче, – заметил судья.

– Да, – повторила миссис Мартин, на этот раз достаточно громко.

– И вы точно знаете, что Фанни Кастил время от времени зарабатывала деньги на оплату комнаты подобным способом?

– Да, – откликнулась Пегги Сью Мартин.

Мне вспомнилась моя поездка в Нэшвилль и старый, видавший виды дом с облупившейся краской на стенах и покосившимися ставнями. Какой наивной я была тогда, не догадавшись, что за дела творились за этими стенами. Мне бы сразу все понять, когда я встретила там симпатичную белокурую девицу в шортах и бюстгальтере.

Фанни тогда было чуть больше шестнадцати, и у нее едва хватало денег на еду. Я очень беспокоилась, как отнесутся Тони и Джиллиан, если ко мне приедет Фанни, поэтому я не обратила должного внимания на ужасное положение, в котором она находилась. Я сводила ее пообедать и пообещала высылать деньги, но я не задумалась над тем, как жила сестра все это время.

Теперь же старая история увидела свет. Как будто на стол, на всеобщее обозрение, вытряхнули содержимое потайного ящика. Но винить Фанни в этом нужно было только саму себя. Я ведь ее предупреждала, не нужно ей было забирать Дрейка. Я старалась убедить себя оставаться твердой и не поддаваться жалости.

– У меня нет больше вопросов, Ваша честь, – сказал Кэмден. Я посмотрела на Фанни: ее взгляд был полон ненависти, я отвернулась.

– А у вас есть вопросы, мистер Бэртон? – спросил судья. Посоветовавшись с Фанни, Вэндл обернулся к судье.

– У меня нет вопросов к этому свидетелю, Ваша честь.

– Итак, первый раунд окончен, – сказал Кэмден Лейквуд, занимая место за моей спиной. – И это похоже на нокаут.

– В заседании суда объявляется перерыв, – изрек судья, трижды стукнув молотком.