Глава 13. В ночь обручения Скай и Адам снова спали вместе как мужчина и женщина

В ночь обручения Скай и Адам снова спали вместе как мужчина и женщина. Праздничный пир по поводу возвращения Адама был великолепен. Он начался с луарского лосося, поданного на серебряном блюде с салатом и лимонными дольками. За рыбой последовала индюшка, нашпигованная перигорскими трюфелями, байоннская ветчина, пирожки с мясом, жареная косуля по-бургундски, пирог с кроликом с аппетитной корочкой, куропатки, набитые рисом и сухофруктами, на небольших серебряных рейнских тарелочках. За этим последовали блюда с луком и морковью, политые медом, вареным рисом, салатом, редиской. Последняя перемена состояла из нескольких видов сыра: бри и англо из Нормандии и качи марцолини из Флоренции. Были поданы корзины с черешней и золотистыми персиками, а также марципаны.

Кубки постоянно наполнялись белым и красным винами собственного изготовления. Пока семейство пировало, восхваляя главного повара замка, Скай и Адам только пощипывали пищу, бросая друг на друга долгие и многозначительные взгляды. “Как странно, — подумала Скай. — Я чувствую себя как молоденькая девушка, а не тридцатилетняя женщина”. За молодую пару провозглашали один тост за другим, и сердце Скай бешено колотилось всякий раз, когда Адам брал ее за правую руку и нежно целовал каждый пальчик, долго и нежно. Его дымчатые глаза завораживали ее, затягивали в свои голубые глубины, в которых скрывалась страсть, и она вдруг обнаружила, что не в состоянии дышать и только стонет. Она вспыхнула, поняв, что едва может дождаться, когда окажется наедине с ним, а он только тихо рассмеялся.

— И я тоже, — прошептал он, очевидно, снова читая ее мысли.

Она покраснела еще больше.

— Это грешно: ощущать такое желание, когда Найл едва похоронен, — возразила она, так как ее мучила совесть.

— Найл умер для тебя уже давно, — тихо ответил он. — Вторая смерть была катарсической, моя дорогая. Ты слишком много пережила за это время, пытаясь спасти его, и ты нуждаешься в утешении, которое могу дать тебе только я.

Скай, немного подумав, поняла его правоту.

— Ты всегда так хорошо утешал меня, Адам, — поддразнила она его, игриво проводя пальцем по его щеке.

Семейство Савиль с восторгом наблюдало за влюбленными. Ведь французы лучше всех других на Земле понимают значение искр, которые вспыхивали сейчас между Скай О'Малли и Адамом де Мариско. Антуан, наблюдая за тем, как слуги очищают стол от остатков ужина, протяжно зевнул.

— Боже, — пробормотал он, — наверное, я старею, у меня просто глаза закрываются. — Он повернулся к жене. — Как ты думаешь, дорогая, это будет очень негостеприимно с моей стороны, если я положу конец нашему ужину?

— Конечно, дорогой, — воскликнула графиня, — я уверена, что Адам и Скай неимоверно устали от этого путешествия, не правда ли, мой мальчик?

— Да, мама, — важно ответил Адам, — мы просто на грани истощения.

Скай с трудом сдержала смешок: на грани истощения! Адам выразился так изящно! Кто бы мог подумать, что это тот самый правитель Ланди, который при первой их встрече нагло потребовал от нее улечься в его постель в обмен на свою помощь! Ее веселье только возросло, когда он стал подавать ей притворно предупреждающие знаки своими густыми бровями, вставая из-за стола и привлекая ее к себе.

Взяв Скай под руку, Адам подвел ее к матери и отчиму.

— Спокойной ночи, мама, — спокойно сказал он, заставляя Скай рассмеяться.

— Спокойной ночи, сынок, — ответила ему Габи, и, приглядевшись повнимательнее, Скай поняла, что та тоже готова взорваться от смеха. Несомненно, она хорошо понимала своего сына.

— Спокойной ночи, Адам, — сказал граф. — Спокойной ночи, прекрасная Скай!

Скай также пожелала всем спокойной ночи и последовала за Адамом к выходу из столовой. Они молча прошли по центральной лестнице замка в свое крыло, где располагались их спальни. Там их уже ожидали Миньона и Гийом, и они разошлись по своим комнатам.

В спальне Скай пришлось выслушать восторженную болтовню камеристки, которая уже была в курсе совершившейся в столовой помолвки. От слуг, как всегда, ничего нельзя было скрыть, и все они были в восторге оттого, что месье Адам наконец-то нашел свое счастье. Скай вдруг обнаружила, что улыбается, услышав очередной вопрос Миньоны:

— А дети мадам будут рады Адаму?

— Мои дети обожают Адама. Они будут довольны, Миньона.

Миньона просияла от радости при этих словах и принялась с восторгом изучать обручальное кольцо Скай. Очевидно, Адам был ее любимцем.

— О, он такой хороший! — воскликнула она и, понизив голос, продолжила; — Я поставила свечку в церкви, когда узнала, что эта отвергла его. Меня-то не проведешь девственным видом и скромными взглядами! Я сразу поняла, что ее интересуют только богатство и власть! Она бы уничтожила Адама так же, как того старого герцога, за которого в конце концов вышла замуж. — Миньона вручила Скай шелковую ночную рубашку, но Скай отрицательно покачала головой.

— Это мне не нужно, — сказала она, — дай мне просто шаль накинуть на плечи. — И с этими словами Скай скользнула в постель.

— Хорошо! — воскликнула Миньона, одобрительно хихикнув. — Желаю вам доброй ночи. — И она унеслась из спальни, оставив Скай в одиночестве.

В спальне горела только одна свеча у постели, и мягкий свет разливался от горящего камина. Скай села, наслаждаясь тишиной и покоем, чудесным ощущением гладких, надушенных лавандой простыней, мягкостью подушек из гусиного пуха. Камин потрескивал, и пламя бросало причудливые тени на потолок. Дверь в комнату Адама тихо распахнулась, и появился его силуэт. Она протянула руку, и он быстро подошел к ней.

Наклонившись, он задул свечу и забрался к ней в постель, заключив в объятия. Голова Скай оказалась на его плече, а ее ладони — на груди. Так они лежали некоторое время в полном молчании, и только ее пальцы перебирали жесткие волосы на его теле. Наконец она лукаво заметила:

— Сколько сердец ты разбил, о повелитель Ланди, с тех пор как мы были вместе в последний раз?

— Я никогда не вел счета, — серьезно ответил он, — но я действительно старался забыть тебя. Забыть голубизну твоих глаз, нежность поцелуев, мягкость кожи. — Он начал поглаживать ее, как котенка, и Скай вздрогнула от наслаждения. В голосе Адама все отчетливее слышалась страсть:

— Но я не смог тебя позабыть, моя кельтская ведьма! Ты в моей крови, и теперь я никогда тебя не отпущу, Скай! НИКОГДА! Я буду защищать тебя, как свою собственность, ото всех, даже от королевы!

— Я больше никого и ничего не боюсь, Адам. Я не боюсь, потому что судьба предназначила нам быть вместе, и мы будем такой парой! Самой Елизавете Тюдор будет трудно справиться с нами!

— Мы ведь можем остаться во Франции, Скай, — тихо сказал он. — Я женюсь на тебе независимо от того, согласится ли на это королева, и главное — до возвращения в Англию. Ведь если ей это не понравится, она постарается расстроить наш брак. И тогда Франция станет нашим единственным убежищем.

— А мои дети? — спросила она.

— Если мы останемся во Франции, то им придется приехать сюда. Эван уже взрослый, у него свое имение, и, слава Богу, не слишком большое, чтобы англичане беспокоили его. Остальные могут жить с нами. Мурроу может учиться в Париже, как его отец, а его невеста пусть живет с нами до их свадьбы. Робина, хоть он и фаворит Елизаветы, нельзя оставлять ей. За его имением отлично присмотрит де Гренвилль, пока он не женится на его дочери. Да и Виллоу должна быть с нами. Больше всего могут потерять маленькие Бурки, но англичане все равно рано или поздно захватят их земли, как остальную Ирландию. Возможно, О'Малли удастся удержать земли до совершеннолетия твоего сына, но будет все-таки несправедливо, если Дейдра и Патрик будут оторваны от тебя, Скай. — Он нежно поцеловал ее. — Я хочу, чтобы ты была счастлива, любимая.

— А что с моими обязательствами перед О'Малли, Адам? Я не могу их бросить. Я обещала отцу! Это была клятва на смертном одре!

— Но ведь прошло четырнадцать лет, Скай! Твои братья были совсем детьми, а теперь это взрослые мужчины. У Брайана уже собственные дети. Пришла им пора взять ответственность на себя. Последние два года торговыми делами О'Малли заправлял Брайан, ведь дядя Симус не мог одновременно защищать земли Бурков и заниматься торговлей. Он сильно постарел, хоть и задал бы мне жару, услышь это.

Ни я, ни твои братья ничего у тебя не возьмем. Мы боготворим тебя, но, если нам придется жить во Франции, ты должна будешь позволить им решать свои дела самостоятельно.

— Но ведь я всегда заботилась о них, — недовольно проворчала она.

Протянув ладонь, он охватил одну из ее круглых грудок.

— А теперь тебе предстоит позаботиться обо мне, Скай. И это очень большая ответственность! — сказал он, перекатывая ее на спину, чтобы захватить теплыми губами ее сосок.

— О-о-о! — простонала она, застигнутая врасплох его атакой. Положительно, он хотел вытянуть из нее душу через этот крохотный цилиндрик ее плоти. Он прижал зубами его чувствительную вершину, извлекая из нее еще один стон.

Ему вовсе не нужно было так пытать ее — она и без этого страстно хотела его.

Адам, простонав, поднял свою косматую голову, и она увидела в его грозовых глазах голод страсти.

— Да простит меня Господь, — хрипло прошептал он, — но сейчас мне не до развлечений, Скай! Я хочу тебя! Я жажду тебя!

— О да, Адам! — откликнулась она. — Боже, я тоже не могу ждать! Я все еще помню наши объятия до моего отъезда из Англии. Я умру, если ты не возьмешь меня сейчас же!

Убедившись, что не причинит ей боли, Адам накрыл ее прекрасное тело своим. Она плавно раскрыла свои стройные бедра, помогая ему достичь нужного места. Издав радостный крик, он ринулся вперед, чувствуя, что она устремилась к нему навстречу, чтобы облегчить путь. Их руки сплелись, а губы сомкнулись в страстном поцелуе. Казалось, этот поцелуй продлится бесконечно, то ослабевая, то усиливаясь, в то время как его бедра вдавливали и вдавливали ее в пуховую перину. Но им обоим было мало друг друга, Скай раздувала его страсть, издавая сладострастные стоны, чувствуя, как его любящая и теплая плоть наполняет и сладостно растягивает ее изнутри. И вот уже ее ослепила вспышка первого оргазма, за которым быстро последовали несколько других. Она вонзила свои острые ногти в его спину, и он оторвал губы от ее рта, чтобы глотнуть воздуха.

— Милая, любимая шлюшка! — простонал он. — Дьявол, ты слишком быстро разрядила меня!

Тут она ощутила в себе теплую струю его любви, переполнявшую ее, и зарыдала от счастья, прошептав:

— Je I'amore, mon mari! Я люблю тебя, муж мой! Адам де Мариско наслаждался и ее телом, и ее словами.

— Выходи за меня, когда мы вернемся в Аршамбо после королевской свадьбы, — предложил он.

— На святого Михаила — достаточно скоро? — поддразнила она его.

— В конце сентября? Слишком долго! — прорычал он.

— Но мне нужно время, чтобы собрать приданое, — надулась она. — И кроме того, надо ведь привезти детей.

— Теперь я понимаю, в чем заключаются проблемы брака с немолодой женщиной, — ехидно заметил он.

— Немолодой женщиной?! — С воплем негодования она отшвырнула его прочь, так как он не успел приготовиться к атаке.

— В декабре тебе будет тридцать два, — возразил он и засмеялся.

— Адам де Мариско, ты никогда не был джентльменом, иначе помолчал бы об этом! — воскликнула она в притворной ярости и стала щекотать его. — Ты на десять лет старше меня, настоящий старик! Я могла бы выйти замуж за двадцатилетнего юношу, если бы захотела, — издевалась она, сидя у него на груди.

Он смеялся до тех пор, пока у него не потекли слезы.

— Прекрати щекотаться, ведьма! — упрашивал он ее, а ее пальчики находили все новые и новые чувствительные места. Господи, как он любил ее! И вот наконец его мечта исполнилась!

— Не прекращу, пока ты не извинишься!

— За что? За то, что женюсь на тебе, или за то, что тебе тридцать два? — иронизировал он.

— Ах ты, животное! — Она вцепилась ему в волосы и потянул.

— А-а-а! — завопил он от боли. — Хватит, хватит, ведьма! — Он обхватил ее руками за талию и высоко поднял над собой. Он подержал ее так немного, пока она кричала в притворном ужасе, а потом бережно опустил на перину рядом с собой и нашел ее губы.

— Я люблю тебя, Скай О'Малли, — прошептал он, — я люблю тебя, девочка!

Они занимались любовью всю ночь и все последующие дни. Накануне отъезда в Париж Скай засыпала, переполненная его любовью, в сомнении: неужели завтра они будут в состоянии отправиться в новое путешествие? И когда на следующий день, едва солнце поднялось над горизонтом, ее заставили выбраться из постели, она не чувствовала себя сколько-нибудь отдохнувшей. Адама уже не было, и в комнате суетилась Миньона.

— Я уже упаковала ваши вещи, мадам, но все равно нужно спешить. Графиня договорилась с отцом Жаном, что формальное обручение состоится в капелле еще до отбытия в Париж. Итак, vite, vile, мадам!

Ванну уже выдвинули и наполнили надушенной водой, но понежиться в ней Скай не разрешили. Миньона объявила, что сегодня ванна предназначена для помывки, а не для мечтаний. Скай быстро вымыли, вытерли, напудрили и надушили. На ее стройные ноги натянули шелковые чулки с вышитыми вьющимися розами, пристегнули серебряные подвязки с розетками. Затем быстро надели шелковую рубашку, шелковую блузку, нижние юбки, а поверх всего этого — малиновое шелковое платье с розовым атласным верхом. Рукава были отделаны кремовыми кружевами, и ими же украшен вырез, обнажавший грудь гораздо больше, чем могла бы себе позволить сама Скай. Но замковый портной поклялся, что это самый последний стиль, и если вырез мадам будет выше, то в Париже она будет выглядеть абсолютно старомодно. Пока Миньона делала ей прическу, Скай натянула пару красных кожаных туфель на тонком каблуке. Камеристка украсила ее волосы жемчугом Никола. Жемчуг был и на шее, и в ушах. Закончив с волосами. Миньона приказала ей встать и подвесила ей к поясу коробочку с ароматическими шариками и маленькое зеркальце.

— Позвольте, мадам, я провожу вас до церкви, — сказала Миньона, накидывая на нее шелковый малиновый капюшон с атласной подкладкой. — Отец Жан сегодня служит мессу для всей семьи, и затем вы с Адамом обручитесь.

Скай кивнула и последовала за Миньоной. Замковая капелла, расположенная в древнейшей части здания, — восьмиугольная комната с каменным полом и стенами — была так красива, что у нее перехватило дыхание. Хотя она видела ее не первый раз, все равно красота не оставила Скай равнодушной. Огромные готические окна были украшены витражами, отбрасывавшими на серый камень пола причудливые красные, голубые и золотистые отблески. По сторонам алтаря размещались статуи Девы Марии и ее матери св. Анны, так искусно вырезанные из камня и раскрашенные, что казались живыми.

Мария была изображена в виде молодой матери, блондинки в скромном светло-голубом платье и белом покрывале. Она сидела, держа на коленях ребенка — маленького херувимчика, машущего пухлыми ладошками. Расположенная напротив статуя св. Анны изображала стройную женщину с добрым и милым лицом, гордо глядящую на дочь с внуком.

В капелле стояли четыре скамьи, которые, как и алтарь, были покрыты резьбой, изображающей религиозные сюжеты. Священник в зеленой с золотом рясе приветствовал вошедших Скай и Миньону. Миньона почтительно присела в реверансе:

— Здравствуйте, святой отец.

Поприветствовав Миньону, священник обратился к Скай:

— Мадам графиня говорила мне о вас, мадам Бурк. Вы ирландка и, как я полагаю, преданная дочь церкви? — Да, святой отец. Мой дядя — епископ.

— Когда вы в последний раз исповедывались, дочь моя?

Скай покраснела.

— Последний год я прожила среди мусульман, святой отец. Я не могла исповедаться. Отец Жан улыбнулся.

— Конечно, — понимающе произнес он, — но ведь вы желаете исповедаться перед мессой и обрядом обручения?

— Да, святой отец. — Скай было мучительно стыдно, но уклониться от исполнения религиозного долга было невозможно. Что только подумает о ней священник, когда услышит ее рассказ, в истерике размышляла Скай. Она могла бы поспорить, что ему никогда не приходилось выслушивать ничего подобного. Она смиренно последовала за ним в исповедальню, встала на колени и сказала:

— Простите меня, святой отец, ибо я согрешила. Через двадцать минут они вышли из исповедальни, и вид у отца Жана был довольно-таки потрясенный.

— Никогда, — тихо сказал он, — никогда я не выслушивал подобной истории, дочь моя. Удивительно, что такие вещи могут совершаться в нашем несчастном мире.

— Но вы не назначили мне покаяния, святой отец! Священник остановился, посмотрел на Скай и взял ее за руку.

— Что за покаяние могу я назначить вам, дочь моя? Разве мало вы уже страдали? Дважды вы потеряли одного мужа, человека, которого искренне любили. Вам пришлось пережить унизительный плен и рабство, осуществляя храбрый, хотя и не слишком мудрый план спасения мужа из позорного рабства. Вы были лишены общества своих детей, вам угрожала ваша же королева, и все же вы выжили и не озлобились. Конечно, я, может быть, всего лишь необразованный провинциальный священник, дочь моя, но я вижу настоящую боль, и меня не обманешь. Господь уже наказал вас, и я не могу сделать большего. — Он улыбнулся и похлопал ее по руке. — Вы хорошая дочь церкви. Необходимо немалое мужество для того, чтобы поведать мне все это… скопище грехов, но у вас нашлось мужество. Итак, исполняйте же заветы святой церкви и вступайте в новый брак. Я буду молиться о том, чтобы Господь благословил детьми ваш союз с господином де Мариско. Ступайте же, семья уже собралась и готова к мессе. — Священник галантно проводил Скай до скамьи, где ее уже ждали Адам и его родители.

Скай печально подумала, что молитвы отца Жана пропадут впустую. Ей не было жалко себя, но жалко Адама. Он любил детей, и ему следовало бы иметь собственного сына. Она перекрестилась — месса закончилась. Теперь они вместе с Адамом предстали перед алтарем и принесли обеты обручаемых. Она вздрогнула, как девушка при первом обручении, услышав низкий бас Адама, обещавшего любить ее до самой смерти.

Затем последовал небольшой пир в столовой, а после него граф и графиня де Шер в сопровождении домочадцев погрузились вместе с багажом в дорожные кареты, и путешествие в Париж началось. Всего набралось двадцать с лишним человек взрослых и детей. Самых младших пришлось оставить в замке. Чтобы достичь Парижа, им придется ехать не менее пяти дней, если ничто не помешает.

Но только доехав до моста у Тура, все члены семейства поверили в реальность путешествия. Свадьба Генриха Наваррского с Маргаритой Валуа была самым ярким событием в истории Франции за последние несколько лет, особенно принимая во внимание то, что невеста весьма недвусмысленно высказывалась против этого брака.

Маргарита Валуа унаследовала сильный характер своей матери-флорентийки Екатерины Медичи, но была гораздо популярнее королевы-матери, так как была стройна, красива и весела. Все парижане — по большинству католики — сочувствовали своей любимой принцессе, которую выдавали за гугенота против воли. Не будь их страх перед вдовствующей королевой сильнее любви к ее дочери, юному наваррцу несдобровать. Но пока даже официальный любовник принцессы, герцог де Гиз, не осмеливался выступить против жениха.

Очевидно, после рождения дочери жена короля Карла IX, прелестная императрица Елизавета Австрийская, не в состоянии более рожать, а единственный сын короля от его фаворитки Мари Туше — незаконнорожденный. Официальным наследником становился принц Анжуйский, любимым занятием которого было наряжаться в женскую одежду. Практичные французы не могли ожидать от него чего-либо путного. Таким образом, Генрих Наваррский становился наиболее вероятным претендентом на престол, если, конечно, примет католичество, а его жена — их любимая принцесса — станет королевой. Кроме того, этот союз мог положить конец раздирающим Францию религиозным войнам.

Пока кареты семейства де Савилей катились к Парижу, женщины оживленно обсуждали, что им надеть на бал в Лувре в ночь бракосочетания. Их радость и возбуждение по поводу праздника не могли не передаться Скай. За окном кареты расстилалась летняя Франция — сады и виноградники были уже полны плодов, а на полях дозревали посевы. Совсем не то, что в эту пору в ее любимой Ирландии и прекрасной Англии, но Скай ничего не имела против — Франция тоже красивая страна. Она молилась о возвращении домой, но, если это не исполнится, можно будет прожить и здесь.

В пути им встречалось немало постоялых дворов, однако граф был придирчив. На дорогах Франции царило оживление, но им всегда удавалось обеспечить себе отдельные спальни и столовую. Скай размещалась обычно в спальне с Габи и ее двумя старшими дочерьми, Изабо и Кларисой, а в другой спали Мюзетта и шестнадцатилетняя дочь Изабо — Матильда, восьмилетняя дочь Александра, маленькая Габи, а также две дочери Кларисы — Мари-Габриэла и Катрин. Три младшие девочки ехали в Париж впервые и были вне себя от восторга. Матильда, старшая среди них, уже помолвленная молодая дама, бывала в Париже дважды и поэтому изображала опытную женщину. Скай подбадривала младших, говоря, что и она сама впервые едет в Париж.

И вот наконец они в Париже! Скай выглядывала то в одно окошко кареты, то в другое, всматриваясь, впитывая окружающее. Париж разочаровал ее — он очень походил на Лондон. На время пребывания в столице они арендовали дом у богатого гугенота. Дом находился рядом с дворцом герцога де Гиза, на правом берегу, в районе Марэ, поэтому им пришлось пересекать Сену на пароме. В отличие от своих собратьев по вере этому гугеноту пришлось остаться в Париже, так как у него только что умерла жена.

Де Савили не были богаты, как Скай и Адам. Они владели землями Аршамбо, виноградниками и угодьями, да еще небольшим домом в Париже. Но, как справедливо указал отчиму Адам, этот домик на улице Сер-Селестин не вместил бы всего семейства, а оставить кого-либо — значило причинить жестокую обиду. Поэтому его сдали на время празднеств, что не составило большого труда, а затем арендовали гораздо больший дом, который мог вместить графа и графиню де Шер со всеми их домочадцами. Адам благородно настоял на том, чтобы уплатить львиную долю ренты.

— Наш собственный особняк на левом берегу расположен гораздо удобнее, — с чувством воскликнула Габи, — мало ли что Гизы сделали Марэ модным местечком, оно так и осталось болотом, воздух просто ужасный! Жаль, что нельзя поместиться в нашем старом доме — там всего шесть спален, а нам нужно как минимум девять. Пропади оно пропадом! Ненавижу снимать! Чужие дома такие грязные! Вот подождите — увидите, там все покрыто метровым слоем пыли!

— Ну, ну, дорогая, — успокаивал ее Антуан, — гугенотки известны своей чистоплотностью!

— Но ведь она умерла бог знает когда! Нет, все равно слугам придется перевернуть дом вверх дном!

Однако, к досаде и даже, как подумала Скай, разочарованию графини, нанятый дом оказался чистеньким и уютным. Хотя нынешний владелец и был убит горем, но не настолько, чтобы изменить правилам почившей супруги. Он даже специально нанял прислугу, чтобы подготовить дом для постояльцев. Окна сверкали, шторы и покрывала вычищены. В каждой комнате стояли вазы со свежесрезанными цветами.

— Итак, видишь, ta cheri, — заметил граф жене, и его глаза поблескивали от веселья, — все в порядке. Остается только радоваться и наслаждаться!

Но времени на отдых почти не оставалось — бал должен был состояться уже на следующий вечер, и всю ночь и затем весь день слуги подшивали и гладили бальные платья для всех дам. Скай выбрала ярко-голубое шелковое платье с шокирующим вырезом, вышитым голубым бисером и серебром, что гармонировало с расшитой серебром юбкой. В этом платье Скай не покидало ощущение, что при очередном глубоком вдохе ее грудь может внезапно оказаться на свободе. Адам подхихикивал, представляя себе такую перспективу, пока застегивал на шее Скай бриллиантовое ожерелье.

— Что-то не припомню у тебя такого ожерелья, — заметил он как бы между прочим, возясь с застежкой. — Хотя у тебя куча этих побрякушек.

— Это прощальный дар Никола. — Она решила ничего не скрывать от него. — Это было очень мило с его стороны и так на него похоже, ведь он знал, что Дейзи увезла в Англию все мои вещи и у меня не осталось драгоценностей. — Скай стояла не шевелясь, спокойно ожидая реакции Адама.

Его пальцы медленно соскользнули и замерли у нее на плечах.

— Это из сокровищницы герцога?

— Нет. Он заказал его специально для меня, полагая, что я вернусь. Это было еще до их свадьбы с герцогиней, иначе бы я не приняла его, Адам.

— Удивляюсь, что ты все-таки приняла его. — В его голосе послышались нотки ревности, хотя он и старался скрыть их. “Странно, — подумал Адам, — ведь я никогда не ревновал ее. — Тут он улыбнулся:

— Но ведь я никогда не был помолвлен со Скай О'Малли”.

— Я сначала хотела вернуть эти драгоценности, но потом подумала, что оскорбила бы его. Адам, если уж ты так недоволен, я могу отдать их дочерям и больше не надевать. — Скай повернулась к нему. — Я так люблю тебя, мой повелитель Ланди! — Улыбнувшись, она привстала на цыпочки и нежно поцеловала его. — Эти камушки ничего ведь не значат, ты прекрасно знаешь это, Адам де Мариско!

Он грустно улыбнулся.

— Ну да, ты ведь не можешь появиться при самом изящном дворе Европы без бриллиантов, — согласился он, и с этим было покончено.

Кареты ждали их во дворе. Они вышли из дома, и Скай заметила, что их соседи напротив также готовятся к выезду в Лувр.

— Герцог де Гиз! — прошептала старшая сестра Адама, Изабо. — Это любовник Маргариты!

— Придержи язык! — прикрикнула на нее Габи. — Ты, как отец, не знаешь, когда нужно остановиться!

— Но ведь все это знают, — заметила Клариса, приходя на помощь сестре.

— Знать — это одно, а языком молоть — совсем другое, — ответила Габи. — Вы уже достаточно взрослые, чтобы понимать это!

Сестры вспыхнули от материнского упрека и сделали вид, что всецело заняты складками на юбках. В их карете ехали еще их мужья, Матильда и Мари-Габриэла. Скай прошла в первую карету, где оказалась зажатой между Адамом и его сводным братом, вдовцом Александром, а напротив сидели Габи с Антуаном и внучкой Катрин-Анриеттой, которой едва исполнилось одиннадцать. Это был ее первый бал, и девочка чуть не падала в обморок от волнения. В третьей карет, помещались остальные: Ив, Мари-Жанна, Мюзетта и Робер Сансерр, а также их племянники Анри Сен-Жюстин и Жан-Антуан. Трое самых младших, которым пришлось остаться дома, стояли во дворе вместе с боннами и провожали их, грустно глядя вслед отъезжавшим каретам.

Выехав со двора, кареты быстро прогромыхали по улице Марэ и достигли Сент-Оноре, которая вывела их прямо к Лувру. Тут им пришлось влиться в длинную череду экипажей, движущихся в том же направлении. Адам взял Скай за руку и нежно сжал ее пальцы.

— О, меня ослепляет присутствие такой красавицы, мама, — заметил вдруг Александр. — Вы сегодня просто сияете!

— Смотри, братец, — притворно возмутился Адам, — сегодня вечером я наконец понял, насколько я ревнив!

— Если бы я был помолвлен с таким прекрасным созданием, как Скай, Адам, то и я немедленно стал бы ревнивцем. Но не бойся — вряд ли я смог бы похитить ее у тебя. Впрочем, теперь, когда мой срок траура по Элен завершился, пора бы найти ей замену. Твой крестник, маленький Адам, отличный парень, но для Аршамбо недостаточно одного сына!

Тут Габи внезапно воскликнула:

— Смотрите! Лувр! Я не видела его десять лет! Последний раз мы были при дворе еще во время правления Франциска II и Марии Шотландской. Думаю, Екатерина была почти рада смерти сына, так как избавилась от прекрасной Марии. Они так ненавидели друг друга! Насколько я понимаю, Марии не слишком-то сладко жилось в Шотландии.

— Шотландцы — нелегкий народ, Габи, — сказала Скай. — У их правителей всегда были с ними трудности.

Кареты де Савилей уже вползали во двор волшебно иллюминированного Лувра. Повсюду стояли слуги в элегантных ливреях. Они факелами освещали дорогу гостям. Когда семейство вышло из кареты, Антуан сказал:

— Дети мои, давайте держаться вместе. Сначала необходимо представиться королю, а уже затем развлекаться. Следуйте за мной, я помню дорогу.

“Двор есть двор”, — подумала Скай, спеша за Адамом и на ходу по лицам встречных определяя, кто они: гости, просто прибывшие на свадьбу, настоящие придворные, важные птицы или просто зеваки, те, кто только пытается попасть в круг избранных. Ей сразу бросилась в глаза изысканность костюмов практически всех, кто встречался ей на пути. Она понимала — сегодня вечером только очень богатым аристократам не пришлось устраивать кровопускание кошелькам, чтобы должным образом одеться и причесаться. Ей в этом смысле нечего было стыдиться — на ней великолепное платье и роскошные украшения. Скай не смогла сдержать усмешки — что ж, спасибо Никола за его истинно французскую предусмотрительность!

В прихожей за двойными дверями у них спросили имена и передали дальше главному церемониймейстеру. И, когда в зале прозвучали их имена, они двинулись к трону, где встречали гостей французские коронованные особы. Скай и Адам следовали за Габи и Антуаном.

Остановившись перед троном, Антуан низко поклонился:

— Ваше величество, для меня великая честь быть в числе приглашенных по случаю этого радостного события!

— Спасибо, месье граф, — со скукой в голосе ответил Карл IX, представления не имевший, откуда взялся этот провинциал.

— Ты должен помнить графа де Шер, сын мой, — проскрипел сухой голос его матери, Екатерины Медичи. — Во всяком случае, я его не забыла, ибо он способствовал заключению моего брака с твоим отцом. Добро пожаловать снова в Париж, Антуан де Савиль. Мы оба счастливы видеть вас и вашу милую Габриэлу.

Скай удивилась. В Англии могли что угодно говорить про Екатерину Медичи, но в вежливости ей не откажешь. За спиной ее называли “мадам змея”, и Скай могла бы с этим согласиться: она не была красива, скорее банальна — невысокая пухлая женщина с оливковой кожей и темными волосами, пронизанными седыми прядями, выбивавшимися из-под шапочки. Но глаза у нее были просто потрясающие — черные и подвижные, казалось, они только и жили на лице. И при этом в них читались ум, работа мысли. Они жадно впитывали окружающее и передавали впечатления ее подвижному уму, который сортировал и стремился извлечь выгоду из каждого полученного кусочка информации. С этой силой следует считаться, решила Скай.

Антуан де Савиль представил королю, королеве Елизавете и королеве-матери свое обширное семейство.

Наконец Скай услышала, как он объявил:

— А это мой пасынок, мадам. Адам де Мариско, граф де Ланди, и его невеста мадам Бурк. — Адам поклонился, а Скай низко присела в реверансе.

— Вы англичанин? — спросила Екатерина Медичи Адама.

— Да, ваше величество. Я рожден в Англии, и мой отец англичанин, хотя мать — француженка. Однако титул и земли у меня английские.

— И ваша невеста англичанка?

— Я ирландка, ваше величество, — ответила Скай.

— Ирландка. А, эти ирландцы! Вот кто всегда причиняет неприятности Елизавете Тюдор!

— Не больше, чем она нам, ваше величество. Екатерина Медичи пристально посмотрела на Скай, а потом сухо рассмеялась:

— Вот как следует смотреть на эти вещи, мадам? — Смех вдруг умолк. — Вы католичка, мадам?

— Да, ваше величество.

— А вы, месье де Мариско? Вы принадлежите к англиканской церкви или же к истинной?

— Я взращен в лоне истинной католической церкви, ваше величество, — сказал Адам.

Королева-мать кивнула, довольная ответом.

— Итак, позвольте представить мою дочь, принцессу Маргариту, и ее жениха, нашего молодого короля Наварры.

Скай и Адам приветствовали коронованную чету. У принцессы была такая же оливковая кожа, как и у матери, но она была похожа на своих родственников по линии Валуа и очень мила. Генрих Наваррский оказался высоким, крепким юношей с черными волосами и веселыми янтарными глазами. Он откровенно разглядывал Скай, стремясь заглянуть поглубже в вырез. Когда ему это удалось, его глаза одобрительно расширились и вызывающе встретились с глазами Скай. К счастью, Адам, занятый приветствием принцессы, этого не заметил, но Скай все равно несколько смутилась.

— Месье! — В ее голосе прозвучал упрек и одновременно мягкий отказ.

— Мадам, не следует упрекать меня, — заметил Генрих. — Я считаю себя знатоком женской красоты, и вы, мадам, — самое совершенное создание из всех, которые мне только выпало счастье видеть. Скажите, когда и где мы можем встретиться? Вы должны стать моей!

— Месье! Завтра вы венчаетесь! Что скажет ваша невеста?!

Генрих Наваррский очаровательно улыбнулся:

— Марго? Она не будет против.

— Я помолвлена!

— Вот видите, сколько у нас общего! Скай была в отчаянии. Необходимо поставить на место этого донжуана. Сделав глубокий вдох, она прошептала:

— Вы всего лишь девятнадцатилетний невоспитанный мальчишка, а мне уже за тридцать!

— О! — Он тепло улыбнулся ей. — Значит, у вас должен быть опыт, а я обожаю опытных женщин!

Пока Скай мучительно пыталась найти выход из этого трудного положения, Екатерина Медичи пристально наблюдала за ней из-за полуопущенных век. Найдя беседу Адама де Мариско с ее дочерью скучной, она переключила внимание на Скай и Генриха. Так-так, этот гугенот, не пропускающий ни одной юбки, заинтересовался ирландкой? Это можно будет обратить в свою пользу. Генриху скоро предстоит обращение в католичество, и прекрасная ирландка, если захочет, может весьма этому поспособствовать.

Однако Скай явно к этому не стремилась. Екатерина достаточно хорошо разбиралась в людях, чтобы понять — это не ложная скромность. А жаль, подумала королева-мать. Впрочем, немало резервов в ее “летучем эскадроне”, чтобы в нужный момент найти воздействие на Генриха.

Однако того, похоже, не очень-то обескуражил суровый отпор Скай. Он отлично знал — любую женщину можно завоевать и, в конце концов, овладеть ею. С некоторыми приходилось повозиться подольше, но они-то и оказывались наиболее достойной добычей. Он неохотно позволил Скай и Адаму отойти, но решил, что рано или поздно эта ирландская красотка будет принадлежать ему и с наслаждением, как и другие, замирать под его страстными поцелуями.

— Ты почему-то злишься, — сказал Адам, когда они оказались за пределами слышимости королевских особ. — Я не сомневаюсь, что Генрих Наваррский приставал к тебе с непристойными предложениями, моя радость. — Он взял с подноса два бокала с вином и один вручил ей. — Не могу себе представить, чтобы Генрих оказался равнодушен к твоей красоте.

— Это возмутительно! — вспыхнула Скай. — Завтра он женится, а сегодня соблазняет чужих невест! Адам хихикнул:

— Это типично для этого юноши, как мне говорили.

— Бедная принцесса!

— Боже мой, Скай, стоит ли так огорчаться из-за этой темпераментной маленькой шлюшки, Маргариты Валуа? Она же любовница герцога Гиза! Правда, она хотела выйти за него замуж, и он был не прочь, но, к несчастью, Екатерина Медичи решила, что союз с Генрихом Наваррским для нее более выгоден. Гизу пришлось срочно жениться на принцессе Порциенне, чтобы избежать возможного покушения, подстроенного королевой. Екатерина, не колеблясь, приговорила бы его к “итальянской смерти”. Я подозреваю, как она огорчена, что ей это не удалось: Гизы слишком амбициозны, и Екатерина считает их угрозой для своих сыновей. Она никогда не простит Гизам того, как они обращались с ней, когда ее старший сын Франциск женился на их племяннице, шотландской королеве.

— Ну и семейка! — воскликнула Скай. — Ничем не лучше Тюдоров!

Адам рассмеялся.

— Власть, — сказал он, — это весьма крепкий напиток, моя дорогая.

Из угла, где сидели музыканты, зазвучала музыка, и гости стали строиться для танца. Скай изящно двигалась, довольно улыбаясь Адаму, который ловко для мужчины его габаритов справлялся с фигурами танца. Он даже умудрился сорвать у нее поцелуй, и она оказалась на седьмом небе от счастья. Ей казалось, что на всей земле нет никого, кроме них двоих. Она была счастлива! Каким-то образом все устроилось само собой — меньше чем через два месяца они с Адамом поженятся. Бесс Тюдор будет вне себя от ярости, но в конце концов она простит. Они смогут вернуться домой, отстроить замок Адама — его остров между двумя странами — идеальное место для них. Они соберут детей, будут вместе спокойно стариться. Эта идея уже не показалась Схай ужасной.

Он заметил ее улыбку и спросил:

— Отчего ты так счастливо улыбаешься, милая? Посмотрев ему в глаза, она ответила:

— Я думаю о том, как мы будем стариться вместе, Адам.

Он рассмеялся:

— А ты не думаешь, что мы еще немного сможем побыть молодыми, Скай? Если ты станешь моей женой, то жизнь для меня только начнется.

— Ах, дорогой! — Вдруг на ее сапфировых глазах показались крошечные бриллиантики слез. — Как ты мил, какие приятные вещи ты говоришь мне!

— Адам! Адам де Мариско, ты ли это?! — услышали они взволнованный женский голос, когда окончился танец.

Они поискали глазами его обладательницу, и вдруг из окружающей толпы выпорхнула невероятно красивая рыжеватая блондинка, стройная, как соломинка, с высокой грудью и тонкой талией, одетая в шелковое платье ярко-зеленого цвета с золотом, отлично шедшее к ее волосам.

— Дьявол! — пробормотал Адам еле слышно, и Скай хихикнула.

Женщина остановилась перед ними, бросила короткий уничтожающий взгляд на Скай и тут же ринулась на грудь Адама.

— Адам, дорогой! Не могу поверить, что это действительно ты! Боже! Да ты стал куда красивее, чем в нашу последнюю встречу!

Оторвав женщину от своей груди, Адам поставил ее перед собой и произнес ледяным тоном:

— Скай, это Атенаис Буссак.

— Нет, нет, дорогой! — Красавицу нисколько не обескуражил ледяной тон Адама. — Разве ты не помнишь, что я выходила замуж за герцога де Монтуар? Теперь я герцогиня де Беврон.

— И как поживает ваш муж, герцогиня?

— Давно умер, дорогой, и, надеюсь, сейчас пребывает в аду. О, это был большой негодяй!

— Зато настоящий мужчина, герцогиня. Не сомневаюсь в этом, зная вашу позицию по этому поводу, и сколько же сыновей удалось ему зачать?

Тут Скай сообразила, кто эта женщина. Та самая сучка, которая отвергла любовь Адама, узнав, что он не может иметь детей. Скай мягко положила руку ему на плечо.

— Идем, любовь моя, — сказала она. — Я вижу, твоя мать делает нам знаки.

— А это что за дамочка, Адам? Прикажи ей убраться! Нам нужно столько рассказать друг другу, дорогой!

— Твои манеры, Атенаис, как всегда, ужасны. Эта дамочка — моя невеста, мадам Бурк. А теперь извини нас, нам нужно идти.

— Адам! — Атенаис де Монтуар ухватила его за рукав. — Адам, — повторила она умоляюще, — нам нужно поговорить!

— Нам не о чем говорить, мадам герцогиня! — И, взяв Скай под руку, Адам двинулся к своим родителям.

— Какая наглость! — воскликнула видевшая эту сцену Габи. — У нее просто нет стыда! Что она от тебя хотела, сын мой?

— Она хотела поговорить.

— Ха! — сердито воскликнула мать Адама. — Атенаис де Монтуар никогда не отличалась особым талантом в беседе. Скорее, ей нужен муж, и теперь, когда она богата и знатна, она решила заполучить тебя!

— Ты же помнишь мама, Атенаис разорвала нашу помолвку, когда узнала, что я бесплоден. Сомневаюсь, чтобы она изменила свое мнение за двадцать лет, и кроме того, я совершенно не интересуюсь этой сукой.

— Сын, — сказала Габи де Савиль, — мужчины бывают так глупы. Атенаис вовсе не нужны дети. Она отвергла тебя двадцать лет назад совсем по другой причине. Герцог де Беврон сделал ее отцу приличный подарок, и барон Буссак решил, что гораздо выгоднее выдать дочь за богатого старого герцога, чем за нищего английского дворянчика.

Это предложение казалось чудом — герцог богат и бездетен. Он открыто увивался за Атенаис — тогда еще девственницей, — и она использовала эту единственную свою добродетель, чтобы решить судьбу герцога! Говорят, когда герцог спросил ее отца, каково же будет приданое — а как ты знаешь, никакого приданого у нее и быть не могло, — то барон Буссак, — Габи понизила голос, — привел свою дочь, закутанную в плащ, в комнату, где они с герцогом обсуждали детали брачного контракта. Он сдернул с нее плащ — под ним на ней ничего не было! Герцога от страсти чуть не хватил удар. И тут барон ему говорит: “Вот, монсеньор, приданое моей дочери. Безупречное лицо и фигура. Никакое золото, которое я мог бы вам дать, не сравнится с этими достоинствами”. И тут он снова прикрыл дочь плащом, и герцог, едва держась на ногах, подписал контракт.

Итак, вместо того чтобы дать де Беврону золото, барон получил целое состояние в обмен на девственность Атенаис! Герцогу удалось сделать ей за пять лет одного сына, и она чуть не умерла при родах — говорят, ребенок вышел ногами вперед. Так что больше она уже не смогла рожать, да ее это и не беспокоило. Еще через два года старый герцог умер. Его сыну сейчас пятнадцать, это точная копия отца, и столь же туп. Говорят, он приударяет за матерью.

— А ты, несомненно, не спускаешь с нее глаз, мама, так ведь? — поддразнил ее Адам.

— Просто Атенаис де Монтуар — основной предмет для сплетен в округе, Адам. После рождения сына она не пропускала ни одного смазливого мужчины — у нее был легион любовников. Но после смерти герцога она проводила много времени при дворе, и я утратила ее след.

— Только потому, что не с кем было это обсудить, — поддразнил ее граф.

— Антуан! — воскликнула Габи, притворяясь оскорбленной.

— Она красива, — задумчиво протянула Скай.

— Да, — ответила Габи, — но красотой дьявола. Снаружи это совершенство, внутри — смрад. — Ты гораздо красивей, — успокоил Скай Адам.

— Меня волнует не ее красота, — сказала Скай. — В ней есть что-то порочное. Я заметила это в ее глазах. — И Скай посмотрела туда, где они оставили герцогиню де Беврон.

Атенаис де Монтуар нагло смотрела на нее, но Скай была не из тех, кого можно смутить. С не меньшей дерзостью она рассматривала эту женщину. Волосы герцогини вопреки моде были длинными и ниспадали волнами на спину, как мантия. Кошачье личико с высоким широким лбом, сужающимся к подбородку, большие и круглые янтарно-желтые глаза, ярко накрашенные узкие губы. Пожалуй, только нос со слегка загнутым кончиком портил общее впечатление. Несмотря на возраст и обилие косметики, она все еще была красивой женщиной.

Габи прикоснулась к Скай, отвлекая ее внимание от герцогини.

— Я слышала, Атенаис — боец “летучего эскадрона” королевы-матери.

— “Летучий эскадрон” ее величества? — Скай заинтересованно вскинула голову. — Что это такое?

— Королева использует придворных красоток для соблазнения, а затем порабощения нужных ей мужчин. Те женщины, которые соглашаются служить ее интересам, и называются бойцами “летучего эскадрона”. Как бы вы назвали его по-английски? У многих мужчин судьба сломана этими красотками.

Скай снова посмотрела туда, где стояла Атенаис де Монтуар, но герцогиня исчезла. Музыканты завели новую мелодию, и Адам снова вывел Скай на танец. Скай веселилась, совершенно позабыв о герцогине. Она танцевала с Адамом, потом с его очаровательными сводными братьями, мужьями сестер и племянником.

Все отдали должное яствам. Кушанья были великолепны. Скай решила, что только от одного созерцания французской роскоши уже никогда не захочется есть. Чего только не было в буфете: тулузские, неракские, тулонские паштеты; закуски: устрицы, которых тут вскрывали для гостей поварята, мидии с горчицей по-дижонски, морские языки под соусом из белого вина, угри, блюда с целыми лососями с гарниром из салата, луарские карпы. Кроме того, селедка всех видов, копченая и соленая. Много дичи: куропатки, жаворонки и рябчики. Жареные гуси, байоннская ветчина, кабанье мясо, оленина, говядина и ягнятина. Пироги с жаворонками, крольчатиной и зайчатиной. Нафаршированные гуси и индюки, и даже лебеди. Пожалуй, не так много было зелени: только артишоки в оливковом масле, свежий салат и редис, зато обширный выбор сыров. Несколько столов были посвящены сладостям. Здесь настоящим шедевром был торт, изображающий собор Парижской Богоматери со всеми деталями, как он должен был выглядеть завтра, в том числе с миниатюрной четой жениха и невесты. Все же виды пирожных невозможно было перечислить. Вино, красное и белое, лилось рекой. Екатерина Медичи не поскупилась на пир накануне бракосочетания своей дочери, принцессы Марго.

После перерыва на еду — Скай утверждала, что Адам попробовал по кусочку от всего, а он категорически отрицал это — снова танцевали. И тут вдруг перед ошеломленной семьей де Савилей появился сам жених, король Наварры, и пригласил Скай на танец. Сначала он постарался очаровать всех дам: улыбался Габи и двум старшим дочерям, флиртовал с Мюзеттой и двумя ее племянницами, Матильдой и Мари-Габриэлой. Он очаровательно подшучивал над самой младшей, Катрин-Анриеттой, которая потом поклялась матери, что никогда, никогда не полюбит никого, кроме короля Генриха. И наконец, вежливо поклонившись и улыбнувшись кавалерам, Генрих решительно повлек Скай на танец.

— Вы скучали по мне, дорогая? — улыбнулся он ей.

— Отчего же, монсеньор? — Я вас совсем не знаю, — холодно ответила она. Его рука напряглась.

— А мы восполним этот пробел, мадам, ибо ваша кельтская красота заворожила меня.

— Вам бы лучше очаровываться красотой вашей невесты, монсеньор.

Генрих рассмеялся, заинтригованный ее отпором, и, приблизив к ней губы, прошептал:

— Ваши губы созданы для поцелуев, дорогая. О, как холодны вы ко мне, когда я сгораю от желания ощутить ваше прикосновение, услышать от вас ласковое слово!

Скай в соответствии с очередным па танца повернула голову налево и одновременно сильно наступила на ногу партнера.

— Следите за своей речью, монсеньор Наваррский! У него перекосило лицо, когда ее острый каблук впился в его ногу. Он, однако, не смог сдержать усмешку.

— Ваша холодность воспламеняет меня, дорогая, — продолжал он с прежней непреклонностью, — потому что под этой ледяной коркой кроется страстная женщина. Вас выдают нежные губы, так же как и эта бешено пульсирующая сейчас жилка на вашем прекрасном белом горлышке.

Скай была на мгновение обескуражена. Откуда этот мальчишка, король Наварры, мог столько знать о женщинах? Но, собрав все свои силы, она холодно ответила:

— Жилка у меня на горле бьется просто оттого, монсеньор, что ритм этого танца слишком быстр.

Генрих проницательно улыбнулся:

— Вы сообразительны, дорогая. Мне нравятся женщины, которые могут предложить мужчине кое-что, кроме красоты.

— Я вам ничего не предлагала, монсеньор, и не собираюсь предлагать. Буду откровенной, чтобы между нами не было недопонимания. Я выхожу замуж по любви. И никогда не предам моего будущего мужа, Адама де Мариско, ни в чем. Так что теперь, когда я сообщила вам все, что необходимо, монсеньор, я полагаю, вы прекратите это бесплодное преследование.

— Погоня за любовью и красотой не бывает бесплодной, дорогая, — последовал ответ.

Скай начал раздражать этот навязчивый король.

— Монсеньор, я не сомневаюсь, что сегодня этот зал полон женщин, которые, не колеблясь, пошли бы на убийство ради того, чтобы уснуть в вашей постели. Однако я не из их числа!

Танец окончился, и, к ее облегчению, рядом с ней оказался Адам. Скай сделала глубокий реверанс и, взяв под руку жениха, позволила ему увести себя. Адам тихонько посмеивался.

— Судя по физиономии этого монсеньера Наваррского, дорогая, ты круто осадила его.

— Просто негодный мальчишка! — вспыхнула Скай. — Он считает себя неотразимым!

— Такова его репутация, Скай.

— Он просто не понимает, когда ему говорят “нет”.

— Но он очень редко слышит это слово, моя милая. Скай остановилась и, глядя ему в глаза, спросила:

— Неужели ты ни капельки не ревнуешь меня, Адам? Этот король хочет соблазнить меня!

— Честно говоря, я в бешенстве, но нужно подумать и о нашем будущем. Если Елизавета откажется признать наш брак и мы не сможем вернуться в Англию, то единственное наше убежище — Франция. Однако и во Франции мы не будем в безопасности, если я убью или раню принца крови на дуэли. Поэтому мне приходится сохранять хладнокровие. Поверь мне, Скай, я вовсе не равнодушен к этому. Пока я стоял и смотрел, как он обнимает тебя и оценивающе раздевает глазами, мне больше всего хотелось взять этого щенка за горло и придушить. Скай улыбнулась:

— Как ты думаешь, твоя мама не очень обидится, если мы сейчас уедем домой? Мы можем прислать за ними карету, тут недалеко.

— Но почему же, милая, ты хочешь покинуть столь роскошный бал? — стал поддразнивать ее Адам.

— Потому что мои губы, созданные, как уверял меня король Наварры, для поцелуев, жаждут целовать тебя. Потому что я соскучилась по твоим рукам. Потому что я такая бесстыжая девчонка, Адам де Мариско, и ты возбуждаешь меня!

Ее пылкие слова, пламенный взор пробудили в нем страсть. Не думая, как они выглядят со стороны, он довольно грубо затолкал ее в один из альковов зала и тесно прижал к себе.

— Что у тебя за чары, кельтская ведьма? — Его губы почти касались ее губ, и Скай почувствовала слабость в ногах.

Любовь. Она не произнесла этого слова, скорее, ее губы изобразили его, и они были так соблазнительны, что он, не выдержав, впился в них страстным поцелуем. Руки Скай обвились вокруг его шеи, ее почти нагая грудь прижалась к мягкому бархату его костюма. В его ушах отдавался пульс ее крови, и он простонал, целуя уголки ее рта.

— Отвези меня домой, Адам, — прошептала она, не отрывая от него губ.

Он глубоко вздохнул и сказал:

— Придется дать мне несколько минут, чтобы прийти в себя, дорогая. И ты оторвись от меня и немного постой спокойно!

Она отступила на шаг, ее голубые глаза поблескивали. Невинно сложив руки, она ждала, пока к нему вернется хладнокровие. Она молчала, но губы подрагивали от сдерживаемого смеха. Как она любила этого гиганта! Он напоминал ей… И тут глаза Скай расширились от внезапной мысли — он напоминал ей Джеффри? Хотя в лице и фигуре не было никакого сходства, но невозможно было отрицать сходство душевное!

— Что такое, моя милая? — Он пристально смотрел на нее.

— Джеффри, — сказала она, — на мгновение ты почему-то напомнил мне Джеффри Саутвуда.

— Но ведь мы вроде как двоюродные братья, — напомнил ей Адам.

— Да, — тихо ответила Скай, — ты говорил мне, что Саутвуды — это законная ветвь, а Мариско — незаконная ветвь одного рода.

— Именно так, — подтвердил он. — Я и Джеффри происходим от Жоффруа де Дюбуа, отправившегося в Англию с Вильгельмом Нормандским. Его род происходит от жены Жоффруа, Гуинет Линмутской, а мой — от его любовницы, Матильды де Мариско. Фактически его дедушка Саутвуд и моя бабушка де Мариско были братом и сестрой, так как семьи несколько раз вступали в браки. Как только у Саутвудов была свободная девушка на выданье с небольшим приданым, они обычно выдавали ее замуж за наследника Ланди и так укрепляли старые связи. — Адам вздохнул. — А теперь на Ланди не будет наследников — линия де Мариско умрет вместе со мной.

Она успокаивающе положила руку ему на плечо.

— Отвези меня домой, дорогой. Мне страшно тяжело, что я не могу родить тебе ребенка, но, видит Матерь Божья, Адам, я буду любить тебя до самой смерти так, как тебя никто еще не любил.

— Тогда я буду самым счастливым из Мариско за последние пятьсот лет, Скай, — галантно ответил он и, подхватив ее под руку, повел из зала к ожидавшей их карете.

Date: 2015-09-25; view: 319; Нарушение авторских прав