Глава 7. Алжир сиял в полуденном зное

Алжир сиял в полуденном зное. Солнце бликовало на темно-голубой воде гавани, отражаясь на белых зданиях города.” Чайка” бросила якорь недалеко от пристани. Робби не хотел отпускать Скай на берег, пока не убедится, что Джамиля нет в городе.

— Ты просто старая баба, — упрекала она его, пока он спускался в маленькую шлюпку, которая должна была доставить его к пристани.

— Ты смотришь в корень, именно баба! — огрызнулся он, нисколько, однако, не задетый ее словами. — Ты хочешь провести остаток дней рабыней у Джамиля?

— Скорее умру!

— Тогда я разыщу Османа, — сказал Робби ухмыляясь. — Да и ты уже слишком стара, чтобы разгуливать в прозрачных шароварах и жемчужном лифчике.

— Слишком стара?! — Скай выглядела разъяренной. — Я еще не…

— Да, да, как раз уже! — рассмеялся он. — Но не так, как ты думаешь, Скай, девочка. Потерпи, и я скоро вернусь. Она проследила взглядом за уменьшающейся шлюпкой, пересекающей полосу воды. Робби не составит труда найти Османа, так как знаменитый астролог купил дом Халида эль Бея, именно тот дом, откуда Скай бежала десять лет назад. Робби, старый торговый партнер Скай, отлично знал этот дом. Она могла видеть его даже отсюда, с корабля. Она пристально вглядывалась в этот дом, где была так счастлива когда-то. Интересно, сад так же прекрасен, как тогда? Скоро она узнает это.

Когда Брэн Келли вернулся в Девон за леди Сесили, Робби доверил молодому капитану собственный корабль, “Русалку”, так как ему было нужно переправить груз, полученный в Турции, обратно в Англию. Поэтому в Алжир они отправились на “Чайке”, капитаном которой был старый Шон Мак-Гвайр. Теперь старший капитан флота О'Малли сопровождал свою хозяйку, нервно мерившую шагами палубу корабля.

— Если вам суждено найти его — вы его найдете, — успокаивающе произнес Мак-Гвайр.

Она кивнула, ничего не ответив.

Немного погодя Мак-Гвайр, достав трубочку и зажав ее зубами, снова сказал:

— Найл Бурк — парень крепкий, это точно. Помню, как мы его треснули по башке наутро после вашей первой свадьбы, чтобы он был сговорчивей. Если потом голова у него и побаливала, он не жаловался.

— Если он здесь, — медленно произнесла Скай, — то хотела бы я знать, как он попал на побережье Северной Африки с пустынного пляжа в Ирландии?

— Ну, это знает ваш друг Осман, миледи Скай.

— Да, Осман… — Она снова посмотрела через гавань на белое здание на холме.

Время. Оно слишком медленно тянулось в Алжире, вспомнила Скай. Надо надеяться, что Робби поспешит. Путешествие из Бомона в Алжир было коротким, отняло всего несколько дней, но с каждым часом воспоминания о годе, проведенном в Бомоне, угасали все быстрее и быстрее, а воспоминания о Найле становились все более и более яркими. Вопросы начинали мучить ее, она сгорала от нетерпения попасть в Алжир и встретиться с Османом. Неужели это ловушка, расставленная Джамилем? Или все-таки Осман в самом деле послал за ней?

— Лучше бы вам переодеться, чтобы вы были готовы к тому времени, когда он вернется, — заметил Мак-Гвайр после долгого, или казавшегося таким, молчания.

— У меня еще есть время, — сказала она, не останавливаясь.

— Нет, миледи, времени нет. Смотрите! — И он указал на пристань. — Шлюпка сэра Роберта готовится к отплытию.

— Матерь Божья! — Скай ринулась в каюту и начала ставшими вдруг непослушными пальцами срывать свой морской костюм. Если бы она в самом деле хотела повергнуть Алжир в шок, ей следовало просто появиться на улицах города без покрывала и в костюме морского капитана. Развязав маленький тюк, так любовно упакованный Дейзи, Скай вынула роскошный кафтан бледно-лилового шелка. Вырез был вполне скромным, сам кафтан расшит лиловым стеклянным бисером, образующим полосу шириной семь сантиметров и длиной в двадцать, начинающуюся от шеи. Такая же бисерная лента охватывала каждый из широких рукавов. Накинув кафтан, она сняла простую ленту, стягивающую ее волосы, расчесала их и закрепила, чтобы они не падали на глаза, такой же лиловатой шелковой косынкой, с таким же бисерным узором, как и на кафтане.

Скай пошарила в тюке и нашла то, что было нужно, маленькую коробочку из слоновой кости, в которой — каждая в своем отделении — покоились маленькие коробочки из слоновой кости с краской и несколько щеточек. К, обратной стороне крышки коробочки было прикреплено зеркальце, так что она могла видеть себя. Она умело подвела глаза голубой краской и насурьмила ресницы. Ее губы и щеки не нуждались в пудре, так как Скай всегда цвела собственным цветом.

Закончив, она посмотрелась в зеркальце еще раз, и ее глаза расширились от удивления: на нее смотрела женщина, которая десять лет назад бежала из Алжира от наглых предложений капитана Джамиля. Это было жутко, но и ни капельки не страшно — ведь женщина в зеркале была не старше ни на один день той девятнадцатилетней, которой она тогда была. Да, пожалуй, глаза стали мудрее, овал лица изящнее, но больше никаких изменений. Скай содрогнулась и отогнала жуткое ощущение. Со щелчком захлопнулась коробочка, Скай встала, сунула ее в тюк и вышла из каюты.

Когда она поднялась на палубу, шлюпка Робби уже подошла к “Чайке”. Он сам влезал на борт. Несколько секунд он стоял, не в силах вымолвить ни слова, потрясенный ее превращением. Затем схватился за голову, изображая изумление.

— Как тебе это удалось?! — вымолвил он.

— У меня то же чувство, — ответила она и затем спросила:

— Ты видел Османа?

— Да, его паланкин ожидает тебя. Мы получили разрешение пришвартоваться. “Чайке” дадут лучший причал. Похоже, авторитет Османа за эти годы вырос. Половина Алжира ничего не делает без его рекомендации, и говорят, что сам Дей даже не чихнет без его совета.

— Что он тебе сказал? — умоляюще спросила она.

— Мне — ничего, Скай. Он хочет видеть тебя.

Очень скоро они пришвартовались у оживленной пристани, где были корабли со всех концов света.

Воздух был напоен ароматами, стоял невероятный шум, какофония криков на всех языках мира. К моменту швартовки Скай успела добавить к своему костюму черный шелковый яшмак — длинное покрывало, ниспадавшее с головы до ног. Ее лицо полностью скрывало лиловое шелковое покрывало, прикрепленное к капюшону яшмака. Она выглядела настоящей мусульманкой, наряженной для выхода на улицу или путешествия.

Они встали рядом с турецкой галерой, и, когда порыв ветра приподнял покрывало, открывая лицо, прикованные к верхнему ряду гребцы разразились непристойными воплями и свистом. Кое-что она разобрала, большинство слов — нет, но смысл их был однозначен. Она нахмурилась и с отвращением сказала:

— Господи, как я ненавижу эти галеры! Это отвратительно — приковывать мужчин к веслам, вместо того чтобы, благодаря разуму, использовать силу ветра и воды. Мак-Гвайр, узнайте, нет ли среди них англичан или ирландцев — они могли бы отправиться с нами на родину.

— А шотландцы или уэльсцы?

— Купите их всех, — сказала она кратко, — не важно, с какого из наших островов они попали сюда. Я не могу перенести мысли, что они погибнут в морском бою, неспособные освободиться от своих цепей!

Шон Мак-Гвайр кивнул.

— Сколько времени вы будете отсутствовать?

— Не знаю, но Робби вернется на судно сразу же, как только мы что-то узнаем. Освободите людей от вахт, насколько можно, но скажите им, что мне не нужны неприятности и я не хочу, чтобы кто-либо знал, что я в Алжире.

— На борту нет людей, которые бы вас предали, миледи, — с чувством заявил Шон Мак-Гвайр.

— И тем не менее напомните им об этом, — твердо сказала Скай.

— Есть, О'Малли, — спокойно ответил он, и она знала, что он выполнит ее приказ.

Она кивнула, выражение ее лица под покрывалом невозможно было разобрать. Она повернулась к сходням. Внизу их ожидал паланкин, и, вступив в него, Скай, казалось, вступила в прошлое, в ту жизнь, которая словно перестала существовать для нее со смертью ее мужа, великолепного Халида эль Вея. Паланкин был резным и позолоченным, занавеси из лазурно-голубого шелка, а внутри он был обтянут красным, золотым, лиловым и зеленым шелком. Подушки были из золотой парчи, Скай устроилась поудобнее, занавеси задернулись, скрывая ее. Робби была подана лошадь с роскошной попоной.

Паланкин несли восемь рабов, угольно-черных, одетых в широкие фиолетовые шаровары. Ноги с толстыми мозолями были босы, а грудь обнажена. Однако они не были покрыты маслом, что было в моде среди негров, и не носили украшенных драгоценными камнями ошейников, чтобы показать богатство хозяина.

По мере того как их процессия, покинув порт, начала подниматься по городским улицам вверх, в голове Скай стали возникать тысячи воспоминаний, пробужденные смутно различимыми сквозь газовую ткань занавесок домами, городскими звуками, запахами продуктов, разложенных на лотках торговцев. Она откинулась на подушки, и тут среди всех воспоминаний поднялось одно, наиболее яркое, — их с Халидом возвращение в Алжир после свадебного путешествия. Они были одеты в белое, а их изящные стройные охотничьи пантеры, хотя и на поводках, но все равно внушающие почтение, неслись по сторонам. Халид ехал на огромном белом жеребце, а она — на изящной золотистой кобыле с длинной белой гривой и таким же хвостом, его подарке. Скай вздохнула. Как ни проста была ее жизнь в качестве его жены, она не могла пожалеть о том, что случилось после, — Осман сказал бы, что такова ее судьба.

Осман. В ее сознании появился образ этого человека, одним своим посланием перевернувшего всю ее жизнь. Насколько она помнила, он был невысок и вообще не производил особого впечатления до тех пор, пока вам не удавалось заглянуть ему в глаза. Ибо глаза Османа видели то, что другие люди увидеть не могли. Они видели дальше сегодняшнего дня и проникали в сердце и душу. Странные, восхитительные золотисто-коричневые глаза, которые всегда смотрели на нее с такой добротой. Глядя на лысую голову и добродушное лунообразное лицо Османа, мало кто мог представить мощь, которая скрывалась за этими глазами. Халид ее видел, и он всегда был другом астролога.

Когда они с Халидом поженились, он подарил каждому из шести приглашенных мужчин по рабыне. Она вспомнила, как они с Халидом выбирали этих рабынь, чтобы каждая соответствовала индивидуальности гостя. Для Османа она выбрала прелестную темную блондинку французского происхождения по имени Алима. И вскоре астролог сделал Алиму своей женой, и у них родилось несколько детей. Наверное, они были счастливы с Длимой, так как Осман не взял других жен и у него не было гарема из наложниц.

Внезапно паланкин опустился, занавеси раздвинулись, и, когда она выбралась из него, опираясь на протянутую руку, она увидела улыбающееся лицо астролога Османа.

— Добро пожаловать, дочь моя, — сказал он, и, посмотрев в этот момент в его глаза, она поняла, что ее поиск был не напрасен.

— Осман, — начала она, но он предостерегающе поднял руку, и она замолчала.

— Я знаю, тебе не терпится узнать, Скай, но сначала я должен устроить тебя. Раз уж ты здесь, несколько минут ничего не изменят. — Он повернулся к Робби, который слезал с лошади:

— Еще раз добро пожаловать, капитан. Мое сердце приветствует вас в моем доме. — Осман ввел их в дом, тот самый дом, где она когда-то жила с Халидом.

Скай бросила взгляд на квадратный зал прихожей: он был такой же, как и в ту ночь, когда она оставила этот дом. На мгновение ей показалось, что сейчас из сада войдет Халид и белые одежды будут, как обычно, развеваться вокруг его высокой фигуры. Она вышла в сад и остановилась. Слезы наполнили ее глаза, на мгновение застлав ей взор, прежде чем потечь по щекам. Апельсиновые и лимонные деревья стали пышнее, кипарисы подросли. Сделанный в форме буквы “Т” пруд с фонтанами и окружающими розовыми клумбами был прекрасен, как всегда. На одной из мраморных скамей в саду сидела женщина, окруженная детьми. Увидев Скай, она поднялась и пошла навстречу ей.

— Госпожа Скай? Ты ли это? — Перед ней стояла Алима, жена Османа. Увидев текущие по щекам Скай слезы, Алима бросилась к ней в объятия. — В этом доме мы с Османом были так же счастливы, как вы с господином Халидом. Это счастливое место, и я рада снова видеть тебя здесь.

Внезапно приступ ностальгии прошел, и Скай вырвалась из объятий Алимы, сказав:

— Когда я узнала, что должна вернуться в Алжир, то поняла, что сначала будет трудно вспоминать все. Но это уже прошло, Алима, и я благодарна тебе за гостеприимство.

— Позволь мне показать твои комнаты. Они выходят на сад, который, насколько я помню, ты очень любила. — Алима уверенно ввела Скай в дом и провела вверх по лестнице к двум светлым комнатам, расположенным в крыле дома, противоположном тому, в котором они жили с Халидом. Две молчаливые рабыни уже распаковывали ее скудный багаж. Третья поспешила навстречу с серебряным сосудом с розовой водой, чтобы госпожа омыла руки и лицо после долгого путешествия. Когда Скай закончила омовение, Алима повела ее назад в библиотеку Османа, где ее ждали астролог и Робби. Передав Скай мужу, Алима тихо исчезла.

Скай знала, что Осман ожидает от нее хладнокровия, и поэтому она спокойно села на подушки и терпеливо взяла в руки крошечную чашечку кофе, прежде чем вопросительно посмотреть на него.

Астролог спокойно вернул ей взгляд, и этот его взгляд странным образом поселил в ней чувство спокойствия. Только тогда он начал говорить:

— В городе Фесе у меня есть два племянника, сыновья моей покойной сестры Алиту, жены богатого торговца. Старшего зовут Кедар, он унаследовал богатство отца и дело, когда скончался мой шурин Омар. Кедар был уже взрослым, когда моя сестра зачала младшего сына. Гама-ля. Она умерла при его родах. Омар погиб незадолго до этого — норовистая необъезженная лошадь сбросила его, и он сломал шею. Однако его завещание осталось неизменным: он ждал рождения ребенка, а внести изменения необходимо было в зависимости от его пола — для мальчика они иные, чем для девочки.

Кедар всегда заботился о младшем брате, но так и не отдал ему долю от богатства отца. Мой старший племянник — человек волевой и непреклонный. Три года назад, когда Гамалю было пятнадцать, его увидела принцесса Турхан, дочь султана Селима Второго. Эта принцесса — женщина весьма необычная. Она появилась в Фесе двенадцать лет назад, став женой первого богача города. Когда муж умер, она унаследовала все его состояние. Она — турецкая принцесса, и ее слово — закон. Ее отец, очевидно, был рад сбыть ее с рук, так что никто не мог перечить ей.

В Фесе ее уважали за благоразумие и щедрость к бедным. Она очень влиятельна из-за своего рода и богатства. А это, как тебе известно, дочь моя, редкость в мире ислама. И хотя ее поведение часто шокирует, никто не может осмелиться возразить ей. У принцессы Турхан есть гарем из наложников. Фее — святой город, и муллы были возмущены, но сделать ничего не смогли — она слишком могущественна. И вот когда она увидела Гамаля, она возжелала его, а узнав, кто он, пошла к его старшему брату.

Конечно, Кедар имел все права поступить так, но я до сих пор возмущен его поступком. Он продал своего младшего брата принцессе и, нужно добавить, за очень смешную сумму. Когда он сообщил мне об этом, я был в ярости, но Кедар объяснил мне, что мальчик привлекателен, но не слишком умен. Кедар сомневался, что он когда-либо смог бы занять место в семейном бизнесе, так что он принял самое выгодное для брата решение. И хотя я осуждал его поступок, все же следует признать, что это было мудрейшее решение для мальчика. Принцесса Турхан обожала и баловала его и наконец просто испортила Но вот несколько месяцев назад принцесса приобрела нового раба, который сопротивлялся ей с того момента, когда она положила на него глаз, и которым можно было управлять только под воздействием опиума. Принцессу завораживал и притягивал этот мужчина, который не желал обладать ею. Она сделала бы все, чтобы овладеть его душой и телом, но пока что это не удалось ей. Конечно, она могла бы его принудить силой, но это было бы совсем не то. Ей хочется любви. Мой племянник Гамаль говорит, что она просто заболела из-за этого нового раба.

Эта история заинтересовала меня, и я попросил его узнать поподробнее об этом новом рабе. Сначала он неохотно говорил с Гамалем, фаворитом Турхан. Однако в конце концов искренность моего племянника завоевала его доверие, и он сказал, что его зовут Найл Бурк.

Скай побелела, но Осман предупреждающе поднял руку: история еще не закончена. Скай отчаянно стремилась восстановить контроль над своими эмоциями, но в ее крови пели слова: “Он жив”.

Найл Бурк рассказал Гамалю, что в своей стране, в Ирландии, он был аристократом, а у него была прекрасная жена по имени Скай и дети. Когда я это услышал, дочь моя, я сразу понял, что речь идет о тебе. Это могла быть только ты, ведь у кого еще есть такое звучное имя — Скай? Я уже собирался послать известие в Ирландию, но Гарун разузнал, что ты совсем недалеко — за морем, в Бомон де Жаспре, и замужем за герцогом. Почему ты вышла замуж за другого, когда твой муж жив?

— Все думали, что он мертв, — ответила Скай, обрадованная возможностью говорить. — Полагали, что его убила сумасшедшая монахиня и тело бросила в море. Королева Елизавета послала меня в Бомон де Жаспр ради политической сделки.

Осман кивнул:

— Найл Бурк помнил случившееся только отчасти, дочь моя. Он помнил, что на него напали, но следующее его воспоминание — о том, как он очнулся на судне, где его выходили, а потом продали на галеру как гребца. Несколько дней он ворочал веслом на палубе пиратского корабля, прежде чем попасть в Алжир, где его усмотрел работорговец из Феса, решивший, что им может заинтересоваться принцесса. Он откупил Найла у пиратов и отвез в Фее. Его предположение оправдалось, и когда принцесса Турхан увидела твоего мужа, она выкупила его. Однако он оказался не столь сговорчив, и хотя Турхан испробовала все, чтобы преодолеть его сопротивление, это ей не удалось. И вот теперь Гамаль рассказал мне, что его госпожа решила зачать от Найла ребенка. До этого она не позволяла себе забеременеть. Но ее несговорчивый раб сопротивлялся этому еще сильнее, чем прежде, и чем больше он упрямится, тем решительней становится принцесса.

— Но разве он не сказал ей, кто он? Что он может уплатить ей сказочный выкуп?

— Дочь моя, это Восток. Когда тебя купил Халид, разве ты думала, что он примет за тебя выкуп, хотя бы и узнал, кто ты? Принцесса купила твоего мужа потому, что он ей понравился, а не ради прибыли. Она и так невероятно богата. Даже если ты придешь к ней, расскажешь ей все и предложишь заплатить за возвращение Найла Бурка, она откажется.

Нет, тебе нужно самой поехать в Фее, и мой племянник Гамаль поможет тебе. Гамаль хотел бы, чтобы твой муж исчез из жизни принцессы, пока она не сошла с ума от страсти. Тут есть осложнение. Как я уже сказал, лорд Бурк не любит принцессу. Он упрямится и только разжигает ее все сильнее. Однако, как заметил Гамаль, он начинает падать духом. И из-за моей большой любви к тебе, Скай, я послал за тобой, ибо для того, чтобы убежать от принцессы Турхан, Найл должен получить надежду. И есть только один путь, который может привести к этому.

По мере того как Осман рассказывал, Скай чувствовала, что в ней пробуждаются старые инстинкты. Она была уже не Скай О'Малли, а скорее Скай Муна эль Халид, одна из именитейших дам Алжира.

— Но если Гамаль так любит принцессу, почему он сам не освободится от Найла? Существуют яд, удар кинжалом в темном саду, подушка на лицо — столько способов устранить соперника в гареме. Почему не прибегнуть к одному из них? — Она все еще не могла избавиться от подозрений.

— Гамаль — мальчик нежный, — ответил Осман, — он знает, что смерть Найла может убить принцессу, особенно если выяснится, что он принимал в этом участие. Турхан потеряет сразу двух мужчин, которые много значат для нее. Мой племянник в самом деле любит принцессу. Если же Найлу удастся удрать, то принцесса будет в ярости и ее любовь превратится в ненависть. Оскорбленная женщина — страшное существо, дочь моя.

Скай кивнула: уж она-то знала правоту этого утверждения.

— Ты можешь устроить так, чтобы я попала в Фее? — спросила она. — Конечно, я возьму с собой своих людей. Много мне не нужно, но для спасения Найла мне нужны свои люди.

— Есть только один путь попасть в Фее, дочь моя, — сказал Осман. — Это священный город, и иностранцам, особенно женщинам, вход туда запрещен. Ты можешь поехать только в одиночку.

Скай была озадачена:

— Но если иностранцы, особенно женщины, не могут попасть в Фее, как могу туда попасть я, ради всего святого?

— Попасть в Фее ты можешь только как член семьи, глава которой — уроженец Феса. Ты попадешь в Фее вместе с моим другим племянником, Кедаром.

— Но как он сделает это? Он так благороден?

— Ты не поняла меня, Скай. Кедар — человек богобоязненный, он не нарушит табу родного города даже ради семейных связей.

— Как же тогда? — настаивала она.

— Крепись, Скай, ибо то, что я предложу тебе, не слишком тебе понравится. Есть только один путь, клянусь! — Голос Османа дрогнул, и у Скай засосало под ложечкой от дурного предчувствия.

— Как же? — повторила она. Осман вздохнул:

— Через два дня мой племянник Кедар прибудет в Алжир. Один раз в году он навещает меня, чтобы получить мой совет, как прожить будущий год. Он человек чрезвычайно чувственный, знаток женщин. Когда он приедет, я подарю ему прекрасную рабыню, которую зовут Муна, что на твоем языке означает “желание”.

Прислушивающийся к разговору Робби вдруг не выдержал:

— Но как же, во имя семи джиннов, все это поможет Скай попасть в Фее?! — И он посмотрел сначала на Османа, потом на Скай.

Скай вдруг побледнела, и какое-то мгновение Робби думал, что она потеряет сознание. Наконец она спросила:

— Ты знаешь, чего ты требуешь от меня? Осман, наверняка должен быть другой путь. Ты не можешь требовать этого!

— Я изложил тебе ситуацию, дочь моя. Если есть другой путь — просвети меня, прошу тебя. Мне самому страшно просить тебя об этом, но это — единственный путь. Сознание того, что ты рядом, поднимет дух лорда Бурка и придаст ему мужества. Время уже почти упущено.

— О чем вы оба говорите? — спросил Робби. — Ни слова не понимаю!

— Робби, Фее — священный город и закрыт для чужестранцев. Единственный путь попасть туда и спасти Найла, как считает Осман, это превратиться в рабыню. В этом качестве Осман подарит меня своему племяннику.

— Что?!

Скай чуть не расхохоталась, настолько неподдельно было выражение ярости на всегда бесстрастной английской физиономии Робби.

— Мне придется изобразить из себя рабыню, — повторила она.

— Это чушь! — проревел Робби. — Не может быть и речи об этом! Ты знаешь, что тебе придется делать в качестве рабыни этого Кедара? Ты не из тех женщин, которых покупают для того, чтобы они скребли полы или кухарничали! Ты спятила, Скай? И вообще, пока что мы знаем только то, что кто-то утверждает, что этого человека зовут Найл Бурк. А если это не он? Что, если это просто подставка, человек, знающий о смерти Найла и пользующийся его именем?

— Для чего, Робби? Какой в этом смысл?

— Чтобы получить выкуп, например.

— Пленников редко выкупают, капитан Смолл, — спокойно заметил Осман.

— Может, он этого не знает? — возразил Робби, пытаясь найти разумный аргумент против этой идеи.

— Я подумал о том, что вам придется предъявить более надежное доказательство, — сказал Осман. — Я попросил Гамаля раздобыть его. Этот человек, называющий себя Найлом Бурком, имеет рост выше ста восьмидесяти сантиметров, черные волосы и серебристые глаза. Он строен и силен, по словам Гамаля, он относится к людям, следящим за своей формой. В районе живота у него шрамы от ножа.

— Это Найл! — воскликнула Скай, и ее лицо осветилось радостью. — Он жив, Робби, он жив!

— Хорошо, — пробормотал, сдаваясь, Робби. — Пока Осман не упомянул о шрамах, я мог бы сказать, что это может быть кто угодно. Хорошо, пусть это Найл, но в таком случае он будет не очень-то рад тому, что для достижения Феса ты, Скай, пошла в гарем какого-то похотливого араба. И что с тобой будет, когда ты попадешь в Фее? Как ты сможешь спасти человека, заключенного в гареме, когда ты сама закрыта в таком же гареме? Ответь мне, Скай!

Скай посмотрела на Османа:

— Ну как, мой старый друг, продумал ли ты свой план дальше?

— Ключ к остальному — Гамаль, — Сказал Осман, — хотя он и принадлежит Турхан, она настолько добра, что дала ему полную свободу, как будто он не раб. Как ее фаворит он обладает определенным влиянием. Он приходит и уходит, когда захочет, управляет домом принцессы и домом своего брата. Это и позволит ему помочь тебе.

— Как быстрее всего выбраться из Феса? — спросила Скай.

— Текущая через Фее река впадает в Атлантический океан, но она не судоходна. Тебе придется вернуться тем же путем, через Алжир. Гамаль утверждает, что ему известна дорога, но все зависит от тебя: насколько ты станешь незаменима для Кедара.

— Как вы сообщаетесь с Гамалем, Осман? — полюбопытствовала Скай, зная, что между Фесом и Алжиром примерно шестьсот миль.

— Голубиной почтой, дочь моя, — улыбнулся Осман. — Птицы приносят письма, и мы пользуемся кодом, которому я обучил Гамаля еще в детстве. Тогда это его занимало, а теперь это позволяет нам обоим сообщаться, зная, что никто не поймет, о чем мы говорим. Несколько месяцев назад я был в Фесе и преподавал там в университете. Гамаль и я многое обговорили тогда, но до возвращения в Алжир я не знал, где ты. Не отправься Джамиль в Стамбул, я бы сам поехал в Бомон де Жаспр.

— Это ты устроил отъезд Джамиля? — Скай пристально посмотрела на своего друга.

Осман ухмыльнулся, и его темные глаза блеснули.

— Странно, конечно, — сказал он, не сознаваясь прямо, — что известие о появлении средства для лечения импотенции, в котором Джамиль оказался весьма заинтересован, появилось так вовремя. Скай посерьезнела:

— А видел ли ты Найла, Осман?

— Нет, — ответил он, жалея, что не может ее обрадовать. — Принцесса меня не знает, и в этих обстоятельствах я не мог попасть в ее дом. Гамаль навещал меня в доме брата или в моем доме при университете.

— Итак, ты собираешься сделать это? — спросил Робби, и Скай расслышала в его голосе тревогу. — Это полное безумие, ты ведь понимаешь.

— Найл жив, — ответила Скай, — мой муж, отец моих детей, жив! О, Робби, ты ведь знаешь, что значит наша любовь для нас. Я люблю его! Я всегда его любила, и он тоже любит меня. Я была вне себя, когда узнала о том, что Дарра убила его… после всего того, что мы перенесли… И теперь я должна освободить его от рабства, в котором он оказался, так же как он освободил бы меня. Меня не удастся переубедить, Робби! Не пытайся!

Роберт Смолл опустил голову, погрузившись в отчаяние.

Возразить нечего, и в этой ситуации она была права. Действие по обычным, официальным каналам не приведет ни к чему в обозримые сроки. А скорее всего упрямая принцесса Турхан спрячет где-нибудь Найла, и в конце концов они вообще ничего не получат. Марокканский султан не посмеет обидеть могущественную и богатую дочь своего повелителя, турецкого султана в Стамбуле. Они не станут ссориться из-за неверного.

— Я поддержу тебя во всем, чем могу, Скай, — спокойно сказал Робби и обнял ее одной рукой. Из его глаз лились слезы.

Да и глаза Скай были полны слез, и она ответила хрипло:

— — Спасибо, Робби, спасибо!

— Итак, решено? — спросил Осман.

— Да. Когда прибудет твой племянник, подари ему рабыню по имени Муна. Но вот что, Осман. Не слишком ли я стара для этого? Я вовсе не та девочка, что была десять лет назад.

— Но выглядишь так же, — сказал Осман. — Капитан Смолл, разве не похожа она на девушку? Лицо у тебя молодое, и, думаю, несмотря на всех твоих детей, тело тоже молодо.

Скай хмыкнула:

— С последней нашей встречи, дорогой Осман, я родила еще четверых. Я в лучшей форме, чем обычно женщины моего возраста, но все же мне не девятнадцать лет.

— Не бойся, дочка. Мы скажем Кедару о детях. В его глазах это только придаст тебе новую ценность. Фази — семейный человек.

— Ради всего святого, кто это еще — Фази? — спросил Робби.

— Фази — это уроженец Феса. Вот я — фази, хотя прожил в Алжире дольше, чем в Фесе.

— Сколько вы дадите мне лет, когда будете дарить племяннику?

— Сколько тебе сейчас, дочь моя? — Двадцать девять.

— Тебе тридцать, — неучтиво поправил ее Робби.

— Робби! — Скай изобразила ярость. — Женщина имеет право немного уменьшить свои годы.

— Но не когда она имеет дело с Османом и дело идет о ее жизни и смерти! — огрызнулся Робби. — Насколько я понимаю, наш старый друг хочет составить для тебя гороскоп, теперь, когда ты вспомнила свое прошлое.

Лицо Османа расплылось в улыбке.

— Ты прав, капитан. Десять лет назад, когда Скай была здесь и ничего не помнила, я мог составить гороскоп лишь частично, да и то используя иные свои силы. Он не мог быть точным. Теперь я могу составить точный гороскоп и составлю, если она даст мне точную дату рождения.

— Я родилась 5 декабря 1540 года, — ответила Скай, — и только в декабре мне исполнится тридцать лет, Робби! — чопорно улыбнулась она. Осман нахмурился:

— Я полагал, что ты родилась под знаком Овна. — И вдруг его лицо разгладилось. — Конечно! Теперь я понял! Ты зачата под знаком Овна! А родилась под знаком Стрельца — оба знака принадлежат Огню. Ты хорошо защищена. Знаешь ли ты час своего рождения?

— Девять минут десятого вечера, — ответила Скай.

— Позже я составлю твой гороскоп, — сказал Осман. — Мне нужно располагать полным знанием, прежде чем отправлять тебя в Фее. — Он повернулся к Робби. — Я думаю, нам следует распрощаться, капитан. Если Скай собирается исполнять свою роль, ей нужно время, чтобы подготовиться до приезда Кедара.

— Но когда мне ожидать Скай и Найла?

— Гамаль сообщит тебе. Но помни, до того момента, как Скай достигнет Феса, пройдет два месяца, а после этого она должна будет войти в контакт с Гамалем, что будет непросто. Итак, пройдет от трех до четырех месяцев, а может, и больше, прежде чем они смогут действовать и вернутся в Алжир. Придется тебе запастись терпением, друг мой.

— Возвращайся в Бомон, — сказала Скай, — и передай Никола, что я не вернусь. Немедленно отправь домой детей. Незачем мучить больше моего бедного Никола. Чем скорее следы моего пребывания в Бомон де Жаспре исчезнут, тем скорее он начнет думать о выборе новой невесты. Дети поедут через Францию до Ла-Манша, ведь я обещала им поездку в Париж. Затем Бран отвезет их в Англию. Я намеревалась детей Бурка сразу отправить в Ирландию, но будет лучше, если Брэн встретится с тобой сразу после того, как довезет их до Англии. Что бы ни случилось с одним из вас, лучше, если у них будет два опекуна. Дети Бурка могут остаться с твоей сестрой в Рен-Корте, Робби. Хлопот они не добавят, у них свои слуги, и я думаю, что леди Сесили они понравятся.

— Может, лучше мне остаться хотя бы до тех пор, пока ты не отправишься в Фее? — взмолился Робби.

— Нет, — ответила она. — Если мне предстоит убедить Кедара, что я всего лишь рабыня, пленница, мне нужно оказаться полностью отрезанной от моей настоящей жизни. Не так просто быть в услужении, Робби! — Ее голубые глаза смеялись, глядя на него, и он расхохотался.

— Ладно, — сказал он, — вижу, лучше мне оставить тебя в одиночестве, чтобы ты получше подготовилась к своей новой роли. Этому торговцу из Феса может не понравиться, если ты начнешь учить его, как вести торговлю. Во всяком случае, он не этого от тебя ожидает. — Но тут же он посерьезнел:

— Ты справишься, девочка? Ты не слишком рискуешь?

— Я рискую, отправляясь в Фее рабыней Кедара, — тихо ответила она, — но опасности избежать невозможно, Робби, и я это понимаю. Но я не боюсь. — Она наклонилась и поцеловала его.

Она не боялась — он это видел. Ее убежденность, что она сможет найти Найла и безопасно выбраться из Феса, сияла вокруг нее, как серебристая аура. Роберт Смолл молча помолился, чтобы это сбылось. Слишком многое она поставила на кон.

Он медленно встал и помог ей подняться.

— Ну хорошо, — сказал он, — я еду. Проводи меня до двери, и мы попрощаемся. — Он повернулся к Осману. — Осман, друг мой, ты идешь с нами?

— Нет, капитан. Я попрощаюсь с тобой здесь. Я знаю, что мы встретимся снова, верь мне, все будет хорошо. Да хранит тебя Аллах!

Робби кивнул:

— Ты никогда не ошибался. Осман. Я верю тебе. Скай и Робби вместе вышли к главному входу в жилище Османа. Говорить было уже не о чем, так что она просто обняла его и сказала:

— Будь осторожен, мой лучший друг.

— Это тебе следует беречься, — пробормотал он и по-отцовски заботливо обнял ее. — Господи, как мне не хочется, чтобы ты это делала, но я знаю, что ты не можешь иначе. Боже мой, девочка, возвращайся домой в целости и сохранности! — Он быстро отпустил ее и вышел. Она была уверена, что заметила в его глазах слезы.

Скай со вздохом повернулась и пошла назад в кабинет Османа. Он без слов протянул ей фарфоровую чашечку ее свежим кофе. Она медленно потягивала горячий напиток, пока не почувствовала, что обрела душевное равновесие. Увидев, что она пришла в себя, Осман заговорил снова.

— Среди моих рабов тебя никто не знает. Поэтому начнем сразу готовить маскарад. Тебя зовут Муна, ты рабыня, которую я хочу подарить моему племяннику, господину Кедару из Феса. Ты — пленница, но за столь прекрасных пленниц выкупа не берут. Год назад ты овдовела, и семья послала тебя в качестве невесты богатому флорентийскому торговцу. У тебя двое детей, но твой предполагаемый супруг был против того, чтобы дети приехали с тобой.

В Средиземном море твой корабль был захвачен пиратами, которые привезли тебя в Алжир, и я купил тебя. Ты прибыла ко мне одновременно с моим старым другом, капитаном Смоллом. Твой сундук, кстати, я вернул на корабль. Но я прослежу за тем, чтобы ты была одета так, чтобы возбудить желание моего племянника. — Он на мгновение задумался. — Муна, я ничего не забыл?

— Нет, господин мой Осман, — послушно ответила она.

Он улыбнулся:

— Отлично, дочь моя! Итак, следующие два дня старайся перевоплотиться в Муну. Эта история о твоем прошлом тебя устраивает?

— Она прекрасна, мой господин, но я хочу задать один вопрос. Ты так и не сказал, сколько мне лет.

— Ай! — Осман хлопнул себя по лбу. Потом кивнул ей и усмехнулся:

— Ты легко сойдешь за двадцатилетнюю, твоя кожа так сияет, что ты кажешься гораздо моложе своих лет. И еще. Ты должна принимать отвар, чтобы не забеременеть от моего племянника. Это чересчур!

— У меня есть свой отвар. Осман, но ты отослал его на корабль с моим сундуком, — рассмеялась она. — Он помогает?

— Пока я его принимала, со мной все было в порядке, — ответила она.

— Тогда я пошлю немедленно за ним, — сказал он. — Нет смысла менять лекарство. Теперь возвращайся в свою комнату, и я пришлю тебе портниху. Она за два дня снабдит тебя всеми необходимыми нарядами. Когда прибудет Кедар, ты будешь полностью готова.

Скай поднялась с шелковых подушек, низко поклонилась — Осману и вышла. Следующие два дня прошли в суматохе — портниха и ее помощницы сшили целый соблазнительный гардероб для прекрасной рабыни Муны. В доме Османа только его жена Алима знала, кто такая Муна на самом деле. Две женщины провели много часов, разговаривая в саду, окруженные детьми Алимы и Османа. Их было девять — семь резвых мальчишек в возрасте от двух до девяти лет, и две девочки — одна семи лет, а другая в возрасте Патрика. Алима освежила познания Скай в области восточных обычаев — остальные провалы в знаниях можно списать на статус рабыни.

— Как выглядит Кедар? — спросила она Алиму.

— Я мало его знаю, — ответила та. — Осман очень ревнив, и мужчинам, даже его родственникам, не позволено появляться на женской половине дома. Конечно, я видела его: он очень красив, Муна. Он сантиметров на десять выше тебя и очень мощного телосложения, хотя и не толст. Однажды он поднял руки, и я увидела его кожу там, где солнце не добралось до нее, — она такая же белая, как твоя. Когда он впервые пришел к нам, я из любопытства встретилась с, ним глазами всего на секунду. У него столь же магнетический взгляд, как у его дяди, моего мужа. Глаза у него карие,.волосы темные. Черты лица приятные, лицо узкое, нос орлиный, губы — чувственные, хотя рот несколько большеват.

Скай удовлетворенно кивнула. По крайней мере он не противен.

— Он умен? — спросила она, думая, поймет ли Алима истинную суть ее вопроса.

Однако Алима благодаря своей крестьянской интуиции поняла.

— Да, он умен, очень умен. Подозреваю, что он обладает теми же способностями, что и его дядя, хотя Осман ничего не говорил об этом. Он чрезвычайно требователен ко всему своему, так что если он решит, что ты должна удовлетворить его, то ты должна в самом деле удовлетворить его, если действительно хочешь попасть в Фее. Он захочет обладать тобой полностью. Остерегайся его, он опасный человек.

Скай кивнула и наконец задала последний вопрос:

— А что, если он решит продать меня, Алима?

— Не бойся, Муна. Осман попросит, чтобы, если ты надоешь ему, он продал тебя ему назад, так как ты понравилась мне. Кедар не сможет отказать дяде в такой просьбе.

Слова Алимы окончательно успокоили Скай. Когда прибыл Кедар, женщины расположились у решетчатых окон на втором этаже, чтобы получше рассмотреть его, пока Осман принимал племянника в саду. Кедар двигался с грациозностью, напомнившей Скай охотничьих пантер, которые были у них с Халидом. Он высоко держал голову, и его поступь была одновременно легка и уверенна. Мужчины обнялись, и Осман, зная, что за ними следят женщины, откинул капюшон белого бурнуса Кедара.

— Дай мне взглянуть на тебя, о сын моей возлюбленной младшей сестры! — сказал он, и Скай увидела надменный горбоносый профиль араба.

— Рад снова видеть тебя, дядя, — ответил Кедар, и Скай поразил низкий тембр его голоса — голоса человека, привыкшего приказывать.

— Ну что, Муна, достаточно? — прошептала Алима.

— Да.

— Тогда идем, скоро Осман пошлет за тобой, а я должна убедиться, что ты хорошо одета.

Осман провел Кедара в прохладную небольшую приемную. Мужчины устроились поудобнее на низких диванчиках, обтянутых красным бархатом, и в комнате немедленно появилась рабыня с серебряным сосудом с теплой розовой водой для омовения. Кедар смыл дорожную пыль с лица и рук и вытер их мягким льняным полотенцем. У него были длинные холеные пальцы аристократа, с ухоженными ногтями. Рабыня удалилась, а ее место заняли две другие: одна с подносом сладостей, другая — с кофейником и ручной мельницей. Она немедленно принялась за приготовление напитка. Когда горячий, крепкий кофе был подан Кедару и Осману, последний махнул рукой, и рабыни исчезли из комнаты, а Осман начал непринужденную беседу. После всех положенных приветствий Кедар расслабился. Осман сказал:

— Каждый год, когда ты приезжаешь ко мне, я дарю тебе что-нибудь. На этот раз это будет нечто особенное. Я знаю, как ты гордишься своим гаремом, и поэтому купил для тебя рабыню исключительной красоты. Сначала я не думал об этом, но когда увидел ее совершенно случайно, то понял, что это идеальное приобретение для твоей редкой коллекции красоток. Обычай предписывает тебе принять подарок, но если — Аллах не допустит этого! — девушка не понравится тебе, позволь мне выкупить ее у тебя.

— Если она так нравится тебе, дядя, зачем ты даришь ее мне?

— Ты не понял меня, Кедар. Лично мне она не нужна, но даже за столь короткий срок пребывания у меня она подружилась с моей женой, и я куплю ее для Алимы. Не думаю, правда, чтобы ты продал ее назад. Это — одна из самых прекрасных женщин, виденных мной.

— Она европейка?

— Да, англичанка.

— Блондинка?

— Нет, брюнетка, но какая! Кожа — цвета гардении! Хочешь посмотреть?

— Почему бы и нет? Спасибо за сюрприз, дядя! Ты знаешь, я не беру в путь женщин, а я уже месяц не был дома.

Осман хлопнул в ладоши, и мгновенно появился раб.

— Приведи рабыню Муну, — приказал он, и раб, кланяясь, удалился.

— Муна, — улыбнулся Кедар, — ты назвал ее Муна? Она столь прекрасна?

— Не думаю, чтобы мужчина, увидевший ее, не возжелал бы ее.

Кедар, заинтригованный, улыбнулся — он не мог представить дядю увлекающимся женскими прелестями. Так как он никогда не видел свою тетку без покрывала, то мог только подозревать, что она миловидна — ее дети были красивы. Он считал, что она француженка, хотя так и не осмелился спросить — это считалось дурным тоном. Он выпил последний глоток кофе и кивнул дяде.

— Если эта женщина произвела впечатление на тебя, то она в самом деле замечательна, — холодно заметил он. Осман чуть заметно снисходительно усмехнулся и сказал:

— Тебе не придется долго ждать, чтобы убедиться в этом, племянник.

Едва прозвучали его слова, как открылась дверь и вошла Скай. Она вошла, опустив голову, и сразу же рухнула на колени, склонившись в поклоне. В этом положении Кедар почти ничего не мог увидеть, кроме довольно соблазнительной округлости бедра. Осман заметил его разочарование и приказал:

— Встань, Муна.

Она быстро поднялась, не говоря ни слова, и встала с опущенной головой.

— Подними голову, — скомандовал Осман, и Скай медленно, робким движением подняла голову. У Кедара перехватило дыхание, когда он встретил взгляд ее сапфировых глаз, и Осман еще раз улыбнулся про себя. Его племянник клюнул, как глупая рыбешка на лакомого червяка. Не зря говорят, что женщины — его слабость.

— Вот твой новый хозяин, Муна, господин Кедар.

— Господин, — прошептала она, и он наклонился, чтобы расслышать ее. Тут он вдохнул соблазнительный аромат ее розовых духов, которые, он понял это инстинктивно, были именно ее запахом. Она сама была совершенной розой.

— Сними одежду, — резко приказал Осман, и Скай испуганно взглянула на него, слегка покраснев.

— Нет, нет, дядя, это лишнее, — сказал Кедар. Он протянул руку, коснувшись руки Скай, его пальцы погладили округлость ее плеча. — Она робка, не нужно принуждать ее. Потом она откроет мне свои прелести. Разве не так, моя прекрасная Муна? — Его пальцы продолжали ласкать ее.

— Да, господин, — тихо сказала Скай и слегка дрогнула, пытаясь справиться с внезапным приступом страха, охватившим ее. Нет, это был вовсе не толстый похотливый ленивый купец, которого легко подчинить прекрасной женщине. Его ореховые глаза слишком напоминали глаза самого Османа — они пронизывали и выпытывали. Зачем она согласилась на этот безумный план? Не похоже, чтобы он сработал, — попав в Фее рабыней этого мужчины, она пропадет, как птица в сетке птицелова! Но тут перед ее мысленном взором снова предстал ее любимый, ее Найл. И, глубоко вздохнув, она преодолела слабость.

— Отошли ее ко мне, дядя, — сказал Кедар и, понизив тон, добавил так, чтобы услышала только Скай. — Я не заставлю тебя долго ждать, моя прекрасная Муна. Скоро ты научишься не бояться меня.

— Иди, Муна, — приказал Осман. Она повернулась и, низко поклонившись каждому мужчине, покинула комнату.

— Она великолепна, — тихо сказал Кедар, когда дверь за Скай закрылась. — Но разве могут слова выразить мою благодарность? И кстати, почему она так хорошо говорит на нашем языке, если ее пленили сравнительно недавно?

— Хозяин бань, где я увидел ее, купил ее на корабле, который захватил ее. Она была так грязна и выглядела так отвратительно, что главный евнух Дея прошел мимо. Этот глупец не рассмотрел под слоем грязи ее красоту, но банщик оказался глазастее. Она еще не привыкла к рабству, и пришлось потратить несколько месяцев на то, чтобы укротить ее и приучить к новому состоянию. Боюсь, она еще несколько строптива, но зато так прекрасна, что я не устоял. Банщик похвалил ее за понятливость, ему только дважды пришлось проучить ее. На ней не осталось следов, и она достаточно быстро поняла, что не правильное поведение повлечет жестокое наказание. Вот в банях-то она и выучила язык. Она говорит на нескольких европейских языках. Она явно образованна, хотя неясно, почему ее семья так воспитала ее. Ведь это всего лишь женщина!

— Верно, — ответил Кедар, — зато, как я понял, умная женщина гораздо привлекательней, чем глупышка, умеющая только раскидывать ноги и лепетать вздор. Ее ум придает ей больше привлекательности.

— Но я купил ее за красоту, — несколько огорченным тоном заметил Осман.

— И именно этим я собираюсь насладиться как можно скорее, о дядя, но сначала нужно смыть с себя пыль долгой дороги между Фесом и Алжиром.

— Ты пообедаешь со мной?

— Только не вечером, дядя. Вечером я воспользуюсь твоим великолепным подарком, ведь у меня целый месяц не было женщины. Шлюхи в караван-сараях не годятся даже для погонщиков верблюдов, и все они больны. Я к ним не прикасался.

— Ты знаешь, где у нас баня, племянник. Алима распорядилась, чтобы рабыни были готовы. Они тебя ждут. Итак, наслаждайся. А завтра мы поговорим.

— Дядя, твое гостеприимство щедро, как всегда, — сказал Кедар. Он покинул комнату и поспешил по коридору к бане, пристроенной Османом к дому. Девушки-рабыни уже ждали его, как сказал Осман, и быстро раздели его. Это были хорошо знакомые ему негритянки. Он весело шутил с ними, пока их умелые, опытные руки намыливали и скребли его. В конце концов, мыть хозяина и его домочадцев или гостей, которых присылал хозяин, было их ремеслом. Зная, что Кедар — мужчина темпераментный и что после долгого пути похоть должна одолевать его, как жеребца в стаде кобыл во время течки, они нежно поддразнивали его, в то время как его орган набухал под их пальцами. По прошлым приездам господина Кедара они знали, что он склонен утолять свой голод даже со скромными банщицами, и надеялись На его благосклонность и на этот раз.

Однако сегодня их ждало разочарование. Он понимающе усмехнулся и покачал головой.

— Ax, — сказала старшая, полная девушка по имени Нигера, — господин Кедар хочет сберечь свою мужскую силу для этой новой рабыни, Муны. Это ее уязвит сегодня его могучее копье.

Остальные захихикали, прикрывая рты ладонями, когда Кедар радостно кивнул.

— Что ты знаешь о ней? — с любопытством спросил он.

— Ее привезли недавно, и она подружилась с Алимой. Она женщина красивая и мягкая, судя по бане. Она в основном проводит время с госпожой и детьми.

— К детям она очень нежна, — добавила другая банщица. — Говорят, в прошлой жизни у нее были дети. Как-то я увидела, что она вздыхает, глядя на младшую дочь госпожи Алимы, и она такая печальная!

Банщицы кончили скрести Кедара, сполоснули его чистой водой. Затем занялись его щетиной, так как он пожелал гладко побриться. После этого они отвели его в ванну с горячей водой, чтобы он отмок и его уставшие за время пути мускулы расслабились. Он, раздумывал над услышанным. Итак, Муна не девственница, хвала Аллаху, — сегодня ему не хотелось возиться с девственницей. Ему нужна женщина, сведущая в страсти, даже если она заупрямится, с помощью нежности и настойчивости ее легко уговорить, она быстро сдастся. Пока он размышлял о соблазнительном подарке дяди, на его устах бродила почти плотоядная улыбка, Она была одета изысканно, но при этом просто. На ней были широкие шаровары из полупрозрачного розового шелка, пронизанного серебряными нитями, с широким вшитым поясом и завязками на ногах. Они низко сидели на бедрах, оставляя обнаженной полоску между ними и такой же розовой шелковой открытой безрукавкой-болеро, отделанной по краям серебряной тесьмой, едва прилегавшей к нежным окружностям ее груди. О, как хотелось ему увидеть эту грудь! Но нежная краска стыда, появившаяся на ее щеках, когда дядя приказал ей раздеться, умилила его. На ней, конечно, не было украшений — ведь у нее еще не было хозяина который подарил бы драгоценные игрушки. Да, подумал он, ему придется потратить целое состояние на драгоценности. Он улыбнулся в предвкушении ее восторга от тех даров, которые она получит от него. Ее черные волосы были стянуты сзади розовой лентой, украшенной жемчугом, и ему захотелось развязать ее и запустить пальцы в ее гриву.

Напряжение внизу живота сигнализировало о том, что его фантазии снова возбудили его. Тихо ругнувшись, он попытался отвлечься от мыслей о своей новой прекрасной рабыне и начал про себя повторять суры Корана. Это было прекрасное средство. Мужчина не должен позволять женщине проникнуть в свое сердце так глубоко, чтобы он не мог обойтись без нее. Через несколько минут Нигера похлопала его по плечу:

— Пора, господин.

Он вышел из мраморной ванны и по мозаичному полу прошел в другую, светлую и прохладную комнату, где молчаливые рабыни принялись подстригать его волосы и ногти. Затем он лег на скамью для массажа и отдался опытным пальцам Нигеры. Через час она помогла ему сесть и подала чашечку горячего сладкого турецкого кофе. Он осторожно потягивал напиток из полупрозрачной фарфоровой чашки, чувствуя себя освеженным и вполне готовым к долгой вечерней встрече с Муной.

Встав, Кедар раскинул руки, и рабыни завернули его в просторный кафтан. Он сунул ноги в подставленные мягкие туфли без задников и, благодарно улыбаясь банщицам, покинул баню и направился в свои комнаты. При его появлении евнух распахнул дверь как раз вовремя, чтобы он прошел в главный зал.

Это была большая побеленная комната, облицованная черными, белыми и красными плитками, образующими геометрический орнамент. Слева — три окна, украшенные лепниной. Большая часть выстланного прохладной красной плиткой пола покрыта толстым красно-голубым ковром, пронизанным золотистыми нитями. На другой стороне комнаты стояли низкие диваны без подлокотников, обтянутые красной парчой, с мягкими пухлыми белыми подушками, вышитыми золотом. В центре находилась медная жаровня на ножках, а с потолка свисала такая же медная лампа с янтарными стеклами. Около диванов стояли низкие полированные круглые столики, на которых возвышались медные лампы поменьше, с причудливо закрученными фитилями.

Напротив двери располагался бархатный красный альков, в котором стояла широкая кушетка, обтянутая красным бархатом и парчой. Стены вокруг также были затянуты красным бархатом. Кушетка застлана красно-золотым парчовым покрывалом с затейливым геометрическим узором. По краям кушетки и у стены были навалены огромные разноцветные пуховые шелковые подушки. На выложенной плиткой ступени, ведущей к кушетке, также лежала длинная красная бархатная подушка с шелковыми кисточками.

Она должна ждать его здесь. Он поискал ее взглядом и увидел, что она спит, растянувшись на кушетке в алькове. Кедар решил быть сегодня вечером снисходительным, но в дальнейшем ей придется понять, какое место отведено ей в его жизни. Женщины не могут вертеть им, как Османом. Он некоторое время стоял у входа, глядя на нее, а затем подошел и, опустившись на колени на подушки, стал внимательно рассматривать ее. Да, дядя прав: она красавица. Чтобы понять, как мягки ее волосы, ему не нужно было прикасаться к ним. И ее кожа! О Аллах! Протянув руку, он приподнял краешек ее болеро, обнажив кусочек груди. Он долго созерцал ее окружность, не прикасаясь к коже. Больше всего ему нравилась ее совершенная круглая форма, а дерзко торчащий маленький розовый сосок завораживал его. В прикосновении не было нужды — его опытный взгляд сразу определил, как мягка, гладка и нежна ее кожа, как упруга грудь.

И тут Скай открыла глаза. Прежде чем она в притворной скромности прикрыла их снова длинными ресницами, ее голубые глаза на мгновение встретились с глазами Кедара, и онулыбнулся уголками губ. На эту долю секунды она заставила его почувствовать себя мальчишкой, застигнутым как раз тогда, когда он изготовился совершить что-то гадкое. То, что она оказалась способной на это, даже почти не зная его, поразило его.

— Не надо порицать меня за созерцание твоей красоты, моя прекрасная Муна, — сказал он. — Твое лицо и грудь заворожили меня.

— Нужно ли так хвалить меня, господин Кедар? — ответила она. — Я всего лишь твоя ничтожная рабыня.

— Твой ответ безупречен, — сказал он. — Но знаю, что ты не веришь своим словам.

— Я не родилась рабыней, господин Кедар.

— Но теперь ты — самая прелестная рабыня, и я возношу хвалу Аллаху за то, что он привел тебя ко мне, Муна. — Ему было приятно, что рабство не сломило ее дух. Скай же улыбнулась про себя. Она решила быть не столь послушной с этим человеком — это быстро надоест ему. Но его следующие слова заставили ее вздрогнуть:

— Разденься для меня, Муна. Я хочу видеть твою красоту, а не догадываться, что скрывает прозрачный шелк твоего очаровательного костюма.

Скай не смогла превозмочь пронизавшую ее дрожь. Настал момент, более всего страшивший ее, ибо после этого пути назад не было. Еще раз она спросила себя, не сошла ли она с ума в своей попытке освободить Найла? Несмотря на все сказанное Османом, она может и не найти его.

Что, если к ее прибытию в Фее он будет мертв? Нет ничего страшнее женщины, разъяренной отказом мужчины, которого она возжелала, а принцесса Турхан всесильна. У раба нет прав — его можно убить просто потому, что хозяину это доставляет удовольствие. В какое-то мгновение она уже было решила бежать к Осману, просить его прекратить этот маскарад, но с ужасом поняла: слишком поздно.

Она молча соскользнула с кушетки, держась к нему спиной. Одним движением, столь грациозным, что он даже не смог понять, как она это сделала, Скай сдернула с себя маленькое болеро и уронила его на пол. Сидя на кушетке, Кедар восхищенно созерцал изысканные очертания ее длинной спины. На ее коже не было ни единого изъяна, она была чиста, как нетронутый пергамент. Скай медленно распустила пояс шаровар и, когда они соскользнули к ее лодыжкам, вышагнула из них. Она повернулась к нему, так что он успел мельком увидеть ее грудь и живот прежде, чем она склонилась перед ним, уткнувшись головой в ворс ковра.

— Что прикажет мой господин? — прошептала она. Овладеть. Эта мысль пронеслась в его сознании: он должен овладеть ею, прыгнуть с кушетки, бросить ее на ковер и овладеть. Вместо этого он сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Он не был сторонником торопливости в страсти, но должен был признаться себе, что еще ни одна женщина не вызывала в нем такого приступа страсти, как эта. Возможно, всему виной долгое воздержание, но Кедар знал, что оно ни при чем. Он не забывал свой гарем, иногда посылая в одну ночь за двумя-тремя женщинами, но он не был и несдержанным глупцом, который и дня не может провести без теплой и страстной женщины.

— Встань, — приказал он и с наслаждением наблюдал за тем, с каким изяществом поднялась она на ноги.

В свою очередь, она наблюдала сквозь полуопущенные ресницы за тем, как он встал с кушетки и подошел к ней, остановился и долго созерцал ее, время от времени приказывая ей принять ту или другую позу. Она молча подчинялась.

— Повернись, Муна. — И она ощущала почти физически, как его глаза скользят по ее плечам вниз, к ягодицам, и потом вдоль ног. — Еще повернись. — Его взгляд скользнул от ее лодыжек по ногам, к припухлости жемчужного холма Венеры. Он видел, что расщелина под ним длинная, глубокая и изящная, что в соответствии с гаремной наукой выдавало в ней темперамент. Он перевел взгляд на ее круглый живот, на стройную, изящную талию, на ее грудь. — Подними руки, — приказал он. — Заведи их за голову.

Ее груди поднялись, и он смог полностью рассмотреть их. Никогда еще Скай не чувствовала себя столь униженной, как сейчас, когда его глаза пожирали ее округлости. Она с горечью подумала, что не хватает только того, чтобы он потребовал раскрыть рот и осмотрел ее зубы. До этого момента она еще не понимала, как чудовищно унизительно рабское состояние. Да, она была рабыней Халида эль Бея — но только формально, и после свадьбы он сразу освободил ее. И Халид никогда не обращался с ней так: он с самого начала был влюблен в нее. Кедар — нет. Им правила не любовь, а похоть, он наслаждался своим новым приобретением. Об этом и говорил методичный осмотр.

Однако Кедар вовсе не был безразличен к новой рабыне. Он заметил, как ее щеки покрылись румянцем от возмущения, когда она молча выполняла его команды. Он заметил, как учащенно забилось ее сердце, отчего колыхалась ее грудь и запульсировала жилка на горле. Он заметил, что она слегка дрожала, хотя и пыталась стоять неподвижно, как статуя. Да, ее дух не сломлен, и он был рад этому! Он не сломает ее — а только укротит, хотя укротить полностью дикое животное невозможно. И удовольствие от предвкушения этого наслаждения окатило его, как целительный бальзам.

Протянув руку, он впервые коснулся ее. Коснулся так, как коснулся бы своей кровной арабской кобылы, чтобы приласкать. Медленно, осторожно он провел рукой от плеча до ягодиц.

— Не бойся, моя прекрасная Муна, — сказал он низким бархатным голосом. Однако Скай не смогла удержать приступа легкой дрожи — его тон напомнил ей мурлыканье сытого кота. Крепко охватив ее за талию, он привлек ее поближе, и его губы мягко коснулись ее губ. Потом, к ее удивлению, он отпустил ее, но в это время его вторая рука плотно охватила ее грудь. Ее рука инстинктивно дернулась, чтобы сбросить его руку, но он циничным тоном предостерег ее:

— Нет, Муна, это мое право — теперь ты принадлежишь мне. Я буду осторожен, моя прелесть, но ведь ты не девственница, чтобы бояться меня. — Он развязал шелковую ленту на ее голове, и ее длинные черные волосы упали на плечи.

— Ты чужой, — прошептала она. К собственному удивлению, Скай осознала, что и в самом деле боится этого мужчину, но самое ужасное — не понимала почему.

— Это не важно, — ответил он. — Ты моя, ты прекрасна, и я тебя хочу. — Его большой палец непрерывно поглаживал ее твердеющий сосок, и Скай пришлось прикусить нижнюю губу, чтобы не застонать. — У тебя прекрасная грудь, — продолжал он, — посмотри, Муна, как идеально легла она в мою руку, лишь немного переполняя ее. Да, пожалуй, у тебя самая прекрасная грудь из виденных мной. — Он улыбнулся ей. — Банщицы сказали, что ты не девственница и вроде бы у тебя есть дети. Ты была замужем, моя прелесть?

— Да, господин, я вдова. У меня два маленьких сына, которые теперь осиротели и отданы на милость родственникам моего умершего мужа. — Она печально склонила голову.

— Ты вскармливала своих детей?

— Немного, господин. Их отдавали кормилице, так как в моей среде женщины должны были посещать двор вместе с мужьями. Я не могла одновременно кормить детей и появляться при дворе.

Так она столь знатного рода! Это произвело впечатление на Кедара и понравилось ему. Он решил, что она непременно будет иметь детей от него. Но уже сейчас его страсть к ней была так велика, что он решил: она не будет тратить время на их вскармливание. Ведь она может вскармливать его. Его мать кормила его молоком до шести лет, и вкус женского молока, которое так нравилось ему, не забылся и по сей час. Мысль о том, что он может одновременно находиться внутри Муны и пить ее молоко так возбудила его, что он бессознательно крепко сжал ее грудь в руке. Скай вскрикнула от боли, и внезапно пришедший в себя Кедар принялся нежно гладить ее, приговаривая:

— Прости меня, Муна, моя прекрасная, я просто потерял рассудок от вида твоих прелестей. — Он начал сосать ее грудь, время от времени цокая языком и осведомляясь, не оставит ли он синяки на ее нежной коже.

“О Боже! — подумала Скай. — Для него я всего лишь вещь! Он чувствует лишь потребность во владении мной, только желание насытить свою страсть!”

Рука Кедара вернулась к исследованию ее тела, он начал поглаживать ее трепещущий живот. Его прикосновение обжигало Скай, как огнем, но его страстная ласка возбуждала в ней только страх. “Знал ли Осман, что за человек его племянник?”— подумала она. Он не удовлетворится ее телом, он пожелает пойти дальше, он захочет ее. Ее душу и ее разум вместе с ее телом. Сумеет ли она противостоять ему? Ее тело уже начинало предательски отвечать на его прикосновения.

Его пальцы двинулись к началу расщелины внизу живота, они медленно двигались вверх и вниз, очень нежно, но настойчиво. “Нет, я не должна допустить этого”, — мелькнула в ее голове мысль, но ее ноги стали словно ватными, и тут он спросил:

— Скажи мне. Мука, как это было впервые? Он был нежен? Тебе понравилось?

— О господин… — Ее стыдливость была потрясена этим вопросом, и она почти зарыдала, вспомнив Найла и как он это сделал с ней впервые.

— Скажи! — прошептал он ей на ухо. Его язык осторожно прикасался к внутренности ушной раковины, а пальцы проникали все глубже в ее пещеру, стремясь извлечь мед из потаенных глубин ее разгоряченного тела.

— Д-да… он был нежен, — прошептала она в ответ, — да, мне понравилось.

— Он был хорошим любовником, моя прекрасная Муна?

— О господин, я была девушкой, когда вышла замуж. У меня был только один мужчина. Откуда же мне знать? — Это соответствовало легенде, которую сочинил Осман, и ей следовало придерживаться ее в деталях, иначе Найл погиб.

Кедар, довольный, улыбнулся. Это он и хотел услышать, ему не хотелось иметь дело с ветреницей, каковы большинство замужних европеек. И хорошо, что ее муж был нежным и ласковым любовником, к тому же единственным ее мужчиной. Значит, она не боится секса, это хорошо. А если ее муж и был хорошим любовником, это не важно — Кедар все равно лучше. К рассвету у нее будет с чем сравнивать — и он уверен, что ее предыдущий повелитель от этого сравнения проиграет.

От его ласки она уже оказалась в полубессознательном состоянии, так что ему пришлось взять ее на руки и, поднеся к кушетке, положить на нее. Прикрыв глаза ресницами, она смотрела за тем, как он освобождается от своего белого одеяния. Она оценивала его мужские достоинства точно так же, как и он оценивал ее перед этим. Он был выше ее примерно на десять сантиметров, но у него была мощная грудь, узкая талия и крепкие ноги. Кожа бледная, и он был почти безволос. Его мужское достоинство было гораздо крупнее того, что можно было бы ожидать. В полувозбужденном состоянии оно оказалось очень длинным, и она с трепетом заметила, какое оно толстое. Его толстый розовый обрезанный наконечник напомнил ей конец тарана.

Он заметил ее испуг и, ложась на кушетку рядом с ней, прошептал:

— Не бойся, Муна, твои сладостные ножны воспримут меня целиком и пожелают о большем, клянусь тебе! — Он начал осыпать ее лицо: виски, закрытые веки, круглые щеки, упрямый подбородок, уголки дрожащих губ — сотнями мелких поцелуев. Руками он крепко прижимал ее к бархатному покрывалу кушетки. В них чувствовалась такая сила, что она поняла: он может переломить ее, если захочет. Теперь он целовал ее в губы, и его поцелуи требовали ответа, который, как она знала, ей придется дать, и единственным способом правильно сделать это, было отдаться страсти. “Найл! — вскрикнуло ее измученное сердце. — Прости меня, дорогой! Но я должна это сделать, чтобы спасти и вернуть тебя ко мне, к нашим детям!”

И она поцеловала Кедара. Поначалу робкий, постепенно ее поцелуй становился все настойчивее.

— Муна, Муна, — пробормотал он, почти не отрывая своих губ от ее, и низкий тембр его голоса заставил ее содрогнуться. Она раскрыла губы, и его язык быстро пробежал по ним. Ее дыхание прерывалось легкими стонами, когда его язык скользил по ее щекам, по стройной шее. Когда его губы нащупали пульсирующую впадину на ее горле, он зарылся в нее, рыча, и снова напомнил ей этим дикого кота. Он начинал пугать ее: это было животное, сильное, хищное и полностью уверенное в себе и своей мощи, источающее свой мужской аромат.

Внезапно его язык оказался внутри ее рта, осторожно исследуя его внутренность. Скай простонала, стараясь ускользнуть от пламени его страсти, но он крепко держал ее. Да, битва между ними должна длиться бесконечно, и предчувствие этого действовало на Кедара как возбуждающее средство. Ее язык стремился избежать его, но он поймал и начал сосать этот лакомый кусочек. Его рука снова нашла ее извилину, два пальца скользнули вниз и начали двигаться там вперед и взад, пока она не вскрикнула слегка, ощутив свой первый оргазм. Усмехнувшись, он вынул свои пальцы и прижал один из них к ее губам:

— Попробуй, моя прекрасная Муна, попробуй свой собственный мед. — Она повиновалась, слизнув соленую влагу с его пальца, и зачарованно следила, как он начал облизывать второй палец. Затем он медленно провел обоими влажными пальцами по ложбинке между грудей, гипнотизируя ее своими карими глазами. — Скажи, чт

Date: 2015-09-25; view: 254; Нарушение авторских прав