Глава 4. Фаброн де Бомон проснулся внезапно и, открыв глаза, увидел перед собой зеленовато-голубые глаза своей жены

Фаброн де Бомон проснулся внезапно и, открыв глаза, увидел перед собой зеленовато-голубые глаза своей жены. Совершенно нагая, она удобно уселась на его груди, прижав небольшой, но тем не менее смертельно опасный столовый нож к ямке на его горле. Его сердце учащенно забилось.

— Не двигайтесь, монсеньор, — вежливо сказала Скай, — иначе у меня соскользнет рука, и не думайте, что я не смогу убить вас. Если вы двинетесь, я это сделаю.

Он сглотнул слюну, и со злорадным удовольствием она ощутила по движению ножа, как участился его пульс.

— Зачем? — спросил он.

— Вы просили английскую королеву прислать вам жену, монсеньор, и она любезно прислала меня вам. Я предполагаю, вам известно, что дамы на моей родине независимы и горды. В наше время даже женщины Франции вполне просвещенны! Я не из тех, кого можно подчинить поркой. Я женщина, монсеньор. И женщина просвещенная, богатая и мать семейства. Если еще раз без всякого повода вы поднимете на меня руку, я убью вас, монсеньор, без колебаний. Я буду вам хорошей женой и, если благословит Господь, рожу вам детей. Однако я не обращусь в гугенотство. Я не лучшая из католичек, но предпочитаю эту веру всем остальным, и я всегда буду уважать то, во что веруют другие. — Она пристально взглянула на него:

— Вы поняли меня, монсеньор? Больше никаких порок!

— А если я откажусь, упрямая сука, что тогда? — Его темные глаза горели от гнева и ненависти.

— Тогда я убью вас прямо сейчас, на этой постели, — холодно сказала она. — На моем теле отпечатки ваших ударов. Я продемонстрирую их вашему племяннику и отцу Анри.

Я заявлю, как верная дочь церкви, что ваш пастор не имел права сочетать нас браком и хотя я умоляла вас вернуть отца Анри и сочетать нас по обряду истинной веры, вы не захотели этого. — Она спокойно улыбнулась ему. — И я заявлю, что не могла жить с вами в грехе, так как привыкла быть уважаемой замужней женщиной — моя репутация, монсеньор, безупречна. Но вы пытались изнасиловать меня, а когда я стала сопротивляться, избили до полусмерти. Оказавшись во власти ваших грязных и противоестественных страстей, я, как добрая дочь церкви, не могла вытерпеть, когда вы снова пожелали овладеть мной, причем ваши извращения угрожали спасению моей души. И тогда я убила вас. — Она бесстрастно созерцала его. — Как вы думаете, будет ли церковь или ваш племянник считать меня ответственной за деяние, совершенное в момент насилия?

Скай победила и знала это. Она поняла, что герцог не дурак и не захочет скандала.

— Вы можете выбирать, монсеньор, жить или умереть. Решайтесь! — сказала она ледяным тоном.

— Откуда вы знаете, что можете доверять мне, мадам? — спросил он, не в силах отвести глаз от ее прекрасной груди. — А если я соглашусь, но, когда вы слезете с моей груди и отложите нож, я изменю соглашению? Вряд ли можно считать правомочным соглашение, достигнутое под принуждением.

— Как сказал мне ваш племянник, вы — человек чести. Я полагаю, что ваши понятия о чести распространяются не только на мужчин, но и на простых женщин.

Он кивнул, удивляясь силе ее логики.

— Хорошо, мадам, я согласен. Я не буду больше бить вас, но вы должны согласиться, что рожденные вами дети должны быть воспитаны в моей вере, а не в вашей. Я не позволю моим сыновьям оказаться под властью этой римской шлюхи.

— Согласна, — сказала она не колеблясь, зная, что, если у нее будут дети от герцога, она сможет научить их истинной любви и без пастора Лишо. Она легко соскочила с него и положила нож на подставку для свеч. Затем, сев на подушки, прикрыла грудь простыней. Это простое проявление стыдливости тронуло его.

Он сел:

— Вы удивительная женщина, мадам.

— Меня зовут Скай, — спокойно сказала она, — вы уже называли меня так однажды. Не могли бы вы называть меня по имени хотя бы в интимной обстановке?

— Но и вы только однажды назвали меня по имени, Скай.

— Фаброн — это необычное имя, — ответила она.

— Но характерное для нашей страны, — сказал он. — Это родовое имя.

Наступило долгое молчание, после чего она наконец спросила:

— Все-таки почему вы так не любите женщин? На минуту он задумался, потом ответил:

— До сих пор я об этом не думал. — Он вздохнул. — Возможно, я мучаюсь, потому что не удалось в молодости стать священником, как хотелось. Я был старшим законным сыном. Отец Эдмона — мой единственный законный брат, хотя прочих бастардов отца в Бомон де Жаспре видимо-невидимо. Один из них даже сын дворянки — у моего отца было мало предрассудков. Он был весьма любвеобильным. И очень волевым: наследовать должен был старший сын, и избавить от этого могла только смерть.

Моя первая жена очень страдала, не в состоянии на протяжении многих лет родить мне ребенка. Бедная Мари! С каждым выкидышем или мертворожденным она все более концентрировалась на мысли родить мне живого сына. Такая прелесть! И она умерла в попытке сделать это. Я полагаю, что Господь наказал меня так за то, что я не последовал голосу совести. А вторая жена, Бланш, родила наконец этого идиота, которого называют моим сыном, а потом умерла. Да, Господь крепко наказал меня!

Когда я встретился с пастором Лишо и рассказал ему обо всем, он уверил меня, что эти утраты удовлетворили гнев Божий. Он сказал, что вы — здоровая, крепкая женщина, которая родит мне детей, если только я смогу укротить в вас злой дух, который оскорбляет Бога.

— Не могу с ним согласиться, — сказала Скай спокойно. — С женщиной лучше обращаться с любовью и лаской. Тогда, как цветок, она расцветет. Жестокость только озлобит и остервенит ее. Кроме того, если вам нужен сын, который бы мог управлять герцогством, то его мать должна быть сильной женщиной.

— А вы любили своих мужей, Скай? — спросил он с любопытством. — Они не пытались подавить вашу волю?

— Я любила троих из них, — ответила она. — Все они были разные, но каждый умел любить. Да, я любила их, и они любили меня, и никто из них не пытался сломить меня. — Ее лицо озарилось воспоминаниями, и у него перехватило дыхание от того, какой прекрасной она стала в этот момент.

Он взял ее руку, поднес к своим губам и поцеловал. Она серьезно посмотрела на него: хотя у нее не было никаких чувств к нему, но он стремился к этому, и она должна была попробовать. Выбора не было. Она погладила его по щеке. Он взглянул на нее, и его взгляд был столь же серьезен, как и ее.

— Я знаю, что в Библии осуждается лицезрение мужчины и женщины в первозданном виде, но сейчас я больше всего хочу увидеть вас обнаженной. Вы можете сделать это для меня, Скай?

Откинув покрывало, она встала.

— Я уверена, — сказала она, — что это пастор Лишо вбил вам это в голову, Фаброн. Это ложь: в Библии сказано, что мы созданы по образу и подобию Божию, а если так, то как же можно не восхищаться Его созданием? Им самим? — Она медленно повернулась, чтобы он полностью насладился зрелищем ее тела.

Ее красота почти заставила его зарыдать: маленькие груди совершенной формы, изящная линия бедер и ног, узкая талия и длинная линия спины, великолепная форма рук. Все было совершенством, за исключением рубцов от розги на коже. Они поблекли, но их зрелище вызвало в нем ощущение вины.

— Вы не можете быть земной! — сказал он. — Пастор прав: женщины — изобретение дьявола! Прикройтесь, мадам! В ответ она бросилась на кровать рядом с ним.

— Нет, Фаброн, — твердо заявила она. Скай решила бороться с невежеством и суеверием этого гугенота. Теперь она жена герцога и не позволит пастору Лишо руководить их браком или разрушить его. — В Библии сказано, что женщина сотворена Господом нашим из ребра первого мужчины, Адама.

— Откуда вы это знаете? Кто сказал вам это?

— Никто, Фаброн. Библия переведена на английский, и я прочитала это в ней сама.

— Но ваша злокозненная церковь запрещает вам знать, что написано в Библии.

— Церковь много чего запрещает, Фаброн, и я не во всем с ней согласна. — Она улыбнулась ему. — Я ведь говорила вам, что я не лучшая из католичек. Раз Библия переведена, я решила узнать, что там написано. И я узнала.

— А вы всегда делаете то, что хотите, мадам? — Его черные глаза снова были суровы, но все же в его голосе чувствовались нотки юмора.

— Я не всегда могу выбирать, Фаброн, но при возможности я делаю то, что приятно мне.

“Какой он странный”, — подумала Скай. Он одержим чувством греховности, он был жесток к ней, и все же она чувствовала жалость к нему. Их глаза встретились, и вдруг он протянул руку и провел по ее бедру.

— Но ведь заниматься любовью при свете дня грех, — проговорил он тихо, но она видела, что он хочет ее.

— Это сказал пастор Лишо? — поддразнила она его, наблюдая за ним сквозь полуприкрытые ресницы.

— Мы никогда не говорили об этом, Скай. Но я никогда не читал об этом в Библии, а вы?

— Нет, монсеньор, я тоже.

Его рука продолжала ласкать ее ягодицы.

— А вы занимались раньше любовью днем? — спросил он.

— Да, — ответила она. Она видела, как возбуждает его ее тело, сам их разговор, возникающие в его сознании фантазии. С каким-то всхлипыванием он повалил ее на спину и начал ласкать ее груди, причитая в то же время:

— Такое наслаждение, должно быть, греховно! Мы не должны делать это! Не должны! — И в то же время он овладел ею еще до того, как она была готова его принять, увлажнив ее расщелину слюной и яростно двигаясь в ней, стремясь к вершине своего наслаждения.

Скай закрыла глаза и не стала мешать ему, пока он всхлипывал и возился на ней. “По крайней мере, — подумала она с облегчением, — он может действовать без жестокости. Со временем я научу его доставлять удовольствие и мне, если сумею избавить от ложных страхов. Но странно — впервые в моей жизни не мужчина управляет мной в постели, а я управляю им”.

Наконец с диким воплем герцог кончил, достигнув вершины наслаждения. И хотя Скай все еще не могла простить ему жестокости прошлой ночи, она почувствовала к нему странную симпатию. В самом деле, ведь он всего лишь грустный, слабый мужчина, наполненный страхом и предрассудками. Он, однако, тянется к сильным людям, а она была сильной. До этого лишь пастор Лишо имел на него влияние. Теперь ей нужно — если только она не хотела превратить свою семейную жизнь в ад — одолеть этого мерзавца. Во всяком случае, она не может до этого привезти сюда детей.

Несколько дней Скай и Фаброн провели в ее спальне. Из разговоров Скай многое узнала о своем новом муже. Она поняла, что он никогда в жизни не любил по-настоящему и страдал от этого. Единственным существом, искренне привязанным к нему, был его племянник Эдмон. Его мать, дальняя родственница Екатерины Медичи, королевы-матери Франции, была холодной и рациональной женщиной, отдавшей обоих детей на попечение воспитателей. Отец, суровый мужчина, имевший высокие принципы и необузданное сластолюбие, никогда не проявлял любви к сыновьям, полностью занятый управлением герцогством и погоней за юбками, что получалось у него одинаково хорошо.

Единственным человеком, который тепло отнесся к Фаброну, был придворный капеллан, отец Анри, и, возможно, в стремлении подражать ему Фаброн и хотел стать священником. Конечно, его отец не желал ничего слышать об этом, и Фаброн озлобился. Отец Анри сочувствовал обеим сторонам и посредничал между ними. Фаброну он объяснял, что если бы Господь захотел, чтобы он стал священником, то он родился бы младшим сыном. Но этот аргумент становился все менее весомым с каждым выкидышем у жен Фаброна и их смертями. Но когда отец умер, у Фаброна не было выбора — его младший брат погиб от раны, полученной на турнире, и единственным законным наследником, кроме Фаброна, был его племянник-карлик. Ему пришлось жениться снова.

Пока Фаброн ждал прибытия невесты, пастор Лишо начал свою черную работу над восприимчивым сознанием герцога. Да, соглашался он с одержимым чувством греховности герцогом, все прошлое — это наказание Господне за то, что он не послушался голоса совести. Однако теперь Господь присылает ему новую жену — и это должно стать началом новой жизни. Новая жена — новая вера. Пастор излагал все это авторитетно, цитируя в изобилии Библию, которую, очевидно, неплохо знал. Стремясь обрести новую жизнь с новой женой, избегнуть прежних несчастий, герцог отошел от веры отцов и с ревностью новообращенного предался новой вере.

И вот новая жена прибыла, но она заставила его сильно усомниться в новых убеждениях. Она была всем тем, чем, как утверждал пастор Лишо, не должна быть женщина, и совершенно другой, чем те женщины, которых он знал раньше. Через три недели после свадьбы он впервые почувствовал себя влюбленным. Скай! Само это имя было возмутительным, но он привык к нему и полюбил его. Скай объяснила герцогу, что она была названа по имени одного из Гебридских островов, где родилась ее мать. Но, странно, это нравилось ему — она по крайней мере не была Мари, Жанной или Рене.

Она была прекрасна и своенравна, независима и нежна, ласкова и умна. Она была всем тем, чего он никогда не рассчитывал найти в собственной жене, за исключением, возможно, красоты. И при этом не отталкивала его от себя, как предыдущие жены — те всегда норовили найти предлог для отказа от близости, а если она все-таки происходила, то стремились, как только он заканчивал, оттолкнуть его. Скай же льнула к нему, заключала его в кольцо своих рук. Особенно ему нравилось класть голову на ее мягкие груди, наслаждаясь ее розовым ароматом. Она была чище и сладостнее любой другой женщины из тех, что он знал.

Однажды ночью, когда он, опьяневший от наслаждения, лежал рядом с ней, она спросила его:

— А знаете, Фаброн, что вы ни разу не поцеловали меня?

Он удивился, так как никогда не был расположен к этому виду ласки. Но ему вдруг захотелось сделать ей приятное, отплатить ей за ту нежность, которую она подарила ему, несмотря на ужасное начало их отношений, начало, от одного воспоминания о котором он содрогался.

— А вам понравится, Скай, если я поцелую вас? — несколько растерянно спросил он.

— Да, — тихо сказала она, — это будет мне так приятно! Поднявшись на локте, он наклонился и мягко коснулся ее губ своими губами — и тут же отдернулся, как будто прикоснулся к чему-то раскаленному. С тихим смехом Скай снова пригнула его голову и страстно впилась в его губы. Фаброн де Бомон почувствовал, как по его жилам растеклась сладостная слабость, почувствовал, как ожила, снова пробудилась к жизни его мужественность.

— Вот так, монсеньор, — сказала она, ослабив хватку и отрывая свои губы, — вот это поцелуй. Вовсе не такая неприятная вещь, а?

— Вы смеетесь надо мной, мадам? — холодно спросил он, но его глаза говорили, что это холодность мнимая.

— Немного, может быть, — согласилась она, — любовь неотделима от смеха, дорогой муж.

— Вы не уважаете меня, мадам, — сказал он, — и мне придется потребовать выкуп за это нарушение приличий! — И он снова поцеловал ее, сжимая в объятиях, и в касании его губ была неожиданная для нее сила. Впервые за время их брака она ощутила какое-то отдаленное напоминание о страсти. “Возможно, — подумала она, — мы можем надеяться на лучшее”.

Он легонько прижал ее к себе, и она поняла, что он ощущает огромное наслаждение от близости ее тела, теплоты и шелковистости ее гладкой, надушенной кожи.

— Вам нравится, когда я ласкаю вас так? — неуверенно спросил он.

— Да, — прошептала она ему.

— Вам нравится, когда я ласкаю и целую ваши прекрасные груди?

— Да, мой муж, мне очень нравится, — последовал тихий ответ.

— Я хочу, чтобы это нравилось вам, — произнес он тоном, который Скай показался стыдливым. — Чтобы вам нравилось, когда я люблю вас.

— О, Фаброн, — сказала Скай, довольная и тронутая тем, что начинает завоевывать его, — когда вы нежны и ласковы со мной, я тоже чувствую наслаждение. Разве мы не должны наслаждаться друг другом?

— Но пастор Лишо говорит… Ее рука легла на его уста:

— Что может священник, служитель любой веры, знать о страсти мужчины и женщины, Фаброн? Я верю, что Бог дал человеку жену не только для поддержки и рождения детей, но и для наслаждения. Люби меня, и я полюблю тебя. Что в этом дурного?

Поцеловав ее ладонь, он снял ее руку с губ и сказал:

— У вас получается это так просто, Скай.

— Это действительно просто, Фаброн. Любите меня, и я полюблю вас.

И тогда он в самом деле подарил ей свою любовь. Он любил ее так нежно и внимательно, как никогда раньше. Впервые он старался удовлетворить ее и впервые почувствовал, что ее наслаждение возбуждает его. И когда она достигла его вершины, он вдруг понял, что раньше она всего лишь имитировала наслаждение, чтобы удовлетворить его. И только тут он понял, что любит эту прекрасную женщину, которая, несмотря на его зверства в первую ночь, стремилась сделать их брак настоящим союзом.

— Вы — моя, Скай, — прошептал он в ее ухо, и она плотнее прижала его, зная, что теперь у их брака есть шанс.

Однако вскоре их идиллия кончилась. На следующее утро они, как обычно, сидели за столиком, который Дейзи каждый день сооружала в окне спальни, наслаждаясь свежими персиками и только что извлеченным из очага хлебом, соленым сыром бри и разбавленным вином. Высокое узкое окно было распахнуто, и на каменной балюстраде бледно-красные розы овивали розовый камень. Небо было без облачка, а внизу плескалось зелено-голубое море, залитое солнцем. Маленькая черно-желтая птичка прилетела к их окну и, устроившись в розах, пропела песенку, прежде чем порхнуть к окну и принять из руки Скай хлебные крошки.

— Как это вам удается? — спросил он, как всегда заинтригованный тем, что ей удается зачаровывать птиц.

— Птицы знают, что меня можно не опасаться, — тихо ответила она. — Животные чувствуют, когда их любят.

— А скорее всего это ведьмовство! — проревел кто-то изнутри комнаты. Испуганная птица вспорхнула и исчезла.

— Миледи, монсеньор, я пыталась не пустить его, но он оттолкнул меня, — презрительно сказала Дейзи. Она произнесла это по-французски, но затем перешла на английский:

— Берегитесь, госпожа! Старый черт целыми днями кипятится из-за того, что герцог забросил его.

— Вы злоупотребляете моей дружбой, пастор, нарушая вот так наш с герцогиней покой, — сурово сказал Фаброн де Бомон.

Пастор Лишо подошел к столу. Скай поморщилась — да моется ли этот человек вообще? Он вонял так, как если бы спал в хлеву среди козлов.

— Я пришел ради спасения вашей бессмертной души, Фаброн, сын мой! С того дня, как я соединил вас по закону Божию с этой женщиной, вы не посещали меня. Вы пренебрегаете вашими духовными обязанностями, и Господь недоволен вами! Он отомстит, и эта женщина извергнет ваше семя точно так же, как предыдущие. На колени, оба! Просите прощения у Господа, если не хотите, чтобы стало слишком поздно!

Герцог, очевидно, был испуган, Скай же была в ярости и вскочила на ноги.

— Негодяй! — закричала она на пастора. — Это ты должен пасть на колени и молить Господа о прощении за твои лживые учения!

— Шлюха! — Пастор уставил свой костлявый палец на Скай. — Посмотрите на нее, Фаброн, сын мой! Видите, как она выставляет свое тело, как вавилонская шлюха?! — Его глаза остановились на ее груди, и он невольно облизнул губы. На Скай было прозрачное розовое шелковое платье, которое она отказалась надеть в первую брачную ночь с герцогом.

— Вы смотрите слишком пристально, — бросила она ему, — и ваши мысли, которые читаются за вашими злобными глазами, вовсе не мысли священника! — Она была в ярости.

— Вы пренебрегаете из-за этой женщины своими обязанностями! — закричал пастор. — На ее коже нет следов розги. Вы не поучали ее каждый день, как я говорил вам, и она распустилась еще больше, нежели была в день приезда. Если вы откажетесь следовать воле Божьей, то мне придется сделать это за вас ради спасения вашей бессмертной души! — Подпрыгнув к Скай и ухватив ее неожиданно сильными пальцами, он сорвал с нее платье и начал избивать ее, нанося удары по лицу и голове. Скай взвизгнула и стала вырываться.

С яростным воплем Фаброн де Бомон вскочил и оторвал гугенотского пастора от Скай. Он начал молотить его кулаками, а Дейзи подскочила на помощь потрясенной Скай.

— Дьявольское отродье! — рычал герцог на пастора, внезапно ставшего жалким и беспомощным. — Вы заставили меня изменить моей вере и едва не разрушили мой брак в самом зародыше. Не окажись у герцогини такого сильного характера, я бы уничтожил ее той ночью. Прости меня. Господи, но теперь я иной!

Одним рывком Фаброн де Бомон поднял пастора Лишо в воздух и швырнул его через балкон. С ужасом они услышали его предсмертный вопль, когда тот летел в воздухе. Затем наступила тишина. Скай и Дейзи выбежали на балкон и увидели его неподвижное тело на скалах внизу. Шея была неестественно свернута набок, изо рта и ушей струилась кровь.

Повернувшись, чтобы успокоить своего разгневанного мужа, Скай увидела, что он стоит с дрожащими коленями, глаза вылезли из орбит, руки судорожно хватаются за горло, как будто он задыхается и хочет что-то сказать. Затем, издав ужасный вопль, он рухнул на пол.

— За доктором! — скомандовала Скай Дейзи, склоняясь над телом герцога. — И приведи Эдмона, быстрее, Дейзи!

Дейзи выбежала из комнаты, двигаясь чисто автоматически, так как тоже была в шоке от происшедшего за последние несколько минут, Скай пыталась понять, жив ли еще герцог. Он был жив, но только слабое дыхание и легкое биение пульса на шее свидетельствовали об этом.

— О, Фаброн, — воскликнула она, — это я всему виной! Пожалуйста, не умирайте, монсеньор! Вернитесь к жизни, ради меня, и я сделаю вас счастливым! — Скай положила его голову на свои колени и нежно гладила ее. Больше она ничем не могла помочь ему. Он был так недвижим и бледен, что ее сердце разрывалось на части. Она не знала, любила ли она в самом деле этого странного человека, но было ясно, что он любил ее. Любил настолько, что начал защищать ее от пастора. Она не сожалела о гибели последнего, он был негодяем, принесшим тем, кого затронула его высохшая рука, только страх и горе.

— Дорогая! — Около нее внезапно оказался Эдмон де Бомон. — Что случилось?

— Герцогиня! — Это пришел врач. — Я позабочусь о нем. — Он взглянул на Дейзи:

— Девушка, помогите мне. Мы должны перенести его на кровать, и я осмотрю его тщательнее — — Вместе они подняли безвольное тело герцога и перенесли его на кровать, еще разобранную после прошедшей ночи.

— Что случилось? — повторил Эдмон, усаживая Скай обратно на стул. Его глаза были восхищенно устремлены на ее обнаженную грудь, но сейчас она совершенно не ощущала наготы. Он подошел к кровати, поднял вязаную шаль и набросил ее на плечи Скай.

— У Фаброна вышла ужасная ссора с пастором, и он был в такой ярости, что вышвырнул того с балкона. Можете не смотреть — он мертв. А потом у вашего дяди случилось нечто вроде удара. — Скай содрогнулась. — Найдите отца Анри, Дейзи. Я уверена, Эдмон знает, где тот скрывается.

— В комнате наверху старой башни, — сказал Эдмон.

Через несколько минут священник оказался в комнате. Скай видела его впервые, и он ей понравился. Отец Анри был невысок, с небольшими живыми карими глазами и пышными волнистыми седыми волосами. Хотя у него были аристократические черты лица, его речь была проста. Она подумала, что он скорее всего бастард какого-нибудь дворянина и крестьянской девушки. С преданностью долгу, которая и снискала ему уважение в замке, он устремился к герцогу и благословил его. Затем, обратившись к доктору, он спросил:

— Ну, Матье, он будет жить?

— Вероятно. У него апоплексический удар. Но о его силе я не могу судить до тех пор, пока он не придет в сознание. Священник кивнул и подошел к Скай и Эдмону.

— Как все это произошло, Эдмон? — спросил он. Эдмон де Бомон быстро пересказал отцу Анри то, что ему удалось узнать, и, когда он закончил, мягкая рука священника легла на голову Скай, и он благословил ее, сказав:

— Церковь приветствует тебя в Бомон де Жаспре, герцогиня. Итак, дочь моя, расскажи мне остальное, с самого начала, с той ночи, когда ты соединилась с Фаброном узами брака.

— Святой отец, вы должны поженить нас, — прошептала Скай ему на ухо, — это отродье, именующее себя человеком Божьим, не вправе было делать это.

— Пока не беспокойся об этом, дочь моя. Ваши подписи под брачным контрактом, по законам герцогства, уже делают брак правомочным. Когда герцог поправится, мы, однако, даруем вашим действиям благословение Церкви. — Он похлопал ее по руке и, сев с ней рядом, повторил:

— Ну же, расскажите мне обо всем.

Она рассказала ему об ужасе первой брачной ночи, о ее попытках за последние три недели спасти их брак. Затем перешла к рассказу о том, как утром к ним ворвался пастор, и о его ужасных словах, и о том, как он избивал ее, и как герцог пришел ей на помощь. Она подтвердила, что герцог раскаялся в своем отходе от истинной церкви.

— Твои действия достойны похвалы, дочь моя, — сказал отец Анри, когда она закончила. — Фаброн — это мятущийся и сбившийся с пути человек. Ты же проявила подлинно христианское терпение в попытках преодолеть его и привести в лоно святой матери-церкви, И в конце концов, несмотря на эту трагедию, твои усилия были вознаграждены, хвала Господу. Сможешь ли ты отстоять всенощную со мной в капелле, молясь за выздоровление твоего мужа, дочь моя?

Она кивнула, и он снова похлопал ее по руке в знак одобрения. Она посмотрела на Эдмона де Бомона, чьи фиалковые глаза были полны восхищения ею, и спросила:

— Вы позаботитесь о том, чтобы капеллу привели в прежнее состояние, Эдмон? — Она снова повернулась к священнику:

— А вы очистите и освятите святой храм, прежде чем мы вознесем молитвы?

Оба мужчины с одобрением посмотрели на Скай, и она ощутила легкие угрызения совести. Ведь она никогда не была слишком религиозна, и сейчас ей вовсе не хотелось вводить в заблуждение этих двоих. Но в данный момент она чувствовала себя вправе поступить именно так. Герцогу были нужны ее молитвы — ведь Бог, несомненно, услышит молитвы даже не слишком ревностного католика.

— Я вовсе не святая, джентльмены, — сказала она, чтобы не усугублять грех. — Пожалуйста, не приписывайте мне качества, которыми я не обладаю, чтобы потом не разочаровываться.

На другом конце комнаты раздались стоны герцога, и Скай поспешила к мужу. Он вышел из ступора, но все еще оставался без сознания.

— Я здесь, Фаброн, — тихо позвала она, и он успокоился. Несколько следующих дней он все еще находился на грани сознания. Скай обнаружила, что действительно стала герцогиней. Ответственность немного отвлекала ее от утех. После смерти пастора Лишо люди смогли вернуться к их исконной католической вере. Обитатели Бомон де Жаспра верили, что их предки обратились в христианство благодаря усилиям апостолов, странствовавших по Средиземноморью и обращавших народы в христианство. Бомонцы, простые по натуре, преданные христиане, любили свои красивые церкви и с радостью отмечали церковные праздники. Кальвинистская холодность пастора Лишо, его безрадостность, постоянные напоминания о грехе и проклятии раздражали и пугали их. С радостью приветствовали они возвращение прежних священников и мессы и вопреки призывам первых к прощению не скорбели о погибшем.

Когда герцог пришел в себя, оказалось, что он парализован ниже талии не может говорить.

— Возможно, со временем он заговорит, — сказал его врач, однако прошел месяц, а ситуация не изменилась. Прошел второй месяц, а в герцогство прибыл представитель французского двора. Он сказал, что герцог, очевидно, вряд ли поправится, а его единственный сын не способен править. Не в положении ли герцогиня? Скай пришлось признаться, что нет. Месье Эдмон из-за его физического недостатка не мог унаследовать правление. Франции ничего другого не оставалось, как взять герцогство под свою эгиду. Но тут французский посол обнаружил, что он заточен в своих апартаментах.

— Должен быть другой путь, — сказала Скай на встрече с Робби, Эдмоном и отцом Анри, — Мы не можем позволить Франции захватить Бомон де Жаспр. Неужели нет другого родственника, который бы мог править? — Она посмотрела на Эдмона. — Должен же быть кто-нибудь.

— Есть еще Никола Сент-Адриан, — медленно произнес Эдмон.

— Герцог, не захочет и слышать об этом, — возразил отец Анри.

— У него нет выбора. Или Никола, или французы, топ реге.

— А кто это — Никола Сент-Адриан? — заинтересовалась Скай.

— Это самый благородный из незаконнорожденных братьев герцога, — ответил отец Анри. — Если я правильно помню, он барон.

— Сент-Адриан — это не бомонская фамилия, — заметила Скай.

— Да, мадам, — ответил священник. — Много лет назад отец твоего мужа влюбился в единственную дочь пожилой аристократической, но обедневшей четы в Пуату. Эмилия Сент-Адриан — самая большая любовь Жиля де Бомона. Он был женат, но соблазнил невинную девушку. Когда она призналась ему, что ждет ребенка, полагая, что он поступит правильно и женится на ней, ему пришлось признаться в обмане. Она отказалась его видеть, что одобрил ее старик отец. Когда она родила здорового мальчика. Жиль де Бомон пытался оказать финансовую поддержку, но Сент-Адрианы не желали и слушать об этом. Какие бы подарки ни посылал он сыну, они возвращались нераспакованными. Отец Эмилии на законных основаниях усыновил мальчика, дал ему свое имя и сделал его наследником, хотя, видит Бог, наследовать было почти нечего.

Никола Сент-Адриан на шесть лет моложе твоего мужа. Его матери и деду как-то удалось дать ему образование, и, если бы не недостаток средств, он мог бы сделать блестящую придворную карьеру. А так он живет в полуразвалившемся замке, помогая своим крестьянам хоть как-то выжить в его крошечном имении. Его дед и мать давно умерли, у него нет жены, и он просто не может себе позволить жениться, у него нет даже средств отправиться ко двору и подцепить там богатую вдовушку, которая вышла бы за него замуж из-за его симпатичной физиономии.

— Нужно послать за ним, — сказала Скай. — Другого выбора нет. Не понимаю, почему в такой ситуации Фаброн не сделал его наследником еще раньше?

— Мадам, — ответил священник, — герцог — человек жесткий. С его точки зрения, Никола — бастард, существо, которое нельзя принимать в расчет. Тот факт, что Сент-Адриан живет в Пуату, только укреплял эту идею в его сознании. Я подозреваю, что он не терпит своего сводного брата. Герцог Жиль неоднократно вслух сожалел о потере Никола, так как через друзей узнавал об успехах мальчика, и Никола-то и был тем, кого он хотел бы видеть своим наследником. Трудно же было Фаброну выслушивать это! Это нисколько не задевало брата Фаброна, Габриэля, но Фаброн страдал, он был очень чувствителен, хотя и хорошо скрывал свои чувства.

— Я поговорю с моим мужем, — заявила Скай. — Вы же видите, что у нас нет выбора, святой отец! Либо Никола Сент-Адриан, либо Франция.

Священник кивнул:

— Тем не менее окончательное решение за герцогом.

— Хорошо, — сказала Скай и вместе с отцом Анри отправилась к спальне герцога.

Бледный Фаброн де Бомон с закрытыми глазами лежал на своей покрытой темно-красным бархатом кровати. Над легким шерстяным покрывалом виднелись края отделанных кружевами белых льняных простыней. Скай следила за тем, чтобы герцог содержался в чистоте. Услышав их приближение, он открыл глаза, и при виде Скай они наполнились нескрываемой любовью. С момента возвращения сознания он проявлял просто щенячью привязанность к Скай, и она не могла не дарить ему ответное чувство, за которое он был ей по-детски благодарен. Скай наклонилась и поцеловала его:

— Добрый вечер, дорогой. Отец Анри и я пришли, чтобы обсудить с вами дело величайшей важности для вашего рода.

Он кивнул и сделал им слабый знак рукой, чтобы они присели рядом, что Скай и сделала, а отец Анри остался стоять.

— Фаброн, французы хотят захватить герцогство, — спокойно сказала она.

Его черные глаза гневно вспыхнули, и из горла раздались протестующие хрипы.

Она мягко, успокаивающим жестом, положила свою руку на его.

— Я знаю, — сказала она, — это не должно произойти, и мы постараемся предотвратить это, но нам нужно ваше согласие. — Он кивнул, и она продолжила. — Я не беременна, и, похоже, вы никогда не сможете дать мне ребенка. Мне не нужно говорить с вами о Гарнье — с ним дело ясное, а бедный Эдмон тоже не годится. Вы знаете, что остался только один выбор — ваш сводный брат Никола Сент-Адриан.

Глаза Фаброна де Бомон снова осветились гневом, он яростно покачал головой в знак отказа, но это не остановило Скай.. — Альтернативы нет, Фаброн, — терпеливо продолжала она. — Или вы отдадите герцогство вашему сводному брату, или французам. В последние дни, пока вы болели, я многое прочитала об истории вашей семьи. Это славная история, благородная, древняя. Бомон де Жаспр появился и начал управляться вашей семьей уже в 770 году. И Никола Сент-Адриан, несмотря на все сложности с его рождением, все же де Бомон. Его нельзя осуждать за то, что ваш отец, будучи женатым, соблазнил его невинную и неопытную мать.

Эмилия Сент-Адриан также происходила из столь же благородного рода, как и ваш собственный.

Я не могу сражаться с французами, Фаброн. Хотя королева Елизавета прислала меня сюда, от Англии помощи тоже не будет. Мы оба прекрасно знаем, что я послана в обмен на открытие ваших портов английским судам. Это брак по расчету. Если бы у меня был ваш ребенок или хотя бы надежда на него, я сражалась бы с французами до последней капли, крови, но, если вы не признаете вашего сводного брата наследником и не попросите его немедленно прибыть в герцогство, французы захватят ваши земли еще до конца года. Это простая истина, и отец Анри подтвердит, что я не преувеличиваю. Он был вместе со мной и Эдмоном, когда французский посол предъявил свои дерзкие требования. Посол будет изолирован до тех пор, пока Никола Сент-Адриан не прибудет к нам. Это наша единственная надежда. Фаброй! Вы должны согласиться!

Если вы не согласитесь, вы предадите нас в руки Франции — меня, вашего несчастного сына, Эдмона. Что будет со мной, Фаброн, когда прибудет французский наместник? Кто позаботится о бедном маленьком Гарнье? Будет ли изгнан Эдмон? И в качестве кого? Не придется ли ему и Гарнье пополнить ряды ярмарочных шутов? Конечно, моя красота обеспечит мне покровительство, и, возможно, я смогу позаботиться о них. Если, конечно, мой покровитель не приревнует или будет не слишком щедр, чтобы поддерживать их.

— Ма fille! Ты слишком жестока! — воскликнул потрясенный отец Анри.

— Нет, святой отец, я правдива. Посмотрите на меня: я прекрасна, но разве вам неизвестно, как сурово обходилась со мной судьба? Я выжила только потому, что смотрела на жизнь реалистично, никогда не обманывала себя и не буду обманывать мужа. Если мне не удастся превозмочь его упрямую гордыню, мы пропали. — Она наклодилась и мягко погладила лоб герцога. Извините, Фаброн, — сказала она, — но вы должны согласиться и, несмотря на слабость вашей руки, должны подписать документ, согласно которому барон Сент-Адриан становится вашим наследником.

Он глубоко вздохнул, и она заметила в его черных глазах слезы. Но он кивнул в знак согласия.

— Вы согласны? — наклонился вперед священник. — Вы согласны, чтобы ваш сводный брат, Никола Сент-Адриан, прибыл в Бомон де Жаспр как ваш наследник?

Фаброн де Бомон решительно кивнул головой в знак согласия.

— Хорошо, сын мой! — воскликнул священник. — Я пошлю за Никола, как только писарь заполнит бумаги. Это будет сделано немедленно!

Фаброн де Бомон снова вздохнул, и его печальные черные глаза закрылись. Скай поднялась, нежно поцеловала его еще раз и выскользнула из комнаты с отцом Анри.

— Нужно послать одного из священников, — сказала она задумчиво. — Не думаю, что французы подозревают, что мы призовем к правлению побочную ветвь, но лучше подстраховаться. Если поедет Эдмон, его отсутствие сразу заметят.

Нужно известить папу римского. Екатерина Медичи не только амбициозна, но и религиозна, и ее сын прислушается к ее мнению. Французы создают на Западе слишком много беспокойства, чтобы еще к тому же ссориться с папой. Если святой отец подтвердит права Никола Сент-Адриана на Бомон де Жаспр, французы не осмелятся оспорить их и Бомон де Жаспр окажется в безопасности. Необходимо, чтобы ваш посол привез в Рим богатые дары. Я отправлю его на своем судне с капитаном Келли.

— Дочь моя, — произнес отец Анри неожиданно уважительным тоном, — я поражен твоей предусмотрительностью.

Скай рассмеялась.

— Я просто хорошо веду игру, святой отец, разве нет? — сказала она. — Вы бы не выжили при дворе Тюдоров, не став образцовым придворным. Никто не ожидает, что женщина может отвечать за что-либо, но на мне лежала ответственность не только за себя и детей, но и за огромные поместья и колоссальное состояние с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать лет. Это просто проблема организации.

— Нет, — тихо промолвил священник, — не все женщины способны на то, что делаешь ты, дочь моя. Скай снова рассмеялась.

— А я не такая, как все женщины, — лукаво сказала она.

Еще до вечера на “Чайке” под командованием капитана Келли в Рим устремился посланник. С ним было письмо мадам герцогини де Бомон де Жаспр и послание отца Анри. Также он вез в Рим для преподнесения прелату пару великолепных золотых подсвечников, украшенных серебряными виноградными лозами с розовыми и белыми цветами из эмали. Основание каждого подсвечника было украшено рубинами и алмазами. Скай улыбалась, упаковывая эти сокровища в красные бархатные мешочки, а затем в резную шкатулку из слоновой кости. Королева-мать Франции была в душе дочерью торговца, и ее скупость хорошо известна. Если Екатерина Медичи решит сделать святому отцу свое представление по этому случаю, она не пошлет ничего подобного дару Скай.

На следующее утро другой посланник, молодой священник из богатой бомонской семьи, который хорошо держался на лошади и владел мечом, покинул герцогство и отправился в направлении замка Никола Сент-Адриана в Пуату. Ждать было нельзя.

К огромному изумлению Скай, не прошло и месяца, как оба посланника вернулись. Тому, что был в Риме, невероятно повезло. Они вместе с Брэном Келли толкались в приемной папы вместе с другими просителями; когда папа, проходя мимо, заслышал ирландский выговор капитана. Он остановился и, глядя на Келли, спросил:

— Сын мой, я слышу в твоем голосе звуки Ирландии. Однажды у меня был секретарь из этой страны. Прав лия?

Пораженный тем, что к нему обратился сам папа, Брэн только кивнул. Папа улыбнулся. Его, уставшего от придворных манер, тронуло изумление ирландца.

— Проведите ко мне немедленно этого молодого человека, — распорядился папа. — Я хочу поговорить с ним. — Брэн и его спутник, отец Клод, поспешили в личный кабинет главы Церкви, где прелат милостиво протянул руку, чтобы они могли поцеловать знак его сана — золотое кольцо. Когда с формальностями было покончено, он сел. — Что могу сделать я для тебя, мой ирландский друг?

На своем медленном и понятном французском Брэн Келли изложил миссию. Его госпожа, ирландка, как и он, недавно вышла замуж за Фаброна, герцога Бомон де Жаспра. К сожалению, вскоре после свадьбы герцог пережил апоплексический удар. Теперь Франция хочет захватить герцогство, однако герцог предпочитает передать свои земли и титул своему благородному сводному брату, барону Никола Сент-Адриану, доброму и добродетельному человеку. Он послал Брэна Келли и отца Клода за подтверждением прав Никола. Тут отец Клод извлек известную резную шкатулку, которую жадно схватил один из секретарей папы.

После того как ее содержимое было извлечено на свет, наступило глубокое и весьма многозначительное молчание. С чувственной улыбкой, появившейся на его губах, папа провел пальцами по изгибам подсвечников, оценивая работу. Он подумал, что Екатерина Медичи слишком уверена в себе. Она считает, что папа у нее в кармане только потому, что они одной национальности. Он повернулся к старшему секретарю и тихо спросил:

— Где находится Бомон де Жаспр?

— Это крошечное владение на Средиземном море, между Лангедоком и Провансом, — ответил секретарь. — Бомонцы правят им се времен Карла Великого. Они признают Францию сувереном, но всегда были независимы.

Папа кивнул. Итак, Екатерине Медичи нужно это небольшое герцогство, и герцог в весьма затруднительном положении. Только пана может утвердить права Никола Сент-Адриана на герцогство. Иначе Франция просто захватит его силой. Может, лучше, чтобы французы остались без герцогства? Пусть королева-мать почувствует, что папство — не игрушка для нее, которую можно использовать по прихоти.

Папа улыбнулся двум коленопреклоненным посланцам Бомон де Жаспра.

— Я подтверждаю права Никола Сент-Адриана на Бомон де Жаспр, как желает ваш герцог, — сказал он. — Кавелли! — посмотрел он на своего секретаря. — Подготовь бумаги — три копии. Одну — герцогу Бомон де Жаспра, другую — королеве Франции Екатерине и одну — для нас. Проследи, чтобы это сделали сегодня. Эти люди должны немедленно вернуться к своему господину. Время торопит их.

— Святейший Отец, мы благодарим тебя, — сказал отец Клод.. — Мой господин и его народ в долгу перед тобой.

Папа снова улыбнулся, любовно поглаживая подсвечники. За такое чудо не так-то много он и сделал.

— Мы будем счастливы сопроводить посланника святого престола до Бомон де Жаспра, Святейший, — сказал Брэн Келли, — и мы снабдим его хорошей лошадью и кошельком для достижения цели во Франции.

Это понравилось папе, так как избавляло от расходов на гонца, а уж французы пришлют его назад за собственный счет.

— Благодарю тебя, сын мой, — сказал он, — благословляю тебя.

Брэн Келли наклонил голову, скрывая усмешку. Эти итальянцы такие жадные! Предлагая захватить с собой посланника, он мог быть уверенным, что тот будет подготовлен сегодня, а время, как сказал папа, дороже всего.

Они вернулись в Бомон де Жаспр всего через три недели, и папский посол отправился к Екатерине Медичи на следующий день.

Через несколько дней вернулся второй посланник Скай — из Пуату, — и с ним, ко всеобщему удивлению, Никола Сент-Адриан. Они ожидали всего лишь ответа от этого дворянина, но не его собственную персону.

Вбежавший, семеня своими маленькими ножками, в спальню Скай Эдмон застал ее врасплох:

— Он здесь, дорогая, этот бастард! Боже мой! Он не стал тратить время зря, а? Он вернулся с посланником — без эскорта, без свиты. Кажется, он тоже спешит.

— Господи, Эдмон! Неужели этот глупый клирик не мог послать вперед человека, чтобы предупредить нас? Дейзи! Платье из шелка цвета морской волны! Черт, от этой жары мои волосы всегда в таком беспорядке! — Она улыбнулась Эдмону. — Ну, друг мой, каков он? Он походит на Бомонов?

— Дорогая, я не уверен, что это одобрил бы дядя Фаброн. Бастард высок, хорошо сложен и приятен на вид. Кожа светлая, а глаза… глаза зеленые, как вода в лесном озере, иногда темные, иногда светлые, это зависит от того, как падает свет. Волосы темно-каштановые, черты лица выдают сильный характер. Лицо овальное, лоб высокий, нос — определенно бомонский. Но глаза — не наши, и высокие скулы и узкий подбородок — тоже. Все лицо как бы состоит из плоскостей и углов. В общем, выглядит он хорошо, и характер у него сильный. Не думаю, что эта новая кровь повредит нашей семье.

— Вы говорили с ним? — Дейзи помогала Скай надеть рубашку, и Эдмон позволил своим глазам восхищенно закатиться, наслаждаясь видом ее дезабилье. Скай пришлось шлепнуть его по-дружески, чтобы вернуть к реальности.

— Еще нет, дорогая, — ответил он наконец, — я полагал, что это ваше право — приветствовать его по прибытии в Бомон де Жаспр. Так как он приехал без предварительного объявления, мы можем не спешить. — После того как Дейзи застегнула рубашку, он вручил Скай юбку. Она накинула ее на голову, и юбка упала на ворох нижних юбок, которые уже были на ней.

— Скорее, Дейзи, — приказала Скай. — Мы не должны заставлять барона Сент-Адриана ждать слишком долго.

— Думаю, когда он увидит вас, он поймет, что ожидание стоило того, — пробормотал Эдмон, восхищенно созерцая ее.

Платье и в самом деле хорошо сидело с его мягко струящимися длинными юбками и пышными рукавами. Вырез был низким, и ее груди при каждом вздохе вызывающе напрягались. Рубашка была отделана узором из маленьких сверкающих алмазов и жемчужин. Вокруг шеи обвивались несколько нитей кремовых жемчужин, соответствующих жемчужинам в ее ушах. Дейзи воткнула в волосы бледно-розовые камелии, и Скай была готова.

Она прошла в спальню мужа.

— Ваш сводный брат прибыл, Фаброн, — сказала она. — Хочу приветствовать его вместе с Эдмоном. Сможете ли вы принять его вечером?

Герцог отрицательно покачал головой.

— Вы встретитесь с ним? — настаивала она.

Он отрицательно покачал головой.

— Вы должны в конце концов встретиться с ним, монсеньор, — спокойно сказала она, затем наклонилась и поцеловала в лоб. — Спокойной ночи, Фаброн! — И вышла.

Фаброн де Бомон ощутил, как по его щекам текут непрошеные слезы. Тело предавало его, но сознание оставалось ясным.

Скай и Эдмон спешили к главному залу замка, где их ожидал Никола Сент-Адриан.

Он оказался красивым мужчиной с широкой грудью, стройной талией. Его костюм был прост: поношенные высокие кожаные сапоги, короткие темные штаны, хорошо обрисовывающие его стройные ноги. На белую расстегнутую шелковую рубашку был наброшен замшевый жилет. Когда они вошли в зал, в его лице не дрогнула ни одна черточка. Карлик был его племянником. Жаль, он был прекрасно сложен, и если бы не его рост… “Презирает ли он меня? — подумал Никола. — Скоро я узнаю это”. Они подошли к нему, и герцогиня — неужели эта женщина из плоти и крови? — сделала реверанс.

— Приветствуем вас в Бомон де Жаспре, месье барон, — промолвила Скай. — Мы очень признательны вам за то, что вы приехали к нам.

Протянув руку, он помог ей подняться, и их взгляды встретились. Ее голубые глаза слегка расширились, и он понял, что она ощущает то же, что и он. Никогда в жизни он не видел столь прекрасной женщины. Он сразу же понял, что эта женщина нужна ему и он нужен ей.

— Мадам, это я должен благодарить вас, ибо, как я понял из слов отца Мишеля, именно вы предложили, чтобы я стал наследником моего сводного брата, несмотря на несчастье не иметь права носить имя Бомонов.

— Это упущение — не ваша вина, месье барон, — ответила она. — Могу ли я теперь представить вам вашего племянника Эдмона?

Эдмон сделал изящный поклон.

— Если Скай рада видеть вас здесь, дядя, то я тем более!

— Вы не хотите стать герцогом Бомон де Жаспра, Эдмон? — Никола Сент-Адриан пристально смотрел на карлика.

— Нет, разумеется, нет! — с жаром сказал Эдмон. — Посмотрите на меня, дядя. Я карлик, причуда природы. Даже если найдется девушка, что связала бы свою судьбу с моей, родятся ли у нас нормальные дети? В истории нашей семьи карликов не было, но, как я узнал, они были в роду моей матери в Кастилии. Я не могу жениться и дать еще одно поколение герцогов. Однако вы на это способны, и, насколько я могу судить по вашему виду, недостатка в претендентках у вас не будет!

Никола Сент-Адриан рассмеялся — он еще не встречал женщины, на которой хотел бы жениться. Да и отсутствие состояния не давало возможности даже подумать об этом. Теперь же он представляет собой весьма выгодную партию!

— Вероятно, вы устали после долгого путешествия, барон, — обратилась к нему Скай. — Мы не ожидали вас так скоро, и, боюсь, наше гостеприимство разочарует вас. Прошу пока отведать нашего доброго бомонского вина, пока я распоряжусь о ваших апартаментах.

— Останьтесь, — сказал Эдмон, — а я распоряжусь. Я знаю, какие комнаты приготовить.

— Да, мадам, — подхватил Никола Сент-Адриан, — я хотел бы услышать о моем сводном брате и ситуации с французами. В конце концов, я тоже француз, и я присягал королю. Я не могу сделать ничего, что запятнало бы мою честь.

Эдмон де Бомон скрыл усмешку, покидая Скай и своего нового дядю. Он был на десять лет младше Никола, но во многих отношениях чувствовал себя старше. Ну и наивен барон! Эдмон ни на мгновение не сомневался, что барон не откажется от всего этого великолепия, титула и богатства просто из-за того, что он может оскорбить Карла Французского.

Скай налила Никола розового бомонского вина в серебряный кубок и вручила ему, усаживая на стул. Налив себе вина, она села напротив и подняла кубок:

— За ваше здоровье, Никола Сент-Адриан! Наверное, вы будете хорошим герцогом Бомон де Жаспра.

— Я хотел бы скорее выпить за ваши прекрасные глаза, мадам, — неожиданно не в лад ответил он. Его глаза откровенно пожирали ее.

— Вы хотели узнать о вашем сводном брате, — холодно заметила она, но ее пульс участился, а по животу разлилось тепло. Такой реакции на мужчин у нее не было уже лет пятнадцать, с тех пор, когда она впервые встретила Бурка! Она должна овладеть собой — ведь она почтенная замужняя женщина и ее несчастный муж лежит, смертельно больной, в этом самом замке.

Он, вероятно, заметил ее смятение, хотя она изо всех сил пыталась скрыть его. Он поймал ее взгляд, и его глаза бросили ей безмолвный вызов.

— Да, расскажите мне о болезни брата, мадам. Она очаровательно покраснела, но, к ее чести, была отважна и не отвела взгляд.

— Я третья жена вашего брата, — начала Скай, — мы поженились только три месяца тому назад, но несколько недель назад он пережил апоплексический удар, а я не беременна.

Королева-мать Франции хотела бы присоединить Бомон де Жаспр к Франции. Без наследника мы утратим нашу независимость, и ваш сводный брат предпочел передать наследство вам. Если вы согласитесь, то на следующей неделе вас коронуют как герцога Бомон де Жаспра в соборе святого Павла. Пока жив мой муж, его богатства принадлежат ему, хотя вам будет назначено щедрое содержание. Вы также должны принять опеку над его сыном Гарнье и его племянником Эдмоном после смерти герцога.

— А вы, мадам? Что будет с вами после смерти герцога? — Его глаза откровенно ласкали ее тело, снова заставив ее покраснеть. — Не должен ли я позаботиться и о вас? — Значение его слов было одним, но глаза сказали другое.

Скай глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, преодолеть смятение в сознании. Она не знала, сколько еще будет в состоянии сидеть и говорить с этим мужчиной. Он производил на нее слишком сильное впечатление. Ей было видно биение его пульса на шее. Ей хотелось поцеловать эту жилку, ласкать ее, прикоснуться к его каштановым волосам, чтобы узнать, действительно ли они такие шелковистые, какими кажутся. “Господи, — подумала она, разгневанная своей слабостью, — что со мной? Я веду себя, как сука во время течки!”

— Не нужно беспокоиться обо мне, барон, — наконец смогла выдавить она, удовлетворенно подумав, что ее голос звучит достаточно холодно. — Я богата и самостоятельна. Когда настанет этот печальный день и я снова овдовею, я вернусь на родину. Мой брак с вашим братом был политической сделкой. У меня остались маленькие дети, которых мне не хватает, и я хочу вернуться к ним.

“Она исключительна, — подумал он про себя. — На коже нет изъянов. Неужели она такая гладкая, как кажется? Боже, как мне хочется поцеловать ее прекрасные губы!”

— Возможно, мадам, ваша королева подготовит для вас другой политический брак, — намекнул он.

— Боже, надеюсь, что нет! — с чувством сказала Скай. Он рассмеялся. Он не мог сдержаться, так она была откровенна. Ее глаза светились от его веселья, и он спросил:

— Вы не стремились к этому браку, мадам?

— Он был удобен моей королеве и вашему брату, месье барон. Для меня же это была неприятная необходимость, так как я ирландка и нуждалась в услуге от Елизаветы Тюдор. Она назначила цену — этот брак, и я заплатила ее.

— А что за услуга, мадам? Это было необходимо вашему любовнику?

— Нет, барон, не для любовника, а для моего мальчика, который стал после убийства его отца лордом Бурком и получил в наследство большое поместье. Без поддержки королевы его имение было бы захвачено другими.

“Как он осмелился предположить, что я могла просить для любовника?”— с бешенством подумала Скай про себя.

— А вы любили своего покойного мужа?

— Да, барон, любила. — Ее тон стал резким. Он наклонился и, взяв ее руку, поцеловал, не отрывая своих глаз от ее.

— Извините, мадам, за грубость!

Она не отняла руки.

“Господи, — подумала Скай, и по ее жилам заструилась страсть, — я хочу этого мужчину, даже ничего не зная о нем!” Она встала, надеясь, что ее обмякшие “ноги не выдадут ее.

— Не представляю, что там с Эдмоном, — пролепетала она. — Пойду и присмотрю за вашим устройством, барон.

Он встал, думая про себя:” Я должен получить ее, но не на сегодняшнюю ночь, а навсегда! Я нашел наконец женщину, на которой хочу жениться, и не могу упустить ее “.

— Благодарю вас, мадам, — ответил он серьезно. Он все еще сжимал ее руку и, кажется, не собирался отпускать ее.

— Барон… — прошептала она, пытаясь вырваться.

— Думаю, мадам, вам следует называть меня Никола. В конце концов, мы же связаны… родственными узами. — Он снова поднес ее руку к своим губам, и они задержались на ней немного долее, чем это приличествовало. Затем он нехотя отпустил ее.

Скай подумала, что упадет в обморок. Она могла поклясться, что он прикусил ее суставы зубами. Сексуальное напряжение, возникшее между ней и этим мужчиной, было просто невероятно по силе, и она была потрясена этим. Она поспешила прочь из зала, чувствуя, как его глаза провожают ее. Скай вспомнила, какое чувство влюбленности испытала, впервые встретив Найла Бурка. Она вспомнила и страсть, охватившую ее при виде Джеффри, и ту любовь, которая соединила их. То, что она переживала сейчас, было похоже на эти переживания… и все-таки было отлично от них.

Наконец ей удалось овладеть собой, и она отправилась прямо в спальню мужа. Его только что накормили, и Дейзи, которая сама вызвалась помогать слуге герцога, вытирала его руки и губы мягкой тканью, смоченной в розовой воде. Она о чем-то шепталась с герцогом, и Скай заметила, что он заинтересован и доволен тем, что она говорила ему. Французский Дейзи сделал гигантский прогресс за те несколько месяцев, пока она жила здесь, — у нее явно были способности к языкам. Она рассказывала герцогу о Девоне, ее родине, но тут его глаза устремились на вошедшую Скай.

— Добрый вечер, дорогой, — приветствовала она его. — Я пришла рассказать вам о вашем сводном брате.

Фаброн де Бомон пожал плечами и отрицательно покачал головой.

Скай рассмеялась.

— Нет, нет, — упрекнула она его, — вы должны выслушать меня, Фаброн. Никола Сент-Адриан вполне приятный молодой человек. Бомон де Жаспру просто повезло, что мы можем положиться на него в час нужды. Он вам понравится, Фаброн. — Она ободряюще улыбнулась ему. — Завтра утром я хочу привести его к вам.

Он снова негодующе потряс головой, но Скай преодолела его сопротивление:

— Фаброн, если вы не встретитесь с ним, люди скажут, что вы его не признаете, что не хотите всего этого. Тогда французы будут иметь повод вмешаться и захватить нас. Вы же подписали все документы. — Она не сказала ему о поддержке папы. — Несмотря на то что он был рожден, так сказать, на дальнем конце постели, он ваш брат и принадлежит к вашему благородному роду. В его лице заметен ум.

Фаброн де Бомон глубоко вздохнул и скорчил гримасу, однако затем медленно протянул руку и нащупал ее пальцы. Его пожатие было слабым, но она знала: это — единственный путь выражения того, что он согласился с ее советом.

— Спасибо, монсеньор. Я понимаю, как это трудно для вас, но это лучшее, что можно сделать для вашего герцогства. — Она улыбнулась. — Я должна спешить, нужно еще накормить гостя. Он приехал так неожиданно, но мы не можем дать ему повод упрекнуть нас в отсутствии гостеприимства. Так что на этот раз окончательно желаю вам спокойной ночи.

Глаза Фаброна де Бомона проводили выскользнувшую из комнаты Скай. Никогда еще до сих пор, пока он не оказался в ловушке собственного беспомощного тела, ему не было так горько — только-только он начал понимать, что такое счастье, и тут-то его настиг удар. Он не был готов к такому повороту судьбы и не мог примириться с ним.

Дейзи поспешила за госпожой.

— Надеюсь, эти две глупые девчонки, которых я обучаю, госпожа, приготовили вам ванну так, как я распорядилась.

— Мне кажется. Мари и Виолетт вполне понятливы Дейзи, и многому научатся под твоим присмотром.

— Уж очень они легкомысленны, госпожа, но выбора у меня нет. Вот уж не думала, что бывают девицы глупее наших английских Агнес и Джейн, но эти! — Дейзи закатила глаза кверху, и Скай рассмеялась. Дейзи была моложе Скай, но работала у нее уже семь лет и очень ревновала к госпоже. — Что вы наденете вечером, госпожа? — спросила она.

— Это платье вполне подходит, Дейзи. Я его сегодня почти не носила. Но искупаться нужно — день слишком жаркий. Боюсь, близится буря. В холмах весь день громыхает.

Мари и Виолетт ловко присели в реверансе, когда они с Дейзи вошли в спальню, и тут же бросились раздевать герцогиню. Дейзи критически попробовала воду — той ли она температуры, что нужна для госпожи, и в нужной ли пропорции добавлено масло. Найдя, что все в порядке, она начала вынимать камелии из прически Скай, тяжелые черепаховые гребни. Затем расчесала освобожденную, черную гриву волос: прикасаться к ним она не позволяла никому. Когда волосы стали шелковистыми, удовлетворенная Дейзи заколола их и помогла Скай освободится от рубашки.

Скай залезла в дубовую ванну, привезенную из Англии, и устроилась поудобнее в теплой воде. Она с наслаждением втянула аромат дамасской розы, подмешанной к воде. Как любила она этот запах!

— Я хочу немного понежиться в ванне, — попросила она Дейзи, которая, зная привычки госпожи, покинула комнату, подталкивая перед собой хихикающих служанок.

Высокие окна, выходящие на балкон, были распахнуты, открывая яркие краски заката, насыщенные, как это бывает ранней осенью, расплавленным золотом. Устроившаяся в виноградных побегах за окном дикая канарейка самозабвение свистела, и внезапно сознание Скай снова вернулось к образу сводного брата мужа, вытесненному оттуда в последние полчаса. Ее пугало внезапное влечение к нему, ведь он — незнакомец. И, что хуже всего, он заметил это влечение — все это осложняло ее положение. Что подумает о ней Сент-Адриан? Впрочем, она не сделала и не сказала ничего, что могло бы быть не правильно истолковано. Она могла гордиться, что вела себя перед сводным братом мужа как примерная хозяйка замка, несмотря на ее смятенное состояние ума и чувств.

Это просто жара, да к тому же ее кельтское воображение, решила она. Ужасно жаркий и безветренный день, а она так ни разу и не выспалась вдоволь после удара, случившегося с Фаброном. Она беспокоилась о нем так же, как беспокоилась бы о своем ребенке, и всегда спала вполуха. Ей было очень его жаль! Брак их начинался так зловеще… Будь ее жизнь более спокойной, Скай была бы менее терпима к мужу. Но, имея за спиной богатый жизненный опыт, она быстро поняла, насколько мучительно его существование, а сердце у Скай О'Малли было благородное.

Врач сказал, что он вряд ли долго протянет, так как удар был сильным и симптомы угрожающими. Она могла позволить себе быть великодушной — пока Фаброн де Бомон жив, она будет для него хорошей женой. А что до Сент-Адриана, то это просто” нервы. Ей приходилось обходиться без мужчины и дольше, чем сейчас, и она вовсе не бесилась из-за этого и теперь не собирается!

— Дейзи! — громко позвала она. — Дейзи, потри мне спину!