Вашингтон‑Хайтс, Манхэттен. Полуденное августовское солнце поджаривало все пять районов Нью‑Йорка на медленном огне

12:03

Полуденное августовское солнце поджаривало все пять районов Нью‑Йорка на медленном огне. От асфальта тротуаров поднимался жар, и казалось, что бетон раскалялся до температуры обжигаемых в печи кирпичей. Поверхность реки Гудзон стояла без движения, а в воздух поднималось невидимое человеческому глазу цунами испаряющихся молекул воды. Они взмывали все выше и выше, к параду кучевых облаков на небосводе к западу от города. В Нью‑Йорке было очень душно и влажно.

Спешащие на ланч люди изнемогали от зноя. Бизнесмены поспешно перемещались из одного кондиционируемого помещения в другое. Краснолицые уличные торговцы спасались от солнца в тени больших пляжных зонтов, направляя на себя потоки воздуха портативных вентиляторов.

Карантин продолжался сорок дней. Еще сто пятьдесят три дня ушло на реконструкцию. Наконец все напоминания о трагедии были удалены, и после публичных богослужений Нью‑Йорк вновь зажил обычной жизнью. Население Манхэттена уже достигло шестисот тысяч человек, а низкие цены на недвижимость постоянно привлекали новоселов.

Пьяный сторож кладбища отсыпался после очередной попойки. Жалюзи были опущены на окнах. Старый кондиционер, у которого давно закончился срок гарантии, натужно работал. Похороны на сегодня не планировались, а летняя жара отвадила посетителей. Кроме двух человек.

На безжалостном солнцепеке, среди мавзолеев и старых могил стояли мать и дочь. Они смотрели на одинокий надгробный камень.

Прошло десять минут, и девочка спросила:

– Ты уверена, что здесь похоронен Патрик?

Ли Нельсон помедлила с ответом, раздумывая, какая доля правды удовлетворит любопытство ребенка, чтобы впоследствии не довести ее до ночных кошмаров.

– Патрик сейчас с Богом, – сказала мать. – Надгробие – это место, где мы можем сказать ему, как сильно мы его любим и скучаем по нему… – На глаза женщины навернулись слезы. – Сказать, как мы благодарны ему за все, что он сделал.

Стоящий у западных ворот кладбища «рейндж ровер» подал сигнал.

Ли улыбнулась Отэм.

– Папа соскучился. Пойдем.

– Я хочу остаться.

– Я понимаю, но сегодня вторник, и папе надо на работу. Мы приедем в другой раз, может, на выходных… Хорошо, куколка?

– Хорошо.

Взявшись за руки, они спустились по дорожке, вымощенной потрескавшимися плитами. На полпути Ли увидела одиннадцатилетнюю девочку‑индуску, сидящую в тени цементного надгробия.

«Терпеливо ожидает приватной аудиенции».

Ли помахала девочке рукой.

Дон Пател помахала ей в ответ, поднялась и побежала вниз по крутому склону холма, лавируя между надгробных камней, увенчанных статуями маленьких ангелочков.

Она положила белую розу на более давнюю могилу, прочитав про себя то, что было написано на надгробном камне.

Патриция Энн Сигал

20 августа 1977 года – 11 сентября 2001 года

Любимой маме и близкой душе

Донна Мишель Шеперд

21 октября 1998 года – 11 сентября 2001 года

Любимой дочери

Рядом стоял надгробный камень поновее. Его поставили тридцать шесть выживших с острова Свободы – те, кто не заразились чумой. После ужасов декабрьского мора их обнаружили целыми и невредимыми в музее Статуи Свободы.

Эпитафии на могилах взрослых были очень похожи:

Патрик Райан Шеперд

20 августа 1977 года – 21 декабря 2012 года

Дорогому побратиму и близкому другу

Девочка положила вторую белую розу на могилу, в гробу которой лежал протез левой руки Патрика Шеперда, и села на краешек ближайшей могильной плиты. Солнце раскалило его, и камень жег девочке кожу даже через джинсовую ткань.

Спустя минуту она почувствовала присутствие своего ангела‑хранителя. Духовная проводница стояла слева. Справа повеяло холодом и сумраком. Эта сила принадлежала мужчине.

– Вы оба родились в один и тот же день, – сказала девочка. – Как романтично!

Дон почувствовала зуд на коже головы, когда ангел‑хранитель провела невидимой рукой по ее волосам. Мрачный Жнец оставался в тени дуба.

– Скоро начнется школа. Говорят, что классы будут объединять, пока люди не вернутся в город.

Вдалеке прогремел раскат грома. Небо на западе выглядело странно: тучи низко висели над землей, подобно бушующему небесному морю, а горизонт окрасился в желто‑зеленый цвет лайма.

– О‑о‑о! Помните чудо‑ребенка… новорожденную девочку, которую нашли живой в инкубаторе медицинского центра для ветеранов? Ее наконец‑то удочерили, только никто не знает, кто ее приемные родители. Подозревают, что ее мать была одной из тех, кто заразил город «Косой». Боже правый! Представляю, каково это – расти с таким бременем вины…

Листья на вершинах дубов затрепетали на ветру, предвещая скорую грозу.

– Я всегда рада вас видеть. Желаю вам скорейшей реинкарнации. Пусть она принесет вам счастье. А мне пора уходить. Мама думает, что я у Миносов, ем пиццу. Кстати, они назвали малыша в вашу честь. Патрик Леннон Минос. Мне кажется, это красивое имя.

Изменения в атмосфере происходили стремительно. За спиной у девочки затрещал разряд статического электричества. Она хотела оглянуться, но ангел‑хранитель столкнула ее с могильной плиты. Мгновение спустя из ниоткуда материализовалось лезвие косы и высекло искры из бетонной плиты.

Придя в себя, Дон в ужасе обернулась. Из железных ворот мавзолея к ней, словно ведьма, летела Санта‑Муэрте в черном сатиновом платье и в черном волнистом парике. Сила ада тянулась к ней десятью пальцами без плоти.

Путь ей преградил Жнец – мужское воплощение Смерти.

Они столкнулись в воздухе. Два стража Смерти. В небо взмыл столб голубого света. Удар молнии расколол ствол столетнего дуба. Выброс энергии увлек двух выходцев из потусторонних сфер в другое измерение.

Духовная наставница толкала и тянула Дон вниз по восточному склону холма, не давая ей ни секунды отдыха, пока девочка не вышла на Бродвей.

Там ангел‑хранитель растворилась в воздухе.

Дон понемногу пришла в себя. Пот градом катил с ее лба под палящим августовским солнцем, а грозовые тучи рассеялись, словно по мановению волшебной палочки.

Впервые в жизни Дон Пател почувствовала себя одинокой и всеми покинутой.

Сознание того, кто некогда был Патриком Шепердом, пробудилось.

Окруженный тьмой, он стоял на коленях на вершине скалистой горы. В ярко‑красном зареве геенны он осмотрелся. Искра подожгла куст – тот вспыхнул странным оранжевым пламенем. Повалил густой, пахнущий серой дым.

Из тени на свет вышла женщина. Обнаженная. Ее тело вместо кожи покрывали какие‑то роговые наросты; ногти бледные, словно лунный свет, длинные волнистые волосы были черны, как дно бездны. Ее нагое тело излучало похоть. Мускусные ароматы феромонов вызвали невольный трепет во всем теле мужчины.

Женщина заговорила глубоким грудным голосом:

– Сегодня – девятое ава,[66]Судный день. Отдайся мне.

В мгновение ока скелет Жнеца покрыли кровяные сосуды, нервы, мускулы и сухожилия. Еще секунда – и на тело наросла кожа.

– Кто ты? – спросил Патрик Шеперд. – Зачем ты перенесла меня сюда?

Женщина приближалась медленно, а мужчина чувствовал, как в его теле нарастает похоть.

– Я – буря, разбудившая Адама. Я – дух, воплотивший в себе дерево познания добра и зла. Я – смех спящего младенца. Я – желание, которое заставляет мужчин удовлетворять самих себя. Изрыгаемое ими семя попадает мне в лоно, зачиная демонов. Я олицетворяю тьму, черную дыру бытия, куда не проникает свет… Я – Лилит, а ты, Ной, будешь моим товарищем.

Date: 2015-09-25; view: 307; Нарушение авторских прав