Глава первая. УТРО В КАНЗАСЕ

Впервые за эти (часы? дни?) стрелок замолчал. Посидел, глядя на здание, что возвышалось к востоку от них (солнце поднималось из-за него, так что они видели черный силуэт дворца, окруженный золотым нимбом), положив руки на колени. Потом взял бурдюк с водой, лежавший на мостовой рядом с ним, поднял над головой, раскрыл рот.

Пил то, что попадало в рот, остальные видели, как ходил его кадык, когда Роланд лег на асфальт, но вода лилась и на лоб, текла по закрытым глазам, стекала с висков, отчего волосы становились темнее.

Наконец он отложил бурдюк в сторону, но остался лежать с закрытыми глазами, закинув руки за голову, словно человек, сдавшийся во сне. Пар поднимаются над мокрым лицом.

— А-х-х-х, — вырвалось у него.

— Полегчало? — спросил Эдци. Веки стрелка поднялись, обнажая выцветшие синие глаза.

— Да, полегчало. Я не понимаю, как это может быть, я так боялся рассказывать об этом… но полегчало.

— Те, для кого рыться в наших мозгах — профессия, наверное, тебе бы это объяснили, — подала голос Сюзанна, — но едва ли ты стал бы их слушать. — Она уперлась руками в поясницу, прогнулась, скривилась… но скривилась, пожалуй, лишь по привычке. Спина не затекла, а потому никакой боли она не почувствовала, хотя ожидала обратного.

— Вот что я тебе скажу, — продолжил Эдди. — Твой рассказ заставляет по-новому взглянуть на выражение «рассказать все как на духу». Сколько мы здесь пробыли, Роланд?

— Всего одну ночь.

— «Духи создали все это в одну ночь», — задумчиво произнес Джейк. Он сидел, разведя согнутые в коленях ноги, а Ыш устроился между ними, глядя на него яркими, золотисто-черными глазами.

Роланд сел, вытер лицо шейным платком, пристально посмотрел на Джейка:

— Что ты сказал?

— Не я. Это написал Чарлз Диккенс. В рассказе «Рождественская песнь». Все в одну ночь, а?

— Какая-нибудь часть твоего тела говорит о том, что времени прошло больше?

Джейк покачал головой. Нет, чувствовал он себя так же, как и в любое другое утро, может, даже получше. Ему хотелось по-маленькому, но мышцы не затекли, ничего не болело.

— Эдди? Сюзанна?

— Я отлично себя чувствую, — ответила Сюзанна. — После бессонной ночи, а то и нескольких, такого не бывало.

— У меня примерно такое же состояние, как и в те времена, когда я сидел на игле… есть что-то общее…

— Только что-то, не все? — сухо осведомился Роланд.

— Слушай, почему бы тебе не задать этот вопрос следующему свихнувшемуся поезду, на котором нам доведется ехать? Я вот про что. Если проведешь много ночей под кайфом, то привыкаешь к тому, что утром ты в полном дерьме: голова раскалывается, нос забит, сердце колотится как бешеное, позвоночник не гнется. Поверь старине Эдди, именно по своему утреннему состоянию можно понять, хорош ли для тебя тот или иной наркотик. Короче, к этому привыкаешь, я вот привык, а если пропустить ночь, не принять дозу, то утром, проснувшись, сидишь на кровати и думаешь: «Что со мной такое? Я болен? Как-то странно я себя чувствую. Или меня ночью хватил удар?»

Джейк рассмеялся, затем с такой силой зажал рот ладонью, будто хотел не только заглушить смех, но и загнать обратно то, что вырвалось.

— Извини. Мне сразу вспомнился мой отец.

— Наш человек, да? — усмехнулся Эдди. — В общем, я ожидал, что у меня будет все болеть, я ожидал, что усталость тяжелым грузом навалится на плечи, я ожидал, что при каждом движении все кости будут жалобно скрипеть… но в действительности я в полном порядке, разве что не помешало бы отлить.

— И чего-нибудь съесть? — полюбопытствовал Роланд.

Улыбка, что кривила губы Эдди, исчезла:

— Нет. После этой истории есть не хочется. Есть мне совсем не хочется.

Эдди снес Сюзанну с насыпи, усадил за кустами, чтобы она справила нужду. Джейк расположился за своим кустом, в шестидесяти или семидесяти ярдах к востоку. Роланд сказал, что воспользуется разделительной полосой, потом недоуменно поднял брови, услышав дружный смех нью-йоркцев.

Сюзанна не смеялась, появившись из кустов. По ее лицу текли слезы. Эдди не задал ей ни единого вопроса: он и так все знал. Он сам едва сдерживал слезы. Осторожно поднял ее на руки, и она уткнулась лицом ему в шею. Какое-то время они постояли.

— Гори огнем, — повторила Сюзанна слова Роланда.

— Да, — вздохнул Эдди. — Приходи, Жатва.

Сюзанна подняла голову, вытерла глаза.

— Пройти через все это. — Она посмотрела вверх, чтобы убедиться, что Роланд не стоит на насыпи, не смотрит на них. — В четырнадцать лет!

— Я в его возрасте разве что таскал с лотков жевательную резинку. Такими подвигами не похвалишься, а? Знаешь, я даже рад, что все так получилось.

— Рад? Почему?

— Потому что думал, что он собирается рассказать нам, как убил ее сам. Ради его чертовой Башни.

Сюзанна заглянула Эдди в глаза:

— Но он и думает, что убил. Разве ты этого не понимаешь?

Когда они вновь собрались вместе и увидели разложенную у костерка еду, то решили поесть. Роланд раздал последние буррито (Может, позже мы заглянем в «Боинг-Боинг бургерс» и посмотрим, чем у них кормят, подумал Эдди), и все поели. Кроме Роланда. Он взял буррито, посмотрел на него и отвел глаза. Грусть разлилась по лицу стрелка, он сразу стал старым и одиноким. У Эдди защемило сердце, но он не знал, как помочь Роланду.

А вот Джейк, десятью годами моложе, нашел способ. Поднялся, подошел к Роланду, опустился рядом с ним на колени, обнял стрелка за шею, то ли прижал к себе, то ли прижался к нему:

— Мне очень жаль, что ты потерял свою подругу.

Лицо Роланда дрогнуло, и на мгновение Эдди показалось, что он сейчас заплачет. Может, уронит скупую мужскую слезу, может, слезы польются градом. Эдди отвернулся. Утро в Канзасе, сказал он себе. Вот уж чего ты не мечтал увидеть. Теперь наслаждайся зрелищем и дай мужчине сладить с нервами.

Когда он вновь повернул голову, секундная слабость Роланда осталась в прошлом. Джейк сидел рядом с ним, Ыш положил длинную морду на один из сапогов стрелка. Роланд начал медленно есть буррито, безо всякого удовольствия… но он ел.

Холодные пальцы Сюзанны коснулись его руки. Эдди переплел их своими.

— Одна ночь. — Она все еще не понимала.

— По крайней мере по тем часам, что отсчитывает наше тело, — ответил Эдди. — В наших головах…

— Кто знает? — пожал плечами Роланд. — Когда ведешь рассказ — меняешь время. Так уж сложилось в моем мире. — Он улыбнулся. Как всегда, неожиданно, улыбка превратила его чуть ли не в красавца. Глядя на эту мгновенную трансформацию, Эдди подумал, что он, пожалуй, способен понять, как девушка могла влюбиться в Роланда. Когда он был высок ростом и не так уродлив, до того, как идея найти Башню накрепко засела у него в голове.

— Я думаю, точно так же обстоит дело во всех мирах, сладенький, — откликнулась Сюзанна. — Могу я задать пару вопросов, прежде чем мы тронемся в путь?

— Если хочешь.

— Что с тобой случилось? Надолго ли ты… ушел?

— Я действительно ушел, тут ты права. Путешествовал. Странствовал. Не в Радуге Мейрлина, конечно… но я не думаю, что вышел из нее, если попал туда, когда был все еще… не в себе… дело в том, что у каждого из нас есть колдовской кристалл. Здесь. — Он постучал пальцами по лбу, между бровями. — Вот куда я ушел. Вот где путешествовал, пока мои друзья везли меня на восток. И мало-помалу я стал поправляться. Я держался за шар, но путешествовал в своей голове, и мне становилось все лучше. Но хрустальный шар так и не засветился для меня, кроме как в самом конце… когда показались городские стены и укрепления замка. Если бы он проснулся раньше… Роланд пожал плечами. — Если бы он проснулся до того, как ко мне начали возвращаться силы, не думаю, что я сидел бы сейчас с вами. Потому что любой мир, даже розовый со стеклянным небом, я бы предпочел тому, в котором не было Сюзан. Полагаю, сила, которая дает жизнь магическому кристаллу, это знала… и ждала.

— А когда шар засветился вновь, он рассказал тебе остальное, — вставил Джейк. — Должен был рассказать. О том, чего ты уже не мог увидеть.

— Да. Я знаю так много только потому, что увидел все в глубинах кристалла.

— Ты как-то говорил нам, что Джон Фарсон хотел увидеть твою голову на шесте, — вспомнил Эдди. — Потому что ты у него что-то украл. Что-то очень для него ценное. Речь шла о магическом кристалле, не так ли?

— Да. Узнав, что произошло, он просто рвал и метал. Обезумел от ярости. По твоей терминологии, Эдди, взорвался.

— Сколько еще раз шар светился при тебе? — спросила Сюзанна.

— Что с ним случилось? — добавил Джейк.

— После того как мы покинули Меджис, он трижды открывал мне свои тайны, — ответил Роланд. — Первый раз — в ночь, когда мы остановились на привал у самого Гилеада. Тогда я дольше всего путешествовал в нем, и он показал мне то, о чем я вам и рассказывал. Кое-что я домыслил, но большую часть видел. Он показывал мне все это не для того, чтобы чему-то научить, чем-то помочь. Нет, цель у него была одна — причинить боль. И все остальные части Колдовской радуги — порождения зла. Чужое горе напитывает их энергией. Вот и этот магический кристалл выждал, пока мой разум достаточно окрепнет, чтобы воспринимать и реагировать на увиденное… а потом показал мне все то, что я упустил из-за собственных глупости и юношеской самоуверенности. Мое ослепление любовью. Мою гордость, высокоме…

— Не надо, Роланд, — прервала его Сюзанна. — Не позволяй ему и дальше мучить тебя.

— Но он мучает. И всегда будет мучить. Не важно. Как бы то ни было, все сказано.

Второй раз я заглянул в кристалл… ушел в кристалл… через три дня после возвращения домой. Моя мать еще не приехала, но ее ждали в тот вечер. Она находилась в Дебарии, в некоем подобии женского монастыря, молилась за мое благополучное возвращение. Не было и Мартена. Он перебрался в Крессию, к Фарсону.

— А шар ты уже отдал отцу? — полюбопытствовал Эдди.

— Н-нет — Роланд внимательно разглядывал свои руки, и Эдди заметил затеплившийся на щеках стрелка румянец. — Поначалу я его не отдал. Мне не хотелось… расставаться с ним.

— Еще бы, — хмыкнула Сюзанна. — Ты повел себя точно так же, как и все остальные, кто хоть раз заглянул в эту чертову штуковину.

— На третий день, перед тем как отправиться на банкет, который давали в честь нашего благополучного возвращения…

— Готов спорить, участвовать в этой пьянке ты не рвался, — ввернул Эдди.

Роланд невесело улыбнулся, по-прежнему не отрывая взгляда от рук.

— Около четырех часов пополудни Катберт и Ален пришли в мои апартаменты попозировать художнику, которому поручили запечатлеть нас на полотне. Видок у нас был еще тот: кожа да кости, худые обветренные лица, исцарапанные руки. Даже склонный к полноте Ален превратился в спичку. Они поставили меня перед выбором. До того они никому не рассказывали о магическом кристалле, из уважения ко мне и понесенной мною утрате, сказали они, и я им верил, но дольше хранить эту тайну они не могли. Или я отдаю хрустальный шар добровольно, или решение, где ему быть, будут принимать наши отцы. Разговор этот дался им нелегко, особенно Катберту, но отступать от своего они не собирались.

Я пообещал им, что отдам его моему отцу до банкета… до того, как моя мать прибудет из Дебарии. Они же могли прийти пораньше и убедиться, что я выполнил обещание. Катберт смутился, заговорил о том, что это вроде бы и не обязательно, но, разумеется, по-другому не выходило…

— Да, — кивнул Эдди. Он, похоже, прекрасно понимал ситуацию, в которой оказался Роланд. — В дерьмо ты залезаешь сам, но вылезать из него куда легче, когда с тобой кто-то есть.

— Ален, во всяком случае, знал, что так мне будет легче. Он одернул Катберта и сказал, что они придут. И они пришли. А я отдал магический кристалл, хотя мне и не хотелось с ним расставаться. Мой отец побледнел как мел, когда заглянул в мешок и увидел, что в нем находится. Потом извинился перед нами и ушел, захватив мешок с собой. Когда же вернулся, поднял бокал вина и продолжил разговор о наших приключениях в Меджисе, словно ничего и не произошло.

— Но после того как ты переговорил с друзьями и перед тем как отдал хрустальный шар, ты заглянул в него. — В голосе Джейка не слышалось вопросительных интонаций. — Вошел в него. Путешествовал в нем. Что он показал тебе в тот раз?

— Прежде всего я опять увидел Башню и начало пути к ней, — ответил Роланд. — Потом мне открылось падение Гилеада и триумф Благодетеля. Уничтожив цистерны и нефтяное поле, мы потянули неизбежное на двадцать месяцев. Тут я ничего изменить не мог, зато шар показал мне кое-что еще, где я мог что-то сделать. Некий нож, лезвие которого обработали очень сильным ядом в Горлане, далеком от Гилеада феоде Срединного мира. Ядом такой силы, что малейшая царапина вызывала мгновенную смерть. Странствующий певец, а на самом деле старший племянник Фарсона, доставил нож в Гилеад. Человек, которому он отдал нож, занимал при дворе немалую должность: руководил всеми слугами. Перед ним стояла задача передать нож убийце. Если бы план удался, мой отец не пережил бы ночи после банкета. — Роланд мрачно усмехнулся. — Поскольку я увидел все это в колдовском кристалле, нож так и не попал в руку, для которой предназначался, а у дворцовых слуг на следующий день появился новый начальник. Любопытные я вам рассказываю истории, не так ли? Да, очень любопытные.

— Ты видел человека, которому предназначался нож? — спросила Сюзанна. — Настоящего убийцу?

— Да.

— Что еще? Ты увидел что-нибудь еще? — спросил Джейк. План убийства отца Роланда, похоже, не слишком заинтересовал его.

— Да. — На лице Роланда отразилось недоумение. — Обувку. Всего на мгновение. Башмаки летели по воздуху. Поначалу я подумал, что это осенние листья. А когда понял, что это, они пропали, и я лежал на кровати, зажав в руках шар… примерно так же, как вез его из Меджиса. Мой отец… как я и сказал, он изумился, заглянув в мешок и увидев, что в нем.

Ты сказал ему, у кого находится нож с отравленным лезвием, подумала Сюзанна, сказал про Дживса — дворецкого или как его там, но не упомянул про человека, которому предстояло использовать этот нож по назначению, не так ли, сладенький? Почему? Потому что хотел разобраться с ним сам?

Но прежде чем она озвучила свои вопросы, заговорил Эдди:

— Башмаки? Летающие башмаки? Как по-твоему, что это может означать?

Роланд покачал головой.

— Расскажи нам, что еще ты увидел, — попросила Сюзанна.

В брошенном на нее взгляде она увидела такую невероятную боль, что горько пожалела о словах, только что сорвавшихся с языка. Она отвела глаза, сжала руку Эдди.

— Извини меня, Сюзанна, но я не могу. Все, что мог, я уже рассказал.

— И ладно, — вставил Эдди. — Конечно, Роланд, ты рассказал нам предостаточно.

— Очно, — согласился Ыш.

— Ты еще видел эту ведьму? — спросил Джейк. Пауза длилась долго, они решили, что Роланд не ответит, но ответ последовал:

— Да. Она еще не свела со мной счеты. Как и мои сны о Сюзан, она последовала за мной. От Меджиса до самого Гилеада.

— Что ты хочешь этим сказать, Роланд? — В голосе Джейка слышался благоговейный ужас. — О Боже, Роланд, что это значит?

— Не сейчас. — Роланд поднялся. — Пора в путь. — Он посмотрел на высящийся перед ними дворец. Солнце как раз поднялось над его башенками и крышей. — До него далеко, но думаю, мы подойдем к нему еще сегодня, если прибавим шагу. Оно и к лучшему. Не хотел бы я приближаться к нему после захода солнца.

— Ты уже знаешь, что это? — спросила Сюзанна.

— Беда, — повторил Роланд. — И у нас на пути.

В то утро червоточина иной раз дребезжала так громко, что даже вставленные в уши патроны не могли полностью заглушить этот мерзкий звук. В такие моменты Сюзанне казалось, что у нее разжижается переносица, а посмотрев на Джейка, она увидела, что у того из глаз текут слезы. Не потому, что он грустил или его что-то расстроило. Нет, просто слезные железы вышли из-под контроля. Она не могла выбросить из головы этого игреца на пиле, которого помянул мальчик. Звучит, как гавайская гитара, крутилась и крутилась мысль, пока Эдди толкал ее кресло-каталку, лавируя между автомобилями. Звучит, как гребаная гавайская гитара, не правда ли, мисс Такая Черная Красавица?

С обеих сторон автострады червоточина уже забиралась на насыпь, своим мерцанием изгибая силуэты деревьев и элеваторных башен. Она наблюдала за путниками, как голодные звери в зоопарке могли наблюдать за пухленькими детьми, пришедшими посмотреть на них. Сюзанна вспомнила червоточину в каньоне Молнии, жадно тянущуюся сквозь дым к людям Латиго, затаскивающую их в себя (не говоря о тех, которые сами шли к ней, как зомби в фильмах ужасов), а потом вновь подумала о том психе из Центрального парка с пилой. Звучит, как гавайская гитара, не так ли? Сосчитана одна червоточина, и звучит она, как гавайская гитара, не так ли?

И когда она решила, что больше этого не выдержит, червоточина опять начала отступать от автострады И-70, и ее дребезжание сразу ослабло. Сюзан даже смогла вытащить патроны из ушей. Чуть трясущейся рукой засунула их в карман на боковинке кресла.

— Эта червоточина едва нас не достала, — просипел Эдди. Сюзанна оглянулась, увидела, что глаза у него красные, а щеки мокры от слез. — Не волнуйся, крошка Сюзи. Слезные железы, ничего больше. От этого звука они открылись, как ворота.

— Мои тоже.

— А у меня еще голова раскалывается. — добавил Джейк.

— Роланд, у тебя остался аспирин?

Роланд остановился, порылся в карманах, вытащил пузырек.

— Тебе еще довелось увидеть Клея Рейнолдса? — спросил Джейк, запив две таблетки водой из бурдюка, который он нес.

— Нет, но я знаю, что с ним случилось. Он собрал банду, частично из дезертиров армии Фарсона, начал грабить банки… в нашей части мира. К тому времени грабители банков и разбойники уже могли не бояться стрелков.

— Потому что стрелки занимались Фарсоном, — уточнил Эдди.

— Да. Но Рейнолдс и его люди угодили в ловушку, расставленную одним умным шерифом. Он превратил главную улицу города Оукли в стрельбище. Шестерых из десяти положили сразу. Оставшихся повесили. В том числе и Рейнолдса. Случилось это меньше чем через год, на Широкую Землю. — Он помолчал. — На той улице убили и Корал Торин. Она стала любовницей Рейнолдса. Участвовала в грабежах и убивала наравне с мужчинами.

Какое-то время все молчали. Лишь в отдалении подвывала червоточина. Внезапно Джейк побежал к кемперу. Под дворником на лобовом стекле белел листок. Джейку пришлось подняться на цыпочки, чтобы достать его. Хмурясь, он пристально вглядывался в него.

— И что там написано? — спросил Эдди. Джейк протянул листок ему. Эдди глянул на него, передал Сюзанне, она, прочитав, — Роланду. Роланд посмотрел на листок, потом покачал головой.

— Я могу разобрать лишь несколько слов… старая женщина, темный человек. Что означает остальное? Прочитайте.

Джейк взял у него листок.

— «Старуха из снов — в Небраске. Звать ее Абигейл». — Он помолчал. — И еще ниже. «Темный человек — на западе. Может, в Вегасе».

Джейк вскинул голову, взглянул на стрелка, на лице отражались недоумение и тревога, рука с запиской дрожала. На Роланд смотрел на дворец, перегородивший автостраду. Располагался он на востоке, а не на западе, и был скорее светлый, чем темный.

— На западе, — повторил Роланд. — Темный человек. Темная Башня, и всегда на западе.

— Небраска тоже к западу от Канзаса. — Правда, голосу Сюзанны недоставало уверенности. Не знаю, так ли важна эта Абигейл, но…

— Я думаю, она — героиня другой истории, — прервал ее Роланд.

— Но истории, близкой к этой, — вставил Эдди. — Которая примыкает к ней.

— Ты, безусловно, прав, — кивнул Роланд, и нам, возможно, еще придется иметь дело и со «старухой», и с «темным человеком»… но сегодня наша цель на востоке. Пошли.

И они зашагали дальше.

— А что случилось с Шими? — спустя какое-то время спросил Джейк.

Роланд рассмеялся, во-первых, его удивил вопрос, во-вторых, пробудил приятные воспоминания.

— Он последовал за нами. Ему это далось нелегко, иной раз приходилось идти через жуткие места, Меджис и Гилеад разделяли многие колеса пустующих земель, а кое-где жили совсем одичавшие люди. Их уже и людьми-то можно было назвать с большой натяжкой. Но ка его хранила. И он объявился в Гилеаде к Новогодней ярмарке. Он и его паршивый мул.

— Капи, — кивнул Джейк.

— Апи, — повторил Ыш, следуя по пятам за мальчиком.

— Когда мы отправились на поиски Башни, я и мои друзья, Шими пошел с нами. Он… — Но тут Роланд прикусил губу и больше ничего не сказал.

— Корделия? — спросила Сюзанна. — Обезумевшая тетка?

— Умерла до того, как догорел праздничный костер. То ли от сердечного приступа, то ли от удара.

— А может, от стыда, — не согласилась с ним Сюзанна. — Или ужаснувшись тем, что натворила.

— Возможно. Осознать, что ты наделал, после того как изменить уже ничего нельзя, — сущий кошмар. Уж я-то знаю.

— Что это там? — Джейк вытянул руку вперед, указывая на длинный участок автострады, полностью свободный от автомобилей. — Видите?

Роланд видел, его глаза, похоже, видели все, но прошло не меньше пятнадцати минут, прежде чем Сюзанна различила на асфальте темные точки. Причем точно она не знала, то ли видит их, то ли думает, что видит. Но еще через десять минут могла сказать, что видит.

Обувка. Шесть пар башмаков стояли в ряд, поперек полос движения автострады И-70.