Глава девятая. ПРАЗДНИК ЖАТВЫ 3 page

С каждым шагом лошади Джонаса Риа чуть отползала назад. Ее глубоко запавшие глаза метались из стороны в сторону в поисках выхода. И не находили его.

— Держись от меня подальше, убийца! — выкрикнула она, вскинув руку, словно хотела оттолкнуть Джонаса. Второй она еще крепче ухватилась за мешок, в котором лежал хрустальный шар. — Держись от меня подальше, а не то я призову молнию, которая поразит тебя, прежде чем ты успеешь спрыгнуть с лошади! И твоих ужасных дружков тоже!

Джонасу показалось, что Рой при этих словах чуть придержал поводья, а вот Клей — нет. Как и сам Джонас. Он подумал, что она много чего может сделать… вернее, могла. До того, как голодный магический кристалл вошел в ее жизнь.

— Дай его мне. — Джонас наклонился над возком, протянул руку за мешком. — Он не твой и никогда твоим ни был. Придет день, когда Благодетель, несомненно, поблагодарит тебя за то, что ты хранила его, но сейчас ты должна мне его отдать.

Риа закричала так пронзительно, что некоторые ковбои выронили жестяные кружки с кофе и зажали уши руками. А Риа ухватилась рукой за веревку, стягивающую мешок, и подняла его над головой. Шар болтался на дне мешка, как маятник.

— Не отдам! — прорычала она. — Я скорее разобью его об землю, чем отдам тебе!

Джонас сомневался, что хрустальный шар разобьется, выскользнув из ее слабой руки на пружинистую траву, но ему не хотелось выяснять это на практике.

— Клей, — обратился он к Рейнолдсу, — достань револьвер.

Ему не пришлось смотреть на Клея, чтобы убедиться, что его приказ выполнен. Он увидел это в ее испуганных глазах, метнувшихся влево, туда, где Рейнолдс сидел на лошади.

— Сейчас я начну считать, — продолжил Джонас. — На счет «три», если она не отдаст этот мешок, разнеси ее уродливую голову.

— Хорошо.

— Один. — Джонас наблюдал, как шар качается из стороны в сторону. Он засветился. Джонас видел розовое сияние, пробивающееся сквозь мешковину. — Два. Счастливого тебе пути в ад, Риа. Прощай, тр…

— Держи! — Она выбросила вперед руку с мешком, а другой закрыла лицо. — На, бери! И пусть он погубит тебя так же, как погубил меня!

— Спасибо, сэй.

Джонас схватил мешок пониже стягивающей его веревки, дернул на себя. Риа вскрикнула вновь: веревка ободрала ей костяшки пальцев и выдрала один ноготь. Джонас ее крика и не услышал. Душа его пела и плясала. Впервые он забыл о своей работе, долге, окружающем мире, шести тысячах опасностей, подстерегающих его каждый день. Шар у него, у него! Клянусь могилами всех богов, он мой, подумал Джонас. Мой, и это главное.

Каким-то чудом ему удалось сдержаться, он не растянул веревку и не заглянул в мешок, как лошадь лезет в торбу с овсом. Вместо этого он двойным узлом завязал веревку на роге передней луки седла. Глубоко вдохнул, медленно выдохнул. Успокоился. Чуть-чуть.

— Рой.

— Да, Джонас.

Хорошо бы поскорее выбраться отсюда, подумал Джонас, и уже не в первый раз. Убраться от этих мужланов. Как же они ему надоели.

— Рой, на этот раз мы будем считать до десяти. Если к этому времени она не сгинет с моих глаз, я разрешаю тебе отстрелить ей задницу. А теперь давай посмотрим, как ты умеешь считать. Я буду слушать внимательно, так что, пожалуйста, ничего не пропускай!

— Один, — радостно воскликнул Дипейп. — Два. Три. Четыре.

Выплевывая проклятия, Риа схватила лежащие в возке вожжи и огрела ими пони. Тот прижал уши к голове и так рванул возок, что Риа повалилась на спину. Тощие ноги в черных сапогах и разноцветных чулках задрались вверх. Ковбои захохотали. Рассмеялся и Джонас. Забавное зрелище, это точно. Риа на спине, молотящая по воздуху костлявыми ногами.

— П-п-пять, — Дипейп так зашелся смехом, что начал заикаться. — Ш-ш-шесть.

Риа вновь села, с достоинством дохлой рыбы оглядела хохочущие рожи.

— Я проклинаю вас всех! — взвизгнула она. Смех стих, хотя возок уже катил прочь. — Каждого из вас! Тебя… и тебя… и тебя! — Ее скрюченный палец уперся в Джонаса. — Вор! Жалкий вор!

Как будто он был твоим, мысленно изумился Джонас (хотя слово мой первым вспыхнуло у него в мозгу, как только магический кристалл перешел в его руки). Как будто такое чудо может принадлежать деревенской ведьме, читающей будущее по петушиным внутренностям.

Возок все дальше удалялся он них. Крики Риа подстегивали пони почище любого хлыста. И хотя черный возок быстро растворился в зелени Плохой Травы, они еще долго слышали вопли и проклятия Риа, обещавшие им смерть под Демонической Луной.

— Отправляйся, — приказал Джонас Клею Рейнолдсу. — Бери с собой нашего Солнечного Лучика. Если по дороге захочешь остановиться и попробовать, какая она на вкус, что ж, не стесняйся. — Он искоса глянул на Сюзан, хотелось посмотреть, какой эффект произведут эти слова, но его ждало разочарование: глаза Сюзан затуманились, словно удар Ренфрю лишил ее разума, во всяком случае, временно. — Главное.. чтобы в конце концов она попала к Корал.

— Попадет, — заверил его Рейнолдс. — И что мне передать сэй Торин?

— Скажи, чтобы держала эту девку под замком, пока я не дам о себе знать. И… почему бы тебе не остаться с ней, Клей? Я хочу сказать… к завтрашнему дню, я думаю, у нас уже не будет повода для волнений, но Корал… поезжай вместе с ней в Ритзи. Будешь ее эскортом, хорошо?

Рейнолдс кивнул. Кто бы возражал? Дом-на-Набережной, конечно, хорошо, но Ритзи куда лучше. И он действительно может попробовать девчонку, когда доберется до дворца мэра, но не раньше. Не под этой жуткой, висящей и на дневном небе Демонической Луной.

— Тогда отправляйся. Не теряй времени.

Рейнолдс повел Сюзан через поляну, под углом к тому участку Плохой Травы, за которым скрылась Риа. Сюзан ехала молча, уставившись на свои связанные руки. Джонас повернулся к оставшимся.

— Эти трое парней из Привходящего мира сбежали из тюрьмы, в чем им помогла эта сучка. — Он указал на удаляющуюся Сюзан.

Среди ковбоев пробежал гневный шепоток. Они знали, что Уилл Диаборн и его друзья сбежали, а вот о том, что им помогала сэй Дельгадо, услышали впервые… и, если бы Рейнолдс уже не увел ее с собой, возможно, минутой позже ему бы это не удалось.

— Хватит об этом! — прокричал Джонас, и взгляды ковбоев вновь сосредоточились на нем. Он же чуть наклонился вперед и погладил обтянутый мешковиной шар. Одного прикосновения хватило, чтобы ощутить собственное всесилие. Да, с шаром он справится с кем угодно, даже если одну руку ему привяжут к спине.

— Хватит о ней, хватит о них! — Взгляд его перебегал от Ленджилла к Уэртнеру, к Кройдону, к Брайану Хуки, к Рою Дипейпу. — Нас почти сорок человек. У Скалы Висельников еще сто пятьдесят. Их — трое, и ни одному еще не стукнуло шестнадцать. Вы боитесь трех мальчишек?

— Нет! — прокричали они.

— Если мы наткнемся на них, дорогие мои, что мы сделаем?

— УБЬЕМ ИХ! — прогремело в ответ, и испуганные вороны взлетели к небу, громким карканьем выражая свое неудовольствие.

Джонас остался доволен. Рука его все еще ласкала магический кристалл, он чувствовал, как в него вливается сила. Розовая сила, подумал он и усмехнулся.

— Поехали, парни. Я хочу, чтобы эти цистерны оказались в лесах за каньоном Молнии до того, как дома запалят ярмарочный костер.

Шими, спрятавшийся в Плохой Траве у самой поляны, едва не попал под колеса черного возка Риа. Вопящая ведьма проскочила так близко от него, что он почувствовал запах ее немытой кожи и грязных волос. Если б она посмотрела вниз, то обязательно заметила бы его и превратила в птицу, ушастика-путаника, а то и комара.

Юноша видел, как Джонас передал Сюзан другому Охотнику за гробами, в плаще, и двинулся вдоль поляны. Он слышал, как Джонас обратился к мужчинам (многих из них Шими знал и стыдился того, что столько ковбоев Меджиса подчиняются приказам плохого Охотника за гробами), но сами слова пролетели мимо его ушей. Шими замер, когда они запрыгнули в седла, боясь, что они двинутся на него, но они поехали в противоположном направлении, на запад. Поляна опустела… да только не совсем. На ней остался Капризный. Веревка, на которой его привели, тянулась следом за ним по примятой траве. Капи посмотрел вслед отъезжающим всадникам, заржал, как бы говоря, что они могут отправляться к дьяволу, повернул голову и поймал взгляд Шими, который все еще прятался меж высоких стеблей Плохой Травы. Мул дернул ушами, попытался ухватить губами траву. Потом словно вспомнил, что она Плохая, поднял голову и снова заржал, глядя на Шими, как бы говоря, что происшедшее с ним — его вина.

Шими задумчиво смотрел на Капризного, размышляя о том, что ехать на муле куда легче, чем идти. Да, конечно… но мул вновь подал голос, и Шими отказался от этой мысли. Капи мог заржать в самый неподходящий момент и привлечь внимание мужчины, который увез с собой Сюзан.

— Думаю, ты сам найдешь дорогу домой. — сказал Шими мулу. — Пока, приятель. Пока, старина Капи. Еще увидимся на тропе.

Он нашел тропинку, проложенную лошадьми Сюзан и Рейнолдса, и затрусил по ней.

— Они снова идут, — объявил Ален за секунду до того, как и Роланд почувствовал их присутствие — у него в голове словно сверкнула розовая молния. — Всем кагалом.

Роланд посмотрел на Катберта. Тот ответил взглядом, в котором напрочь отсутствовала привычная ему смешинка.

— Многое зависит от тебя. — Роланд коснулся рогатки. — И от нее.

— Я знаю.

— Что у тебя в арсенале?

— Почти четыре дюжины стальных шариков. — Берт поднял мешочек из плотной ткани, в котором в более спокойные времена его отец держал табак. — Плюс петарды в седельных сумах.

— Сколько больших?

— Достаточно, Роланд, — ответил Катберт без тени улыбки. Смех ушел из его глаз, сразу ставших глазами хладнокровного убийцы. — Достаточно.

Роланд пробежался рукой по пончо, давая ладони привыкнуть к грубой материи. Посмотрел на Алена, вновь на Катберта, вновь говоря себе, что все получится, да, получится, если они сохранят хладнокровие и не будут думать о том, что их всего лишь трое против сорока или пятидесяти.

— Те, кто сейчас у Скалы Висельников, услышат выстрелы, не так ли? — спросил Ален.

Роланд кивнул.

— Ветер дует от нас к ним, так что в этом нет никаких сомнений.

— Значит, нам придется действовать быстро.

— Времени терять не будем, — кивнул Роланд, подумав о том, как он стоял на дворе, притаившись в разросшейся спутанной живой изгороди за Большим залом, на руке его сидел сокол Давид, а по спине от ужаса тек пот. Думаю, ты умрешь сегодня, сказал он тогда соколу, и не ошибся. Но сам он выжил, выдержал испытание и вышел по восточному коридору. Сегодня испытание предстояло Катберту и Алену, не в Гилеаде, в традиционном месте за Большим залом, где мальчики доказывают свое право зваться мужчинами, а в Меджисе, на границе Плохой Травы, в пустыне, в каньоне. В каньоне Молнии.

— Докажи, что ты мужчина, или умри. — Ален словно читал мысли стрелка. — Вопрос ставится так?

— Да. В конце концов вопрос всегда ставится так. Когда, думаешь, они доберутся сюда?

— Не раньше чем через час. А скорее через два.

— Они знают, что мы их поджидаем?

Ален кивнул:

— Думаю, да.

— Это плохо, — подал голос Катберт.

— Джонас боится, что мы нападем на них в траве, — заметил Роланд.

— Может, подожжем траву вокруг его отряда. Они утратят бдительность, как только выедут на открытое место. — Ты на это надеешься? — спросил Катберт.

Роланд кивнул:

— Да. Надеюсь.

Поначалу Рейнолдс ехал легкой рысцой, но через полчаса после расставания с Джонасом пустил лошадь галопом. Пилон мчался рядом. Сюзан держалась руками за рог передней луки, ее волосы разметало ветром. Думала она о том, как выглядит сейчас ее лицо. Скулы раздулись, глаза затекли. Даже от ветра саднило кожу.

Уже на Спуске Рейнолдс остановился, чтобы дать лошадям передохнуть. Спрыгнул на землю, повернулся спиной к девушке, справил малую нужду. Сюзан в это время оглядела Спуск. Увидела громадный табун, теперь мирно жующий травку. Ковбои куда-то подевались. Хоть это они сделали, подумала Сюзан. Мало, конечно, но хоть что-то.

— Не хочешь облегчиться? — спросил Рейнолдс. — Если хочешь, помогу тебе снять штаны, но только не говори «нет» сейчас, чтобы потом просить об остановке.

— А ведь ты боишься. Большой храбрый регулятор, и боишься, не так ли? Да, боишься, пусть и вытатуировал гроб на руке.

Рейнолдс попытался изобразить презрительную улыбку. Но в это утро она никак не вязалась с его лицом.

— Не отбирай хлеб у предсказателей судьбы, мисси. Они с этим справятся лучше. Так будешь облегчаться или нет?

— Нет. И ты боишься. Чего?

Рейнолдс, а предчувствие беды не покинуло его после расставания с Джонасом, хотя он очень на это надеялся, обнажил в злобной усмешке желтые от табака зубы.

— Если не можешь сказать ничего путного, лучше молчи.

— Почему бы тебе не отпустить меня? Может, мои друзья поступят так же и с тобой, когда догонят нас.

На этот раз Рейнолдс рассмеялся искренне. Запрыгнул в седло, сплюнул. Над головой Демоническая Луна превратилась в бледный круг

— Мечтать не вредно, мисси-сэй. За мечты денег не берут. Но этих троих ты уже никогда не увидишь. Им прямая дорога к червям, будь уверена. Поехали.

И они поскакали дальше.

В ночь на праздник Жатвы Корделия совсем не ложилась. Сидела в кресле в гостиной, и хотя вязанье лежало у нее на коленях, она не провязала ни единой петли. Вот и теперь, около десяти утра, она все сидела в том же кресле, уставившись в никуда. А куда, собственно, она могла смотреть. Все рухнуло, разбилось на мелкие осколки. Надежды получить деньги, которые Торин мог дать Сюзан и ее ребенку, отписать в завещании, мечты занять достойное положение в обществе, планы на будущее. Все порушили двое неблагодарных молодых людей, которым так уж не терпелось скинуть штаны.

Она сидела в старом кресле, с вязаньем на коленях, с пеплом, которым, как клеймом, пометила Сюзан ее щеку, и думала: Наступит день, когда меня найдут мертвой в этом кресле… старую, больную, забытую. Неблагодарная девчонка! Так поступить после всего того, что я для нее сделала!

Тут до нее донеслось слабое скрежетание по стеклу. Она понятия не имела, сколько прошло времени, прежде чем ее сознание зарегистрировало этот звук, но, как только это произошло, отложила вязанье и поднялась, чтобы посмотреть, кто же это скребется. Возможно, птица. Или дети с их обычными шутками на Жатву. Им-то нет никакого дела до того, что мир рухнул. Кто бы там ни был, она сейчас всех прогонит.

Сначала Корделия ничего не увидела. А когда уже собралась отойти от окна, заметила в углу двора возок и пони. Вид возка встревожил ее — черный, с непонятными золотыми символами. А пони стоял, низко опустив голову. Его, похоже, загнали до изнеможения.

Она еще хмурилась, гадая, как попали к ней на двор возок и пони, когда перед ее носом в воздухе появилась грязная скрюченная рука и ногти заскребли по стеклу. Корделия ахнула, прижала руки к груди, из которой едва не выпрыгнуло сердце. Она отступила на шаг, отчаянно вскрикнула, задев бедром плиту.

Длинные грязные ногти еще дважды прошлись по стеклу, потом исчезли.

Корделия постояла в нерешительности, потом направилась к двери, по пути остановившись у поленницы и подхватив увесистую металлическую лопатку, которой доставала из печи золу. Распахнула дверь, подошла к углу, глубоко вдохнула и обогнула угол, одновременно поднимая лопатку.

— Убирайся, кто бы ты ни был. Убирайся, а не то…

Слова застыли у нее в горле: она увидела невероятно старую женщину, ползущую, именно ползущую к ней через прихваченную морозцем цветочную клумбу. Седые спутанные волосы старой карги (те, что еще остались) падали ей на лицо. Щеки и лоб усеивали язвы. Губы потрескались, кровь забрызгала острый, в бородавках, подбородок. Уголки глаз заплыли гноем, а дыхание со свистом вырывалось из груди.

— Добрая женщина, помоги мне, — прохрипела старуха. — Помоги мне, если сможешь, а не то я умру.

Рука, державшая лопатку, опустилась. Корделия не верила своим глазам.

— Риа? — прошептала она. — Ты — Риа?

— Ага, — прошептала Риа, таща свое тело по замерзшим василькам, упираясь руками в холодную землю. — Помоги мне.

Корделия отступила на шаг, ее импровизированная дубинка теперь болталась у колена.

— Нет, я… я не пущу тебя в дом… Я очень сожалею, что ты в таком состоянии, но… но у меня репутация, мои… мои соседи не спускают с меня глаз, не спускают…

При этих словах она посмотрела на Равную улицу, словно ожидая, что у ее ворот уже собралась толпа зевак, с жадным интересом наблюдающих за тем, что происходит у нее на дворе, обменивающихся впечатлениями, каждым словом извращающих истину, но никого не увидела. Хэмбри замер, тротуары и мостовые пустовали. В ярмарочный день такое на ее памяти случалось впервые. Корделия посмотрела на существо, что ползло к ней по замерзшим цветам.

— Твоя племянница… это сделала, — прошептало существо. — Все это… ее вина…

Корделия выронила лопатку. Лопатка стукнула ей по щиколотке, но она этого не заметила. Пальцы ее сжались в кулаки.

— Помоги мне, — шептала Риа. — Я знаю… где она… мы… у нас есть дело… у нас двоих… женское… дело…

Какое-то мгновение Корделия еще колебалась, а потом подошла к старухе, наклонилась над ней, ухватилась за нее, подняла. Корделию чуть не вытошнило от идущего от старухи запаха — запаха гниющей плоти.

Костлявые пальцы Риа гладили щеку Корделии и ее шею, пока она тащила ведьму в дом. По коже Корделии бежали мурашки, но она не отпрянула от Риа, пока та не плюхнулась на кухне на стул, жадно хватая ртом воздух и громко пукнув.

— Слушай меня, — прошипела Риа.

— Слушаю. — Корделия подтянула другой стул, села рядом.

Возможно, ведьма была при смерти, но, как только ее взгляд падал на человека, его воля разом подавлялась. Пальцы Риа нырнули за пазуху грязного платья, вытащили серебряный амулет и быстро-быстро задвигали им. Корделию, которая всю ночь не сомкнула глаз, потянуло в сон.

— Других нам не достать, — продолжала Риа, — и шар ускользнул из моих рук. Но она!.. Ее отвезли во дворец мэра, и, быть может, мы сможем разобраться с ней… да, это мы сможем.

— Ты ни с чем не сможешь разобраться, — ответила ей Корделия. — Ты умираешь.

Риа выплюнула смешок и струйку желтой слюны.

— Умираю? Нет. Немного устала и должна подкрепиться. Теперь слушай меня, Корделия, дочь Хайрема и сестра Пата!

Худая, высохшая (но на удивление сильная) рука обвилась вокруг шеи Корделии и притянула ее ближе. Одновременно ведьма подняла вторую руку, и серебряный медальон заходил взад-вперед перед широко раскрытыми глазами Корделии. Ведьма что-то зашептала, и вскоре Корделия начала согласно кивать головой.

— Тогда сделай все это. — Старуха отпустила ее. Откинулась на спинку стула. — Такой, как сейчас, мне долго не протянуть. Мне нужно немного времени. Чтобы прийти в себя.

Корделия встала, подошла к разделочному столику, на котором стояла деревянная колода с воткнутыми в нее двумя острыми ножами. Вытащила один и вернулась к столу. Ее пустые глаза смотрели в никуда, как у Сюзан, когда она и Риа стояли на крыльце ведьминой хижины, залитые светом Целующейся Луны.

— Ты же хочешь воздать ей по заслугам? — спросила Риа. — Потому-то я и пришла к тебе.

— Мисс Юная Красавица, — едва слышно пробормотала Корделия. Поднесла руку, что не держала нож, к лицу, коснулась вымазанной пеплом щеки. — Да. Я хочу воздать ей по заслугам, и воздам.

— Ты жаждешь ее смерти?

— Да. Она или я.

— Не волнуйся, умрет она. А теперь накорми меня, Корделия. Дай то, что мне нужно!

Корделия расстегнула пуговицы платья, стянула его вниз, обнажив маленькую грудь и начавший толстеть живот. Однако она еще сохранила некое подобие талии и именно туда направила нож, разрезав рубашку и тело. Белая материя вдоль разреза сразу окрасилась красным.

— Да, — прошептала Риа. — Как розы. Часто, они мне снились, розы в цвету, и что-то черное между ними на краю мира. Подойди ближе! — Она обняла Корделию за поясницу, подтягивая ее к себе. Подняла глаза на лицо Корделии, облизала губы. — Хорошо. Очень хорошо.

Корделия стояла, тупо уставившись в стену, а Риа с Кооса наклонилась к красному разрезу и начала пить.

Роланд было обрадовался, пока плотная группа всадников все ближе подходила к тому месту, где он, Катберт и Ален затаились в Плохой Траве. А потом его охватил страх. Одно дело, если отряд проследует рядом, а если выйдет прямо на них? Тогда они все умрут, как кроты, перерезанные лезвием плуга.

Но ка завела их так далеко не для того, чтобы они приняли столь нелепую смерть. Заросли Плохой Травы простирались на мили. Поэтому не мог отряд Джонаса попасть именно на тот единственный пятачок, где стояли Роланд и его друзья. Однако они приближались, топот копыт и голоса людей слышались все отчетливее.

Ален тревожно взглянул на Роланда, рукой указал, что им надо переместиться левее. Роланд покачал головой, ткнул пальцем в землю: будем стоять на месте, переходить на другое место поздно, нас могут услышать. Роланд вытащил револьверы. Катберт и Ален последовали его примеру. В результате плуг разминулся с кротами на шестьдесят футов. Юноши видели мелькавших в высокой траве лошадей и всадников. Роланд без труда разглядел, что возглавляют отряд едущие рядком Джонас, Дипейп и Ленджилл. За ними проследовало не меньше трех дюжин всадников, практически все в красно-зеленых пончо. Они растянулись в длинную колонну, и Роланд подумал, что на открытой местности колонна эта растянется еще больше, облегчая им задачу.

Пока последний всадник не выехал из Плохой Травы, юноши ждали, зажимая морды своим лошадям на случай, если одна из них захочет поприветствовать проезжающих мимо собратьев. Когда в Плохой Траве они остались втроем, Роланд повернулся к друзьям:

— На коней. Жатва начинается.

Не покидая высокой травы, они добрались до того места, где отряд Джонаса вырвался в пустыню. Ветер выл по-прежнему, поднимая тучи пыли к безоблачному темно-синему небу. Демоническая Луна покатилась к горизонту, похожая на затянутый бельмом глаз. В двухстах ярдах впереди маячили спины трех всадников, замыкающих отряд, с нахлобученными на головы сомбреро. Пончо раздувало ветром. Ветер прижимал всадников к передней луке седла.

Юноши построились в ряд, с Катбертом посередине. Берт уже держал рогатку в руке. Шесть стальных шариков он дал Алену, шесть — Роланду. Потом вопросительно поднял брови. Роланд кивнул, и они поскакали.

Пыль пролетала мимо, иногда полностью скрывая арьергард отряда Джонаса, иногда окутывая их густым туманом, но расстояние между последними всадниками и юношами неуклонно сокращалось. Роланд весь напрягся, ежесекундно ожидая, что кто-нибудь из всадников обернется и увидит их. Но никто не обернулся — кому охота подставлять лицо под режущий пылью ветер. Не мог предупредить их и звук: топот копыт при таком ветре далеко не разносился.

Когда от последних всадников их отделяло лишь двадцать ярдов, Катберт кивнул: они вышли на убойную позицию. Ален протянул ему шарик. Берт бросил его в чашечку рогатки, натянул резинку, дождался, пока ветер чуть стихнет, разжал пальцы, сжимавшие шарик. Крайний слева всадник дернулся, словно его ужалила пчела, приподнял руку и упал на шею коня. Невероятно, но двое его companeros note 53 ничего не заметили. Роланду показалось, что скакавший справа вроде бы начал поворачивать голову, когда Берт выстрелил вновь, и всадник, ехавший посередине, также ткнулся головой в шею лошади. Лошадь от неожиданности поднялась на дыбы. Всадник мешком повалился назад, сомбреро свалилось у него с головы. Роланду показалось, что он услышал хруст ломающейся ноги, зацепившейся за стремя.

Третий всадник начал-таки поворачиваться. Роланд увидел бородатое лицо, свисающую из уголка рта незажженную, из-за ветра, сигарету, изумленный глаз… и тут же Катберт выстрелил в третий раз. На месте изумленного глаза образовалось красное пятно. Всадник соскользнул с седла, попытался схватиться за рог передней луки, но не дотянулся до него. Тремя меньше, подумал Роланд. И ударом ноги пустил Быстрого в галоп. Не отставали и остальные: все трое нырнули в пыль. Лошади убитых бросились к югу, что не могло не порадовать юношей. Лошади без всадников в Меджисе никого не удивляли, но заседланные лошади…

Они вновь нагоняли отряд: один всадник, перед ним еще двое, потом опять один.

Роланд выхватил нож, поравнялся с всадником, который, не зная того, замыкал колонну.

— Какие новости? — как бы мимоходом спросил он, а когда мужчина повернулся, вонзил нож ему в грудь. Карие глаза ковбоя поверх банданы, закрывающей рот и нос, широко раскрылись, и он обмяк, вывалившись из седла.

Катберт и Ален проскочили мимо Роланда, и Берт, на полном скаку, еще двумя шариками уложил двоих. Мужчина, что был впереди, что-то услышал, несмотря на ветер, оглянулся. Ален, уже выхвативший нож, метнул его. Со всей силы, с полного замаха, как их и учили. Несмотря на достаточно большое расстояние (двадцать футов) и ветер, он не промахнулся. Нож по самую рукоятку вонзился в бандану мужчины. Ковбой попытался его вытащить, в горле у него что-то заклокотало, и он сошел с тропы в пустошь. Уже семь.

Как в истории о сапожнике и семи мухах, подумал Роланд. Когда он догнал Катберта и Алена, сердце его билось медленно и гулко. Ветер ревел. Песок поднимался, кружился, падал на землю. Впереди замаячили спины еще троих всадников, за ними угадывался основной отряд.

Роланд указал на приближающуюся троицу, сымитировал выстрел из рогатки, указал на остальных и сымитировал выстрел из револьвера. Катберт и Ален кивнули. Вновь они скакали в ряд, на расстоянии вытянутой руки.

Двоих Берт снял чисто, а вот третий дернул головой в неудачный момент, так что стальной шарик, нацеленный ему в затылок, снес только мочку. К тому времени Роланд уже достал револьвер и послал пулю в висок мужчины. То есть они уложили десятерых, четверть отряда Джонаса, до того, как кто-либо почувствовал опасность. Роланд понятия не имел, достаточно ли это для окончательной победы, но знал, что первый этап они завершили успешно. Теперь они не могли прятаться, им оставалось только одно — убивать.

— Хайл! Хайл! — во всю мощь проорал он. — Ко мне, стрелки! Ко мне! Втопчите их в землю! Пленных не брать!

Они набросились на отряд Джонаса, в первом своем бою, словно волки на стадо овец, осыпав их пулями, прежде чем ехавшие бедолаги сообразили, что творится у них за спиной. Троих юношей с детских лет готовили в стрелки, и недостаток опыта они компенсировали острым взглядом и быстротой реакции, свойственными молодости. Под их револьверами участок пустыни к востоку от Скалы Висельников превратился в поляну смерти.

С громкими криками они взрезали застигнутый врасплох отряд, словно трехлезвийный нож. Не каждый выстрел убивал, но и ни один не пропадал зря. Мужчины вылетали из седел, цепляясь сапогами за стремена, и лошади тащили их за собой. Других мужчин, и убитых, и раненых, топтали копыта мечущихся в панике коней.

Роланд скакал, стреляя из двух револьверов сразу, зажав поводья в зубах, чтобы они не упали вниз и не запутали ноги Быстрого. Под его выстрелами двое мужчин повалились на землю слева от него, еще двое — справа. Брайан Хуки, оказавшийся перед ним, обернулся, его бородатое лицо вытянулось от изумления. На его груди болтался, позвякивая, амулет-колокольчик. Он выхватил из чехла ружье и уже приставил приклад к плечу, когда пуля Роланда разнесла и колокольчик, и находившееся за ним сердце. Хуки вышибло из седла. На землю упал уже труп.

Катберт поравнялся с Роландом, по его правую руку. Его выстрелы оборвали жизнь двоим ковбоям. Он яростно улыбнулся, посмотрев на Роланда.

— Эл прав! — крикнул он. — Револьверы действительно большого калибра!

Пальцы Роланда знали свое дело: Быстрый летел галопом, а они с невероятной скоростью перезаряжали револьверы, вставляя патроны в пустые гнезда. И вновь загремели выстрелы. Они разметали весь отряд, убивая тех, кто оказывался впереди, справа, слева. Ален пристроился сзади, прикрывая Роланда и Катберта со спины.

Роланд уже видел Джонаса, Дипейпа и Ленджилла, разворачивающих лошадей, чтобы встретить атакующих лицом к лицу. Ленджилл пытался ухватить ручной пулемет, но лямка зацепилась за широкий воротник его бушлата, и всякий раз, когда он протягивал руку, приклад оказывался вне пределов досягаемости. Рот Ленджилла под густыми, обильно тронутыми сединой усами, перекосило от ярости.

Теперь от этой троицы Роланда и Катберта отделял только один человек, Хэш Ренфрю, с громадным пятизарядным револьвером.

— Да проклянут вас боги! — крикнул Ренфрю. — Ах вы поганые членососы! — Он бросил поводья, для устойчивости положил ствол револьвера на сгиб локтя. Ветер, завывая, окатил его песком. Роланд даже не подумал о том, чтобы притормозить, метнуться в одну или другую сторону. В голове у него вообще не было никаких мыслей. Там неистово пылал огонь битвы. С рвущимся сквозь зажатые в зубах поводья криком Роланд мчался на Хэша Ренфрю и трех мужчин за его спиной.

Джонас окончательно понял, что происходит, лишь услышав крики Уилла Диаборна:

(Хайл! Ко мне! Пленных не брать!) боевой клич, которым испокон веку подбадривали себя стрелки. Все сразу встало на свои места, доносящиеся сзади выстрелы уже не вызывали удивления. Он развернул коня, уголком глаза увидел, что Рой повторяет его маневр, но куда больше, чем действия Роя, его волновал магический кристалл, такой могучий и такой хрупкий, мешок с которым болтался взад-вперед у шеи лошади.