Бедность и избыточное неравенство

С утверждением жесткой модели авторитарного правления экстремистов‑либералов, что, подчеркнем еще раз, никак не являлось исторической необходимостью (этот тезис ныне почему‑то пытаются заново «обосновать»), восторжествовала, соответственно, авторитарная (причем в наиболее жестких формах, с сильно выраженными элементами тоталитаризма) либеральная экономическая политика – политика полной свободы и бесконтрольности больших корпораций. «Рыночный большевизм», так назвал эту политику американский аналитик Питер Риддуэй, – правда, спустя много лет с тех пор, как был пущен в оборот этот термин в десятках публичных выступлений председателем Российского парламента в 1992–1993 гг. Этот экономический порядок чем‑то напоминал порядок генерала Пиночета, правда, в Чили не было такого разнузданно‑анархистского поведения предпринимателей и бюрократии. Но важно то, что те известные западные экономисты, которые очертя голову ринулись поддерживать российских «реформаторов», не разобравшись в их сути, уже десятилетие спустя стали отказывать в своей поддержке этим прошлым «реформам». И даже классик современного неолиберализма Милтон Фридмен признал, что в начале 90‑х гг. он советовал всем странам, ставшим на путь реформ, «приватизировать, приватизировать, приватизировать», – но, как оказалось, он был неправ. «Оказывается, соблюдение закона по всей видимости, более важно, чем приватизация». (Economic freedom of the World. Annual report. Vancouver: B.C. Fraser Institute, 2002, P. XVII.) Этот нобелевский лауреат тоже «прозрел», но намного позже чем Российский парламент, который был уничтожен именно за то, что требовал соблюдения Закона, в то время как все эти ныне «прозревшие», тогда, в начале 90‑х, придерживались совершенно противоположной точки зрения.