Политическое неравенство и политическая бедность

Развитие авторитарного режима послесокрушения парламентарной демократии взрывным образом породило рост абсолютного неравенства, которое создало «чрезмерное неравенство». В результате страна представляет собой одну из немногих стран мира, в которой социальные контрасты достигли предельных величин – 10% наиболее обеспеченной части населения аккумулирует под своим контролем суммарный доход, превышающий его объем, достающийся 90% населения. Профессор‑социолог Юрий Красин с тревогой писал о весьма опасной тенденции «деления России на две неравные части. Одна представлена «новыми русскими» и правящей элитой, живущими в некоей «гламурной» реальности. Другая Россия несет на своих плечах всю тяжесть социально‑экономической и политической бедности. Общество распадается на два «сословия», которые различаются не только размерами доходов, но и образом жизни, мировосприятием, языком и нормами поведения. «Россия бедная» безмолвствует, и это порождает у богатых и власть имущих иллюзию стабильности. Но в недрах общества назревают опасные процессы, накапливается энергия протеста. Не выходя открыто в политическую сферу, она проявляется в социально девиантном поведении больших групп населения. Протест выражается в уходе из общественной жизни в сферу криминала, в наркоманию, алкоголизм, мистику и религиозный фанатизм. Подобная форма протеста не менее губительна, чем та, которую поэт назвал «бунтом жестоким и бессмысленным». Затяжная деградация общества истощает творческий потенциал народа, лишает надежды на возрождение пассионарности, которая, по мнению Льва Гумилева, превращает нацию в субъект истории». (Ю.А. Красин. Политические аспекты социально неравенства. Вестник Российской академии наук, 2007.)

Неравенство в сферах общественной жизни в полной мере принципиально неустранимо. В конечном счете его истоки восходят к естественным различиям природных задатков и способностей людей. Здесь, однако, во‑первых, существует граница, за которой неравенство становится не только непродуктивным, но наносит обществу ущерб, в том числе и в сфере политики. Для современной России характерен высокий уровень избыточного неравенства. По данным Н.М. Римашевской, в первые годы прошлого десятилетия 33% населения (47,7 млн человек) имели денежный доход ниже официально признанного прожиточного минимума. (Н. Римашевская. Человек и реформы: секреты выживания. М., 2003.) В последующие годы этот показатель сократился (13% в 2008 г.; 15% – 2009; 13% – 2010 г.), но не настолько реально, с точки зрения уровня жизни, как утверждает официальная статистика, – рост заработной платы и пенсий поглощается ростом налогов, платежей и иных выплат за жилье: электричество, топливо, газ, телефон, воду и т.д. (т.е. ЖКХ). Во‑вторых, все западные государства, со времен великих просветителей, ставят официальными задачами сокращение неравенство, стремление к справедливости.

Представляется верной точка зрения профессора Юрия Красина, который пишет, что «культура неравенства проникает и в политику, создавая атмосферу нетерпимости, конфронтации, препятствуя достижению национального согласия. В конечном счете это ведет к политическому противостоянию, разрыву между обществом и властью. В глазах социальных низов власть выступает на стороне богатых и преуспевающих, в лучшем случае занимает нейтральную позицию. Социально ущемленные слои населения перестают идентифицировать себя с властью и государством. Ослабевает, если не разрушается, гражданская солидарность – эта глубинная основа самого понятия гражданственности как сопричастности членов общества национальным целям и государственной публичной политике. (Ю. Красин. Политические аспекты социального неравенства. С. 974.)

На таком фоне происходит «распыление» гражданской солидарности, которая заменяется корпоративными (и групповыми) связями, что подрывает основу единения общества. Интересы различных слоев, испытывающих лишения, – с одной стороны, и чрезмерно эгоистические интересы праздного класса – с другой стороны, имеют разнонаправленный характер, и им «никогда не сойтись» (Киплинг) в едином гражданском обществе. Поэтому чрезмерно слаба гражданская основа общенациональной солидарности по любому важному вопросу жизни страны. Трудно обеспечить единение общества даже по тем вопросам, которые реально касаются интересов каждого гражданина. Нарастающее социальное неравенство порождает глубокое противостояние в обществе, его расслоение на изолированные сегменты, которые вполне могут эволюционироваться в направлении раскола.

Бедность буквально удушает гражданскую активность населения. Там, где избыточное неравенство препятствует участию граждан в общественной жизни, возникает феномен политической бедности. «Политическая бедность» выводит граждан из публичной сферы. Они оказываются не способны представлять свое мнение и интересы в общественно‑политической жизни государства. Поэтому даже огромная часть вполне сознательных граждан, недовольных властью, не желают участвовать в партийно‑политической жизни, предпочитают позиции «наблюдателей». Их пассивность, в свою очередь, воспринимается властью как согласие с проводимой политикой. В стране целые слои населения практически исключены из политического процесса. Причем речь не идет только о маргиналах, бомжах (а их, кстати, сотни тысяч) или работниках низкой квалификации с минимальной оплатой. Масса интеллектуальной элиты страны – учителя, врачи, преподаватели вузов, научные работники – составили ряды «новых бедных». Поглощенные заботами о выживании, они лишены возможности полноценно участвовать в общественной деятельности (а часто – попросту побаиваются), не имеют рычагов давления на власть и не могут добиться включения своих требований в политическую повестку дня. Рост «политической бедности» приводит к тому, что функция принятия решений выходит из‑под контроля общества и концентрируется в узком кругу правящей элиты. Тем самым генерируются авторитарные тенденции. В таких условиях и происходит «поддержка» правителя, которая правящей элитой воспринимается как реальный выбор большинством населения, но ее на деле не существует.

В то же время реальные интересы (не те, которые реализует правящая бюрократия) общества требуют иного подхода и иной политики государства, в частности увязки проблемы свободы, равенства и справедливости. Государство же в настоящее время не выполняет функции регулятора неравенства в обществе, не обеспечивает базу для устойчивой гражданской солидарности, более того, своей неразумной политикой создает стабильный и трудноразрешимый узел противоречий, могущий взорваться с огромной разрушительной силой. Понятия «равенства» и «справедливости» вообще выброшены из политической лексики как ненужный хлам. Неравенство, несправедливость утверждаются реальной практикой.

Ельцинизм умертвил демократический подъем начала 90‑х, а после 93‑го года он сменился общественной усталостью, утерей внутренней энергетики, пассивностью, произросшей на общем фоне разочарований и ожиданий. Все это и есть база монополизации власти и эволюции авторитаризма, которые не встречают общественного сопротивления. Некоторые аналитики, не решаясь дать точную характеристику современного политического режима, пишут, что он является своего рода императивом, поскольку и общество, и правящая элита – обе эти силы нуждаются в сильных рычагах централизованного управления. Возможно, это и так. Но суть проблемы, как представляется, в другой плоскости.

Президент Путин получил готовую политическую систему на базе существующей Конституции страны. Плохая она или хорошая – но он, как президент, был пленником этой конституции и, реформируя в своем стиле политический режим, вынужден был действовать в рамках этой существующей конституции. А она, эта власть, досталась ему скорее по праву наследника, а не от народа, его избравшего. Поэтому, даже если он хотел бы иного правления, он был вынужден считаться с существующими правовыми институтами. Тем более, что недавняя политическая история с некоторыми лидерами страны (в особенности моя) показала, что занять позицию идеалиста‑реформатора – законника обходится очень дорого (можно лишиться и головы, и власти), лучше – следовать по течению, укрепляя позиции режима личной власти (как Ельцин).

С такой точки зрения только следующий за действующим президент мог бы стать более «свободным» от действующих конституционных институтов (легитимность которых весьма сомнительна с точки зрения кремлевского мятежа 93‑го года, включая технологию принятия конституции в декабре 1993 года, когда точно неизвестно, была ли она принята или нет, всеобщим плебисцитом, и в силу ряда других причин). Но и для этого нужны были условия, когда избрание президента Медведева не было бы связано с Путиным. Вот в этой «мелочи» – суть отличий американских президентских выборов от российских, когда «поддержка» уходящего президента не имеет абсолютно никакого значения для американского избирателя. И даже порою оборачивается против кандидата в президенты. В условиях демократии любая форма власти покоится на устойчивом балансе сдержек и противовесов. В современном Российском государстве такого баланса фактически не существует – вся реальная власть в государстве находится в сфере исключительной деятельности президента (а после занятия Путиным премьерского поста – и правительства), а парламент – это собрание привилегированных, хорошо оплачиваемых квазипарламентариев (реально – нечто напоминающее Боярскую думу), которым позволены шумные выступления, политические игры, концерты (шоу) и, естественно, право «штамповать» такие законы, которые разрабатываются в кабинетах президентско‑правительственной власти. На верхних этажах правящей бюрократии такая система всех устраивает, особенно когда имеется возможность щедро финансировать такой квазидемократический порядок, формально соблюдающий основные процедуры функционирования классических демократий.

Если с точки зрения политики можно говорить о «мягком авторитаризме» действующего политического режима, то в области социальной политики речь идет, скорее всего, о «жестком авторитаризме», равно как и о степени реальных политических свобод. Но о последних общество тревожится в меньшей мере, чем о своих реальных жизненных, материальных условиях, поскольку именно они определяют в конечном счете отношение общества к политическим свободам. Избыточное неравенство – сильнейший блокиратор общественно‑политической активности граждан, медленно, но неуклонно ведущий страну к авторитаризму – в «мягкой», а затем – в «жесткой» формах; собственно, эти обозначения одного явления – диктатуры (в «мягкой» или «жесткой» разновидностях).