Неопозитивизм

Неопозитивизм в виде логического позитивизма[6] возникает и развивается в рамках руководимого Морицем Шликом (1882–1836) «Венского кружка» (1922 г.), в который входили Рудольф Карнап (1891–1970), Отто Нейрат (1882–1945). Большую роль в становлении неопозитивизма сыграли работы Людвига Витгешнтейна (1889–1951), английских философов Бертрана Рассела (1872–1970) и Альфреда Айера (1910–1989), а также представителей Львовско-варшавской школы, польских философов Альфреда Тарского (1902–1983), Яна Лукасевича (1878–1956) и Казимежа Айдукевича (1890–1963).

Неопозитивизм является одновременно и продолжением, развитием и преодолением эмпириокритицизма. Махизм сосредоточил все свое внимание на первичных элементах мира, ощущениях, вслед за Юмом объявляя их существенным источником нашего знания. Но развитие науки, и прежде всего теоретической физики, показало, что науку нельзя свести к чувственным данным, к восприятиям, и это обстоятельство неопозитивизм учитывает, подчеркивая большую роль гипотез и теории в науке. Кроме того, для неопозитивизма вопрос о том, как мы познаем, не представляет интереса, остается вне поля рассмотрения. Предметом философии, с точки зрения неопозитивизма, является сама наука, ее язык. Задача философии – отделить научное знание от других видов знания, провести линию демаркации, по выражению Поппера, между научным знанием и вненаучным: обыденным, религиозным и, прежде всего, метафизическим.

Все предложения в логическом позитивизме подразделяются на три вида: антинаучные, вненаучные и научные (истинные или ложные). Антинаучные предложения и не являются собственно предложениями, а напоминают их по своей внешней структуре, как, например, «приток реки разговаривает ямбом». К вненаучным предложениям неопозитивисты относят, прежде всего, философские понятия: детерминизм, необходимость, бытие, смысл жизни и т. д. Эти понятия, с точки зрения логического позитивизма, лишены научного смысла, так как они непроверяемые. Эти предложения могут иметь житейский смысл, но к науке они не имеют никакого отношения. Традиционная философия, по мысли неопозитивистов подобна религии. Последняя имеет смысл, поскольку многим верующим религия помогает жить, придает им уверенность, дает надежду и так далее.

Подлинно научными являются предложения, которые проверяются указанием на факт. При этом сам «факт» неопозитивисты отождествляют с научным фактом. «Когда мы будем пользоваться словом «факт», – пишет Р. Карнап, – мы будем понимать его в смысле единичного утверждения [3, с. 42]. Когда речь идет об общих, универсальных утверждениях, какими являются законы, то они могут считаться научными в том случае, если их с помощью логики можно свести к атомарным, протокольным предложениям, которые проверяются указанием на простые, атомарные факты. Атомарные факты – это факты типа: «Сегодня в 12 часов у нас светит солнце». Нам достаточно выглянуть в окно, чтобы убедиться в истинности или ложности данного высказывания. Оно подвергается опытной проверке. Закон Ома для участка цепи можно считать научным высказыванием потому, что с помощью правил логики мы можем привести его к высказыванию типа: «Возьмите кусок медной проволоки такой-то длины и такого-то сечения, пропустите по ней ток такой-то силы и на концах медной проволоки вы зафиксируете такое-то напряжение». Нам остается только проделать этот эксперимент, и мы убедимся в истинности или ложности закона Ома. Принцип, с помощью которого проверяются высказывания на научность, в логическом позитивизме получил название принципа верификации. Таким образом, подлинно научными высказываниями признаются протокольные высказывания, фиксирующие наши атомарные ощущения и восприятия. Теория представляет собой фиксацию, обобщение нашего эмпирического опыта, фиксацию элемента повторяемости нашего опыта и на этой основе предсказуемости будущих событий. Законы науки, собственно, больше ничего и не означают, кроме констатации повторяемости определенных состояний и отношений. «…Все законы основываются на наблюдениях некоторых регулярностей», – пишет Карнап. Их отличие от простых протокольных предложений заключается в том, что они представляют собой высказывания, не просто фиксирующие наши восприятия, а сформированные с помощью индукции.

Но именно здесь логический позитивизм сталкивается с непреодолимыми трудностями. Если наука представляет собой систему протокольных высказываний и сформированных на их основе с помощью индукции законов, то тогда не представляется возможным провести границу между научными и вненаучными, метафизическими высказываниями. Принцип верификации не может нам помочь, поскольку, во-первых, далеко не все законы науки могут быть сведены к протокольным предложениям. Уже К. Поппер справедливо замечает: «В своем стремлении уничтожить метафизику позитивисты (имеются в виду логические позитивисты – А. Л.) вместе с ней уничтожают и естественные науки, так как законы науки точно так же, как и метафизические утверждения, несводимы к элементарным высказываниям о чувственном опыте» [8, с. 57–58]. А, во-вторых, на основе принципа верификации с помощью индукции мы можем сделать только вероятностные выводы, и у нас никогда не будет уверенности в том, что эти высказывания, эти законы есть отражение реальности. Таким образом, и в этой части законы науки мало, в чем отличны от традиционно философских выводов и положений.

Попытку преодолеть трудности, вставшие перед логическими позитивистами, предпринял английский философ Карл Раймунд Поппер, которого некоторые наши историки философии относят к логическим позитивистам, а некоторые – к постпозитивистам. Но несомненно одно – философские взгляды Поппера относятся к неопозитивистскому направлению.

К. Поппер, как и логические позитивисты, ставит перед собой задачу отграничить научное знание от других видов знания, провести демаркацию предоставленного знания. «Проблему нахождения критерия, который дал бы нам в руки средства для выявления различия между эмпирическими науками, с одной стороны, и математикой, логикой и «метафизическими» системами – с другой, я называю проблемой демаркации», – писал Поппер [8, с. 55]. Но, в отличие от последних, Поппер не считает возможным провести демаркацию с помощью принципа верификации. Во-первых, как считает Поппер, подтверждающие примеры можно найти для любой теории, о чем в свое время говорил еще Ф. Бэкон, а во-вторых, индукция вообще не в состоянии дать общий вывод. «Индукция, то есть вывод, опирающийся на множество наблюдений, представляет собой миф» [8, с. 271]. В качестве принципа, способного осуществить демаркацию научных высказываний, Поппер выдвигает принцип фальсификации. Научным считается высказывание, или теория, если хотя бы мысленно можно представить условия, при которых теория может быть опровергнута. Если теория ни при каких условиях не может быть опровергнута, то ее нельзя считать научной. С помощью принципа фальсификации Поппер констатирует тот простой факт, что любое научное высказывание является таковым только в том случае, если оговорены условия, при которых оно работает и, следовательно, за пределами которых оно не работает. Утверждение «вода кипит при ста градусах» является научным потому, что оно оговорено условием: при нормальном атмосферном давлении. Если это условие отсутствует (например, когда мы будем кипятить воду высоко в горах), то вода будет кипеть при другой температуре. Чем более жестко оговорены условия действия той или иной научной теории, а следовательно, и определены условия, при которых она не работает, тем более научной она является. «Метафизические» высказывания не являются научными, потому что для них не существует условий, при которых они не работают. На каждое опровержение могут быть приведены доводы, расширяющие условия действия теории. Развитие науки, по мысли Поппера, представляет собой выдвижение гипотез, обоснование теорий и их опровержение, фальсификацию, в результате чего выдвигаются новые гипотезы и теории.

Хотя К. Поппер в своих исследованиях основное внимание уделяет проблеме демаркации и логическому анализу естественнонаучного знания, это не означает, что он не обращается к анализу общественно-научного знания. Одно из самых известных произведений К. Поппера «Открытое общество и его враги» посвящено анализу социологических концепций Платона, Гегеля и Маркса, которые, по мысли Поппера, способствовали возникновению тоталитаризма, нацизма и коммунизма. Поппер называет историцизмом взгляд, согласно которому развитие общества подчинено объективным законам и мы, познав эти законы, можем предвидеть глобальный путь развития общества на историческую перспективу. Такой подход к обществу не просто антинаучен, такой метод не просто ложен, он подрывает веру людей в собственные силы при борьбе за демократию. «…Безапелляционные исторические пророчества целиком находятся за пределами научного метода, - заявляет Поппер. – Будущее зависит от нас, и над нами не довлеет никакая историческая необходимость» [9, с. 31]. Нельзя смешивать научное предсказание и историческое пророчество. Первое связано с «социальной инженерией частных решений» или «технологией постепенных социальных преобразований», а второе – с «утопической социальной инженерией». Метод «социальной инженерии» способствует развитию практической активности людей для совершенствования условий своего существования, ответственности за свои действия, развитию демократизации, в то время как социальный утопизм, историцизм ведут к противоположным результатам. «…Мне кажется, – пишет Поппер, – что историцистская метафизика освобождает человека от груза ответственности. Если вы убеждены, что некоторые события обязательно произойдут, что бы вы ни предпринимали против этого, то вы можете со спокойной совестью отказаться от борьбы с этими событиями» [8, с. 34]. Поэтому Поппер, хотя и признает большой вклад Маркса в развитие наших представлений об обществе, считает марксистскую концепцию исторического развития в целом ложной теорией.

Говоря о неопозитивистской трактовке науки, нельзя не сказать о принципе конвенционализма, который, по мнению всех неопозитивистов, лежит в основе науки. Содержание принципа конвенционализма заключается в том, что с точки зрения неопозитивизма научные понятия и теории представляют собой не отражение процессов объективного мира, а плод соглашения ученых. При заключении этого соглашения ученые могут руководствоваться различными доводами: соображениями простоты, «экономии мышления», непротиворечивости, произвольного соглашения, удобствами в описании опыта и т. п. Другими словами, вопрос о том, что отражают научные концепции, теории, вообще выносится за рамки науки и философии, он не имеет смысла. Наиболее полно этот принцип нашел свое выражение в работах американского историка и философа науки Томаса Куна (1929–1996), и особенно в его книге «Структура научных революций» (1962).

В этой работе Кун поставил перед собой задачу создать новую концепцию развития науки. По мысли Куна, представление о развитии науки как кумулятивном процессе, когда каждое новое поколение ученых, каждый ученый (разумеется, хороший ученый) вносит свой вклад в развитие науки и, таким образом научное знание постоянно прирастает, не отвечает действительному положению дел. В развитии науки Кун выделяет несколько периодов: допарадигмальный период, утверждение парадигмы и период нормальной науки, период кризиса и период революции.

Допарадигмальный и, по существу, донаучный период характеризуется тем, что в той или иной области знания существует несколько концепций, никак не связанных между собой, по-разному объясняющих одну и ту же группу явлений. Такое положение дел существует до тех пор, пока не появляется научный труд, который признается большинством, работающим в этой области знания, как теория и метод решения проблем, то есть эта концепция становится парадигмой. Вводя термин «парадигма», Т. Кун писал: «Я имел в виду, что некоторые общепринятые примеры фактической практики научных исследований – примеры, которые включают закон, теорию, их практическое применение и необходимое оборудование, - все в совокупности дает нам модели, из которых возникают конкретные традиции научного исследования» [4, с. 27–28]. Чтобы стать парадигмой, научное исследование должно быть, во-первых, беспрецедентным и отбить охоту у всякого выдвигать конкурирующую концепцию и, во-вторых, быть достаточно открытым, чтобы давать возможность новому поколению ученых находить в его рамках новые проблемы для себя. Такими исследованиями были физика Аристотеля, геоцентрическая система Птолемея, механика и оптика Ньютона, кислородная теория Лавуазье, теория относительности Эйнштейна и т. д. Ученые, разделяющие ту или иную парадигму, составляют научное сообщество.

Утверждение парадигмы и возникновение научного сообщества, по мысли Куна, означает переход к периоду нормальной науки. «…Термин «нормальная наука», означает исследование, прочно опирающееся на одно или несколько прошлых научных достижений – достижений, которые в течение некоторого времени признаются определенным научным сообществом как основа для развития его дальнейшей практической деятельности» [4, с. 27]. Особенностью нормальной науки является то, что в этот период ученые работают в рамках парадигмы, расширяя область ее применения, уточняя проблемы, решают головоломки. Никто не ставит перед собой задачу открыть что-то новое, никто не стремится выйти за рамки парадигмы. Более того, если ученые в процессе исследования сталкиваются с аномалиями, то есть с фактами, не вписывающимися в данную парадигму, они пытаются расширить рамки применения парадигмы, а если это не удается, то аномальные факты просто отбрасываются. И только по мере того, как накапливаются аномалии, их становится невозможно игнорировать, тогда возникает кризис в развитии науки, кризис парадигмы. «…Кризис расшатывает стереотипы научного исследования и в то же время увеличивает количество данных, необходимых для фундаментального изменения в парадигме» [4, с. 121]. Перед членами научного сообщества в период кризиса встает задача изменения парадигмы, наступает период революции. Процесс этот чрезвычайно болезненный. «…Даже тогда, когда… появляется на свет новый кандидат в парадигму, ученые будут сопротивляться его принятию, пока не будут убеждены, что удовлетворены два наиболее важных условия. Во-первых, новый кандидат должен, по-видимому, решать какую-то спорную и в целом осознанную проблему, которая не может быть решена никаким другим способом. Во-вторых, новая парадигма должна обещать сохранение в значительной мере реальной способности решения проблем, которые накопились в науке благодаря предшествующим парадигмам» [4, с. 123]. При этом новая парадигма не обязательно является прогрессом в развитии науки.

Вообще относительно прогресса в развитии науки, по мысли Т.Куна, необходимо быть очень осторожным. Не вызывает никакого сомнения прогресс в совершенствовании методов исследования, инструментария, техники. В этой области прогресс в развитии науки очевиден и наука может служить примером и даже определенным критерием вообще общественного прогресса. Но если речь идет о прогрессе в вопросе соответствия теории объективной реальности в самой природе, то здесь дело обстоит совершенно по-иному. Кун считает, что в данном случае говорить о прогрессе некорректно. «…Представления о соответствии между онтологией теории и ее «реальным» подобием в самой природе кажутся мне теперь в принципе иллюзорными», – пишет Кун [4, с. 260].

Таким образом, можно сделать вывод, что любая научная теория включает в себя момент соглашения научного сообщества на предмет ее истинности и ее способность выполнять роль парадигмы объясняется во многом ее возможностью трактовать и предвидеть факты, что в значительной мере сближает взгляды Куна в этой области с позицией прагматизма.