Философия жизни и общественные науки

Философия жизни оказала существенное влияние на общественные науки о духе. Правда, здесь мы имеем дело не столько с философией самого Ницше, сколько с учениями его последователей, прежде всего Вильгельма Дильтея и Освальда Шпенглера. Первому принадлежит заслуга создания метода познания исторических явлений, а второму – создание оригинальной концепции исторического процесса, положившей начало целому направлению, культурологическому, в социальной философии.

Дильтей не был первым, кто выделил науки о природе и науки о духе. Уже неокантианцы, прежде всего Генрих Риккерт, разделяют естественные и общественные науки. Риккерт разделяет их по методу познания: науки о природе пользуются «генерализирующим» методом, пытаются найти общие закономерности природы, а исторические науки – «индивидуализирующим» методом, описывают, изображают бывшие события, индивидуальные по своей сути.

Дильтей исходит из другой методологической посылки – из философии жизни. В центре внимания наук о духе должна стоять жизнь, как непосредственно данное нам в переживании, как чувство, опыт, действие, мысль. Целостность и динамику жизни разум с его стремлением к анализу, определенности, дефинициям постичь не в состоянии. Жизнь может быть постигнута только с помощью интуиции, которая у Дильтея, в отличие от Декарта, противоположна разуму. По мысли Дильтея, методом наук о духе должно быть непосредственное переживание исторических событий и их истолкование. «Человечество, постигнутое в восприятии и (разумном) познании, было бы для нас физическим фактом и как таковое было бы доступно только естественнонаучному познанию. Как предмет наук о духе, оно существует лишь постольку, поскольку человеческие состояния переживаются и поскольку оно находит выражение в жизненных откровениях, а эти выражения понимаются» [6, с. 134–135]. Историк должен пережить историческое событие и дать его истолкование как момента жизни. Данное методологическое положение имеет очень важное значение для познания исторического процесса.

К историческому процессу можно подходить с двух позиций, исходя из двух методологических принципов. Один был в окончательном виде сформирован Гегелем и затем взят на вооружение марксизмом. Он звучит так: «Сова Минервы вылетает в полночь». Это означает, что историческое явление, событие может быть правильно понято тогда, когда оно достигло высшей точки своего развития, полного расцвета. Прошлое может быть понято только из настоящего, и правильная оценка исторического события (а любое общественное событие имеет ценностную окраску) возможна только исходя из зрелого состояния общества. Казалось бы, все верно. Но в этом подходе заложен большой методологический минус. Дело в том, что не только смена общественного строя, но даже смена политической власти, как правило, ведет к смене идеологии, смене системы ценностей, а отсюда и смене исторических приоритетов, оценок исторических событий. Именно потому историческую науку нередко характеризуют как девицу легкого поведения, меняющую свое видение исторических процессов под воздействием или по прямому требованию власти. Постсоветское пространство дает нам яркий пример исторической переоценки ценностей. Если сравнить сегодняшнюю историю любого постсоветского государства с его же историей советского периода, то мы увидим существенные различия в оценке исторических событий, нередко доходящие до противоположности.

Методология Дильтея призвана была, если не устранить этот недостаток (а совершенно устранить его вряд ли можно), то хотя бы смягчить его. Историк должен при трактовке исторических событий исходить, прежде всего, из тех интересов, мотивов, из той системы ценностей, которой руководствовались субъекты исторических событий, а не накладывать на историю современные ему стандарты.

Другим видным последователем философии жизни был Освальд Шпенглер. Его книга «Закат Европы», опубликованная сразу после первой мировой войны в 1918 году, имела огромный успех. Шпенглер тоже исходит из того, что мир природы и мир общественной жизни – это принципиально разные миры, требующие различного подхода к своему познанию. При познании общественной жизни необходимо исходить из хронологии и идеи судьбы. История есть история возникновения, развития и гибели культур. В основе каждой культуры лежит душа, требующая своего осуществления, проявлением чего и является жизнь. Мир же есть результат осуществления, итог жизни. Каждая культура рождается, достигает своего расцвета и умирает. Это и есть судьба.

Господствующая в западноевропейской исторической науке схема «Древний мир – Средние века – Новое время» является скудной и бессмысленной. Она является выражением европоцентризма исторической науки и не отражает всего богатства истории. Ведь наряду с Античностью и западной культурой существовали и существуют культуры Индии, Вавилона, Китая, Египта, арабская, мексиканская, майя и т. д. Все они своеобразны и некоторые даже выше античной. Шпенглер так характеризует суть своего «Коперниканского» открытия во взглядах на исторический процесс: «Вместо безрадостной линеарной всемирной истории, поддерживать которую можно лишь закрывая глаза на подавляющую груду фактов, я вижу настоящий спектакль множества мощных культур, с первозданной силой расцветающих из лона материнского ландшафта, к которому каждая из них строго привязана всем ходом своего существования» [8, с. 151]. Общее у этих культур только этапы их развития: весна – лето – осень – зима или в искусствах и политике: глубокая древность – культура – цивилизация. Общность означает не повторяемость, а аналогичность событий, процессов, эпох.

Культурологическая концепция исторического процесса получила дальнейшее развитие в ХХ веке в трудах английского историка и социолога Арнольда Тойнби (1889–1975) и американского социолога российского происхождения Питирима Сорокина (1889–1968). Ценность этих концепций заключается в том, что они акцентируют внимание исторической науки на индивидуальных особенностях событий и процессов различных стран и культур. Но в этом же заключается и их недостаток, особенно в наш век – век глобализационных процессов, когда происходит взаимовлияние и взаимообогащение культур.

Література

1 Ницше, Ф. Воля к власти: опыт переоценки всех ценностей / Фридрих Ницше. – М.: REFL-book, 1994. – 324 с.

2 Ницше, Ф. Сочинения: в 2 т. / Фридрих Ницше. – М.: Мысль, 1990. – Т. 1. – 832 с.

3 Ницше, Ф. Сочинения: в 2 т. / Фридрих Ницше. – М.: Мысль, 1990. – Т. 2. – 830 с.

4 Скирбекк, Г., Гилье, Н. История философии / Скирбекк Г., Гилье Н. – М.: Владос, 2001. – 800 с.

5 Словарь иностранных слов. – М.: ГИС, 1954. – 856 с.

6 Современная буржуазная философия. – М.: МГУ, 1972. – 651 с.

7 Камю, А. Бунтующий человек. Философия. Политика. Искусство / Альбер Камю. – М.: Политиздат, 1990. – 416 с.

8 Шпенглер, О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. 1. Гештальт и действительность / Освальд Шпенглер; пер.с нем., вступ. ст. и примеч. К. А. Свасьяна. – М.: Мысль, 1993. – 668 с.

1.9 Философия «психоанализа»

1.9.1 Является ли психоанализ философской концепцией?

Основателем психоанализа является Зигмунд Фрейд (1856–1939) – австрийский невропатолог, психиатр и психолог. Понятие «психоанализ» употребляется сегодня в двух смыслах, имеет двойное содержание: во-первых, под ним подразумевается специальный психотерапевтический метод лечения психических заболеваний; во-вторых, это комплекс теорий и гипотез, объясняющих роль бессознательного в жизни человека, мотивации его поведения и деятельности, специфически трактующих функционирование и развитие человеческого общества. Некоторые исследователи, правда, предлагают во втором значении использовать термин «фрейдизм», оставив за психоанализом лишь первое значение, но в большинстве работ сегодня термин «психоанализ» употребляется в двух смыслах.

Есть и другой подход к данному понятию, разделяемый некоторыми врачами-психоаналитиками. Они считают психоанализ чисто научной теорией, не имеющей никакого отношения к социально-философским концепциям, отрицают его философский статус. Однако данная точка зрения безосновательна и касается только первого этапа становления психоаналитической концепции. В своём дальнейшем развитии психоанализ далеко вышел за рамки медицинской концепции, за рамки метода лечения психических расстройств, распространил свои принципы на понимание природы человека и общества. И потому мы вправе рассматривать его как определенную социально-философскую концепцию.

Конечно, если понимать философию в классическом смысле слова, как она трактовалась от Аристотеля до Гегеля, то психоанализ не может

Проблема человека, как известно, всегда стояла в центре внимания философии. Правда, в разные периоды на первый план выходили разные аспекты этой проблемы. В XIX веке одним из главных аспектов этой проблемы, стоящих в центре философских исследований, является соотношение биологического и социального в человеке. Вклад Маркса и Фрейда в разработку этой проблемы, несомненно, является наиболее значительным. У Маркса именно труд, производственная деятельность, лежит в основе социогенеза, делает человека человеком, является определяющей характеристикой человеческого бытия. А поскольку труд по своей природе выступает как общественное явление, то сущность человека «в своей действительности… есть совокупность всех общественных отношений» Конечно, Маркс не отрицает природных, биологических факторов человека. Человек с его точки зрения, является непосредственно живым природным существом, он наделен природными силами эти силы существуют в нем в виде задатков и способностей. Но для Маркса природное выступает предпосылкой человека. Природа как бы подготавливает человека как родовое существо, наделяя его предка такими способностями, которые обеспечивают ему переход в новое качество, но уже не в природных, а в общественных условиях. Природа продолжает свою работу и над каждым отдельным индивидом, наделяя его определенными задатками. Но человеком человек становится только в обществе и благодаря обществу.

По-иному к проблеме человека подходит З. Фрейд. Он не отрицает роли социальных факторов, культуры в жизни человека. Более того, он согласен, что культура – качественный признак человеческого бытия. Но главные факторы социогенеза, главные пружины человеческой деятельности, по его мнению, следует видеть в биологических, прежде всего психологических структурах человека.