Глава 9. Порт‑Вариус оказался очень большим городом

Порт‑Вариус оказался очень большим городом. Во всем архипелаге Кромаку крупнее только Сарро – столица Юберии, и Махмад – столица Эспелдакаша.

– Возможно, еще и Гань Шуань, – заметила Стефания, разглядывая приближающуюся пристань.

– А это что еще за штука с китайским названием?

– Столица змеелюдей. Полуподводный город.

– Полуподводный? Это как?

– Там очень мелко. Крыши зданий торчат из воды.

– Похуже рифовых отмелей, должно быть… – задумчиво пробормотал Фабьев, щелкая по хриспандровой иголке, висящей над штурвалом.

– Можешь не сомневаться.

Фабьев умудренно кивнул. Он уже довольно долго разглядывал панораму Порт‑Вариуса, пытаясь сообразить – что же это ему напоминает? А потом понял – Сингапур. За сорок лет, что старый штурман прослужил на торговом судне, он трижды бывал в этом южноазиатском порту. И сейчас видел перед собой почти то же самое.

Нет, не в архитектурном смысле. Здания Порт‑Вариуса ничуть не похожи на сингапурские. Да и туземцы не имеют ничего общего с азиатами.

Эти города роднит совсем другое – атмосфера. Неуловимый дух, витающий в воздухе. Огромное количество разношерстного народа со всех концов света. Постоянная суматоха и бедлам. Десятки языков и наречий, сливающиеся в один неразборчивый гомон. Толпы, толпы народу, куда ни глянь.

И корабли. Как город Порт‑Вариус уступает столицам крупнейших государств Кромаку. Но как порт – не уступит никому. В огромной гавани – тысячи судов самого разного вида. От крошечных рыбацких джонок до исполинских крейсеров Эспелдакаша.

Впрочем, надо заметить, что исполинскими они являются только по местным меркам. Пятьдесят‑шестьдесят метров в длину. Туземцам, до сих пор плавающим на гребных судах, подобное действительно кажется внушительным. Но экипаж «Чайки», видавший земные линкоры и авианосцы, остался не слишком впечатлен. Хотя любопытство все же проявил.

– Крейсера? – удивился Колобков, только что спросивший у Стефании, как называются эти здоровенные бандуры. – Путаешь, Фанька. Крейсер – он же железный, с пушками. Как крейсер «Аврора». Откуда у этих папуасов крейсера?

– Пап, ты сам путаешь, – не преминула блеснуть эрудицией Света. – Крейсер – это такой большой быстроходный корабль на военной службе, который крейсирует – осуществляет охрану или разведку. А из железа он или из дерева – это неважно. Крейсера уже в шестнадцатом веке были.

– Ух, Светка, до чего ж ты у меня умная! – умилился Колобков. – Ну вся в меня!

Стоящие рядом Вадик и Гешка ревниво засопели. Они привыкли считать, что это они все в отца. Особенно внешне – точно такие же плотные, коренастые.

Швартовка прошла без сучка без задоринки. Никаких бюрократических сложностей, как в Юберии. «Чайка» подошла к свободному причалу, Гена швырнул какому‑то докеру швартовный трос. Тот сноровисто закрутил его вокруг кнехта и осклабился, ловя монету огромной ладонью.

Сразу видно, что понятие «местное население» для Порт‑Вариуса – что‑то отвлеченное. В этом городе нет собственного народа или племени. Есть жуткая каша, разносортица рас и национальностей. Порт кишмя кишит корабельщиками со всех концов архипелага.

Правда, все – черные. Но все равно очень разные. Высокие, худощавые, узколицые, относительно светлокожие, с волнистыми волосами и тонкими губами – юберийцы. Коренастые, плосколицые, с чуть желтоватой кожей, курчавыми волосами и почти монголоидным разрезом глаз – эспелдаки. Низкорослые, с очень темной кожей, толстыми губами, широким носом и низким лбом – машикавцы, шкерибцы, юту‑файцы, ака‑палитарцы и прочие южане. Массивные, широколицые, с покатым лбом и мощным надбровьем – аборигены с близлежащих островов.

А еще в Порт‑Вариусе множество нелюдей. Особенно часты прямоходящие ящеры, похожие на маленьких игуанодонов о двух головах и с почти человеческими руками. Их страна, которую люди называют Царством Двухголовых, лежит совсем рядом. Всего пятьсот километров к востоку.

Стуча палкой по трапу, Колобков спустился на причал. Приставил ладонь ко лбу и окинул шумящий порт хозяйским взглядом. Задумчиво прищурился и спросил у спускающегося следом Грюнлау:

– Гюнтер, что у нас есть?

– Икра. Шелк. Шерсть. Табак. Пергамент. Немного жемчуг. Немного янтарь.

– Ага. Так, значит… Серега, ком цу мир. Будешь при мне толмачить. Эй, пацанва!.. Пацанва!.. Серега, созывай их, чего стоишь?

Через посредничество Чертанова Колобков в кратчайшие сроки завербовал себе в курьеры дюжину портовых мальчишек. Те внимательно выслушали инструкции и порскнули в разные стороны – доводить до сведения Порт‑Вариуса, что приехал белокожий купец из дальних краев.

Довольно быстро начали подтягиваться заинтересованные лица. Прежде всего – мелкие перекупщики, именуемые здесь «комарами». Привыкшие иметь дело с пиратами, они налетают на всякий корабль жужжащим роем, скупая содержимое трюмов за бесценок. Наживаются на тех, кто торопится скинуть добычу побыстрее и убраться.

Однако этих Колобков и Грюнлау спровадили, как только услышали предложенные цены. Гроши, сущие гроши. Вчетверо, а то и впятеро меньше себестоимости – просто курам на смех.

Серьезные клиенты появились немного позже. Теперь в воздухе зазвучали уже правильные цены. Юберийские шелка и табак пользуются в Порт‑Вариусе хорошим спросом. Двухголовые выложили приличные деньги за икру. Пергамент удалось пристроить соседу‑купцу, направляющемуся в Ваннвайг.

Еще не разгрузив трюм полностью, Колобков принялся вновь его нагружать. Порт‑Вариус – просто кладезь различных товаров со всего света. Правда, и цены здесь повыше, чем в других местах – будучи городом‑перекрестком, Порт‑Вариус почти ничего не производит сам. Все привозное.

Однако несколько исключений из этого правила есть. Например, «самозатачивающиеся» ножи. Довольно простой принцип – на стальную полосу с обеих сторон навариваются полосы из мягкого железа. При работе они стачиваются, а более твердая сталь играет роль режущего компонента. Ничего особенного, но во всем архипелаге производить такие умеют только в Порт‑Вариусе. Соответственно, на других островах изделие пользуется неослабевающим спросом.

Колобков, конечно же, не упустил возможности взять партию. Хотя и не очень большую. Дальнейший маршрут проходит мимо Истании в Малый Кхагхост – а ни там, ни там нет крупного рынка сбыта. «Самозатачивающиеся» ножи стоят немалых денег – истанийцы и хумахи не сделают крупной кассы. Да и риск всегда присутствует – что если в порту окажется другой купец, привезший точно такие же ножи? Не годится складывать все яйца в одну корзину.

– Как, говоришь, это называется? – спросил Колобков, наливая в рюмку темно‑сиреневую жидкость.

Чертанов перевел вопрос.

– Кашинг, – прозвучал гортанный выговор Двухголового.

Все зачарованно уставились на два его зоба. Эти удивительные рептилии издают звуки не ртом, как люди, а узкими горловыми прорезями. В такт речи пурпурные мешки‑зобы раздуваются и опадают, играя роль мехов. Время от времени головы поворачиваются друг к другу и тихонько пофыркивают, словно что‑то молча обсуждая.

Произнеся короткое слово, купец‑ящер смолк. Колобков нетерпеливо покосился на Чертанова. Тот ответил непонимающим взглядом.

– Серега, ну ты чего? Переводи! – не выдержал Колобков.

– А что переводить? Он сказал, что это кашинг.

– Это я понял. Кашинг. Дальше что? Что это за кашинг такой?

– В русском языке такого слова нет.

– Кашинг – это напиток, – снова принялся раздувать зобы Двухголовый. Он понял, что белокожие чужаки в недоумении, и вмешался. – У людей есть похожий напиток. Люди называют свой напиток вином. Вино – это не кашинг, но похоже на кашинг. Люди пьют вино. Двухголовые пьют кашинг. Люди тоже могут пить кашинг. Людям нравится кашинг. Нравится больше, чем вино. Люди становятся веселыми, когда пьют много кашинга. Люди покупают кашинг у Двухголовых и радуются.

Чертанов кропотливо все перевел, и Колобков удовлетворенно кивнул.

– Так бы и сказал, что местная бормотуха, – хмыкнул он, осторожно нюхая рюмку. – Ниггерам, говоришь, нравится?.. Ладно, мы не гордые, мы тоже отведаем.

Отхлебнув, Колобков, выпучил глаза, крякнул и прохрипел:

– Эх, тяжело ты, бремя белого человека…

– Что, так плохо? – посочувствовал Чертанов.

– …но иногда бывают настоящие праздники! – закончил фразу Колобков, торопливо наливая еще. – Гюнтер, тебе налить? Нектар, чесслово!

– Нет, Петер, на работе я не пить, – отвел рюмку в сторону немец. – После работа – с большим удовольствием.

– Да, работы – пипец просто, – согласился Колобков, глядя на суетящихся у яхты грузчиков. – Мне нужен помощник.

– Петр Иваныч, так у вас же есть помощник – я, – напомнил Чертанов.

Колобков окинул своего сисадмина‑переводчика долгим взглядом. А потом вздохнул и произнес:

– Уточняю свое высказывание. Мне нужен хороший помощник.

Взяв у Двухголового большую партию кашинга – не столько для перепродажи, сколько для внутреннего употребления – Колобков и Грюнлау продолжили делать бизнес. Причем Грюнлау не переставал сожалеть, что у них так мало сведений об этом мире, о государствах, о потребностях их жителей. Трудно даже представить, насколько важна для торговца информация.

А вот Колобков этим не грузился. Привык работать по наитию. Так гораздо интереснее.

– Это что еще за головожоп такой? – осведомился он, рассматривая товар в ящике.

– Это осьминог. Местная разновидность.

– А‑а… а он вкусный?

– Говорят, вкусный.

– Ладно, возьмем ящичек. Пущай Зинка мне его в маринаде потушит.

Параллельно с торговыми разговорами шли и другие – о все той же злосчастной «Кристурице». В Наранно ее отыскать не удалось. Однако и в Порт‑Вариусе следов не обнаружилось. Портовые завсегдатаи хорошо помнили длинный черный корабль, похожий на барракуду с парусами… но ничем не смогли помочь.

– Тур Ганикт не посещал Порт‑Вариус уже больше центума, – степенно произнес чернокожий лоцман, попыхивая пеньковой трубочкой. – Последний раз он заходил сюда по возвращении из архипелага Древнего Егра. Привез тамошних сластей и безделушек – да детям в порту и роздал. Дня три, слыхано было, в таверне кутил со всей командой. Всем наливали, сколько в пузо вместится.

– А потом? Куда он поплыл потом?

– А кто ж его знает? Пират – он и есть пират. Где его искать, окромя как на вольной волне? Слыхано было, что на запад двинул – не иначе, в Юберию. У Ганикта в Юберии, слыхано было, знакомцы есть.

– Это мы знаем, мы с его знакомцами уже встречались. Только в Юберии его тоже уже давно не было.

– Ну так что ж?.. Значит, так уж оно вам суждено, – пожал плечами лоцман, вразвалочку удаляясь от «Чайки».

Чертанов резко выдохнул. Треклятая башня полоумных мудрецов продолжает ускользать. Единственный путь домой плавает где‑то в океане вместе с чертовым пиратом.

– Вы ищете корабль «Кристурица»? – послышался гортанный выговор.

Чертанов повернул голову, уже зная, кого увидит перед собой. Еще один Двухголовый. Правда, на этот раз не купец. Портовая голытьба – чешуя тусклая, потрепанная, местами облупилась. Двухголовые не носят одежды, но очень заботятся о чешуе – смазывают ее маслами для хорошего блеска, наносят яркие узоры. К тому же обычно они носят сандалии, а этот бос. Значит, с деньгами у него совсем туго.

– Да, мы ищем «Кристурицу», – неохотно ответил Чертанов, ища глазами отошедшего в сторону Колобкова.

К таким вот оборванцам следует относиться с подозрением. В Наранно предприимчивые бомжи буквально осаждали «Чайку», спеша продать информацию о Тур Ганикте. Рассказали столько, что если все записать – пухлый том получится.

Однако большая часть выслушанного оказалась просто выдумкой. Пустыми байками, сочиненными на скорую руку, дабы заполучить пару медных монет.

– Я знаю о «Кристурице», – раздулись зобы Двухголового. – Видел ее. Видел людей, которые на ней плавают. Видел человека, которого они высадили в Порт‑Вариусе.

Чертанов, уже собиравшийся спровадить бомжеватого ящера, встрепенулся. Торопливо перевел его слова подошедшему шефу. Колобков хмыкнул и велел вести переговоры дальше.

– Человека, говоришь? – переспросил Чертанов. – Какого человека?

– Человека с белой кожей. Такой кожей, как у вас. Для Двухголовых все люди очень похожи, но людей с белой кожей здесь мало. Он сошел с корабля ночью, давно. Никто не видел этого. Только я видел. Теперь он живет в Порт‑Вариусе. Долго живет. Никто не знает, что когда‑то он плавал на «Кристурице». Только я знаю.

– Как его зовут?

– Я не знаю этого.

– Где он живет?

– Я не знаю этого. Но я могу передать ему, что вы хотите говорить с ним.

– Как же ты это передашь, если не знашь, где он живет?

– Я знаю одного Двухголового, который служит в доме у того человека. Этот Двухголовый каждый день приходит на рынок. Он покупает там еду. Я могу передать ему послание от вас.

Чертанов перевел. Колобков задумался. Неизвестно, кто этот загадочный человек с «Кристурицы». Уволенный или добровольно списавшийся на берег матрос? Пассажир, которого Тур Ганикт подбросил до Порт‑Вариуса? Агент, оставленный для какой‑то неизвестной цели?

Судя по тому, что у него есть слуга, он как минимум не беден. Но больше пока ничего сказать нельзя.

– Ладно, – принял решение Колобков. – Серега, скажи ему, чтобы устроил нам встречу с этим типом.

Двухголовый выслушал перевод и молча уставился на Чертанова обеими парами глаз.

– Что‑то еще? – спросил тот.

– Я хочу получить деньги за работу, – без обиняков заявил Двухголовый. – Я голоден. Я помогу вам, а вы дадите мне денег.

– Серега, скажи, что он получит десять золотых бусин, если все сделает нормально, – взмахнул пухлым пальцем Колобков. – Кинет меня – ни хрена не получит.

Чертанов добросовестно перевел. Двухголовый уставился на моцарены в ладони Колобкова. Горловые мешки раздулись и тут же снова опали. Пальцы с крохотными коготками переплелись, легонько постукивая друг о друга. Головы повернулись друг к другу и тихонько фыркнули, выпуская пар из ноздрей.

Может показаться, что сейчас Двухголовый ведет спор с самим собой. Но это не так. Несмотря на наличие двух голов, сознание у него всего одно. Просто два мозга соединены канатиком из переплетенных нервов и выполняют примерно те же функции, что левое и правое полушарие у человека. Лишенный одной из голов, Двухголовый не умрет, но превратится в слюнявого идиота.

А поскольку расположены мозги на ощутимом удалении друг от друга, думают Двухголовые несколько медленнее людей. Зато у них есть другое преимущество – они способны одновременно обрабатывать две разных мысли.

– Я согласен, – произнес Двухголовый, чвакая горловыми прорезями. – Сейчас я пойду и передам слуге того человека, что вы хотите с ним говорить. Мне передать что‑нибудь еще?

– Передай, что мы хорошо забашляем, если этот кекс даст наводку на Тур Ганикта, – заявил Колобков. – Только лишнего языком не трепи.

Двухголовый колыхнул гибкими шеями и быстро‑быстро побежал к выходу из порта. Если в неподвижном положении он стоял прямо, опираясь на хвост, то в движении – сильно наклонился вперед, вытянув хвост параллельно земле.

Может показаться, что Двухголовые всегда очень торопятся – никогда не ходят, только бегают. Но это оттого, что они просто не умеют двигаться шагом. Если скорость падает ниже критической точки, Двухголовый теряет равновесие.

– Петрович, геть за ним, – тихо скомандовал здоровенному беркуту Колобков. – Тихохонько проведи воздушную разведку – глянь, чего и как. Если чего нехорошее углядишь – предупреди нас. Если потенциальный барабан смыться надумает – проследи, куда намылится. Потом доложишь.

– Установку принял, Иваныч, – хрипло ответил судовой механик. – Но ты это…

– С меня бутылка, не сомневайся.

– Тогда я пошел.

Угрюмченко взмахнул огромными крыльями, медленно поднимаясь в воздух. Орлиный взор живо углядел в толпе Двухголового с облупившейся чешуей. Не теряя зря времени, механик устремился в небеса.

– Из‑за ооооострова на стрееееежень, на простооооор речной волныыыы выплывааают расписные Стеньки Раааааазина челны!.. Гюнтер, подпевай!

– На перет!.. нем Стенка Расин опняфшиииииис ситит с кнашной!.. – присоединился хриплый фальцет.

Почему‑то при пении русских песен акцент Грюнлау заметно усиливается. Вероятно, из‑за алкоголя. На трезвую голову Грюнлау русских песен обычно не поет. Да и вообще никаких не поет, если уж на то пошло. Но приняв на грудь несколько кружек доброго немецкого пива или, как сейчас, бутылочку кашинга…

Зелье Двухголовых оказалось коварным. Поначалу льется в глотку, как сладкий лимонад. Кажется, что можешь пить и пить, сколько в брюхо влезет. Но уже на третьей рюмке в голове становится удивительно легко, мысли путаются, а ноги не слушаются. Верой и правдой продолжает служить только язык.

Вот и Колобков с Грюнлау, распив одну‑единственную бутылку, уселись на песочке в обнимку и принялись горланить старую песню. Время от времени Грюнлау пускал скупую мужскую слезу – жалко бедную персиянку. Он даже начал объяснять Колобкову, как нехорошо поступил этот русский викинг Степан.

Правда, объяснял он по‑немецки, поэтому Колобков ничего не понял.

Неподалеку от причалов Порт‑Вариуса обнаружился превосходный песчаный пляж. Мелко, вода теплая, прозрачная. Туда‑сюда снуют разноцветные тропические рыбки. Великолепнейшее место для купания – и ни одного человека. Местные жители не имеют привычки отдыхать на пляже. Если плавают – то только по необходимости, а не ради удовольствия.

Именно здесь Колобков и решил устроиться на отдых с пивом и шашлыками. Вместо пива – сладковатый напиток Двухголовых, а шашлыки – из ящериного мяса… но в остальном все так же, как дома.

– Надо было акваланги прихватить, – задумчиво произнес Колобков, доставая из переносного холодильника бутылку кашинга. – Ну что, Гюнтер, еще по одной?

– Das Gleiche bitte noch einmal… – невнятно пробормотал захмелевший немец, протягивая стакан.

Бутылки разбирали быстро. Зинаида Михайловна почти не пригубила, предпочитая лежать на песочке, потягивая лимонад. Зато Фабьев с Чертановым отдали должное новому напитку. Что же до Стефании, то она успела опустошить уже четыре бутылки.

Гена с Валерой участвовать в пикнике отказались. Служебный долг превыше всего. Валера сейчас стережет оставленную у причала «Чайку», а Гена высится невозмутимой башней рядом с шефом. Охраняет покой отдыхающих.

Зато Колобковы‑младшие отрываются по полной. Вадик с Гешкой бултыхаются в воде, словно пара шумных тюленей. Света нашла в запасах Угрюмченко удочку и устроилась на рыбную ловлю. А Оля купает Рикардо – гигантский хомяк улегся на мелководье и довольно похрюкивает, как бегемот. Хозяйка вооружилась щеткой на длинной ручке и старательно чистит ручного зверя.

Не хватает только пассажира‑безбилетника. Лайан Кграшан бесследно испарился, едва только «Чайка» встала на якорь. Впрочем, все уже привыкли, что хумах всегда неожиданно исчезает. А потом так же неожиданно появляется.

Зато мудрецы явились на пляж в полном составе. И даже решили искупаться. Каспар залез в воду прямо в одежде, да там и заснул. Бальтазар, напротив, уселся на песке и принялся сверлить воду параноидальным взглядом.

– Она ядовитая, – пробормотал старик. – Она наверняка ядовитая. Ее наверняка отравили мои враги. У меня очень много врагов. Я их пока еще не всех убил.

А вот Мельхиор плещется с веселым визгом, размахивая над головой… Зинаида Михайловна приподнялась на локте, всматриваясь в то, чем он размахивает, и возмущенно завопила:

– Он снял трусы! Этот старый негр опять снял трусы! Петя, сделай что‑нибудь, здесь же дети!

– А‑а?.. – недоуменно моргнул Колобков, старательно работая руками.

Опустошив еще бутылку, он принялся лепить замок из мокрого песка. Все‑таки директор строительной конторы. Возвел стены, несколько башен, нарисовал прутиком двери и окна. Получилось настоящее произведение искусства.

Бормоча что‑то по‑немецки, к приятелю присоединился Грюнлау. А близнецы, вылезшие наконец из воды, начали строить по соседству другой замок. Им взялась помогать старшая сестра – рыбы она так и не поймала.

– Какая прелесть! – умилился собственной работе Колобков, выкапывая вокруг замка ров. – Гляньте, какую я знатную крепостицу отгрохал! Точь‑в‑точь Смольный!

– А у нас тогда Зимний! – отпарировала Светлана.

– Зимний?! – ревниво вскинулся Колобков. – Гюнтер, срочно на штурм Зимнего! Бгоневичок мне! Сгочно бгоневичок!

Оттопырив объемистый зад, Колобков с ловкостью крота вырыл канал от воды до замка отпрысков. Большая волна, набежавшая на берег, ворвалась в ров и омыла стены, лишая песочный дворец товарного вида.

– Папа! – возмущенно взвизгнула Света. – Ну вот зачем ты это?!

Изрядно захмелевший Чертанов нашарил рядом с собой бутылку кашинга. Она не поддалась. Более того – попыталась вырваться. Чертанов дернул сильнее – бутылка по‑прежнему сопротивлялась. С трудом сосредоточив взгляд на упрямом сосуде, Сергей обнаружил, что за него держится еще и Стефания. И тянет к себе, разумеется.

– Я первый нашел… – кое‑как выговорил Чертанов.

– А мне плевать. Это последняя. Уступи.

– Не‑а…

– Отдай.

– Я тоже хочу…

Стефания молча пнула Чертанова в бедро. Тот айкнул от боли и отпустил бутылку. Чертовка удовлетворенно кивнула и сделала большой глоток.

– Знай свое место, смертный… – пьяно икнула она, еще раз пиная соседа. – А теперь скажи – мой дорогой Вельзевул, я боготворю тебя…

– Что?.. – недоуменно моргнул Чертанов. – Какой еще Вельзевул?.. Ты о чем вообще?..

– Классику знать надо, тупица. Короче, быстро сказал, что боготворишь меня!

– Ну, нафиг… – на всякий случай отодвинулся Чертанов. – Опять небось подляна…

– Говори, а то хуже будет!.. – взвизгнула Стефания, хватая Сергея за волосы.

На яхту возвращались уже затемно. Тепорий погас, и Эйкр накрыло непроглядной тьмой. Порт‑Вариус осветили тысячи костров, факелов, масляных фонарей. И несколько фонарей электрических – в руках землян, возвращающихся с пляжа.

Бальтазар, так ни разу и не окунувшийся, возместил это кашингом. Престарелый волшебник осушил добрых пять бутылок, и теперь бешено вращает глазами, выкрикивая:

– Вижу!.. Вижу грядущее!.. Вижу погибель человеческую!.. Вижу огонь с небес!.. Вижу потоп и чуму!.. Вижу конец света!.. Скоро, скоро грядет апокалипсис!..

– Ни хрена ж себе! – слегка испугался Колобков. – Слышь, Фанька, чего это он?

– Не обращайте внимания, – равнодушно ответила чертовка, внимательно рассматривая собственные пальцы. – Бальтазар всегда пророчествует, когда напьется.

– А его предсказания сбываются?

– Один раз сбылось. Когда он предсказал, что его стошнит.

– Что? – прекратил пророчествовать Бальтазар. – О чем вы тут говорите? Обо мне?!

– Мы говорим, что вам вредно столько пить, дедушка! – взяла его за руку Света. – Осторожно, не упадите, тут кочка.

– Вы хотите сказать, что я пьян? – насупился Бальтазар. – Я не пьян. Я трезв. Может быть, слегка безумен, но трезв.

– Да‑да, как скажете. Осторожно, ухаб.

По крайней мере, два других мудреца не доставляют хлопот. Каспар благодушно бредет за Олей, как теленок на поводке. Плюхающий рядом Рикардо ревниво сопит и поводит усами, но не протестует.

А Мельхиор весело бегает вокруг процессии, ловя на лету ночных бабочек. Время от времени останавливается и начинает сосать палец – но потом без труда догоняет остальных.

– Хорошо искупались, – задумчиво произнес Колобков, глядя на ночной город. – Давно так душевно не отдыхали.

У трапа «Чайки» его уже ожидал опершийся на хвост Двухголовый. Вертикальные зрачки рептилии мазнули по сыто икающему Колобкову, горловые прорези разомкнулись, и оттуда послышалось:

– Я выполнил уговор. Человек, о котором вы спрашивали, хочет с вами встретиться.

Плохо соображающий Чертанов машинально перевел.

– Ну и отлично, – кивнул Колобков, переминаясь с ноги на ногу. – Когда его ждать?

– Он не придет сюда. Он хочет, чтобы вы пришли к нему.

– Нахал какой. Ладно, мы не гордые, можем и сами в гости зайти. Где у этого типа хата?

– Он не хочет, чтобы вы приходили к нему домой. Он хочет встретиться с вами в другом месте.

– Ну рожай уже шибче, а? – простонал Колобков. Ему ужасно хотелось в туалет. – Куда приходить?

– В театр Кильяни. Завтра, на дневном представлении. Тот человек велел передать вам этот пропуск. Покажите его швейцару. Швейцар проведет вас, куда нужно.

– Давай сюда.

– Вначале я хочу, чтобы ты тоже выполнил уговор. Я хочу получить деньги, которые ты мне обещал.

– Какие все жадные стали… – обиделся Колобков, копаясь в карманах. – Хочет он… тоже мне, мальчиш‑хотиш нашелся… На слово уже никто не доверяет… да на, подавись, крохобор!

В другое время он бы еще потянул резину, потребовал бы дать гарантии, что этот билет в театр – не просто обычный билет в театр, купленный в кассе за пару медяков. Но мочевой пузырь все настойчивее напоминает о себе, в голове шумит, а глаза слипаются. Хочется как можно быстрее добраться до белого друга, а потом завалиться на койку и спать… спать… спать…