Гарри и обезьяна

Городская легенда: современная байка неизвестного автора, слабо опирающаяся на действительность или не опирающаяся вовсе, передающаяся из уст в уста в различных вариантах и часто содержащая в себе элементы юмора, морализаторства или предупреждения об опасности. Правда ли, что в нью‑йоркской канализации живут аллигаторы, или это всего лишь городская легенда?

Также ее называют городским мифом.

Из толкового словаря «Random House Unabridged Dictionary»

© Random House, Inc. 2006.

Эта история случилась на самом деле.

У меня трое детей, и все мальчики. Третьего зовут Гарри. Он младше среднего на три года (когда все это началось, ему было три с половиной), он больше всех похож на меня, и он злостный и бессовестный манипулятор – как все младшие дети. Он много смеется, много плачет, постоянно что‑то разбивает и все время ссорится с братьями. Он ходит в детский сад, как все дети, играет там в футбол (вернее, носится за мячом, размахивая руками и заливаясь хохотом), обожает выкручивать руки и головы дешевым пластиковым фигуркам супергероев и начинает капризничать, когда устает.

Вот к чему я все это рассказываю: Гарри – совершенно нормальный ребенок. Он развивается соответственно возрасту и ничем не выделяется среди прочих детей.

И поэтому то, что с ним произошло, кажется еще более удивительным.

А что, если такое могло случиться не только с ним?

А что, если с каждым ребенком?

* * *

Вы же слышали о крокодилах в канализации, правда ведь? Ребенку покупают в подарок рептилию, рептилия, как и следовало ожидать, растет, надоедает своему хозяину, и тот спускает ее в унитаз. Но… крокодильчик не погибает. Он остается там, внизу, охотится на крыс и плавает в кромешной тьме. Растет потихонечку. И рано или поздно крыс ему становится недостаточно. В один прекрасный день, когда он лежит среди мрака и вони, подняв лишь злые маленькие глазки над поверхностью воды, вдали вспыхивает свет: это в коллектор спускается рабочий с фонарем. А дальше – полоса ряби стремительно движется по воде в сторону света и человека в ярко‑желтых резиновых сапогах. Все ближе и ближе…

Мерзкая картина. И знакомая любому представителю западной цивилизации. Может, в этой истории нет ни капли правды, но она захватывает воображение.

А вот в Таиланде, где я живу, такого мифа нет. Он не захватывает. Расскажи о нем кому‑нибудь, и на тебя уставятся в недоумении. В здешней канализации крокодилы не водятся. По крайней мере, баек таких нет, но к этому мы еще вернемся.

Но и в Таиланде есть свои городские легенды, только не те, что на Западе. И, как во всех городских легендах, в них всегда есть что‑то отвратительное, что‑то пугающее, что застревает в мозгах и вынуждает вас пересказывать эту историю другим людям.

Самая неприятная история, которую мне довелось услышать, это история про рот‑джап‑дек.

Это такой фургон. Черный фургон с тонированными стеклами, чтобы нельзя было заглянуть внутрь. Он кружит по большим улицам, и по маленьким, и по проселочным дорогам и ищет детей. И вот что случается дальше: фургон выслеживает ребенка, и если этот ребенок один, то фургон очень тихо (потому что у него особенный, очень тихий двигатель) подъезжает к ребенку, двери тихонечко открываются, оттуда высовываются очень длинные и очень тонкие руки, хватают ребенка и затаскивают его (кричащего, вырывающегося) в темноту. Потом двери закрываются, фургон срывается с места, и никто никогда уже этого ребенка не увидит.

Правда, кошмар?

Вариантов у этой истории много. Некоторые версии кажутся правдоподобными, и это страшнее всего. Одна из них утверждает, что фургон принадлежит торговцам внутренними органами из Китая, и впоследствии сердца, легкие, почки всех этих детишек оказываются на черном рынке. В более фантастической версии тайских детей похищают камбоджийские красные кхмеры, чтобы растить из них партизан. Я даже слышал однажды, что в фургоне разъезжают хозяева фабрики по производству фрикаделек, которые обнаружили, что с добавлением человечины их продукция становится гораздо вкуснее.

Но при всем разнообразии версий суть истории сводится к одному: в черном фургоне ездят люди, которые похищают детей.

И фургон этот называется «рот‑джап‑дек».

Запомните. Это важно, и если вам очень не повезет, у вас появится шанс убедиться. Черный фургон: рот‑джап‑дек.

* * *

Самое знаменитое «обезьянье царство» в Таиланде – это Лопбури. Здесь, как и в Дели, обезьяны прыгают на машины, выпрашивают или воруют еду, хватают за волосы зазевавшихся туристов, кишмя кишат в руинах кхмерского периода в центре города и причиняют людям кучу неприятностей.

Впрочем, в Таиланде есть множество других районов, изобилующих обезьянами, и некоторые из них расположены на удивление близко к Бангкоку. Одно из таких мест – Дон Хои Лод в провинции Самут Сонгкрам, и оттуда до моего дома часа два езды. Дон Хои Лод расположен на побережье, но если вы представляете себе пальмы и белый песок, то глубоко ошибаетесь. К югу от Бангкока на тайском побережье сплошные болота и мангровые леса. «Пляж» в Дон Хои Лод – это грязь. Много‑много грязи и еще больше мангровых зарослей. Так зачем же туда ездить?

Все дело в том, что в мангровых лесах невероятно много крабов. А еще, как оказалось, всяких других вкусных морских тварей. Так что Дон Хои Лод известен своими дешевыми морепродуктами: крабами, устрицами, тигровыми креветками и рыбой.

А еще обезьянами. То ли обезьяны поселились там раньше, а хозяева ресторанов вторглись на их территорию, то ли обезьян привлекли в Дон Хои Лод объедки, остающиеся от туристов, этого я наверняка не знаю. Но, так или иначе, обезьяны этот город просто заполонили.

И вот еду я как‑то по узкой дороге от шоссе Тонбури‑Пактхо. Был как раз праздник – Весак, если я точно помню, так что машин было много – не то чтобы совсем уж пробка, но продвигались мы довольно медленно. Мальчишки проголодались и стали капризничать, от кондиционера у меня разболелась голова, а от ярких солнечных лучей не защищали даже тонированные стекла.

И тут Роберт (мой средний сын) чем‑то обидел Гарри. Уже не помню чем именно, может, просто конфету не дал. Гарри заныл и стал дергать меня за рубашку. Моя жена Фон на него прикрикнула (голова у нее болела даже сильнее, чем у меня). Гарри ударился в рев, а двое старших сыновей принялись громко выяснять отношения.

Короче говоря, мы оказались именно в той, знакомой каждому родителю ситуации, когда ты уже готов сорваться и наделать глупостей, забыв про все, о чем пишут в книгах о воспитании детей.

И тут, в этот самый момент, на капот машины прыгнула обезьяна. Она ткнулась лапами в ветровое стекло, почесала себе пузо и с любопытством уставилась на меня.

И я удачно этим воспользовался:

– Гарри, гляди! Обезьяна!

Гарри разинул рот так, что даже челюсть щелкнула. Он выпучил глаза от удивления, а потом ринулся вперед, тыча пальцем в окно:

– Бизяна! Бизяна! Папа, бизяна!

Обезьяна зевнула, показав желтые и на удивление длинные зубы, поскребла себе зад, а потом проскакала по ветровому стеклу на крышу, оставив за собой отпечатки маленьких грязных лапок.

Гарри проводил ее взглядом и пристально уставился вверх, как будто мог видеть через металл. Через несколько секунд он посмотрел на меня, указал пальцем на крышу и серьезным тоном заявил:

– Бизяна. – А потом, на случай, если мать не поняла, повторил для нее по‑тайски: – Линг.

Весь остаток дня отвлечь Гарри было легче легкого. Стоило ему закапризничать, как я тыкал пальцем в любую сторону и говорил:

– Гарри, гляди! Обезьяна! Ты видишь обезьяну?

Гарри вскакивал, дрожа от восторга, и поворачивался туда, куда я указал. Если там действительно обнаруживалась обезьяна, он долго смотрел на нее и вопил:

– Бизяна! Бизяна! Бизяна! Папа, бизяна!

А если обезьяны не было (как оно обычно и случалось), он спрашивал у меня, куда она убежала. И я отвечал, что нужно быть очень быстрым, потому что обезьянки пугливые и не любят показываться людям на глаза.

Но, как выяснилось позже, последнее утверждение относилось ко мне, а не к Гарри.

* * *

Эта история, честно, случилась на самом деле. Ниже я цитирую заметку из газеты «Бангкок пост», субботний номер от 10 ноября 2007 года.

Подробнее о проблеме: пропавшие без вести дети

К 2006 году, по данным организованного два года назад Национального комитета по проблеме исчезновения людей, в Таиланде было зарегистрировано 46 000 сообщений о пропавших без вести детях. Но каким бы ошеломляющим ни казалось это число, еще большую тревогу вызывает тот факт, что количество пропавших детей за год возросло на 6 % в сравнении с данными 2005 года.

Сорок шесть тысяч детей. Вы только задумайтесь на минуту.

* * *

Обезьяны меня пугают. Ну, правда ведь, они ужасны. Во‑первых, у них очень крупные зубы в сравнении с размером головы. Представьте себе человека, у которого клыки такой же длины, как расстояние от носа до подбородка – примерно в треть лица. А теперь представьте, как этот человек будет выглядеть, если ему вдруг вздумается зевнуть.

Ну да. Именно так.

Во‑вторых, обезьяны похожи на людей, да не совсем. Взять, к примеру, их руки. Почти как у человека, но выглядят деформированными. Да, я знаю, что никакой деформации там нет, но я же человек, и невольно сравниваю их с человеческими руками. Помните, как выглядят собачьи лапы? Вот они мне деформированными не кажутся. Они слишком не похожи на руки или ноги человека, чтобы их можно было сравнивать. Но руки обезьян – дело совсем другое. Они так сильно напоминают человеческие, что ты перестаешь думать об обезьянах как о животных и невольно начинаешь их очеловечивать. И с этой точки зрения обезьяны выглядят деформированными людьми. Уродцами. У них большие пальцы не такие, и суставы слишком гибкие, и слишком низкий лоб, и глазки – черные, маленькие, невыразительные – глядят исподлобья. А потом ты смотришь на их ступни, и видишь, что они почти как человеческие.

Почти… да не совсем.

* * *

«Бангкок пост», вторник, 10 июля 2007 года.

Самут Саюсон. Вчера представители полиции сообщили о сворачивании широкомасштабных поисков пропавшей пятилетней девочки и заявили, что сосредоточатся на проверке тех мест, где есть большая вероятность ее найти. В последний раз Сирикюль Сириямонгкол видели утром в воскресенье: она играла на улице перед своим домом в окрестностях Ом Ной. В понедельник поиск девочки вели более сотни полицейских и местных жителей, они опрашивали владельцев окрестных домов и развешивали объявления о пропаже.

Как я и говорил: все это правда. И даже если девочку нашли, то в «Бангкок пост» об этом не было ни слова. Правда, остается вероятность, что редактор вдруг решил, будто новость о найденном ребенке не настолько интересна читателям, чтобы ее опубликовать.

Может быть.

А от Ом Ной до моего дома около трех миль.

* * *

Когда я был маленьким, мой папа выдумал существо, которое называл «дулалли». Если ему хотелось куда‑нибудь спровадить нас с братом, он подходил к кухонной двери, выглядывал в сад, иногда поднося ладонь ко лбу, будто смотрел вдаль, и задумчиво говорил:

– А вы знаете, мне кажется, там дулалли. – Он умолкал ненадолго, а потом обращался ко мне и моему брату: – Быстрее! Поймайте ее! Дулалли наши яблоки ест! Быстрее! Бегом!

И мы бежали в сад, под яблоневые деревья, и тщетно пытались найти там несуществующую дулалли, которую я представлял в виде розовой жирной птицы, похожей на додо, но с более писклявым голосом и дурацким хохолком.

Отец морочил нам головы на протяжении нескольких лет. Я искренне верил, что такая птица существует и что я обязан защищать от нее наши яблони. Я представлял себе ее идиотский хохолок и водянистые глазки с длинными загнутыми ресницами – и мог поклясться, что лапы у нее тощие, как у цыпленка. Мы с братом все перепробовали: ставили силки, пытались подкрадываться незаметно, даже сидели в засаде и ждали, пока дулалли не прилетит (я не был уверен, умеет ли она летать, и ждал, что она то ли припорхнет неуклюже, теряя перья и мечась из стороны в сторону, то ли подойдет, как цапля, из соседского сада и просто переступит через забор).

Ну и поскольку все мы рано или поздно начинаем копировать своих отцов, я поступил с Гарри точно так же, как мой папа поступал со мной. Но вместо идиотской птицы мой Гарри высматривал обезьяну.

Представьте себе картину: теплый воскресный день в пригороде Бангкока, легкий ветерок раскачивает ветви манговых деревьев, старшие дети с воплями носятся по двору на велосипедах, а я сижу на веранде и попиваю холодное пиво. Гарри выскакивает из дома, подбегает ко мне и начинает тыкать мне в спину своим пухлым пальчиком. Я поднимаю голову, смотрю куда‑то в сад, а потом задумчиво говорю:

– А ты знаешь, мне кажется, там обезьяна…

Гарри бросается к перилам, хватается за них своими маленькими ручками и пристально вглядывается вдаль.

– Вон она! – добавляю я, указывая на манговое дерево. – Гарри! Беги и поймай обезьяну! Быстрее!

Гарри срывается с места и бежит – только пятки сверкают – ловить обезьяну, которая наверняка спряталась за самым раскидистым из трех манговых деревьев в нашем саду.

Так продолжалось на протяжении нескольких месяцев, ну а потом сценарий стал меняться.

Первая перемена была совсем незначительной. Моя жена, многострадальная Фон, купила здоровенный пакет живых королевских креветок, и мы собрались зажарить их на решетке. Креветки плавали в тазу с водой примерно в футе от меня, а я занимался подготовкой к барбекю. И тут ко мне подошел Гарри, заглянул в таз, уселся на корточки рядом с ним, и на его лице отразилось живейшее любопытство.

Это выражение знакомо каждому родителю. Именно оно возникает у детей за мгновение до того, как ребенок сунет шпильку в электрическую розетку. Я попытался остановить Гарри, но он уже полез вылавливать креветку. Я знал, к чему это приведет, и поэтому решил задействовать тяжелую артиллерию:

– Гарри, посмотри туда! Там обезьяна! Беги поймай ее!

Гарри бросил взгляд на манговое дерево и покачал головой.

– Обезьяна май ми, – сказал он. (Обезьяны там нет.)

– Нет, есть! – возразил я. – Смотри! Ой, эта нахалка ест наши манго! Пойди прогони ее, Гарри!

– Обезьяна май ми, – повторил Гарри. А потом ткнул пальцем куда‑то мне за спину: – Обезьяна ю ни. (Обезьяна вон там.)

Я обернулся. Позади меня находилась кариота – пальма, которую в народе называют «рыбий хвост» и которую я сам же и посадил. Эта пальма и близко не напоминает те аккуратные деревца, которыми обсажены аллеи в Беверли‑Хиллз. Сравнить ее можно разве что со взрывом на макаронной фабрике. Ее темно‑зеленые листья торчат во все стороны, и, хотя свою кариоту я регулярно пытаюсь подрезать, ее широченная крона загораживает чуть ли не половину забора.

Будь это рассказ М. Р. Джеймса, я увидел бы, как из листвы выглядывает призрачное обезьянье лицо с закрытыми глазами. Через мгновение оно бы исчезло – возможно, со зловещим хлопком. А если бы это был рассказ Стивена Кинга, то из‑за пальмы выскочила бы живая обезьяна и отгрызла лицо мне!

Но я рассказываю правду. И никакой обезьяны там не было. Вернее… я ее не увидел.

С тех пор каждый раз, когда я указывал на обезьяну, Гарри отвечал мне, что я ошибаюсь, и показывал, где сидит обезьяна на самом деле. Сначала меня это забавляло, но затем Гарри снова решил изменить наш сценарий.

Теперь представьте себе другой день несколько месяцев спустя. Я сижу на веранде и слышу, как хлопает дверь и начинает звенеть подвешенная к потолку «музыка ветра», а это значит, что Гарри пришел.

Я жду еще пару секунд, и наконец у меня появляется ощущение, что кто‑то подкрадывается ко мне со спины. Я оглядываюсь – и вижу Гарри с наброшенным на плечи одеялом и полупустой бутылкой молока в руке.

– Чего ты хочешь? – спрашиваю я.

Гарри величественным жестом указывает на пальму «рыбий хвост» рядом с верандой.

Я в молчании жду, что он скажет.

– Ну? – спрашиваю наконец.

– Папа, обезьяна! – говорит Гарри. – Обезьяна ю ни.

Я удивленно моргаю:

– Что?!

И тут Гарри неожиданно хохочет, тычет пальцем в пальму и кричит:

– Папа! Обезьяна ю ни! Обезьяна! Папа, бегом!

Когда до меня дошло, что этот мелкий негодник сыграл со мной мою же шутку, я не смог удержаться от смеха. Я бросился к нему, раскинув руки и собираясь его защекотать, а он с восторженным визгом помчался в дом, размахивая над головой молочной бутылкой.

Помнится мне, на пальму я даже и не взглянул.

Последнее изменение в сценарии, незадолго до того, как шутка перестала быть смешной, оказалось самым важным. Через некоторое время после того, как Гарри начал показывать мне обезьяну и требовать, чтоб я бежал за ней (вот наглец!), ему приснился кошмар.

Тут я сам виноват – разрешил ему посмотреть довольно страшный фильм ужасов, и Гарри решил, что безголовый призрак из фильма теперь охотится за ним. Он уверял меня, что привидение прячется за занавесками над кроватью и дожидается, пока я выйду из комнаты, чтобы спуститься вниз и съесть его. Поскольку призрак был безголовым, я попытался объяснить, что некоторые конструктивные особенности (например, отсутствие зубов или рта) могут помешать призраку осуществить свой зловещий замысел, но, увы, моя безупречная логика Гарри не убедила.

Я забрал его к нам в комнату (в нашу с женой спальню) и уложил на маленьком матрасе. Но Гарри так и не уснул (похоже, ужасный призрак бесшумно прокрался вслед за ним в ужасно мягких тапочках). Я проворочался с боку на бок минут двадцать, и тут меня осенило: я заявил Гарри, что обезьяна его защитит. Гарри уставился на меня широко распахнутыми глазами. Я спросил у него, где сейчас обезьяна (а мы уже достигли той стадии игры, когда только он один знал, в какой стороне искать обезьяну), и Гарри без малейших колебаний указал на дверь ванной комнаты.

– Обезьяна ю нон, – сказал он. (Обезьяна там, внутри.)

Я сказал, что не пойду в ванную, потому что не хочу спугнуть обезьяну. Гарри согласился со мной, что это правильное решение, а я заверил его, что обезьяна конечно же сумеет защитить его от призрака.

Гарри кивнул и сразу завалился спать.

А я еще лежал некоторое время, надеясь услышать… хоть что‑нибудь. Сам не знаю что. В ванную я не пошел.

Иногда я думаю о том, как ужасно все могло бы обернуться, если бы не моя выдумка.

* * *

«Бангкок пост», суббота, 10 ноября 2007 года.

Самут Пракарн. Министр социального развития Полдедж Пинпратип вчера объявил о создании Специальной комиссии по поиску пропавших детей, в обязанности которой войдет сбор и согласование информации, поступающей от всех задействованных организаций. Он заявил, что администрации не хватает финансирования для поиска пропавших детей, многие из которых попадают в руки торговцев людьми и принуждаются к занятию попрошайничеством и проституцией.

Экарак Ламчомкхай, глава информационного центра «Миррор Фоундейшн», заявил, что в этом году в центр поступили сообщения о 650 случаях исчезновения детей. Возраст пропавших колеблется от нескольких месяцев до 9–12 лет.

Мистер Полдедж сказал, что специальная комиссия будет оказывать помощь Национальному комитету по проблеме исчезновения людей, которому не хватает компетентных специалистов для быстрой организации поисков.

Он добавил, что комиссия должна разыскивать людей в кратчайшие сроки, поскольку чем больше проходит времени, тем меньше остается шансов найти пропавшего человека. Министр посетил семь семей с пропавшими детьми в районе Ом Ной в провинции Самут Сакхон. Среди людей, которым нанес визит мистер Полдедж, была и Чолада Сириямонгкол, мать Сирикюль, исчезнувшей 8 июля этого года возле своего дома по адресу Нонг‑Юй, 5. Она призналась, что не утратила надежды и все еще верит, что ее дочь жива.

Прошло четыре месяца, а она говорит, что не утратила надежды. А теперь представьте, что это был бы ваш ребенок.

Как долго бы вы продолжали надеяться?

* * *

Зимние каникулы в университете, где я работаю, длятся с первой недели декабря до первой недели января. Через неделю после начала каникул Гарри слегка простыл. Мы с Фон посоветовались и решили, что ничего страшного с ним не случилось, всего лишь легкий насморк, и отправили его в школу.

В середине дня, когда я уже собрался пообедать (салат из папайи и каракатицы, горячий рис и холодное пиво), меня окликнула Фон. Ей позвонили из школы и сказали, что у Гарри поднялась температура и его надо забрать домой. Фон ответила учительнице, что только что помыла голову, и поэтому за Гарри приедет отец. Я заявил, что как раз собрался пообедать. Но, увы, ее волосы были важнее моего обеда, и ради сохранения гармонии в семье ехать за ребенком пришлось мне.

Я забрал Гарри, привез его домой, усадил перед телевизором с бутылкой молока и диском с «Домом‑монстром» и вернулся к своему обеду, к сожалению давно остывшему и вовсе не такому аппетитному, как раньше.

У нас на первом этаже межкомнатных перегородок нет. Из кухни просматривается гостиная, где стоит телевизор. Самого телевизора не видно – его загораживает лестница, но видно край дивана и стеклянную дверь на веранду. Так как Гарри сидел на диване, я не мог присматривать за ним. Я слышал звук телевизора, но самого Гарри не видел.

Я уселся обедать. Выпил две большие бутылки пива.

А большая бутылка «Хейнекена» – это семьсот пятьдесят миллилитров пива крепостью пять и шесть десятых процента. Это восемь и четыре десятых единицы алкоголя, то есть примерно столько же, сколько в четырех пинтах разливного лагера (настоящих пинтах, а не карликовых американских). Так что я прилично выпил, и не стану этого отрицать. А о том, хорошо это или плохо, – судите уж сами.

Телевизор работал. Фоном шел звук (очень домашний звук, я бы сказал), я читал фантастический боевичок от издательства «Baen», в ветвях папайи чирикали майны,[26]и, хотя я видел, как над крышей соседнего дома собираются облака, мир был прекрасен. «Кофейный» эффект от восьми и четырех десятых единиц алкоголя очень способствует позитивному взгляду на жизнь.

Но когда я встал, чтобы дойти до туалета, Гарри на диване не оказалось.

Я выглянул на веранду. Гарри не было. Я вышел из дома и осмотрел двор. Гарри не было. Забеспокоившись, я обошел вокруг дома, осмотрел задний двор с поливальной установкой и колодцем и снова вернулся к веранде.

Гарри не было.

Я побежал к воротам, и обнаружил, что они закрыты не до конца. Они не были распахнуты настежь, но щель оказалась достаточно широкой, чтоб сквозь нее мог протиснуться маленький мальчик.

Теперь, когда я думаю об этом, мне кажется, я точно помню, что закрывал ворота. Обычно я всегда их закрываю, чтобы бродячие собаки не забредали к нам и не гадили на газон. Да и в любом случае ворота приходилось держать закрытыми, чтобы Гарри не вздумалось выйти из сада.

Может, он сам их открыл. Может, я забыл закрыть.

В таких историях нужен грешник, правда ведь? Во многих городских легендах есть какая‑то мораль. Будь начеку со своим парнем. Не заговаривай с незнакомцами. Не кради. Так что, наверное, мой грех заключался в том, что я оставил ворота открытыми. Или это был грех Гарри.

Или, быть может, ворота открыл… кто‑то другой.

Я выбежал на улицу, осмотрелся по сторонам. В конце улицы дремала стая бродячих собак. Рядом стояла пара машин: темно‑синяя соседская «киа» и серебристая «тойота». Тучи на западе потемнели. Где‑то прогремел гром.

Гарри нигде не было.

Вы, наверное, можете себе представить мое состояние. Если у вас есть дети, то вы отлично понимаете, что я чувствовал. Когда речь заходит о судьбе детей, какие только кошмары родители себе не выдумывают.

Я добежал до конца улицы и окинул взглядом шоссе, проходящее через наш поселок. Гарри не было. Я помчался к выезду из поселка, не замечая лающих мне вслед собак и удивленных взглядов соседей.

Добежав до будки охранника, я спросил, не видел ли он здесь маленького мальчика. Охранник ответил, что нет, и на мгновение я расслабился, решив, что раз Гарри не выбрался за границу поселка, то я легко его найду.

Но тут я бросил взгляд на подъездную дорогу – примерно в двести ярдов длиной, ведущую к шоссе, – и заметил там черный фургон, который как раз готовился свернуть налево: поворотник мигал, тонированные стекла блестели в солнечных лучах, и из выхлопной трубы поднимался голубоватый дымок.

Скажу честно: что было дальше, я помню смутно. Когда человек в шоковом состоянии, его память начинает отказывать. Я помню, как бежал по подъездной дороге за фургоном – не кричал, а бежал молча.

Фургон вырулил на шоссе, когда я был от него в сотне ярдов.

Конечно же я не остановился. Дальше я помню, как добежал до поворота и посмотрел налево с тем безумным чувством, которое возникает, когда в твоих жилах вместо крови течет чистый адреналин.

Фургон притормозил у обочины примерно в полусотне ярдов, но двигатель продолжал работать. Рядом оказались заросли бамбука, за которыми тянулось рисовое поле. Бамбук раскачивался, как от сильного ветра.

И тут рядом с фургоном я увидел Гарри – он стоял с полупустой бутылкой молока в руке и ревел белугой.

Я подбежал к фургону, ничего не соображая от ужаса, схватил Гарри и обнял его с такой силой, что он взвизгнул и стукнул меня бутылкой по голове.

Только тогда я вспомнил о фургоне и повернулся к нему, все так же крепко прижимая к себе Гарри. Солнце слепило глаза, и я не смог разглядеть внутри ничего, кроме полоски пола, хотя и дверь в центральной части кузова, и дверь у пассажирского сиденья были распахнуты.

Я шагнул к фургону. Знаю, что это был полный идиотизм, но я это сделал. И знаете, в тот момент я не думал ни о торговцах внутренними органами из Китая, ни о чокнутых поварах, которые делают фрикадельки из человечины, ни о красных кхмерах из джунглей.

Нет, я думал лишь о том, что ручка на двери в центральной части кузова была вывернута, как крендель, а перед самой дверью в мягкой грязи на обочине отпечаталась чья‑то нога. Я очень хорошо рассмотрел отпечаток. Можете мне поверить.

И тут три события случились одновременно. Во‑первых, я услышал позади щелчок, как будто треснул бамбуковый стебель. Толстый такой стебель. Во‑вторых, Гарри воскликнул:

– Обезьяна! Смотри, папа! Обезьяна! Обезьяна!

И в‑третьих, я увидел на полу фургона лужу красной жидкости, поблескивающей в солнечных лучах карминно‑алым цветом.

Я не оглянулся. Я продолжал смотреть на отпечаток ноги и думать о слишком длинных желтых зубах и о том, что, по словам Гарри, обезьяны не любят попадаться людям на глаза.

– Обезьяна! – повторил Гарри. И начал вырываться у меня из рук. – Обезьяна! Обезьяна! Папа, посмотри! – А потом радостно рассмеялся и снова долбанул меня бутылкой по башке.

Бамбук опять зашумел. Но теперь звук был таким, словно кто‑то пробирался сквозь стебли бамбука по земле.

– Обезьяна, пока‑пока! – крикнул Гарри. – Папа! Пока‑пока, обезьяна!

Я еще немного подождал и только потом оглянулся. Один из бамбуковых стеблей у края дороги был сломан – треснул пополам, словно под чьей‑то тяжестью. И в грязи я увидел еще пару отпечатков. Цепочка следов вела к краю рисового поля и исчезала в мутной воде среди ярко‑зеленых ростков. Между отпечатками ног были борозды, как будто здесь что‑то тащили волоком. По росткам риса в дальнем конце поля пробежала волна. Качнулась вершина бананового дерева. Похоже было на то, будто кто‑то бежал через заросли (кто‑то большой).

Но ведь приближалась гроза, так что это могли быть просто порывы ветра.

И тут начался дождь.

* * *

Владельцев фургона полицейские так и не смогли отыскать. Номера были сняты с «тойоты‑камри», угнанной месяц назад, а серийный номер на двигателе принадлежал фургону, который за полгода до этого был пущен на металлолом. Анализ крови вовсе ничего не дал. Как позже рассказал мне начальник полиции, следы в кузове принадлежали по меньшей мере шести разным людям. Клейкую ленту купить могли где угодно, как и найденную в фургоне детскую футболку.

Меня упорно расспрашивали о дверной ручке. Но потом сняли отпечатки пальцев и отстали. Я к ручке даже не прикасался, но кто‑то ведь прикоснулся! И кто бы это ни был, у него хватило сил согнуть металл, как разогретый пластик.

Я не стал рассказывать полиции про следы, да меня об этом и не спрашивали. Наверное, их просто смыло дождем. Я думаю, это к лучшему.

Понимаете, эти следы не были отпечатками туфель или ботинок. Они были похожи на отпечатки человеческих ступней, очень длинных, босых, тонкопалых.

Похожи… да не совсем.

* * *

Несколько лет назад я прочитал одну статью в «Бангкок пост». В их архиве на сайте этой статьи нет, но, если вы напишете в редакцию, они могут вам ее выслать (я же говорил, что пишу чистую правду!).

Дословно я пересказать ее не смогу, но суть истории и фотография к ней намертво врезались мне в память. На снимке был изображен маленький крокодил в вольере на крокодиловой ферме в Самут Пракарн. Крокодильчик нежился на солнце и умудрялся выглядеть одновременно расслабленным и злобным, а какой‑то местный чиновник стоял рядом с ним, но не слишком уж близко. Чиновник улыбался и указывал на крокодила ротанговой тростью.

Этого крокодила поймали в Аюттхае – городе, расположенном в восемнадцати милях к северу от Бангкока. Наверное, он сбежал с одной из местных крокодиловых ферм, но, вместо того чтобы направиться к Чао Прайе,[27]решил поплавать в коллекторе для ливневых вод под огромным рынком в самом центре исторической части города. И там он прожил несколько лет, питаясь крысами, варанами, змеями и всем тем мусором, который попадает в коллектор с рынка. Тут еще стоит сказать пару слов о тайских коллекторах для ливневых вод. Это забетонированные канавы в пару‑тройку футов глубиной, накрытые сверху бетонными плитами. В моем университете вараны перемещаются по территории студенческого городка именно по таким вот канавам. И в таком же коллекторе под рынком плавал крокодил. На протяжении нескольких лет.

Это, конечно, не канализация. Но чертовски похожая штука.

Городская легенда: современная байка неизвестного автора, слабо опирающаяся на действительность или не опирающаяся вовсе…

Только вы знаете, иногда эти байки оказываются правдой.

* * *

Вот мы и подобрались к финалу моей истории. Возможно, она покажется вам незаконченной. И это вполне объяснимо, ведь, как написала Маргарет Этвуд о счастливых финалах, единственно возможный правдивый финал заключается в том, что Джон и Мэри умерли.

Но Гарри не умер (или, что еще ужаснее, не пропал без вести). Я сейчас сижу в своей спальне и набиваю текст, а дверь открыта, и я слышу, как Гарри дерется со своими братьями, и меня такой финал вполне устраивает.

* * *

И напоследок: если когда‑нибудь у вас будут дети и вы придумаете для них какое‑нибудь существо (будь то обезьяна, дулалли или что‑то еще более невероятное), обязательно позаботьтесь о том, чтобы у этого существа были зубы.

Желательно длинные зубы.

(перевод М. Ковровой)

Date: 2015-09-17; view: 291; Нарушение авторских прав