Выстоять. – Покой и постельный режим, – объявила Мелфани, отрывая ухо от деревянной трубки, приставленной к грудной клетке Илэйн

– Покой и постельный режим, – объявила Мелфани, отрывая ухо от деревянной трубки, приставленной к грудной клетке Илэйн. Акушерка была низенькой, круглощёкой женщиной. Сегодня, словно бросая вызов вечно хмурому небу, она повязала волосы полупрозрачным небесно‑голубым шарфом и надела изящное, прекрасно с ним гармонирующее белое платье.

– Что? – переспросила Илэйн.

– На неделю, – добавила Мелфани, пригрозив Илэйн толстым пальцем. – И эту неделю вы не должны вставать с постели.

Ошеломлённая Илэйн моргнула, даже слабость на мгновение куда‑то исчезла. А Мелфани, назначив Илэйн это невероятное наказание, весело улыбалась. Покой и постельный режим? На целую неделю?!

Бергитте стояла в дверях, а Мэт находился в соседней комнате. Он вышел на время обследования, но всё остальное время торчал рядом с Илэйн, оберегая её почти так же, как Бергитте. Но по их разговорам невозможно было представить, что эти двое о ней заботятся – они сыпали проклятиями, словно пытаясь перещеголять один другого. Илэйн даже услышала несколько новеньких. Кто б знал, что многоножки занимаются подобными вещами?

Насколько могла судить Мелфани, с детьми было всё в порядке. Это было важнее всего.

– Постельный режим, естественно, исключается, – сказала Илэйн. – Мне ещё слишком многое предстоит сделать.

– Хорошо, занимайтесь делами, но не вставая с постели, – согласилась Мелфани, приятным, но совершенно непреклонным голосом. – Ваше тело и ваш ребенок пережили большое потрясение. Им необходимо время для восстановления. Я буду навещать вас, чтобы убедиться, что вы соблюдаете строгую диету.

– Но….

– Я не желаю слышать никаких оправданий, – прервала её в ответ Мелфани.

– Я – королева, – раздражённо произнесла Илэйн.

– А я – королевская акушерка, – по‑прежнему спокойно ответила Мелфани. – И если я посчитаю, что вашему здоровью или здоровью вашего ребенка что‑то угрожает, в этом дворце не найдётся ни одного солдата или слуги, кто откажет мне в помощи, – она посмотрела в глаза Илэйн. – Хотите в этом убедиться, Ваше Величество?

Илэйн поёжилась, представив своих гвардейцев, запрещающих ей выходить из покоев. Или, что ещё хуже, связывающих её, чтобы она не сбежала. Она взглянула на Бергитте, но получила в ответ только удовлетворённый кивок.

Казалось, этот жест говорил: «Это – меньшее из того, что ты заслуживаешь».

Илэйн разочарованно откинулась на спинку кровати. Это была массивная конструкция на четырёх столбах с красно‑белым балдахином. Комната была богато украшена сверкающими изделиями из хрусталя и рубинов. Какая красивая из неё получилась позолоченная тюрьма! Свет! Так не честно!

Илэйн завязала ворот ночной рубашки.

– Вижу, вы не собираетесь проверять мои слова, – сказала Мелфани, поднимаясь с края кровати. – Весьма мудро, – она взглянула на Бергитте. – Я разрешу вам встретиться с Капитан‑Генералом, чтобы обсудить вечерние события. Но не более чем на полчаса, имейте в виду. Я не позволю вам переутомляться!

– Но…

Мелфани вновь погрозила ей пальцем:

– Полчаса, Ваше Величество. Вы женщина, а не ломовая лошадь. Вам нужен отдых и уход, – она повернулась к Бергитте. – Не расстраивайте её чрезмерно.

– Даже и не думала, – отозвалась Бергитте. Её гнев наконец‑то начал стихать, сменяясь весельем. Несносная женщина.

Мелфани вышла из покоев. Бергитте осталась на прежнем месте, разглядывая Илэйн прищуренными глазами. В ней, просачиваясь через узы, всё ещё кипело некоторое недовольство. Они довольно долго рассматривали друг друга.

– Что нам делать с тобой, Илэйн Траканд? – наконец осведомилась Бергитте.

– Запереть меня в спальне, разумеется, – огрызнулась Илэйн.

– Неплохое решение.

– И вы станете держать меня тут постоянно? – спросила Илэйн. – Совсем как Гельфину из сказки, на тысячу лет запертую в заброшенной башне?

Бергитте вздохнула.

– Нет, но месяцев шесть весьма поспособствовали бы моему спокойствию.

– У нас нет на это времени, – ответила Илэйн. – У нас нет времени на многое, особенно сейчас. Придётся рискнуть.

– Рискнуть – это позволить королеве Андора в одиночку столкнуться лицом к лицу с толпой Чёрных Айя? Ты как опьянённый кровью идиот на поле боя, бегущий впереди своих товарищей, ищущий смерти без прикрывающего спину напарника!

Илэйн моргнула, почувствовав гнев, переполнявший её Стража.

– Разве ты не доверяешь мне, Илэйн? – спросила Бергитте. – Не знаешь, как от меня избавиться?

– Что? Нет! Конечно же я тебе доверяю.

– Тогда почему не позволяешь помогать тебе? Меня не должно здесь быть. И никакой другой цели, кроме той, что диктуют сложившиеся обстоятельства, у меня нет. Ты сделала меня своим Стражем, но не позволяешь мне себя защищать! Как я могу быть твоим телохранителем, если ты не предупреждаешь меня, когда лезешь туда, где опасно?

Илэйн захотелось зарыться под одеяло, чтобы спрятаться от этих глаз. Почему же Бергитте так больно? Ведь ранили только Илэйн!

– Если это что‑то значит, – сказала она, – больше я так не поступлю.

– Так не поступишь. Ты сделаешь что‑нибудь ещё столь же безрассудное.

– Я имею в виду, что впредь буду более осторожна. Возможно, ты права, и видения не являются абсолютной гарантией. Конечно же, они не спасли меня от паники, когда я почувствовала настоящую опасность.

– А когда Чёрные Айя отрезали тебя от Источника и пытались увезти, ты реальной опасности не чувствовала?

Илэйн замялась. Она должна была испугаться тогда, но этого не произошло. Не только из‑за видения Мин. Чёрные Айя никогда бы не убили её, учитывая те обстоятельства. Она была слишком ценной.

А вот чувствовать, как в её тело входит нож, пронзает кожу, двигается к чреву… это совсем другое. Ужас. Она помнила, как потемнел вокруг неё мир, как её сердце билось всё сильнее, словно барабанный бой под конец спектакля, за которым следует полнейшая тишина.

Бергитте оценивающе рассматривала Илэйн. Она чувствовала её эмоции. Илэйн была королевой. Она не могла избежать риска. Но... Возможно, ей удастся себя сдерживать.

– Что ж, – сказала Бергитте, – удалось ли тебе, по крайней мере, хоть что‑нибудь обнаружить?

– Да, – сказала Илэйн. – Я…

В этот момент в дверях показалась голова, обёрнутая шарфом. Мэт с зажмуренными глазами.

– Ты одета?

– Да, – сказала Илэйн. – И мой наряд гораздо симпатичнее твоего, Мэтрим Коутон. Этот шарф просто смешон.

Он нахмурился, открывая глаза и снимая шарф, из‑под которого показалось его угловатое лицо.

– А ты попробуй пройтись по городу так, чтобы тебя не узнали, – сказал он. – Кажется, будто в эти дни каждый мясник, каждый хозяин гостиницы и каждый проклятый шпион знает, как я выгляжу.

– Чёрные сёстры собирались тебя убить, – сказала Илэйн.

– Что? – спросил Мэт.

Илэйн кивнула.

– Одна из них упоминала о тебе. Так, словно Друзья Тёмного уже разыскивают тебя какое‑то время, намереваясь прикончить.

Бергитте пожала плечами.

– На то они и Друзья Тёмного. Без сомнения, они хотят, чтобы мы все были мертвы.

– Это – другое, – сказала Илэйн. – Словно более... значимое. Я советую тебе какое‑то время перестать острить и включить мозги.

– Будет трудновато, – заметила Бергитте. – Если учесть, что мозгов у него не густо.

Мат закатил глаза.

– Кажется, я что‑то пропустил. А что же ты делала в треклятом подземелье, сидя в луже собственной крови и выглядя так, словно только что проиграла смертельную схватку?

– Я допрашивала Чёрных Айя, – сказала Илэйн. – Детали тебя не касаются. Бергитте, доклады с постов уже у тебя?

– Никто не видел, как Меллар сбежал, – ответила Страж. – Но на первом этаже мы обнаружили ещё тёплое тело секретаря. Умер от удара ножом в спину.

Илэйн вздохнула.

– Шиайн?

– Исчезла, – сказала Бергитте, – вместе с Мариллин Гемалфин и Фалион Бода.

– Тень не могла их оставить у нас, – вздохнула Илэйн. – Они слишком много знали. И, в конечном итоге, должны были либо спастись, либо погибнуть.

– Ну, – сказал Мэт, пожимая плечами, – ты жива, а трое из них мертвы. Кажется, всё закончилось вполне удачно.

«Но у тех, кто сбежал, осталась копия твоего медальона», – подумала Илэйн. Однако вслух этого не произнесла. Она также не упомянула о вторжении, о котором обмолвилась Чесмал. Она, конечно же, поговорит об этом в ближайшее время с Бергитте, однако сначала ей хотелось бы поразмыслить об этом самой.

Мэт решил, что ночные события «закончились вполне удачно». Но чем больше Илэйн думала об этом, тем большее недовольство испытывала. В Андор готовится вторжение, но она не знает, когда оно начнётся. Тень желает смерти Мэта, но, как сказала Бергитте, в этом нет ничего удивительного. На деле, единственным результатом вечернего приключения было только чувство усталости. Плюс неделя затворничества в собственных покоях.

– Мэт, – сказала она, вынимая его медальон. – Держи, пора тебе его вернуть. Ты должен знать, что этой ночью он, вероятно, спас мне жизнь.

Молодой человек шагнул к Илэйн и нетерпеливо схватил тер’ангриал, затем помедлил:

– Удалось ли тебе...

– Скопировать его? Не совсем. Но кое‑что получилось.

Он надел медальон, выглядя заинтересованным.

– Что ж, приятно получить его обратно. Я давно хотел кое о чём тебя спросить. Хотя сейчас, возможно, и не время.

– Говори, – устало сказала Илэйн. – Самое время.

– Что ж, речь идёт о голаме...

***

– Большинство гражданских покинуло город, – произнёс Йоли, когда они с Итуралде прошли сквозь врата Марадона. – Мы живём рядом с Запустением и не впервые проводим эвакуацию. Моя родная сестра, Сигрил, возглавляет Последних Всадников, которые будут вести наблюдение с горного хребта на юго‑востоке. Если мы падём, она отправит послание нашим сторожевым постам по всей Салдэйе с просьбой о помощи. И зажжёт сигнальные огни, чтобы известить нас о приближении подмоги.

Человек с сухощавым лицом мрачно взглянул на Итуралде.

– Но мало кто сможет прийти нам на помощь. Королева Тенобия, отправляясь на поиски Возрождённого Дракона, многих забрала с собой.

Итуралде кивнул. Благодаря Антайлу, одному из Аша'манов, весьма искусному в Исцелении, он мог идти не прихрамывая. Солдаты Итуралде спешно разбили лагерь на площади за городскими воротами. Троллоки захватили оставленные снаружи палатки и ночью, пожирая раненых, подожгли их, чтобы осветить своё пиршество. Итуралде разместил часть своего войска внутри пустующих зданий, но в ожидании штурма хотел, чтобы остальные располагались как можно ближе к воротам.

Аша'маны и Айз Седай работали без устали, исцеляя людей Итуралде, однако уделяли внимание лишь тяжёлым случаям. Итуралде кивнул Антайлу, который работал с ранеными на отгороженном верёвкой участке площади. Аша'ман не заметил приветствия. Он, сосредоточенно, покрывшись испариной, работал с Силой, о которой Итуралде не хотел даже думать.

– Ты уверен, что хочешь их увидеть? – спросил Йоли. Он держал на плече длинное кавалерийское копьё, наконечник которого украшал чёрно‑жёлтый треугольный вымпел. Здешние салдэйцы называли его Знаменем Предателя.

Город ощетинился, различные группы салдэйцев с враждебностью посматривали друг на друга. Многие носили полосы чёрного и жёлтого сукна, переплетённые друг с другом и обвитые вокруг ножен мечей. При встрече они кивали Йоли.

«Десия гаванэ кьерто квейндар изайн карентин», – подумал Итуралде. Фраза на Древнем Наречии означала: «Твёрдое сердце стоит десяти аргументов». Он догадывался, что означает это знамя. Иногда человек знал, что должен сделать, хоть это и казалось неправильным.

Вдвоём они некоторое время шли по улицам. Марадон напоминал большинство городов Приграничья: прямые стены, квадратные здания, узкие улочки. Дома похожи на крепости, с маленькими окнами и прочными дверьми. Улицы причудливо извивались, соломенных крыш не было, только негорючая черепица. Засохшую кровь, пролитую на нескольких главных перекрёстках, было трудно разглядеть на фоне тёмного камня, но Итуралде знал, что искать. Отряды Йоли пришли ему на помощь после драки между самими салдэйцами.

Они подошли к неприметному зданию. Постороннему никогда не догадаться, что это простое жилище принадлежит Враму Торкумену – дальнему родственнику королевы, назначенному в её отсутствие правителем города. Караульные на дверях носили жёлтые и чёрные цвета. Они отдали честь Йоли.

Войдя внутрь, Итуралде с молодым человеком поднялись по узкой лестнице на три пролёта. Практически в каждой комнате находились солдаты. На верхнем этаже четверо мужчин, одетых в цвета Знамени Предателя, охраняли большие инкрустированные золотом двери. В коридоре было темно из‑за узких окон‑бойниц, ковёр чёрно‑зелёно‑красной расцветки добавлял ощущение мрачности.

– Есть о чём доложить, Тарран? – спросил Йоли.

– Не о чем, сэр, – ответил, отсалютовав, солдат. У него были длинные усы и кривые ноги привычного к седлу человека. Йоли кивнул в ответ:

– Спасибо, Тарран. За всё, что ты делаешь.

– Я с вами, сэр. До конца.

– Смотри на север, а свою любовь оставь на юге, мой друг, – произнёс Йоли, делая глубокий вдох и открывая дверь. Итуралде последовал за ним.

Внутри комнаты перед камином, потягивая вино из бокала, сидел салдэйец в богатом красном одеянии. В кресле напротив него за вышиванием сидела женщина в дорогом платье. Никто не поднял глаз.

– Лорд Торкумен, – сказал Йоли. – Это Родел Итуралде, командующий доманийской армией.

Человек около камина вздохнул над своим кубком вина:

– Ты не постучался, не дождался, пока я обращусь к тебе первым, и пришёл в то время, которое, как я говорил, необходимо мне для спокойных раздумий.

– В самом деле, Врам, – сказала женщина, – Вы ожидаете хороших манер от этого человека? Теперь?

Йоли незаметно положил руку на эфес меча. Комната была загромождена мебелью: у стены кровать, которой тут явно было не место, несколько сундуков и громоздких шкафов.

– Итак, – сказал Врам, – Родел Итуралде. Ты – один из великих полководцев. Я понимаю, что вопрос может показаться оскорбительным, но я должен соблюдать формальности. Ты понимаешь, что введя войска на наши земли, ты рискуешь развязать войну?

– Я служу Дракону Возрождённому, – сказал Итуралде. – Грядёт Тармон Гай'дон, и все былые подданства, границы и законы, все – подчиняются воле Дракона.

Врам цокнул языком:

– Принявшие Дракона. Конечно же мне докладывали, и то, что ты используешь тех мужчин, выглядит очевидной подсказкой. Но всё равно странно это слышать. Ты что не понимаешь, как глупо это звучит?

Итуралде посмотрел мужчине в глаза. Он не считал себя Принявшим Дракона, но что толку называть горой лошадь и ждать, что остальные с этим согласятся.

– Разве тебя не беспокоит вторжение троллоков?

– Троллоки и раньше были, – ответил Врам, – и будут всегда.

– Королева… – сказал Йоли.

– Королева, – прервал Врам, – скоро вернётся из своего похода, разоблачив и захватив этого Лжедракона. Как только это произойдёт, предатель, она тебя казнит. Ты, Родел Итуралде, вероятно, избежишь этой участи благодаря своему статусу, но я бы не хотел оказаться на месте твоей семьи, когда они получат требование о выкупе. Я надеюсь, что твоё богатство соответствует репутации. В противном случае следующие годы ты проведёшь, командуя крысами в своей камере.

– Понятно, – сказал Итуралде. – Когда ты пал в Тень?

Глаза Врама широко раскрылись, и он встал.

– Ты смеешь называть меня Приспешником Тёмного?

– В своё время я знал многих салдэйцев, – сказал Итуралде. – Кого‑то из них я называл друзьями, против других дрался. Но никогда не видел таких, кто наблюдал бы за боем с Отродьями Тени, и не пришёл на помощь.

– Если бы у меня был меч... – сказал Врам.

– Чтоб ты сгорел, Врам Торкумен, – сказал Итуралде. – Я пришёл сюда, чтобы сказать тебе это от имени людей, которых я потерял.

Мужчина, казалось, был потрясён, Итуралде повернулся, собираясь уйти. Йоли присоединился к нему, закрыв за собой дверь.

– Ты не согласен с моим обвинением? – спросил Итуралде, присоединившись к изменнику, когда они вернулись на лестницу.

– Если честно, то не могу решить: дурак он или Приспешник Тёмного, – ответил Йоли. – Чтобы не сопоставить воедино правду о зиме, этих облаках и слухи о том, что ал'Тор захватил половину мира, он должен быть или тем, или этим.

– Тогда тебе нечего бояться, – произнёс Итуралде. – Тебя не казнят.

– Я убил своих соотечественников, – сказал Йоли, – восстав против командира, назначенного моей королевой, и захватил командование в городе, хотя во мне нет ни капли благородной крови.

– Это изменится, как только вернётся Тенобия, я ручаюсь, – ответил Итуралде. – Ты наверняка заработал себе какой‑нибудь титул.

Йоли остановился на тёмной лестнице, освещённой только сверху и снизу.

– Я гляжу, вы не понимаете. Я нарушил клятву и убил друзей. Я сам буду требовать казни, это – моё право.

Итуралде охватил озноб. «Проклятый Порубежник», – подумал он.

– Присягни Дракону. Он отменяет все клятвы. Не трать свою жизнь попусту. Бейся рядом со мной в Последней Битве.

– Я не буду прикрываться оправданиями, Лорд Итуралде, – сказал мужчина, продолжая спускаться по ступенькам. – Так же как и не стал наблюдать за гибелью ваших людей. Идёмте. Давайте взглянем на жильё для этих Аша'манов. Я бы очень хотел увидеть эти «врата», о которых вы говорите. Если мы сможем использовать их для отправки сообщений и получения провизии, то осада может оказаться очень интересной.

Итуралде вздохнул, но последовал за ним. Они не обсуждали отступление при помощи врат. Йоли не оставит свой город. И Итуралде вдруг понял, что он не оставит Йоли с его людьми. Особенно после того, что они пережили, чтобы спасти его.

Место для обороны было подходящее. Лучшее из всех, где ему приходилось сражаться в последнее время. В этом он был убеждён.

* * *

Перрин вошёл в свой шатёр и застал Фэйли за расчёсыванием волос. Как же она прекрасна. Его до сих пор охватывало ощущение чуда от её возвращения.

Жена обернулась к нему и с довольным видом улыбнулась. Она причёсывалась новым серебряным гребнем – трофеем из Малдена, который Перрин выменял у Гаула и оставил для неё на подушке. Если этот шанна'хар так важен для Фэйли, то Перрин тоже будет относиться к нему должным образом.

– Вернулись посланцы, – сказал он, закрывая полог. – Белоплащники выбрали место для боя. Свет, Фэйли! Они вынуждают меня их уничтожить.

– Так в чём проблема? – удивилась она. – Мы победим.

– Возможно, – ответил он, садясь на подушку рядом с их походной койкой. – Но, даже учитывая, что Аша’маны сделают бо́льшую часть работы, нам всё равно придётся драться. А это значит – погибнут люди. Хорошие люди, которые будут нужны в Последней Битве. – Он с трудом разжал кулаки. – Испепели Свет этих Белоплащников за всё, что они наделали и что ещё сделают.

– Тогда вот тебе прекрасная возможность их разбить.

В ответ Перрин лишь проворчал, не став объяснять глубину своих переживаний. Бой с Белоплащниками будет проигран при любом исходе. С обеих сторон погибнут люди. Люди, которые им нужны.

Снаружи, отбросив тени на полотняном потолке, сверкнула молния. Фэйли подошла к сундуку, вынула свою ночную рубашку и халат для него. Она считала, что у всякого лорда должен быть под рукой халат на случай, если он понадобится ночью. Она уже несколько раз оказывалась права.

Фэйли прошла мимо, от неё пахло волнением, хотя выражение лица было скорее весёлым. Он уже испробовал все варианты для мирного разрешения конфликта с Белоплащниками. Но всё шло к тому, что на его совести скоро вновь будут убийства, хочет он того или нет.

Он разделся и лёг, задремав ещё до того, как Фэйли закончила переодеваться.

Он скользнул в волчий сон прямо под вонзённым в землю огромным мечом. Вдали он мог видеть холм, который Гаул назвал «прекрасной дозорной башней». Лагерь брал воду из ручья, протекавшего прямо за ним.

Перрин повернулся и побежал в сторону лагеря Белоплащников. Они были словно дамба на реке, перекрывая ему путь вперёд.

– Прыгун? – позвал он, оглядывая лагерь Белоплащников: неподвижно стоящие в открытом поле палатки. Ответа не было, поэтому Перрин ещё немного пошарил по лагерю. Балвер не узнал описанный Перрином герб на печатке. Так кто же стоял во главе этих Белоплащников?

Даже через час Перрин так и не нашёл ответа на этот вопрос. Однако он был практически уверен в том, что узнал, в каких палатках хранят припасы – их не могли охранять столь же хорошо, как пленников, значит, с помощью переходных врат он мог их сжечь.

Возможно. Все письма их Лорда Капитана‑Командора были испещрены фразами вроде: «ради твоих людей я готов поверить, что они не догадывались о твоей истинной натуре», «твои задержки испытывают моё терпение» и «есть только два выхода: или сдавайся для суда, или приводи свою армию на суд Света».

В этом человеке было какое‑то странное чувство чести – один раз Перрин заметил намёк на это во время их личной встречи, теперь он ощущал это даже в письмах. Но кем же он был? Каждое письмо было подписано всего лишь: «Лорд Капитан‑Командор Детей Света».

Перрин переместился на дорогу. Где же Прыгун? Он помчался быстрее, и через несколько мгновений уже бежал по полю. Земля была столь мягкой, что при каждом шаге его ногу словно подбрасывало в воздух.

Он мысленно пошарил вокруг и что‑то ощутил на юге. Перрин помчался в ту сторону, ему захотелось бежать ещё быстрее, так и вышло – деревья и холмы замелькали мимо.

Волки уже знали о нём. Это была стая Танцующей‑В‑Дубах со Свободным‑От‑Оков, Искристым, Утренней Зарёй и другими. Перрин чувствовал, как они обменивались смутными намёками на образы и запахи. Перрин ускорился, почувствовав, как в ушах взревел ветер.

Волки стали уходить южнее. «Подождите! – мысленно обратился он к ним. – Я должен с вами встретиться!»

В ответ пришло только веселье. Внезапно они объявились на востоке, он остановился и повернул. Он бежал изо всех сил, на которые только был способен, но едва он приближался, они тут же оказывались в другом месте. Они исчезли на юге и мгновенно появились на севере.

Перрин зарычал, и внезапно оказалось, что он бежит на четырёх лапах. Мех распушился, а раскрытая пасть пила набегающий свистящий ветер. Но волки по‑прежнему оставались недосягаемы.

Он взвыл, они ответили насмешками.

Он заставил себя бежать ещё быстрее, перепрыгивая с одного холма на вершину другого, через целые деревья – земля превратилась в размытое пятно. В мгновение ока слева появились Горы Тумана, но он их проскочил с лету.

Волки свернули на восток. Почему же он никак не может их догнать? Он чувствовал впереди их запах. Юный Бык завыл, но не получил ответа.

«Не являйся слишком сильно, Юный Бык».

Юный Бык встал как вкопанный, и мир вокруг него покачнулся. Стая продолжала путь на восток, но Прыгун сидел у излучины широкого ручья. Юный Бык бывал здесь раньше, рядом с логовом своих предков. Он путешествовал по реке, сидя на спине одного из человечьих плавающих деревьев. Он…

«Нет... нет... вспомни о Фэйли!»

Его шерсть превратилась в одежду, и он оказался стоящим на четвереньках. Перрин посмотрел на Прыгуна:

– Почему ты убежал? – потребовал он ответа у волка.

«Ты хочешь учиться, – пришло послание от Прыгуна. – Ты становишься опытнее, быстрее. Ты расправил лапы и побежал. Это хорошо».

Перрин оглянулся назад, задумавшись о своей скорости. Он перепрыгивал с одной вершины холма на другую. Это было чудесно.

– Но чтобы это делать, мне пришлось стать волком, – сказал Перрин. – И, по‑твоему, это угрожает мне тем, что я окажусь здесь «слишком сильно». Какая польза от учёбы, если приходится делать то, что запрещено?

«Ты скор на обвинения, Юный Бык. Ты похож на молодого волка, который воет и лает у логова, поднимая шум и гам. Истинные волки так не поступают».

Прыгун в мгновение ока исчез.

Перрин, зарычал, повернувшись на восток, где он почувствовал волков. Значит, он будет гнаться за ними с оглядкой. Он не может себе позволить быть поглощённым волчьей натурой. Тогда он станет таким же, как угодивший в клетку и совершенно утративший человеческий облик Ноам. Вот только зачем Прыгун его к этому подталкивает?

«Истинные волки так не поступают». Что он имел в виду? Обвинение Перрина или же то, что с ним происходит?

«Стая знает, когда закончить охоту, Юный Бык, – передал издалека Прыгун. – И только тебя пришлось останавливать».

Перрин замер, остановившись на берегу реки. Та охота на белого оленя. Неожиданно рядом появился Прыгун.

– Это началось с момента, когда я начал чувствовать волков, – передал Перрин. – А когда я наткнулся на тех Белоплащников, то впервые потерял над собой контроль.

Прыгун лёг, положив голову на лапы.

«Ты очень часто погружаешься сюда слишком сильно, – передал волк. – Это то, как ты поступаешь».

Прыгун повторял ему это время от времени с самого начала знакомства с ним и волчьим сном. Но внезапно Перрин увидел в его словах новый смысл. Это касалось и волчьего сна, и самого Перрина.

За свои поступки в бою, за то, как он вёл себя в поисках Фэйли – он винит волков. Но разве волки были тому причиной? Или часть его самого? Может, именно она стала первопричиной его превращения в волчьего брата?

– Можно бежать на четырёх ногах, – спросил Перрин, – и не погружаться слишком сильно?

«Конечно, можно», – ответил Прыгун, рассмеявшись особым волчьим смехом, словно Перрин спросил о самой очевидной вещи на свете. А может, так оно и было.

Может, дело не в том, что он похож на волка, потому что он волчий брат. Может, он волчий брат потому, что похож на волка. Ему не нужно их контролировать. Ему следует контролировать самого себя.

– А стая, – спросил Перрин, – как мне её догнать? Бежать быстрее?

«Это один из способов. Другой – оказаться там, где ты хочешь».

Перрин нахмурился. Затем закрыл глаза, и, используя направление, в котором бежали волки, подумал о том, где они окажутся. Что‑то изменилось.

Открыв глаза, он очутился на песчаном холме, из которого пучками торчали длинные травинки. Справа возвышалась огромная гора с расколотой вершиной, словно по ней ударила рука какого‑то великана.

Из леса показалась стая волков. Многие посмеивались, мол Юный Бык продолжает охотиться, когда охота уже должна заканчиваться! Юный Бык заканчивает охоту, а нужно ею наслаждаться! Он улыбнулся, стараясь не обижаться на насмешки, хотя на деле чувствовал себя почти как в тот день, когда кузен Вил обсыпал его из ведра мокрыми перьями.

Что‑то затрепетало в воздухе. Куриное перо – влажное по краям. Перрин вздрогнул, заметив, что вокруг на земле были разбросаны перья. Но едва он моргнул, они исчезли. Волки очень развеселились, передавая картину Юного Быка, обсыпанного с ног до головы перьями.

«Потеряешься в мечтах здесь, Юный Бык, – послал сообщение Прыгун, – эти мечты станут здесь реальными».

Борясь со смущением, Перрин почесал подбородок. Он и раньше сталкивался с непредсказуемостью волчьего сна.

– Прыгун, – сказал он, обращаясь к волку, – если я захочу, то насколько смогу изменить окружающий мир?

«Если захочешь? – спросил Прыгун. – Дело не в том, чего хочешь ты, Юный Бык, а в том, что тебе нужно. В том, что ты знаешь».

Перрин нахмурился. Некоторые объяснения волка до сих пор сбивали его с толку.

Внезапно все остальные волки стаи как один повернулись и посмотрели на юго‑запад. Потом они исчезли.

«Они направились сюда». – Прыгун передал образ далёкой покрытой лесом впадины. Волк приготовился последовать за ними.

– Прыгун! – шагая вперёд, сказал Перрин. – Как ты это узнал? То, куда они пошли? Разве они тебе сказали?

«Нет. Но я могу за ними следовать».

– Но как? – уточнил Перрин.

«Я это умел всегда, – ответил Прыгун. – Как ходить или прыгать».

– Да, но как?

От волка запахло замешательством.

«По запаху», – наконец ответил он, хотя образ был сложнее, чем один только запах. Это было и чувство, и впечатление, и запах в одном целом.

– Отправься куда‑нибудь, – попросил Перрин. – Дай мне попытаться последовать за тобой.

Прыгун исчез. Перрин подошёл к месту, где только что был волк.

«Принюхайся», – передал ему Прыгун. Он был недалеко и мог послать сообщение. Рефлекторно Перрин мысленно потянулся и обнаружил десятки волков. Его изумило то, как много их оказалось здесь, на склоне Горы Дракона. Никогда раньше он ещё не чувствовал такого громадного количества волков в одном месте. Почему они здесь? И разве небо в этом месте не кажется грознее, чем в иных местах волчьего сна?

Перрин больше не чувствовал Прыгуна. Волк каким‑то образом закрылся, не давая Перрину себя обнаружить. Перрин успокоился. Прыгун говорил, надо принюхаться. Но как? Перрин закрыл глаза и позволил носу почувствовать запах окружающего места. Сосновые шишки, древесный сок, перья, листья, кожелист и болиголов.

И... что‑то ещё. Да, он почувствовал что‑то ещё. Отдалённый, устойчивый запах, не принадлежавший этому месту. Множество запахов были похожи – запах природы, здоровых деревьев. Но они смешивались с запахом мха и мокрого камня. Воздух был другой. С пыльцой и ароматом цветов.

Перрин плотно зажмурил глаза и глубоко вздохнул. Каким‑то образом он выстроил в уме картину из этих запахов. По сути процесс мало отличался от того, как волчье послание превращалось в слова.

«Туда», – подумал он. Что‑то сдвинулось.

Перрин открыл глаза. Он сидел на поросшем соснами выступе на склоне Горы Дракона в нескольких часах ходьбы от того места, где только что находился. Камень был покрыт лишайником и возвышался над росшими ниже деревьями. Там, куда падал солнечный свет, взошла стайка сиреневых подснежников. Так приятно было снова видеть живые, не увядшие цветы, пусть и в волчьем сне.

«Иди, – позвал Прыгун. – Следуй».

И он исчез.

Перрин закрыл глаза и глубоко вдохнул – на этот раз вышло легче. Дуб и трава, глина и влага. Похоже, у каждого места есть свой неповторимый запах.

Перрин переместился и открыл глаза. Он сидел на корточках в поле неподалёку от Джеханнахского тракта. Здесь немного раньше проходила стая Танцующей‑В‑Дубах, и Прыгун, от которого пахло любопытством, обходил луг по кругу. Стая ушла, но оставалась неподалёку.

– Всегда ли это возможно? – спросил Перрин. – Чувствовать во сне запах, куда переместился волк?

«Это может каждый, – ответил Прыгун. – Если у него есть волчий нюх». – Он улыбнулся.

Перрин задумчиво кивнул.

Прыгун вприпрыжку помчался к нему через весь луг. «Нам нужно упражняться, Юный Бык. Ты всё ещё щенок с короткими лапками и мягким мехом. Мы…» – Прыгун вдруг замер.

– Что случилось? – спросил Перрин.

Какой‑то волк внезапно взвыл от боли. Перрин обернулся. Эта была Утренняя Заря. Вой оборвался, разум волка замерцал и пропал. Прыгун зарычал. От него пахло паникой, гневом и печалью.

– Что это было? – потребовал ответа Перрин.

«На нас охотятся. Уходим, Юный Бык! Нам нужно идти».

Другие члены стаи умчались прочь. Перрин зарычал. Если волк умирает в волчьем сне, то он умирает навсегда. Не будет перерождения, не будет бега наперегонки с ветром. Единственным, кто мог охотится на души волков, был Губитель.

«Юный Бык! – просил Прыгун. – Нужно уходить!»

Перрин продолжал рычать. Утренняя Заря передала прощальную вспышку удивления и боли, её последний взгляд на мир. Перрин постарался разобрать в этой путанице нужный образ. Потом он закрыл глаза.

«Юный Бык! Нет! Он...»

Перемещение. Открыв глаза, Перрин обнаружил, что оказался на крохотной поляне, неподалёку от того места, где в реальном мире его подчинённые разбили лагерь. На корточках посреди поляны сидел смуглый, мускулистый, голубоглазый мужчина с тёмными волосами. У его ног лежал труп волка. У Губителя были мощные руки, и от него исходил странный, не совсем человеческий запах, словно человека соединили с камнем. На мужчине был тёмный плащ и одежда из кожи и чёрного сукна. Как раз когда Перрин его увидел, Губитель принялся снимать с волка шкуру.

Перрин бросился вперед. Губитель удивлённо поднял голову. Странным, отталкивающим образом он напоминал Лана – жёсткостью черт лица, словно сплошь состоящего из углов и резких линий. Перрин взревел, размахнувшись внезапно очутившимся в его руках молотом.

Губитель в мгновение ока исчез, и молот Перрина прошёл сквозь пустоту. Перрин глубоко вдохнул воздух. След сохранился! Запах морской соли и мокрой от воды древесины. Чайки и их помёт. Перрин бросился в погоню, воспользовавшись своей новой способностью.

Перемещение.

Перрин очутился на пристани незнакомого ему города. Губитель стоял неподалёку, внимательно осматривая свой лук.

Перрин напал. Широко раскрыв глаза, Губитель поднял голову – судя по запаху, он был очень удивлён. Он поднял лук, блокируя удар, но Перрин разбил его вдребезги.

Перрин с рёвом занес оружие над головой, на этот раз целясь в голову Губителя, но, странно – Губитель улыбнулся, и в его тёмных глазах сверкнула искорка насмешки. Внезапно его запах изменился. Теперь он жаждал крови. Появившимся в поднятой руке мечом он блокировал новый удар Перрина.

Молот отскочил слишком сильно, словно удар пришёлся по камню. Перрин оступился. Губитель потянулся, положил руку на плечо Перрина и толкнул.

Он оказался невероятно сильным. Толчок опрокинул Перрина на пристань, но когда он упал, доски исчезли. Перрин пролетел сквозь пустой воздух и плюхнулся в воду. Его рёв сменился бульканьем, над головой сомкнулась тёмная жидкость.

Бросив молот, он изо всех сил попытался всплыть, но обнаружил, что поверхность воды необъяснимым образом покрылась льдом. Возникшие откуда‑то из глубины верёвки обвились вокруг рук и тянули на дно. Сквозь скованную льдом поверхность он увидел надвигающуюся тень. Губитель поднял восстановленный лук.

Лёд исчез, и часть воды тоже. С Перрина ручьём стекала вода, а он уставился на остриё нацеленной прямо ему в сердце стрелы. Губитель спустил тетиву. Перрин пожелал оказаться не здесь.

Перемещение. Охнув, он упал на камни места, где до этого был с Прыгуном. Мокрый от воды молодой человек упал на колени. Отплёвываясь, под бешеный стук сердца он вытер лицо.

Тяжело дыша, рядом возник взбешённый Прыгун.

«Глупый‑глупый щенок! Погнался за львом, едва научившись ходить?»

Перрина затрясло, и он сел. Станет ли Губитель за ним гоняться? Способен ли он на это? Прошло несколько минут, но никто не появился. Перрин немного успокоился. Схватка с Губителем произошла так быстро, словно в тумане. И его сила... она больше, чем у обычного человека. Тот лёд и верёвки...

– Он меняет окружение, – сказал Перрин. – Он заставил доски подо мной исчезнуть, создал верёвки, чтобы меня связать, и отогнал воду, чтобы беспрепятственно в меня выстрелить.

«Он лев. Он убивает. Он опасен».

– Мне необходимо этому научиться. Я должен с ним сразиться, Прыгун.

«Ты слишком юн. Это слишком для тебя сложно».

– Юн? – переспросил Перрин, вставая. – Прыгун, Последняя Охота уже совсем близко!

Прыгун лёг, опустив голову на передние лапы.

– Ты вечно повторяешь, что я юн, – продолжил Перрин. – Что я не знаю, что делаю. Зачем же тогда меня учить, если не затем, чтобы объяснить, как сражаться с такими, как Губитель?

«Увидим, – передал Прыгун. – А на сегодня хватит. Мы закончили».

Перрин почувствовал в послании печальный подтекст, а также жирную точку. Сегодня стая Танцующей‑В‑Дубах вместе с Прыгуном будут оплакивать Утреннюю Зарю.

Вздохнув, Перрин сел, скрестив ноги. Он сосредоточился и попытался повторить действия Прыгуна, когда тот выталкивал его из сна.

Всё вокруг померкло.

Он проснулся на своей кровати в тёмном шатре. Рядом, прижавшись, спала Фэйли. Перрин полежал некоторое время, уставившись в потолок. Темнота напоминала ему о грозовом небе в волчьем сне. Сонливость улетучилась и была столь же далека, как и Кэймлин. В конце концов он поднялся, осторожно отодвинувшись от Фэйли, и надел штаны и рубашку.

Лагерь был погружён в темноту, но для его глаз света было предостаточно. Он кивнул двуреченцам – Кенли Мэрину и Джейму Доутри, охранявшим его палатку этой ночью.

– Который час? – спросил он одного из них.

– Уже за полночь, лорд Перрин, – ответил Джейм.

Перрин хмыкнул в ответ. Округу освещали далёкие вспышки молний. Он решил пройтись, и парни последовали за ним.

– Я обойдусь без охраны, – сказал он им. – Присмотрите за шатром. Леди Фэйли по‑прежнему спит.

Его шатёр был почти на самом краю лагеря. Ему это нравилось. Соседство с холмом давало ему чувство некоторого уединения. Он прошёл мимо Гаула, который, несмотря на поздний час, точил своё копьё у поваленного ствола. Рослый Каменный Пёс поднялся и пошёл следом, Перрин не стал его прогонять. Гаул считал, что в последнее время он недостаточно тщательно исполняет взятые на себя обязанности присматривать за Перрином, и поэтому удвоил усилия. Сам Перрин полагал, что это всего лишь предлог, чтобы держаться подальше от собственной палатки и пары обосновавшихся в ней женщин‑гай'шайн.

Гаул держался в отдалении, и Перрин был этому только рад. Так и должны чувствовать себя предводители? Ничего удивительного, что столько государств ведут постоянные войны – у их вождей вечно нет времени пораскинуть мозгами, вот они и нападают на другие страны, чтобы люди перестали им докучать.

Недалеко от лагеря, в роще деревьев, он набрёл на небольшую поленницу. Его временный слуга Дентон, взятый до возвращения Ламгвина, нахмурился, когда Перрин стал расспрашивать об этом месте. Бывший мелкий лорд из Кайриэна, Дентон отказался возвращаться домой. Он решил, что он – слуга, и никому не удалось его переубедить.

Возле поленницы лежал топор. Это было не то смертоносное оружие с лезвием в виде полумесяца, которое Перрин когда‑то брал в бой, а крепкий топор лесоруба с лезвием из отличной стали и отполированной потными руками работяг рукояткой. Перрин засучил рукава, поплевал на руки и взял топор. Здорово было ощутить в них гладкое топорище. Он поднял топор на плечо, установил первое полено, отступил и ударил.

Удар пришёлся точно, в ночном воздухе во все стороны брызнули щепки. Чурбак раскололся надвое. Следом он расколол одну из половинок ещё раз. Гаул сел под деревом и снова принялся точить копьё. Скрежет металла о металл накладывался на глухие удары топора по дереву.

Как это здорово. Отчего так выходит, что его мозг намного лучше работает, когда он чем‑нибудь занят? Лойал часто упоминал о том, чтобы сесть и подумать. Таким способом к Перрину не пришло бы ни одной дельной мысли.

Он чисто расколол следующее полено. Так верна ли его мысль? Не может ли его собственная природа, а вовсе не волчья, быть повинна в том, как он себя вёл? Раньше в Двуречье он ничего подобного не вытворял.

Очередное полено. «У меня всегда хорошо выходило сосредоточиться». Частично это то, что произвело впечатление на мастера Лухана. Дайте поручение Перрину, и тот не успокоится, пока его не выполнит.

Он расколол обе половинки этого полена.

Возможно, изменения в нём были результатом встречи с внешним миром. Он во многом винит волков и предъявляет к Прыгуну неестественные требования. Волки вовсе не простые и не глупые создания, но им нет дела до человеческих забот. Прыгуну очень сложно учить его так, чтобы Перрин мог понять.

И разве Прыгун ему что‑нибудь должен? Прыгун умер в ту роковую ночь, давным‑давно. В ночь, когда Перрин впервые убил человека, в ночь, когда он впервые потерял в бою контроль над собой. Прыгун ничего Перрину не должен, но он уже несколько раз его спасал. На самом деле, Перрин понял, что именно вмешательство Прыгуна помогло ему не потерять свою личность и не превратиться в волка.

Он ударил по полену. Пришедшийся вскользь удар отбросил чурбачок в сторону. Он поставил его обратно и повторил. Тихий скрежет точильного камня Гаула его успокаивал. Он расколол и это полено.

Перрин и в самом деле всегда слишком погружался в выбранное дело. Это верно.

Но в то же время, если человек хочет чего‑то достичь, он должен работать над задачей до тех пор, пока она не будет выполнена. Перрин знал и таких, кто ничего не мог довести до конца. У них на фермах царил вечный беспорядок. Так жить он не смог бы.

Необходим баланс. Он как‑то жаловался, что его вытащили в мир, набитый проблемами гораздо крупнее его самого. Жаловался, что он простой человек.

Что если он был не прав? Что если, напротив, он – сложный человек, который был вынужден жить простой жизнью? В конце концов, раз он такой простой, как его угораздило влюбиться в такую сложную женщину?

Куча колотых дров росла. Перрин наклонился, собирая получившиеся четвертушки. Пальцы обхватывали грубые волокна – его мозолистые пальцы. Ему никогда не стать похожим на какого‑нибудь, впитавшего это с молоком, настоящего кайриэнского лорда. Но ведь были и другие лорды, такие как отец Фэйли. Или Лан, который больше походил на оружие, а не человека.

Перрин сложил дрова в поленницу. Ему нравилось вести стаю в волчьих снах, но волки не ждали, что он будет защищать их или содержать, или вводить для них законы. Они не жаловались, когда по твоему приказу погибал тот, кого они любили.

Его беспокоила не роль предводителя как таковая, а то, что ей сопутствует.

Он почувствовал запах приближающегося Илайаса. Он пах почти как волк – природным земным запахом.

– Что‑то ты припозднился, – обратился к нему Илайас, подходя ближе. Перрин слышал, как Гаул тихо убрал копьё в чехол и отошёл, производя шума не больше, чем взлетевший воробей. Он будет поблизости, но не станет подслушивать.

Положив топор на плечо, Перрин взглянул в тёмное небо.

– Иногда ночью я чувствую себя бодрее, чем днём.

Илайас улыбнулся. Перрин этого не видел, но почувствовал исходящий от него запах веселья.

– Ты когда‑нибудь пытался избежать этого, Илайас? – спросил Перрин. – Не отвечать на их зов, делать вид, будто ты совсем не изменился?

– Да, – ответил Илайас. У него был тихий низкий голос, который почему‑то напоминал рокот от дрожи земли вдалеке. – Хотел было, но потом Айз Седай решили меня укротить. И мне пришлось сбежать.

– Скучаешь по прежней жизни?

Илайас пожал плечами. Перрин услышал шорох одежды.

– Ни один Страж не желает бросать свои обязанности. Иногда важнее оказывается иное. Или... ну, более востребовано, что ли. Но я не сожалею о своём выборе.

– Я не хочу убегать, Илайас. И не буду.

– Я оставил прежнюю жизнь ради волков. Но это не значит, что ты должен поступить так же.

– А Ноаму пришлось, – сказал Перрин.

– Ему точно пришлось? – спросил Илайас.

– Это оказалось сильнее, и он перестал быть человеком.

Перрин почувствовал запах беспокойства. Илайасу нечего было ответить.

– Ты когда‑нибудь встречался с волками во сне, Илайас? – спросил Перрин. – В том месте, где умершие волки вновь живут и бегают стаей?

Илайас повернулся, глядя на него.

– Это опасное место, Перрин. Другой мир, связанный с этим каким‑то образом. Легенды утверждают, что туда могли входить древние Айз Седай.

– Другие люди тоже могут, – добавил Перрин, вспомнив о Губителе.

– Будь осторожен во сне. Я держусь от него подальше. – От него пахло опаской.

– А у тебя были проблемы, – спросил Перрин, – с тем, чтобы отделить себя от волка?

– Было дело.

– Но теперь их нет?

– Я достиг равновесия, – ответил Илайас.

– Как?

Старший мужчина на мгновение замер.

– Сам хотел бы знать. Просто однажды я это понял, Перрин. И тебе тоже предстоит понять.

«Или закончить, как Ноам». Перрин встретился взглядом с жёлтыми глазами Илайаса и кивнул:

– Спасибо.

– За совет?

– Нет, – ответил Перрин. – За то, что вернулся. За то, что доказал мне, что, по крайней мере, кто‑то из нас может жить с волками и оставаться человеком.

– Не стоит, – сказал Илайас. – Я и забыл, как может быть здорово для разнообразия находиться в окружении людей. Хотя даже не знаю, насколько смогу здесь остаться. Близится Последняя Охота.

Перрин снова посмотрел на небо.

– Да, верно. Передай приказ Тэму и остальным. Я принял решение. Белоплащники выбрали место для битвы. Я решил выступить и встретить их завтра.

– Отлично, – ответил Илайас. – Хотя твой запах выдаёт, что ты этого не хочешь.

– Это необходимо сделать, – сказал Перрин. – Вот и всё. – Каждый хотел, чтобы он стал лордом. Что ж, именно так лорды и поступают. Принимают решения, которые никто не решается принять.

Но всё равно, этот приказ вызывал у него отвращение. Он вспомнил видение – волков, гонящих овец навстречу притаившемуся чудовищу. Ему казалось, что именно так он и поступал, направляя Белоплащников навстречу их гибели. И ещё они носили одежду цвета овечьей шерсти.

Но что предпринять с видением, где Фэйли с остальными подходят к крутому обрыву? Илайас ушёл, оставив его стоять с топором на плече. И Перрину вдруг показалось, что он рубил вовсе не дрова, а чьи‑то тела.

Date: 2015-09-17; view: 314; Нарушение авторских прав