Восьмая профессия Маши Филипенко. Преступление, которое не сумел раскрыть МУР

После работы пожарной командой класс Маши Филипенко и Валеры Готовкина стал намного серьезнее. И многие стали учиться лучше.

Через несколько дней в класс зашел профессор Баринов и сказал Екатерине Ричардовне:

– Нам нравится работать с вашим классом. Мы сейчас осваиваем новые методы работы улучшателей. Пробуем делать ставку не на отдельных незамутненных ребят, а на целые коллективы.

– А сейчас какая у вас проблема?

– Один запрос пришел из МУРа.

– Откуда?

– Из МУРа. Из Московского уголовного розыска. Им нужна помощь.

Екатерина Ричардовна повернулась к классу:

– Ребята! Московской милиции нужна помощь. Поможем товарищам милиционерам?

А класс так и мечтал кому‑нибудь помочь. Особенно вместо контрольной.

– Поможем.

– Обязательно поможем! – закричали ребята и девочки.

– А кого надо ловить? – спросил тихий Дима Аксенов.

– Опасных преступников, которые магазин ограбили, – объяснил Дима Олейников.

– Или банк взяли! – добавил Готовкин. – Поймаем в два счета.

– С опасными преступниками мы пока подождем, – сказал профессор Баринов. – А вот один мальчик пропал, и его надо найти. Вся милиция с ног сбилась.

– Какой мальчик? Из какого класса?

– Дошкольник.

– Дошкольник… Кому он нужен?!

– Значит, кому‑то нужен, если три дня его дома нет, – ответил профессор Баринов. – Я прошу представителей вашего класса пройти в кабинет директора. Там сидит майор из МУРа. Он вам все объяснит.

Представителей оказалось человек тридцать. То есть весь класс. А майор оказался… или оказалась женщиной. Ее звали Гуля Курбановна. Она сказала:

– Вот сколько у меня помощников. Ребята, у нас мальчик потерялся в вашем районе. А это сидит его бабушка.

– Не потерялся, – сказала бабушка. – Его украли.

– Опять вы за свое! – сказала Гуля Курбановна. – Не крадут у нас детей.

– У вас не крадут! – ответила бабушка. – Потому что ваши дети никому не нужны. А у нас крадут.

– А ваши дети кому нужны?

– Наши дети всем нужны. Потому что мой мальчик не простой. Это ребенок гениальный, будущий ученый. Тысячи научных открытий. Или он скрипач – победитель конкурсов. Таких детей в Москве, может быть, всего трое на восемь миллионов.

– Сил моих больше нет! – сказала Гуля Курбановна. – Ребята, профессор Баринов считает, что это дело можно вам поручить. Можно?

– Можно, – ответили ребята.

– Займитесь Александрой Семеновной.

– Сами не могут, – сказала Александра Семеновна, – тимуровцам поручают.

– Да, поручаем, – ответила Гуля Курбановна, – потому что эти тимуровцы уже много полезного сделали.

Она обратилась к ребятам:

– Все, ребята. Вот моя визитная карточка. Там все телефоны и адреса. Желаю вам успеха.

Визитная карточка была такая:

Разитова Гуля Курбановна

Сотрудник Московского управления милиции

Майор

Телефон: 28‑22‑88

Гуля Курбановна хотела уйти, но профессор Баринов задержал ее:

– Давайте решим вопрос со служебным помещением. У вас есть такое?

– У нас есть! – закричал Валера Готовкин. – У меня дома такое помещение. Бабушка и обедом накормит. И дедушка у нас служебный.

– Никаких бабушек и дедушек! – сказал профессор. – Наши инструкции разрешают привлекать к работе пап и мам. И только. Бабушки и дедушки, как правило, слишком балуют ребят и опекают.

– Тогда у нас нет служебного помещения, – сказали ребята.

– Значит, попросим заказчика выделить. Пусть милиция побеспокоится. А пока начинайте работать здесь. Задавайте вопросы Александре Семеновне.

Ребята затихли, сосредоточились, подумали и стали задавать вопросы:

– Как зовут мальчика?

– Алеша Воджаевич.

– Почему Воджаевич?

– У него папа индонезиец. Воджа Утема. Они с мамой сейчас в Индонезии.

– В детский сад он ходит?

– Нет. Он домашний.

– Искала ли его служебная собака?

– Искала. Дошла до парка культуры и запуталась. Наш Алеша не простой мальчик, особый.

– Почему вы думаете, что особый?

– Потому что думаю. Он уже сейчас говорит по‑индонезийски, учит английский, рисует, катается на коньках, играет на арфе с учительницей, считает… до ста…

– Умеет ли он мыть посуду?

– Умеет ли он помогать по хозяйству?

– Вы что, смеетесь? Ни капельки. У него же бабушка есть. Мы его в ученые готовим, а не в домработницы.

Ребята позадавали еще несколько вопросов и ушли в класс совещаться. Возникло несколько версий. Резко выступил Олейников:

– Я думаю, его украла иностранная военщина. Утечка мозгов. Им нужны ученые и таланты.

– Нужен он этой военщине! – решил Готовкин. – Подумаешь, ценность, считает до ста!

– Если бы умел варить и стирать, его могли бы украсть студенты, – предположила Маша Филипенко.

– Зачем? – ахнул Аксенов.

– В целях использования по хозяйству. А раз он ничего не умеет, я думаю, никому он не нужен. Скорее всего, заблудился где‑нибудь в городе. И на вокзале живет среди добрых людей.

Но Олейников настаивал на военщине:

– Если бы он заблудился, он бы уже давно разблудился. Его украли, чтобы на что‑нибудь обменять. На какого‑нибудь американского Штирлица.

– Ладно, – сказала Маша. – Мы проверим все версии.

Она вернулась в кабинет директора к Александре Семеновне:

– У вас есть фотография мальчика?

– С собой нет. Дома сколько хочешь.

– А мы для вас нашли служебное помещение, – сказал профессор Баринов. – Недалеко отсюда.

– В районном отделении милиции, – сказала Гуля Курбановна. – Действуйте, ребята. Директор школы на три дня освободил вас от занятий.

– Ура! – завопили школьники.

Они немедленно попрощались с Екатериной Ричардовной, накинули пальто и куртки и помчались в служебное помещение. Это было в районном отделении милиции, во дворе. Окна в сад. Серьезные молодые милиционеры на них посматривали, но ни о чем не спрашивали.

Ребята уселись на деревянных диванах вдоль стены и стали совещаться.

– Ты по‑прежнему настаиваешь на военщине? – спросила Маша Филипенко Олейникова.

– По‑прежнему. И еще сильнее.

– Тогда отправляйся к Александре Семеновне на место проживания объекта и проведи у нее весь день. Будешь жить как Алеша, от «Пионерской зорьки» до «Спят усталые игрушки». Тогда ты сможешь выяснить, где удобнее всего было его похитить.

Валера Готовкин, пока шел этот разговор, внимательно рассматривал служебное помещение. Это был наполовину кабинет, наполовину склад. В углу стоял сейф, запертый на все замки. Там, наверное, хранили оружие… На полках лежали сияющие новенькие мегафоны‑громкоговорители, на полу стояли запрещающие знаки, лежали веники и метелки. А на окне были сложены радиопереговорные устройства.

Валера немедленно схватил два таких устройства и стал их налаживать на разговор. Он двигал рычажки на обоих аппаратах в разные стороны и смотрел, что получается.

Сначала аппараты молчали. Потом в одном что‑то щелкнуло и сказали:

– Вы слушаете «Голос Америки» из Вашингтона. Передаем интервью с президентом Рейганом.

Валера испугался и закрутил ручку в другую сторону. Там сказали:

– Вы слушаете «Маяк». Передаем новости. Президент Рейган дал интервью…

Потом стали слышаться голоса всех московских таксистов:

– Водители машин в районе Покровского‑Стрешнева! Просьба подъехать к ресторану «Охотничий домик». Там разъезд свадьбы.

– Машины, следующие на «Сокол» или в аэропорт Домодедово, заберите пассажиров из такси сорок четыре – двадцать. Они опаздывают на самолет.

Потом раздался настороженный голос мужчины‑водителя:

– Галочка! Галочка! На перекрестке у Белорусского и часового завода стоит милицейская патрульная машина. Штрафуют за превышение скорости. Прими меры! Предупреди всех наших!

– Принимаю меры! Всем‑всем машинам, следующим в районе Белорусского вокзала. У часового завода скрыта милицейская машина с радаром. Будьте осторожны. Не превышайте скорости в этом месте.

Валера дальше покрутил ручку, и стали слышны голоса милиции:

– Алло! Сто тридцатый говорит. Вы на Маяковке? К вам движется машина марки «Жигули» с превышением скорости. Номер МОЦ шестьдесят четыре – двадцать четыре. Задержите и проверьте документы.

– Алло! Задержали и проверили. Это журналист Щекочихин… из «Литературки». Спешит на встречу, на лекцию в рабочий клуб. Лекция бесплатная… Мы его отпустили.

Наконец Валера сумел настроить эти два аппарата на взаимную работу. Они ловили только друг друга. И по ним стало можно разговаривать, как по телефону.

Один аппарат оставили в служебной комнате, где сидела Маша Филипенко, а второй дали Диме Олейникову. И он отправился с ним к Александре Семеновне проводить день, как проводил его похищенный мальчик с индонезийским отчеством Алеша Воджаевич.

Через некоторое время из Машиного аппарата донеслось:

– Алло! Алло! Я – Дима. Вернее, я – Чайка! Прибыл на место проживания объекта. Гражданка Александра Семеновна настаивает на укладывании в дошкольную кровать. Производить укладывание?

– Алло! Алло! Я – Маша. Вернее, я – Майка. То есть Чайка. Нет, нет… просто Сокол. Я – Сокол. Производите укладывание. Спокойной ночи!

– Стой! Стой! – закричал Валера Готовкин, прыгнув к переговорнику. – Я – заместитель Сокола. Я – Сокольник. То есть Соколик. Позови к аппарату бабушку.

– Бабушка, бабушка, вас Свекольник к аппарату зовет.

– Я – бабушка. Я – бабушка! Я – Буревестник. Я у аппарата.

– Не было ли каких записок и писем за это время?

– Сейчас посмотрю в почтовом ящике.

Все ребята в служебной милицейской комнате ждали. Наконец послышалось:

– Я – бабушка… Я – бабушка. То есть я не бабушка, я – Буревестник… Есть записка.

– Прочитайте! – закричал Соколик. Он же Валера Готовкин.

– «Палажите… плиту…» Алло! Алло! Эта записка написана по‑английски!

– Что я говорил! – закричал за спиной у Буревестника Чайка – Олейников. – Записка написана на иностранном языке. Значит, его похитила военщина.

– Смирно! – скомандовал ему по радио Готовкин. – В кровать шагом марш! Производи укладывание. А за письмом мы сейчас пришлем сотрудника.

Сотрудником оказалась Надя Абдурахманова. Она немедленно пошла за запиской. И скоро вернулась с ней.

– Там его спать запихнули. То есть ее.

– Кого ее?

– Чайку нашу, Олейникова. Утром бабушка его разбудит и поведет по всем местам, по которым ходил украденный Алеша.

– А что Олейников?

– Он кричит: «Я эту военщину и шпионщину разоблачу!» А Александра Семеновна рада. Она говорит: «Действуйте, ребята. Я с вами вместе милицию научу работать». И еще она говорит, что Алешу похитили не одного.

– Как не одного?! – воскликнула Маша Филипенко. – А с кем еще?

– С шубой и рюкзаком! – ответила Надя. – И с зимней шапкой. Вот фотографии Алеши, а вот кусочек шубы для заплаток.

– Зачем же шуба? – задумался Готовкин.

– На Север повезут! – решил Дима Аксенов.

– Или следы запутывают! – предположила Лена Цыганова.

– Ребята! – сказала Маша Филипенко. – Сейчас поздно. Пора по домам. Завтра поведем розыск многими путями.

– Я лично завтра на Северный вокзал, – сказал Аксенов. – Буду всех проводников спрашивать. Фотографию показывать: не видели ли они такого мальчика с индонезийским уклоном. Не увезли ли его на Север.

– Я лично завтра в парк, – сказал Готовкин. – Где собака его потеряла. Тоже с фотографией пройдусь, с садовниками поговорю.

– Я лично завтра буду здесь, – сказала Маша. – Буду эту записку с английского переводить. И по телефону отвечать. А вы все мне звоните. А сейчас по домам! Все как один!

Лена Цыганова сказала:

– Все по домам пойти не могут. Дима Олейников в кровати лежит. Он укладывание произвел.

Они включили передатчик и послушали. Из передатчика слышалось пение Александры Семеновны:

Птички уснули в саду,

Рыбки уснули в пруду…

И донесся дотошный голос Димы Олейникова, который спрашивал:

– Вы не можете уточнить, в какое именно время в саду уснули птички?

– В двадцать один ноль‑ноль! – по‑военному отвечала Александра Семеновна.

Маша отключила их разговор и спросила у ребят:

– Как быть? У него дома будет паника. Его собственная бабушка скоро побежит в милицию Диму искать. Будет два похищенных ребенка.

Надя Абдурахманова вспомнила про визитную карточку Гули Курбановны:

– Пусть она позвонит Олейниковым домой и успокоит всех, что Дима в милиции.

– Нет, – сказала Маша Филипенко. – Я лучше профессору Баринову позвоню.

Она позвонила Дементию Дементьевичу и попросила разобраться с Димой. Профессор Баринов по инструкции избегал разговоров с бабушками. Но все равно позвонил Олейниковым и все им рассказал, что Дима не бродяжничает и не пропал. Что он участвует в серьезном розыске мальчика. И в настоящее время уложен в дошкольную кровать и спит по заданию класса.

Димина бабушка хотела раскричаться: «Нужен мне ваш серьезный розыск! Плевала я на дошкольную кровать!»

Но она в первый раз в жизни разговаривала с профессором, и это ее удержало. Она только вежливо сказала:

– Ладно. Авось найдется. Мы не очень‑то и беспокоились.

Первый рабочий милицейский день закончился. Ребята разошлись по домам.

Все стали ждать завтра.

Ночь была длинная‑предлинная. Но прошла в одну минуту.

Завтра в семь утра Маша Филипенко уже была в служебном помещении. Она взяла словарь и стала переводить записку. И все время ждала новостей от телефона и от радиопереговорного устройства. Ждала известий с мест событий.

Вот пришло первое. Передатчик на столе щелкнул и заговорил голосом Димы Олейникова:

– Алло! Алло! Я – Чайка! Мы проснулись. Начинаем утреннюю гимнастику и бег вокруг дома. Когда прибежим, будет завтрак из трех блюд.

Дима замолк надолго: или бегал, или завтракал. Маша думала. Перед ней лежала загадочная записка на английском языке. Маша почти все перевела:

«Палажите в городском парке на белую плиту на главной клумбе шесть котлет, три пакета молока, два батона, нож с вилкой и сапоги из шерсти овец, смешанной вместе. Иначе вашему ребенку будет плохо».

Некоторые слова были написаны по‑русски, некоторые по‑английски. И те и другие были с большим количеством ошибок. Это здорово затрудняло перевод.

– Если шесть котлет, то похитителей шестеро. Но почему три пакета молока? Может, их трое? Отчего тогда два батона? И вообще, гангстеры, похищающие детей, должны заказывать у бабушек не молоко и валенки, а пиво и сапоги.

Зазвонил телефон. Объявился Дима Аксенов:

– Алло! Это я – Дима. Я на вокзале, на Северном. Здесь никто такого мальчика не видел. Говорят: «У нас японцы редко ездят». Только один носильщик, восемнадцатый номер, говорит, что видел, но не помнит где. Обещал подумать.

– Что ты будешь делать? – спросила Маша.

– На Ленинградский пойду. Он у нас тоже северный.

– Хорошо. Только учти, что в одиннадцать у нас совещание. К одиннадцати приезжай.

Радиопередатчик на столе щелкнул.

Это подал сигнал Дима Чайников. То есть Олейников, который Чайка:

– Алло! Алло! Я – Чайка. Мы закончили завтрак. Бежим в сквер с английским языком.

– Что это за сквер с английским языком? – спросила Маша. – Около английского посольства?

– Нет. Около Елисеевского магазина.

– Алло! Алло! Я ничего не понимаю. Дайте пояснения.

– Алло! Алло! Я – бабушка. Даю пояснения. Около памятника Пушкину собирается группа детей, изучающих английский язык. Они гуляют с учительницей. Есть сквер с немецким языком. Около Большого театра. Где памятник Карлу Марксу.

– Я – Маша. Я – Маша. Я вас поняла. Чайка, Чайка, в одиннадцать у нас совещание. В одиннадцать подключайся к нам.

– А мне можно подключиться? Я – Буревестник. То есть я – бабушка.

– Я – Маша. Я – Маша. Ни в коем случае. Это производственное совещание сотрудников.

Тр‑тр‑тр‑тр‑тр‑тр‑тр‑тр‑тр‑тр!

Телефон звонил. Аж прыгал от нетерпения. Маша сразу догадалась, что звонил Валера Готовкин.

– Алло! Я слушаю!

Это была мама:

– Маша, Маша, ты портфель дома забыла.

– Правильно, у нас три дня не будет в школе занятий. У нас учения.

Мама не стала спорить. Учения так учения.

– Только ты домой вовремя приходи.

Тр‑тр‑тр‑тр‑тр‑тр‑тр‑тр‑тр‑тр‑тр! В этот раз действительно Готовкин.

– Маша, Маша, я из Центрального парка.

– И что в парке?

– Я опросил сторожей. Такого мальчика они видели. Он играл в кинофильме «Юность Джавахарлала Неру».

Маша включила радиопередатчик:

– Алло! Алло! Я – Сокол. Вызываю Чайку.

– Я – Чайка! Алло! Я – Чайка. Держу путь в рисовальный класс. Будем учиться рисованию.

– Скажи мне, Чайка, ты не играл в кинофильме «Юность Джавахарлала Неру»?

– Сейчас спрошу у Буревестника.

– Алло! Алло! Я – Буревестник. Чайка играл в кинофильме «Юность Джавахарлала Неру». Чайка – гениальный ребенок. То есть не Чайка, а Алеша.

– Спасибо, – сказала Маша. – Мы приняли вашу информацию к сведению.

Принять‑то Маша приняла, а что с ней делать – не знала.

К этому времени стал подтягиваться весь класс. Маша решила откомандировать какого‑либо сотрудника в кинотеатр ознакомиться с «Юностью Джавахарлала Неру». Решили, что таким сотрудником будет Надя Абдурахманова. Ей срочно собрали двадцать копеек на билет и десять на дорогу и отправили куда надо.

Тртрт‑ртрт‑трт‑ртт – заверещал радиопередатчик.

– Я – Чайка… Алло! Я – Чайка. Слышите меня? Совещаетесь?

– Алло! Я – Сокол. Совещаемся. А ты что делаешь?

– Рисую черное на зеленом. Кувшин на скатерти. Отсюда ребенка похитить не могли. Подходы просматриваются. Мест для посадки авиации нет.

Это Машу утешило:

– Спасибо. Продолжайте ваши действия.

Зазвонил телефон. Поступили сведения с Ленинградского вокзала.

– Алло, Маша, здесь японских мальчиков тоже не видели. Вернусь на Северный вокзал к носильщику номер восемнадцать.

Потом наступила долгая тишина, Маша сидела одна и думала: «Почему они заказывают один нож с вилкой? Какая‑то очень странная записка».

Маша включила передатчик, постоянно и верно настроенный на Диму Олейникова.

– Алло. Я – Сокол. Вызываю Чайку.

– Я – Чайка. Алло! Рисование закончил. Стоим в очереди за помидорами. Дети обязаны их регулярно есть.

В микрофон доносился шум большого магазина и комариный голос Буревестника:

– Ну и что, что вы с ребенком? Я тоже с ребенком. Ну и что, что вы здесь занимали?! Я тоже здесь занимала. Ну и что, что вы уже взвесили? Я тоже сейчас буду взвешивать.

– Алло, Чайка. Алло, Чайка, позови к аппарату Буревестника. Перехожу на прием.

– Алло. Я – Буревестник. Перехожу в бакалейный отдел. Здесь на нас обращают внимание.

Была пауза. Потом разговор возобновился.

– Алло, я – Буревестник. Я вас слушаю.

– Алло, я – Сокол. Секретная записка расшифрована. В ней пишется: «Палажите в городском парке на белую плиту на главной клумбе шесть котлет, три пакета молока, два батона, нож с вилкой и сапоги из шерсти овец, смешанной вместе. Иначе вашему ребенку будет плохо».

– Я – Буревестник. Я – бабушка. Я все поняла. Я сейчас же займусь приготовлением продуктов. Только сначала отведу Чайку на фигурное катание.

– Хорошо. Действуйте.

Позвонил Дима Аксенов от носильщика номер восемнадцать:

– Алло. Он говорит, что видел этого мальчика в кино «Юность Максима».

– Не «Юность Максима», а «Юность Джавахарлала Неру». Многие его в этом кино видели. Он там играл одну роль.

– Что мне делать?

– Ничего. Приезжай сюда. Будем подводить итоги.

Тем временем все больше ребят подтягивалось в служебную комнату. Все приходили со своими известиями или идеями.

– Может, нам ребят всей школы поднять и цепочкой по району пройти?

– Цепочкой по району пройти одной школы не хватит.

– А мы две школы поднимем или три.

– А учиться родители будут, да?

– Может, нам фотографию по телевизору показать?

– Кто же нам разрешит? Мы всю Москву переполошим.

– А мы без разрешения. У Никиты Казаньева бабушка в буфете на ЦТ работает. Она войдет во время передачи «Новости», как будто чай принесла. И скажет дикторам: «Представляете, один мальчик пропал. Вот как он выглядит». И фотографию в экран покажет. Все и будут знать.

– Что ж! Это хороший вариант, – сказала Маша. – Не будем его отбрасывать. Если по‑другому не получится, так и сделаем.

Маша включила передатчик:

– Алло, Чайка. Что у тебя нового?

– Занимаюсь фигурным катанием. В группе девочек.

Трах‑тара‑рах! – послышался затяжной треск в передатчике.

– Алло! Алло! Это что, помехи трещат?

– Нет. Это я трещу, в трибуну въехал. Я же ведь ездить не умею. В общем, Алешу могли украсть здесь. Кругом парк, одни пенсионеры.

– Ни за что, – сказал Готовкин. – Сейчас пенсионеры такие здоровые пошли, крепче милиции. Никто ребенка красть не решится – отобьют. И еще отколотят любого похитителя.

– Куда тебя поведут дальше? – спросила Маша у Чайки.

– В школу шахмат с математическим уклоном.

– Обо всем неожиданном сообщай. Обращай внимание на подозрительные подробности. До встречи в эфире.

– В каком кефире? – закричал Чайка.

– В эфире. В эфире. Ждем известий.

Потом Маша сказала всем участникам совещания:

– Ребята, получена записка. В ней пишут: «Палажите в городском парке на белую плиту на главной клумбе шесть котлет, три пакета молока, два батона, нож с вилкой и сапоги из шерсти овец, смешанной вместе. Иначе вашему ребенку будет плохо».

– Угроза! – сказал Аксенов.

– Давайте передадим записку в милицию. Чтобы они засаду устроили, – предложила Лена Цыганова.

– Никакой милиции! – возразил Валера Готовкин. – Сами справимся. Милиция их только спугнет.

– А если они вооружены? Как мы справимся? – спросил Аксенов.

– Давайте в котлеты подсыпем сонный порошок! – предложила хитрая Цыганова. – Они котлеты съедят и заснут. А мы их сцапаем.

– А где мы возьмем сонный порошок? – спросила Маша.

– У Никиты Казаньева сестра бабушки в зоопарке ветеринаром работает. У нее есть специальные ампулы. Она их вкалывает тиграм и бегемотам, для сна. Вот мы возьмем ампулу и сделаем укол котлете. Кто съел – тот заснул.

– Прекрасно! – сказала Маша Лене Цыгановой. – Немедленно отправляйся к Никите Казаньеву за снотворным и шприцем. И сразу же сюда.

– А где котлеты и молоко? – спросила Лена.

– Котлеты скоро прибудут. Мы ждем их с минуты на минуту.

В это время вернулась сотрудница Абдурахманова, которая была в командировке в кинотеатре «Чебурашка». Она исследовала кинофильм «Юность Джавахарлала Неру».

– Ну, как кино?

– Очень интересное. Две серии. Он там борется с империализмом.

– А в детстве?

– Работает. И все время рыбу ловит.

– Может, его кинодельцы украли? – предположил Аксенов. – Чтобы в кино использовать против Индии.

Когда заговорили о похищении, все вспомнили об Олейникове.

– Алло, Чайка. Что делаешь?

– Играю в шахматы.

– Ничего подозрительного нет?

– Есть. Все у меня выигрывают.

– Какие‑нибудь версии у тебя появились?

– Ничего не появилось, у меня голова пустая от всех этих катаний и кружков. И ноги болят.

– Оттуда мальчика не могли украсть?

– Отсюда? Не могли.

– Почему?

– Один из участников – милиционер. Он лучше всех играет.

– Чайка, Чайка, куда ты отправишься после шахмат?

– В секцию юных арфисток.

– Стой! Стой! – закричал Валера Готовкин. – На арфе же играют тетеньки!!

– Да. И гениальные дяденьки. В общем, меня туда ведут и я иду.

– Чайка! Алло! Чайка! – сказала Маша. – Продолжайте свои действия. Обо всем подозрительном сообщайте. Выходите на связь каждый час.

– Сверим часы! – прокричал Олейников.

– Сверим! – И все поставили часы на одно время.

Олейников отключился. Остальные ребята замолкли.

– Мы целый день работаем, – сказала Маша, – и у нас пока еще ничего не прояснилось.

– Наоборот, даже затуманилось, – добавил Валера Готовкин.

– Что у нас затуманилось? – удивилась Маша.

– А вот что это такое – сапоги из шерсти овец, смешанных вместе?

– Обычные валенки, – ответила Маша.

– А зачем им валенки?

– Хотят перевозить мальчика через северную границу, – настаивал на своем северном варианте Дима Аксенов.

– А я считаю, что мальчик и те, кто его похитил, скрываются в парке, – сказал Готовкин.

– Почему?

– Потому что там легче всего скрываться. Потому что туда привела собака. Потому что там интереснее всего: много всяких аттракционов. Там знаете что скоро будет?

– Что? – спросили одноклассники.

– Вот что! – Валера вытащил «Вечернюю Москву». – Читайте.

Ребята с удивлением прочли:

«ВПЕРВЫЕ В МОСКВЕ!

ГЕННАДИЙ ОВЧИННИКОВ –

УКРОТИТЕЛЬ РЫБ

ВЫСТУПЛЕНИЕ С ГРУППОЙ

ДРЕССИРОВАННЫХ СЕЛЕДОК

В ПРОГРАММЕ:

1. Веселый рыболов.

2. Скачки через половник.

3. Водное поло с теннисным шариком.

4. Прыжки через огненный круг.

Стоимость билетов увеличенная. Администрация просит приносить с собой бинокли. Начало селедочного фестиваля в 15.00».

– Если нам не удастся захватить их при забирании продуктов, – сказал Валера, – мы обязательно возьмем преступников здесь. На этом селедочном фестивале.

Ребята стали обсуждать детали предстоящих операций. Вдруг пришла Александра Семеновна.

– Вот. Я продукты принесла, – сказала она. – Можно их класть на белую плиту.

– Подождем, – сказала Маша.

– Как подождем? Чего подождем? – заволновалась бабушка. – Ребенку будет плохо.

– А если продукты вороны склюют, ребенку будет еще хуже, – сказала Маша.

– Или они прокиснут на солнце, – поддержал Валера Готовкин. – Их надо класть ближе к вечеру.

– А где сапоги из шерсти овец, смешанных вместе? – спросил северный Аксенов.

– Валенки, что ль? – спросила Александра Семеновна.

– Да, валенки.

– Они в починке. Вот я квитанцию приложила. Пойдут и сами получат. Пусть в очереди постоят.

«Еще одно место, где можно сделать засаду», – подумал про себя Аксенов. Он представил себе, как он пойдет в валеночно‑починочное ателье, увидит там военщину и тихо так скажет:

– Валенки вверх! Ваша игра окончена!

– Спасибо, Александра Семеновна, – сказала Маша. – Продолжайте вашу спокойную жизнь. Мы за вас в ответе.

Александра Семеновна помчалась дальше по своим воспитательным делам: делать из Чайки лауреата международных конкурсов и научных премий.

А вместо нее появилась Гуля Курбановна:

– Чем порадуете, ребята? Нашли мальчика?

– Пока не нашли. Но кое‑какие концы есть, – ответила Маша.

– Какие же концы?

– А вот какие… Вот записка про еду и валенки. Есть сведения, что мальчика из города не увозили.

– Еще какие‑нибудь документы есть?

– Документов больше нет. Есть ощущения.

– Какие ощущения? – спросила майор милиции.

– Ощущения, что похитители скрываются в парке, – сказал Валера Готовкин.

– Почему?

Валера показал Гуле Курбановне программу дрессированных селедок.

Гуля Курбановна была потрясена селедочными возможностями. И вместе с тем она сильно расстроилась: «Такими темпами они найдут мальчика, может быть, к пенсии».

Она поблагодарила ребят. Вышла и из автомата позвонила профессору Баринову:

– Товарищ профессор, ваши дети, по‑моему, ерундой занимаются. Собираются мальчика там искать, где им самим интересно. В парке. Там, видите ли, дрессированные селедки выступают.

– Я вам категорически запрещаю вмешиваться в их дела. Не мешайте ребятам работать.

Но Баринов очень заинтересовался селедками и твердо решил, что обязательно пойдет в парк в воскресенье со всей семьей смотреть, что там выделывают эти необыкновенные дрессированные рыбы.

А Гуля Курбановна решила наоборот: ни за что не ходить. Потому что если эти селедки покажут что‑либо необыкновенное, мудрое и разумное, она после этого селедку и в рот не возьмет.

В половине четвертого в служебном помещении произошло ЧП. Прибежал взмыленный Дима Олейников, он же Чайка. Он прибежал в белых тапочках, в пачке – это такая юбочка, в кисейной кофточке и сказал:

– Все, хватит! Больше не могу! Я думаю, у этой бабки никакого мальчика вовсе не было. Никакой мальчик такой жизни не выдержит.

– Почему? Что случилось? – заинтересовались сотрудники.

– Ничего не случилось! Только мои железные нервы сдают. Эти арфы, кружки, квадратики! Дыхания и витамины! Я думаю, никто индонезийского мальчика не похищал. Он сам от этой бабки сбежал.

– Не от бабки, а от Буревестника.

– Все равно! Хватит с меня этих мучений. Дайте мне серьезное дело.

Маша и Валера Готовкин посовещались и решили отправить Диму в засаду с продуктами на клумбу.

– Вот тебе продукты, – сказала Маша. – Сначала пойдешь домой и переоденешься во все зеленое. Потом положишь продукты и квитанцию на белую плиту. А сам спрячешься в кустах. Как только преступники придут, ты…

– Я их немедленно схвачу! Я им скажу: «Ваша игра окончена».

– Ничего подобного. Ты по радио сообщишь нам. И пойдешь за ними следом. Мы сообщим в милицию и будем вместе их арестовывать. Вопросы есть?

– Вопросов нет! – ответил дисциплинированный Олейников.

– Сверим часы!

Все часы шли в разные стороны. Их уточнили по радио.

Олейников ушел выполнять поставленную задачу.

Только он вышел из здания, как в комнату влетела перепуганная Александра Семеновна:

– Караул! Караул! И этого похитили! Еще один ребенок пропал! Давайте нового!

– Успокойтесь, Александра Семеновна. Никто его не похищал, – строго сказала Маша. – Он жив и здоров. Он выполняет новое боевое задание.

– Новое боевое задание! – бушевала Александра Семеновна. – Все чего‑то выполняют! А мне что делать?

– Идите домой и ждите результатов.

– Когда будет надо, – строго добавил Валера Готовкин, – вас вызовут.

Александра Семеновна, понурив голову, вышла. Она все время твердила одно:

– Бедный мой Алеша Воджаевич! Ничего у них не получится!

Прошло несколько часов. На город синим парашютом опускался вечер. Везде быстро темнело. Особенно в парке культуры.

Дима Олейников, он же Чайка, стоял на часах около белой плиты. Вернее, не стоял, а сидел на часах около белой плиты. А еще точнее, не на часах, а на ящике из‑под пепси‑колы.

Дима караулил продукты. А сам был голоден. Никто его сегодня ничем не кормил. Все воспитывали.

«Тут лежат продукты для врагов, – подумал он, – а наши парни голодают».

Наши парни – это был он, Дима Олейников, весь его класс и другие неведомые труженики. Неконкретизированные, но прекрасные.

«А что будет, – подумал Дима, – если мы часть продуктов съедим? Пару котлет там и пакет молока? Врагам продукты не понадобятся. Когда мы их задержим, в милиции их все равно накормят».

Никогда в жизни Дима Олейников не хотел так сильно есть, как сегодня.

В конце концов он вышел из укрытия, подошел к корзиночке с продуктами, взял две котлеты и пакет молока. Он же не знал, что котлеты были снотворные.

Дима быстро расправился с ними и вернулся на свой ящик. И сразу же заснул как вкопанный.

Проснулся Дима от страшного холода. Вокруг было почти темно. Дима посмотрел вперед на клумбу и с ужасом увидел, что корзиночки там не было. Дима включил передатчик и в панике закричал:

– Я – Чайка! Алло! Я – Чайка! Я в отчайке. То есть в отчаянии. Продукты исчезли. Я все проспал!

– Спасибо за сообщение! – послышался суровый голос Валеры Готовкина. – Можешь отправляться домой!

Дима попытался встать. Замерзшие ноги не разгибались. Огорченный и растерянный Дима так, в сидячем положении, направился к выходу из парка и, скрюченный, шел до самого метро.

А среди ребят в служебной комнате была паника.

– Все рухнуло! – сказала Маша.

Остальные сотрудники похватались за головы:

– Сколько трудов пропало даром!

– Все провалилось!

– Ничего не рухнуло! – сказал Валера Готовкин. – Ничего не провалилось! Операция «Сонные продукты» закончилась. Операция «Веселые селедки» началась!