Молот боли

– Принц Джирики. Наконец‑то мы встретились. – Джошуа поклонился и протянул левую руку; браслет кандалов, который он носил в память о заключении у своего брата, темнел на его запястье. Ситхи сделал странно угловатый поклон своего народа, потом тоже протянул руку. Изгримнур не мог не подивиться на такую странную сцену.

– Принц Джошуа. – Утреннее солнце позолотило снег и белые волосы Джирики. – Юный Сеоман рассказывал мне о вас. Он здесь?

Джошуа нахмурился:

– К моему сожалению, нет. Нужно о многом поговорить – многое расскажем мы и многое надеемся выяснить у вас. – Он посмотрел наверх, на высокие стены Хейхолта, кажущиеся такими приветливыми в лучах восходящего солнца. – Я не уверен, кто из нас должен сказать другому: милости просим домой.

Ситхи холодно улыбнулся:

– Это больше не наш дом, принц Джошуа.

– А я сомневаюсь, что он когда‑либо был моим. Но входите, глупо стоять на снегу. Может быть, вы зайдете и позавтракаете с нами?

Джирики покачал головой:

– Спасибо за ваше гостеприимство, но, я думаю, пока что нет. – Он оглянулся на торопливых ситхи, которые вились на склоне горы, быстро разбивая лагерь. Первые яркие палатки уже расцвели снежными цветами. – Моя мать Ликимейя разговаривает с моей сестрой, я полагаю. Я тоже хотел бы провести немного времени с Адиту. Если бы вы были так любезны и пришли в шатер моей матери, когда солнце поднимется над деревьями, взяв с собой всех, кого сочтете нужным, мы могли бы поговорить там. Как вы сказали, у нас много тем для разговора. – Ситхи сделал что‑то вроде грациозного жеста приветствия, поклонился, потом повернулся и пошел прочь по нетронутому снегу.

– Это нахальство, – пробормотал Изгримнур. – Почему это ты должен идти к ним?

– Когда‑то этот замок принадлежал им, – Джошуа тихо засмеялся, – даже если они и не собираются требовать его обратно.

Изгримнур фыркнул:

– Раз они хотят помочь нам выставить отсюда этих ублюдков, я думаю, мы можем прогуляться к ним в гости. – Он прищурился. – А это кто?

Одинокий всадник показался на вершине горы за лагерем ситхи. Он был выше и крепче сложен, чем бессмертные, но устало покачивался в седле.

– Милость Божья, – выдохнул Изгримнур, потом радостно закричал: – Изорн, ха, Изорн! – Он размахивал руками. Всадник поднял глаза, потом пришпорил свою лошадь и помчался вниз.

– Ах, отец, – сказал он, спешившись и испытав сокрушающее ребра объятие герцога, – я даже сказать не могу, как славно видеть тебя! Этот храбрый эрнистирийский красавец, – он погладил своего серого коня, – держался рядом с ситхи от самого Наглимунда! Они едут так быстро! Мы немного отстали только в самом конце.

– Неважно, неважно, – хохотал Изгримнур. – Я только хотел бы, чтобы твоя мать не осталась в Наббане. Благослови тебя Бог, сын. Я ужасно рад видеть тебя.

– Действительно, – сказал Джошуа, – на вас приятно смотреть. Как Эолер? И что в Эрнистире? Джирики сказал, но очень немного.

Изорн устало поклонился:

– Я скажу вам все, что знаю, Джошуа. Только есть здесь какая‑нибудь еда? И немного выпивки?

– Пойдем. – Изгримнур обнял своего высоченного сына. Дай своему старому отцу облокотиться на тебя – всего на несколько минут. Меня лошадь придавила в Наббане, знаешь? Но я еще жив! Мы позавтракаем все вместе. Эйдон благословил нас этим утром.

После полудня небо потемнело и поднялся ветер. Спина не давала ему покоя, и он сидел облокотившись на подушки – и почему военный отряд ситхи захватил с собой подушки? он не уставал удивляться, – боясь, что не сможет подняться на ноги без посторонней помощи. Даже присутствия сидящего рядом Изорна оказалось недостаточно для того, чтобы его мысли не принимали мрачный оборот.

Ситхи уничтожили Скали и его людей. Это была первая новость, которую сообщил Изорн. Бессмертные привезли в мешке голову тана Кальдскрика в Эрнисадарк. Изгримнур знал, что должен радоваться: человек, укравший его герцогство и принесший столько несчастий Риммергарду и Эрнистиру, мертв. Но он чувствовал в основном собственный возраст, немощь и сердитый стыд. Отмщение, о котором он так громко клялся в Наглимунде, было отнято другим. Если он вернет Элвритсхолл, то только потому, что ситхи заработали это для него. Это не нравилось ему. Несчастный герцог с трудом следил за тем, что так занимало Джошуа и бессмертных.

– Весь этот разговор о мечах и звездах – это прекрасно! – сказал он сердито. – Но что мы собираемся делать? – Он сложил руки на широкой груди. Кто‑то должен поторопить события. Эти ситхи похожи на целую армию золотоглазых Джошуа – они готовы разговаривать и размышлять до самого Судного дня. Но реальность Хейхолта никуда не делась. – У нас есть осадные машины, если вы знаете, что это такое. Может быть, нам удастся разрушить ворота или даже стены, но Хейхолт – самая сильная крепость в Светлом Арде, так что все это случится нескоро. Тем временем ваша Звезда завоевателя окажется прямо у нас над головой.

Ликимейя, которая, как предположил Изгримнур, была королевой ситхи, хотя никто не называл ее этим титулом, обратила на него свой змеиный взгляд. Все, что мог сделать риммер, – это достойно встретить его.

От нее у меня кровь холодеет. А я‑то думал, что Адиту странная!

– Ты прав, смертный. Если справедливы наши догадки и мысли ваших носителей свитков, то времени очень мало. – Она повернулась к Джошуа: – Мы в считанные дни обрушили стены Наглимунда, но это не помешало хикедайя сделать то, чего они хотели, по крайней мере мы не думаем, что им это помешало. Мы не можем позволить себе повторить эту ошибку здесь.

Принц Джошуа опустил голову, размышляя.

– А что еще мы можем сделать? Как заметил прошлой ночью Изгримнур, нам не удастся перелететь через стены.

– Есть другие пути в замок, который вы называете Хейхолт, – сказала Ликимейя. Высокий черноволосый ситхи подле нее кивнул. – Мы не можем провести целую армию через эти пути и не хотим этого, но мы можем и должны послать хоть кого‑нибудь. Рука Инелуки видна во всем; он и ваши смертные враги, безусловно, позаботились о том, чтобы эти пути хорошо охранялись. Но если мы отвлечем внимание наших врагов тем, что происходит перед стенами, то можем преуспеть в засылании внутрь маленького отряда.

– Какие «другие пути» вы имеете в виду? – спросил Джошуа, нахмурившись.

– Туннели, – сказал Камарис внезапно. – Пути туда и обратно. Джон знал их. Один есть на скале под Морскими воротами.

У старика был слегка дикий вид, точно в любой момент он мог снова начать бредить.

Ликимейя кивнула. Нити, унизанные полированными камнями, которые были вплетены в ее волосы, тихо зазвенели.

– Именно так. Хотя, я думаю, мы можем выбрать лучший вход, чем пещеры у скалы. Не забудьте, принц Джошуа: Асу'а некогда принадлежал нам и многие из нас были живы, когда это все еще был великий дом зидайя. Мы знаем его тайные тропы.

– Меч. – Камарис тер рукоять Торна. – Он хочет войти внутрь. Он был… – Старик не договорил и замолчал. Рыцарь был странно подавленным весь этот день, но Изгримнур не мог не заметить, что он был меньше поражен появлением ситхи, чем любой другой смертный из собравшихся в шатре Ликимейи. Даже Тиамак и Стренгъярд, изучавшие старые предания, сидели молча, широко раскрыв глаза, и открывали рот только при крайней необходимости.

Ветер снаружи становился громче.

– Это другая и, вероятно, самая важная тайна, – сказал Джирики. – У вашего брата один Великий Меч, принц Джошуа, у этого смертного рыцаря, сира Камариса, другой. Где третий?

Джошуа покачал головой:

– Как я сказал вам, он исчез из могилы отца.

– И как они будут служить нам, если мы соберем их вместе? – закончил Джирики. – Тем не менее кажется, что Камарис должен быть одним из тех, кого мы пошлем под стены. Мы не можем допустить, чтобы два других меча собрались, а этот черный клинок остался снаружи. – Он сложил домиком длинные пальцы. – Более чем когда‑либо я сожалею о том, что мы с Эолером не смогли найти тинукедайя из Мезуту'а – тех, кого вы зовете дворрами. Они больше других знают о мечах и кузнечном деле; именно они и выковали Миннеяр. Не сомневаюсь, что они о многом смогли бы рассказать нам.

– Пошлем Камариса? В подземные пещеры? – Джошуа, казалось, скептически отнесся к этой идее. В его словах был оттенок едва ли не отчаяния. – Нам предстоит, возможно, величайшая битва из всех когда‑либо виденных в Светлом Арде и, конечно, важнейшая из них. А вы говорите, что мы должны отослать нашего величайшего воина?

Когда Джошуа посмотрел на старого рыцаря, Изгримнур снова заметил смущение во взгляде принца, уже виденное им раньше. Что ему рассказал Камарис?

– Вы должны понять моего брата, принц Джошуа, – вступила Адиту, уважительно молчавшая в течение всей беседы. – Если все знаки, все сны, слухи и тайные предания верны, значит, это Великие Мечи должны разрушить план Инелуки. Не люди – и не бессмертные, сражающиеся у ворот замка. Такова мудрость.

– И стало быть, поскольку Торн принадлежит Камарису, он и только он может внести меч внутрь? Не через ворота или через стены с армией за спиной, а тайно, по‑воровски?

– Торн не принадлежит мне! – Камарису, по‑видимому, трудно было говорить медленно и спокойно. – Мне кажется, это и есть другой путь. Милостивый Эйдон, отпусти меня, Джошуа! Я сомневаюсь, что пройдет много времени, прежде чем этот меч сведет меня с ума.

Джошуа долго смотрел на старого рыцаря; что‑то невысказанное прошло между ними.

– Может быть, и есть какой‑то смысл в том, что вы все говорите, – согласился наконец принц. – Но мне будет тяжело потерять Камариса… – Он помолчал. – Потерять для грядущей битвы. Это не понравится людям. С ним они чувствуют себя непобедимыми.

– Возможно, им не следует знать, что его нет, – сказала Адиту.

Удивленный Джошуа повернулся к ней:

– Что? Как мы можем скрыть это?

– Я думаю, моя сестра говорит разумные вещи, – сказал Джирики. – Если мы надеемся получить возможность отослать сира Камариса в замок вашего брата – а он не будет один, Джошуа, с ним будут зидайя, которые знают эти места, – то незачем трубить в трубы, оповещая всех, что мы сделали это. Пусть кажется, что Камарис все еще здесь, даже когда начнется осада.

– Осада? Но если наша единственная надежда – это мечи, и нашим истинным ударом будет маленький отряд, который мы пошлем внутрь по вашим тайным путям, какой смысл играть жизнью остальных? – сердито поинтересовался принц. – Вы хотите сказать, что мы должны заставить людей жертвовать жизнью в кровавой осаде, которая, как мы все знаем, начнется в любом случае слишком поздно, чтобы к чему‑нибудь привести.

Ликимейя наклонилась вперед:

– Нам придется жертвовать и людьми, и зидайя. – (Изгримнур заметил в ее янтарном взгляде искру чего‑то, что казалось почти сожалением или болью, но отбросил эту мысль. Он не мог поверить, что такое чуждое и непреклонное существо может чувствовать что‑либо, кроме холодной решимости.) – Иначе нашим врагам станет ясно, что у нас есть и другие планы Мы прокричим им, что ожидаем результата какой‑то другой хитрости.

– Почему? – Изгримнур видел, что Джошуа совершенно измучен. – Любой разумный командующий знает, что лучше уморить врага голодом, чем тратить жизнь людей на толстые каменные стены.

– Ваш лагерь стоит рядом с лагерем зидайя. Те, кто сейчас наблюдает из‑за этих каменных стен, заключили договор с Инелуки. Некоторые из них – наши родственники. Они знают, что Дети Восхода видят красную звезду в небе над головой. Звезда завоевателя, как вы ее называете, говорит, что у нас осталось всего‑навсего несколько дней и то, что собирается делать ваш смертный колдун ради Инелуки, должно скоро случиться. Если мы продемонстрируем полное равнодушие к этому, то никого не одурачим. Мы должны начать осаду немедленно, и ваши люди, и наш народ должны сражаться, как будто это наша последняя надежда. И возможно, так оно и есть. Не у всех сказок счастливый конец, принц Джошуа. Мы, Рожденные в Саду, знаем это слишком хорошо.

Джошуа повернулся к герцогу Изгримнуру как бы за поддержкой:

– Значит, мы посылаем нашего лучшего воина, который к тому же наш величайший вдохновитель, вниз, под землю. И бросаем людей на осаду, которая, как мы знаем, не может увенчаться успехом. Герцог Изгримнур, я сошел с ума или это действительно все, что нам осталось?

Риммер беспомощно пожал плечами. Невыносимо было видеть искренние мучения Джошуа.

– То, что говорят эти ситхи, похоже на правду. Прости, Джошуа. Мне это тоже не нравится.

Принц поднял руку, сдаваясь:

– Тогда придется поступить так, как все вы говорите. С тех пор как мой брат получил трон, я прошел сквозь череду ужасов. По‑видимому, как говорил когда‑то один из моих учителей, «Бог ваяет нас Молотом Боли на Наковальне Долга». Я не могу вообразить себе, какую форму мы примем, когда Он закончит. – Он снова сел, махнув рукой остальным, чтобы они продолжали. – Только, пожалуйста, следите за безопасностью Камариса. У него в руках единственная вещь, которой не было у нас в то время, когда мой брат и Король Бурь разбили Наглимунд. С тех пор мы очень много потеряли, но почти ничего не приобрели.

Изгримнур смотрел на старого рыцаря. Камарис погрузился в собственные мысли, глаза его были устремлены в никуда, губы беззвучно шевелились.

Король крался по проходу над входом в литейную. Солдаты, и без того напуганные, совершенно потеряли присутствие духа, увидев выходящую из тьмы закутанную в плащ фигуру. Один из них зашел так далеко, что вытащил свой меч, прежде чем Прейратс успел рявкнуть на него, чтобы он не трогал оружия; Элиас, однако, казалось, не заметил того, что могло бы стать роковой ошибкой юного стражника.

– Прейратс, – проскрежетал король, – я искал и искал. Где мой виночерпий? У меня так пересохло в горле…

– Я помогу вам, ваше величество. – Священник перевел взгляд угольно‑черных глаз на ошалевших солдат, поспешно отводивших глаза. – Капитан отведет этих людей назад, на стены. Мы закончили здесь. – Он взмахнул развевающимся красным рукавом, отсылая их.

Когда звук шагов стражников затих в коридоре, Прейратс бережно взял руку короля так, чтобы Элиас мог опереться на него.

Лицо короля было белым, как пергамент, он все время облизывал губы.

– Ты сказал, что видел моего виночерпия?

– Я позабочусь о вас, ваше величество. Я думаю, мы не увидим больше Хенгфиска.

– Он… он убежал… к ним? – Элиас склонил голову набок, прислушиваясь, словно предательство может издавать звуки. – Они все стоят под стенами. Ты должен знать. Я чувствую их. Мой брат и эти светлоглазые существа… – Он прижал руку к губам. – Ведь ты сказал, что они будут уничтожены, Прейратс! Ты не уставал повторять, что все, кто противится мне, будут уничтожены.

– И они будут уничтожены, мой король. – Прейратс подталкивал Элиаса, ведя его по лабиринту коридоров в королевские покои. Они прошли мимо открытого окна, откуда нанесло снега, и он таял на полу, образуя лужицы; из него была видна Башня Зеленого ангела – стройный силуэт на фоне грозовых туч. – Вы сами уничтожите их и возвестите приход Золотого века.

– Тогда боль уйдет, – прохрипел Элиас. – Я бы не ненавидел Джошуа так сильно, если бы он не принес мне такую боль. И если бы он не украл мою дочь. Он действительно мой брат, в конце концов. – Король сжал зубы, как будто что‑то пронзило его. – Потому что семья – это кровь…

– А кровь – это могущественная магия, – сказал Прейратс в большой степени сам себе. – Я знаю, мой король. Но они повернулись против вас, и вот почему я нашел вам новых друзей – могущественных друзей.

– Но они не могут заменить семью, – с грустью сказал Элиас. Он вздрогнул: – Ах, Боже, Прейратс, я весь горю. Где этот виночерпий?

– Немного дальше, ваше величество. Еще немного.

– Я чувствую ее, знаешь ли. – Элиас тяжело дышал. Он лежал на спине на рваном матрасе, из многочисленных дырок в котором торчал конский волос. В руке у него был зажат грязный пустой кубок.

Прейратс задержался в дверях:

– Что чувствуете, ваше величество?

– Звезду, красную звезду. – Элиас показал на затянутый паутиной потолок. – Она висит над головой, смотрит на меня, как глаз. Я все время слышу пение.

– Пение?

– Песню, которую меч поет звезде – или звезда мечу, я не могу сказать точно. – Его рука упала и, как белый паук, забралась на длинные ножны. – Она поет в моей голове. Пора! Пора! – голоса все время повторяют это. – Он засмеялся надтреснутым, дребезжащим смехом. – Иногда, просыпаясь, я обнаруживаю себя в одной из комнат замка и не могу вспомнить, как я туда попал. Но я слышу песню и чувствую, как звезда горит во мне, равно днем и ночью. У нее огненный хвост, как у дракона. – Он помолчал. – Я выйду к ним.

– Что?! – Прейратс развернулся к постели короля.

– Я выйду к ним – к Джошуа и его войску. Может быть, именно для этого настало время – об этом говорит меч. Время показать им, что я теперь не тот, кого они знали. Что их бессмысленное сопротивление просто глупо. – Он закрыл лицо руками. – Они… они моя кровь, Прейратс.

– Ваше величество, я… – Прейратс казался немного смущенным. – Они же ваши враги, Элиас. Они желают вам только зла.

Смех короля прозвучал почти как рыдание:

– А ты желаешь мне только добра, верно? Вот почему каждую ночь, с тех пор как ты отвел меня на эту гору, меня мучают кошмары, которые Бог не послал бы даже грешникам в аду. Вот почему мое тело горит и ноет, так что впору закричать.

Прейратс нахмурился:

– Вы страдаете, мой король, но ведь вы знаете, во имя чего. Час близок. Не дайте вашим мукам потерять всякий смысл.

Элиас махнул рукой:

– Уходи. Я не хочу больше разговаривать. Я сделаю то, что считаю нужным. Я хозяин этого замка и этой страны. – Он бешено жестикулировал. – Уходи, будь ты проклят! Мне больно!

Алхимик поклонился:

– Я молюсь об отдыхе для вас, ваше величество. Я ухожу.

Прейратс оставил короля смотрящим на темный потолок.

Постояв молча в коридоре, священник вернулся к закрытой двери и несколько раз провел рукой по петлям, раме и дверному замку, беззвучно шевеля губами. Закончив, он кивнул и быстро пошел по коридору, стуча каблуками.

Тиамак и Стренгъярд прогуливались, спускаясь по склону. Снег больше не шел, но толстым слоем лежал на земле.

– Я собираюсь через несколько секунд превратиться в кусок льда, – сообщил Тиамак, стуча зубами. – Как ваш народ может так жить?

Стренгъярд тоже дрожал.

– Это ужасный холод по любым меркам, но у нас есть толстые стены, чтобы прятаться за ними, и костры – то есть, я хочу сказать, у некоторых счастливчиков. – Он споткнулся и упал на колени в большой сугроб. Тиамак помог ему подняться на ноги. На подол рясы священника налип снег. – У меня большое искушение выругаться, – сказал Стренгъярд и невесело засмеялся. Облачко пара вылетело у него изо рта.

– Обопритесь на меня, – убеждал Тиамак. Растрепанные волосы и грустное лицо священника разрывали ему сердце. – Когда‑нибудь вы должны побывать во Вранне. Нельзя сказать, что там очень хорошо, но по крайней мере никогда не бывает холодно.

– С‑сейчас это з‑звучит очень с‑соблаз‑знительно.

Штормовые облака разошлись, и в небе мерцала россыпь тусклых звезд. Тиамак смотрел вверх.

– Она кажется такой близкой.

Стренгъярд проследил за его взглядом, снова споткнулся, потом с трудом выпрямился. Звезда завоевателя, казалось, висела прямо над Хейхолтом, ужасная красная дыра с хвостом, похожим на кровавый мазок.

– Она и правда близко, – сказал священник. – Я ее чувствую. Плесиннен Мирменис писал, что такие звезды извергают дурной воздух. Д‑до сих пор я не знал, верить этому или нет, но если и была когда‑нибудь звезда, которая истекает з‑злом, так это она. – Он обхватил себя руками. – Иногда я думаю, не последние ли это дни, Тиамак.

Болотный человек не хотел думать об этом.

– Здесь все звезды немного странные. Мне все еще кажется, что я узнаю Выдру и Песчаного Жука, но они выглядят растянутыми и измененными.

Стренгъярд прищурил свой единственный глаз:

– А звезды и мне кажутся странными. – Он вздрогнул и перевел взгляд на доходящий до колена снег. – Я боюсь, Тиамак.

Бок о бок они шли, спотыкаясь, к лагерю.

– Хуже всего то, – сказал Тиамак, держа руки над самым огнем, – что у нас нет на наши вопросы ответа лучшего, нежели тот, что был, когда Моргенс послал к Ярнауге первого воробья. План Короля Бурь остается совершеннейшей загадкой, так же как и та единственная возможность остановить его, которая у нас есть.

Маленькая палатка наполнялась дымом, несмотря на отверстие в потолке, но сейчас не это беспокоило Тиамака; в сущности, дым даже делал обстановку более домашней.

– Это не совсем верно. – Стренгъярд закашлялся и помахал рукой, отгоняя дым. – Кое‑что мы узнали. Что Миннеяр – это Сверкающий Гвозь, например.

– Но понадобился приход эрнистирийца, который просто рассказал нам об этом, – сердито сказал Тиамак. – Вам‑то нечего стыдиться, Стренгъярд. Как я понимаю, вы много сделали, чтобы помочь обнаружить Торн, но я, как член Ордена Манускрипта, ничем себя не проявил.

– Ты слишком строг к себе, – сказал архивариус. – А кто принес страницу из книги Ниссеса, которая помогла вернуть Камариса?

– Вы ведь исповедовали его, Стренгъярд? Разве это не стало для него проклятием? А теперь, по‑видимому, он снова теряет разум. Мы должны были оставить его в покое.

Священник встал:

– Прости, но этот дым… – Он распахнул клапан палатки и принялся махать им. Порыв ледяного ветра швырнул большую часть дыма назад и, кроме того, заставил обоих снова затрястись от холода. – Извини, – горестно сказал он.

Тиамак жестом предложил ему сесть.

– Так лучше. Глаза меньше щиплет. – Он вздохнул. – А этот разговор о Пятом Доме – вы видели, какими расстроенными выглядели ситхи. Они, конечно, сказали, что понятия не имеют, что это может означать, но я‑то уверен: им что‑то известно. И это им не нравится. – Вранн пожал худыми плечами; он уже понял, общаясь с Адиту, что, если ситхи не хотят обсуждать что‑то, настаивать бесполезно. Бессмертные всегда оставались вежливыми, но могли быть упрямо неуловимыми. – Я полагаю, это ничего не меняет. Осада начинается завтра утром, а Камарис и ситхи попытаются пройти в крепость по туннелям, и то, что должно случиться, по воле Тех, Кто Наблюдают И Творят, непременно случится.

Стренгъярд смотрел на него. Его незавязанный глаз покраснел и слезился.

– Похоже, что боги Бранна не очень‑то тебя утешают, Тиамак.

– Они мои, – сказал болотный человек, – но я сомневаюсь, что ваш Бог помогает вам больше. – Он поднял глаза и был потрясен полным боли лицом архивариуса. – О, простите меня, Стренгъярд, я не хотел обидеть вас. Я просто сердит и испуган, как и вы.

Пожалуйста, не дайте мне потерять друзей! Тогда у меня совсем ничего не останется!

– Конечно, – сказал архивариус и вздохнул. – Я такой же, как ты. Я не могу избавиться от ощущения, что нечто важное лежит прямо передо мной. Какая‑то простая вещь, как ты заметил. Я чувствую ее присутствие, но не могу ухватить. – Он посмотрел на свои стиснутые руки. – Это бесит меня. Есть какая‑то элементарная ошибка, которую мы сделали или делаем, я уверен. Как будто я листаю хорошо знакомую книгу, разыскивая страницу, которую много раз читал, и не могу ее найти. – Он снова вздохнул. – Неудивительно, что мы оба не очень счастливы, мой друг.

Тиамаку стало немного теплее от слова «друг», но потом он почувствовал, как тревога возвращается.

– Кое‑что еще беспокоит меня, – сказал он священнику – Что именно? – Стренгъярд наклонился, приоткрыл дверной клапан и снова закрыл его.

– Я понял, что должен пойти вниз, в глубины, с Камарисом и ситхи.

– Что? Благословенная Элисия, Тиамак, что ты говоришь? Ты не воин!

– Совершенно верно. Ни Камарис, ни ситхи не читали книги Моргенса, не изучали архивов Наглимунда, как вы, и не разделяли мудрость Ярнауги, Динивана и валады Джулой. Но кто‑то, кто делал все это, должен пойти. Что будет, если те, кто пойдет в этом отряде, соберут Великие Мечи и не смогут угадать, как их использовать? Второго случая у нас не будет.

– О! Что ж, тогда… Боже мой! Я полагаю, что тоже должен пойти, потому что у меня было больше времени, чтобы изучить все это, чем у кого‑либо другого.

– Да, Стренгъярд, мой дорогой друг‑сухоземец, вы больше всех знаете о мечах. Но у вас всего один глаз, и тот не очень хорошо видит. Вы намного старше меня и не привыкли лазить по узким проходам. Если бы Бинабик из Йиканука был здесь, я позволил бы идти ему и пожелал бы ему удачи, поскольку он умеет делать все это лучше, чем я, и знает больше, чем я, и вероятность, что он застрянет в какой‑нибудь дыре, совсем мала. – Тиамак печально покачал головой. – Но Бинабика нет, и мудрой Джулой нет, и все старые носители свитка умерли. Так что, я думаю, это следует сделать мне. Вы многому научили меня за это короткое время, Стренгъярд. – Он снова глубоко вздохнул. – Мне до сих пор снятся ужасные сны о гнезде гантов и о картинах, которые были у меня в голове, и о моем собственном голосе, щелкающем в темноте. Но я боюсь, что в туннелях под Хейхолтом нас ожидает нечто худшее.

После долгого молчания священник пошел и, порывшись в своих вещах, вернулся наконец с кожаным мешком.

– Вот. Это крепкое вино из ягод. Ярнауга привез его в Наглимунд: он сказал, что это щит против холода. – Стренгъярд нервно засмеялся. – А мы как раз с холодом и столкнулись, верно? Попробуй‑ка. – Он передал Тиамаку мех.

Напиток был сладким и жег, как огонь. Тиамак проглотил немного, потом сделал еще глоток и передал мешок обратно Стренгъярду.

– Это вкусно, хотя и немного странно. Я привык к кислому папоротниковому пиву. Попробуйте.

– О, я думаю, это слишком крепко для меня, – сказал, заикаясь, священник. – Я хотел, чтобы вы…

– Оно согреет вас, а может быть, и поможет поймать вашу ускользающую мысль.

Стренгъярд помедлил, потом поднес мешок к губам. Он сделал крошечный глоток, посмаковал немного, потом проглотил и сделал новый глоток. Тиамак обрадовался, что его друг не поперхнулся.

– Он… горячий, – сказал священник с любопытством.

– Действительно так кажется, верно? – Вранн откинулся на одну из седельных сумок священника. – Выпейте еще, а потом, если можно, дайте мне. Мне понадобится больше, чем просто несколько глотков, прежде чем я наберусь мужества сказать Джошуа о своем решении.

Мех был почти пуст. Тиамак услышал, как снаружи сменяются часовые, и понял, что должно быть около полуночи. Он прислушивался к словам, произнося их, и гордился своей великолепной артикуляцией.

– Я должен идти. Потому что я должен сказать принцу Джошуа, что я должен сделать.

– Что ты должен сделать, да. – Стренгъярд держал бурдюк за веревочку и раскачивал его. – Это хорошо.

– Так что через несколько минут я встану, – заметил Тиамак.

– Я бы хотел, чтобы Джулой была здесь.

– Джулой? Здесь? – Тиамак нахмурился. – Чтобы пить риммерское вино?

– Нет. Да, я полагаю. – Стренгъярд еще раз подтолкнул бурдюк. – Здесь. Чтобы поговорить с нами. Она была мудрая. Немножко пугающая – тебя она не пугала? Эти глаза… – Он сморщил лоб, вспомнив тревожащий взгляд Джулой. – Но надежная.

– Конечно. Нам не хватает ее. – Вранн неуверенно встал на ноги. – Жуткое дело.

– Почему эти… твари сделали это? – спросил священник.

– Убили Джулой?

– Нет, Камариса. – Стренгьярд аккуратно поставил бурдюк на одеяло. – Почему они убили Камариса? Нет. – Он смущенно улыбнулся: – Я хочу сказать… почему они пытались убить Камариса? Только его? Не имеет смысла.

– Они хотели получить этот меч. Тори.

– А, – ответил Стренгьярд. – А… Мм'быть, и так. Тиамак попытался выйти через дверной клапан. Холодный воздух ударил его, и вранн посмотрел на следовавшего за ним священника:

– Куда вы идете?

– С тобой, – сказал Стренгьярд, как будто речь шла о чем‑то само собой разумеющемся. – Сказать Джошуа, что я тоже иду. Вниз, в туннель.

– Нет, не идете. – Тиамак был тверд. – Это плохая идея. Я уже говорил вам.

– Я все равно пойду с тобой. Чтобы говорить с ним. – Священник уже стучал зубами. – Не могу позволить тебе идти одному в холод. – Пошатываясь, он остановился, глядя вверх, и насупился. – Посмотри на эту красную звезду. Безумная штуковина! Устраивает все эти несчастья. Звезды не должны трогать нас. – Он поднял кулак. – Мы не боимся! – закричал священник далекому пятнышку. – Не боимся!

– Вы слишком много выпили, – вздохнул вранн, взяв архивариуса под локоть.

Стренгъярд наклонил голову:

– Очень может быть.

Джошуа смотрел, как архивариус и вранн, шатаясь, выходят из палатки и удаляются в ночь, и повернулся к Изгрнмнуру:

– Никогда бы не поверил!

– Пьяный священник? – Герцог зевнул. Живот у него болел. – Ничего в этом нет странного. – Казалось, что кто‑то давит изнутри на его глаза. Было уже далеко за полночь, а завтрашний день обещал быть страшно тяжелым. Герцогу необходим был сон.

– Может быть, но пьяный Стренгъярд?.. – Джошуа покачал головой. – Думаю, Тиамак прав, что хочет идти. Судя по тому, что ты мне говорил, он хороший спутник.

– Выносливый, как собака, – сообщил Изгримнур. – И храбрый, как собака. А говорит как хорошо – я до сих пор не могу к этому привыкнуть. Честно говоря, я и представить себе не мог, что болотные люди бывают такие ученые. Тиамак не худший товарищ для Камариса, несмотря даже на хромоту. Это крокодил его укусил, знаешь?

Джошуа думал о другом.

– Значит, двое смертных у нас уже есть. – Он потер лоб. – Я не могу больше думать. Как будто с тех пор, как взошло солнце сегодня утром, прошел не один день, а три. Мы начнем осаду завтра, и завтра вечером будет достаточно времени, чтобы принять решение относительно того, кому следует идти. – Он поднялся и почти с нежностью посмотрел на Камариса, который растянулся во всю длину на матрасе у противоположной стены палатки, беспокойно двигаясь во сне. Оруженосец Джеремия, который, по‑видимому, особенно привязывался к нездоровым людям, свернулся на груде одеял у ног старого рыцаря.

– Найдешь дорогу? – спросил Джошуа у герцога. – Возьми фонарь.

– Уж как‑нибудь. Изорн наверняка еще болтает со Слудигом и прочими. – Он снова зевнул. – Было время, когда мы могли не спать всю ночь, пить, потом целый день сражаться, а потом снова пить.

– Может, у тебя, дядюшка Изгримнур, и было такое время, – Джошуа кисло улыбнулся, – но не у меня. Дай тебе Бог хорошо выспаться сегодня.

Изгримнур заворчал, потом поднял лампу и вышел из палатки, оставив Джошуа смотрящим на сонного Камариса.

Грозовые облака рассеялись. Звезды слабо освещали безмолвные стены Хейхолта. Звезда завоевателя, казалось, висела над самой Башней Зеленого ангела, как пламя на конце свечи.

Убирайся, ты, проклятое дурное предзнаменование, мысленно потребовал он, зная, что это совершенно бессмысленно.

Дрожа от сильного ветра, он медленно пошел по снегу к своей палатке.

– Джеремия! Мальчик! Вставай!

Юный оруженосец сел, борясь со сном.

– Что?

Над ним стоял полуодетый Джошуа.

– Он пропал. Он пропал не слишком давно. – Принц схватил пояс с ножнами и наклонился, чтобы поднять с пола плащ. – Обуйся и пойди помоги мне.

– Что? Кто пропал, принц Джошуа?

– Камарис, черт возьми! Камарис! Идем, помоги мне. Нет, пойди разбуди Изгримнура и найди еще людей, которые могут помочь. Пусть они принесут факелы.

Принц выхватил головню из костра, потом повернулся и выбежал из палатки. Он смотрел на снег, пытаясь разобраться в запутанных следах. Наконец Джошуа выбрал цепочку следов, которая уходила с горы к Кинслагу. Через несколько мгновений он был уже далеко от немногих еще горевших костров. Луна исчезла, но Звезда завоевателя все еще светила, как сигнальный маяк. След беспорядочно петлял, но вскоре стало ясно, что он повернул на восток от восточной стены Хейхолта. Джошуа поднял глаза и увидел высокую фигуру, удаляющуюся по краю береговой линии на фоне черной воды.

– Камарис! – крикнул Джошуа. Фигура не остановилась, но неуверенно двинулась к краю, пошатываясь, как марионетка с перепутанными веревками. Принц побежал, утопая в глубоком снегу. Добежав до скал, он немного замедлил движение.

– Камарис, – голос принца был обманчиво спокоен, – куда ты идешь?

Старик повернулся, чтобы посмотреть на него. На Камарисе не было плаща, его широкая рубаха развевалась на ветру. В его позе было что‑то странное.

– Это я, Джошуа. – Принц поднял руки, словно собираясь обнять старика. – Пойдем со мной. Мы посидим у огня и поговорим.

Камарис посмотрел непонимающе, точно услышал не человеческую речь, а рычание какого‑то животного. Джошуа поспешил за ним.

– Стой! Камарис, куда ты идешь? – Он скатился со склона, пытаясь удержать равновесие на грязной поверхности. – Пойдем со мной!

Старый рыцарь быстро развернулся и вытащил из ножен Торн. Он казался смущенным, но обращался с мечом с вошедшим в привычку мастерством. Его рог Целлиан болтался на перевязи, раскачиваясь взад и вперед и притягивая взгляд Джошуа.

– Настал час, – прошептал Камарис. Его было едва слышно сквозь шум волн, бьющихся о берег внизу.

– Подожди! – Джошуа протянул руку вперед. – Мы не готовы. Ты должен подождать, пока остальные смогут пойти с тобой. – Он сделал несколько скользящих шагов вниз по склону. – Вернись.

Камарис внезапно взмахнул мечом, описав им широкую дугу. Торн был почти невидим в темноте, но Джошуа услышал свист, когда меч чуть не коснулся его груди.

– Кровь Эйдона, Камарис, ты что, не узнаешь меня? – Джошуа отступил на шаг назад, а старик поднял оружие для нового удара.

– Настал час! – вскричал он и снова взмахнул мечом. На сей раз удар должен был убить принца.

Джошуа прыгнул, поскользнулся, выбросил руку вперед, пытаясь удержать равновесие, упал и покатился вниз по склону через высокую траву, грязь и камни, приземлившись наконец в сугробе грязного снега, где долго лежал, хрипя от боли.

– Принц Джошуа?! – Над обрывом появилась взъерошенная голова. – Вы там, внизу?

Джошуа с трудом встал на ноги. Камарис спускался на пляж. Теперь он казался призрачной фигурой.

– Я здесь! – крикнул принц Джеремии. – Черт возьми, где герцог?

– Он идет, но пока я его не вижу, – возбужденно крикнул юноша. – Я сразу побежал за вами после того, как сказал ему. Мне спуститься и помочь вам? Вы ушиблись?

Джошуа обернулся и увидел, что Камарис остановился в нерешительности перед одним из черных отверстий в отвесной скале. Мгновением позже он исчез.

– Нет! – закричал Джошуа, потом обернулся к Джеремии: – Найди Изгримнура, заставь его поторопиться! Скажи ему, что Камарис ушел в пещеру! Я отмечу, в которую. Мы потеряем его, если я буду ждать. Я хочу привести его обратно.

– Вы… вы… – Оруженосец был растерян. – Вы хотите идти за ним?

– Будь я проклят, я не могу позволить ему идти туда одному – он безумен! Эйдон его знает, он может упасть, может потеряться… Я как‑нибудь уж притащу его обратно, даже если придется драться с ним. Тогда я принесу его на плече. Но, Бога ради, скажи Изгримнуру, чтобы он поторопился с факелами и людьми! Беги, мальчик, беги!

Джеремия помедлил еще мгновение, потом скрылся в темноте. Джошуа преодолел небольшое расстояние до того места, где, шипя на снегу, лежал его факел, потом спустился по склону на пляж. Он быстро подошел к тому месту, где исчез Камарис, и нашел вход в пещеру, несколько отличающийся от других, выходивших у этого края скалы. Принц собрал несколько камней и кучей навалил их напротив отверстия, потом вошел, держа перед собой факел.

Изгримнур уставился на солдата:

– Что значит пропал?

Человек испуганно смотрел на него полуизвиняясь, полузащищаясь:

– То и значит, герцог Изгримнур. Этот ход, он раздваивается. Мы думали, на стенах вроде были отметины, как от факела, так там нет никого. Мы тогда и другие проходы обыскали. Эта гора как червем изъедена, туннели во все стороны.

– А вы кричали?

– Ну звали принца, громко, как могли. Никто не отозвался.

Изгримнур посмотрел на пещеру, потом на Слудига.

– Спаси нас Искупитель, – простонал он, – оба пропали. Придется теперь напустить на них ситхи. – Он повернулся к солдату: – Я вернусь до восхода. А до того времени продолжайте искать и звать.

Солдат кивнул:

– Да, сир.

Изгримнур некоторое время подергал себя за бороду, потом пошел обратно вдоль пляжа.

– О Джошуа, – сказал он тихо. – Ты дурак, да и я тоже. Все мы были дураками.