Рана мироздания

Саймон проснулся под тихое журчание текущей воды. Ему снилось, что он стоит в огненном кольце и оно сужается с каждым мгновением. Откуда‑то издалека Рейчел Дракон звала его, чтобы он пришел и выполнил свою работу. Он пытался крикнуть ей, что попал в ловушку, но дым и пепел забили ему рот.

Шум падающей воды был так же прекрасен, как утренняя песня в часовне Хейхолта. Саймон пополз по шуршащему, выстланному листьями полу и окунул руки в пруд. Потом некоторое время он разглядывал свои ладони, не в силах разобрать при свете низкого огня, выглядит ли вода достаточно безопасной. Он понюхал ее, осторожно лизнул, потом начал пить. Вода была холодной и вкусной. Если она и ядовита, он согласен так умереть.

Раззява. Лошади пили отсюда, и Бинабик промывал этой водой наши раны.

Кроме того, яд все‑таки был бы лучше той гибели, которая чуть не настигла их прошлой ночью.

От холодной воды раны на его руках и запястьях защипало. Мышцы болели, суставы ныли. И все‑таки он чувствовал себя совсем не так ужасно, как можно было ожидать. Впрочем, может быть, он и проспал гораздо больше, чем несколько часов, – в темной пещере нельзя было понять, какой это час дня или ночи. Саймон огляделся, надеясь обнаружить хоть какую‑нибудь подсказку. Сколько времени он спал? Лошади все так же спокойно стояли рядом. С другой стороны у костра спала принцесса, ее золотистые волосы выбились из‑под плаща.

– А, друг Саймон!

Он обернулся. По туннелю быстро шел Бинабик, держа перед собой сложенные ковшиком руки.

– Привет, – сказал Саймон, – и доброе утро – если это в самом деле утро.

Тролль улыбнулся.

– Это действительно такое время, хотя середина дня скоро будет приходить. Я только что бывал в холодном, очень мокром лесу и следил за самой ловкой добычей. – Он показал руки. – Грибы. – Тролль подошел к огню, высыпал свои сокровища на плоский камень и принялся разбирать их: – Вот серая шапка. А это кроличий нос – он имеет гораздо больше вкуса, чем очень настоящий кроличий нос. Кроме того, его очень проще готовить. – Бинабик хихикнул. – Это будет приготовлено, и мы получим трапезу, полную великого наслаждения.

Саймон расплылся в улыбке.

– Ужасно рад видеть тебя, Бинабик. Даже если бы ты нас не спас, это все равно было бы здорово.

Тролль поднял брови.

– Вы оба много делали для своего спасения, Саймон, – и в этом большая удача, ибо вы все время стремились к странным неприятностям. Ты говаривал однажды, что твои родители были очень обычными людьми, однако имею предположение, что по крайней мере один из них совсем не был человеком, а был мотыльком. – Он криво усмехнулся и показал пальцем на костер: – Ты всегда летаешь в ближайшее пламя.

– Похоже, что так. – Саймон уселся на каменном выступе, немного поерзав в поисках наименее болезненного положения. – А что мы теперь будем делать? И как ты нас нашел?

– Относительно того, что теперь делать, – Бинабик наморщил лоб, разрезая ножом гриб, – мое отвечание будет: питаться. Я предполагал, что окажу вам больше доброты, если не буду будить вас. Полагаю, сейчас вы имеете должность чувствовать огромное голодание.

– Огромное голодание, – подтвердил Саймон.

– Относительно всего остального – будем ожидать просыпания Мириамели. Я питаю большую любовь к длительному говорению, но всякая любовь имеет пределы. Не испытываю желания повторять изложение дважды.

– Если вы и вправду хотите, чтобы я проснулась, – сердито заметила Мириамель, – могли бы разговаривать еще громче.

Бинабик был невозмутим.

– Мы вели себя весьма любезно, – сказал он, – потому что вскорости я буду иметь горячую еду для вас обоих. Мы имеем свежую воду для мойки, а если ты хочешь выйти – я оглядывался с внимательностью, – в окружении никого нет.

– О, – простонала Мириамель, – у меня все болит. – Она поднялась с постели, завернулась в плащ и, пошатываясь, вышла из пещеры.

– Не очень‑то она веселая сегодня, – заметил Саймон с некоторым удовлетворением. – Небось не привыкла так рано вставать. – Сам он тоже не особенно любил спозаранку вылезать из постели, но судомоям не положено рассуждать о том, когда им вставать и когда начинать работу, а Рейчел всегда ясно давала ему понять, что лень – мерзейший из человеческих пороков.

– Очень мало людей имели бы возможность веселиться после происходившего прошлой ночью. – Бинабик нахмурился, бросил нарезанные грибы в котелок с водой, добавил какого‑то порошка из сумки и поставил котелок на самый край углей. – Я питаю большое удивление, Саймон, что все события прошедшего года не сотворяли из тебя сумасшедшего, или, по крайней мере, всегда дрожащего и питающего страх.

Саймон некоторое время подумал об этом.

– Иногда я действительно боюсь. Все это кажется таким громадным – Король Бурь, война с Элиасом и все такое. Но я могу сделать только то, что могу. – Он пожал плечами. – Мне всего этого никогда не понять, и мы умираем всего один раз.

Бинабик хитро посмотрел на него.

– Ты имел беседу с Камарисом, мой рыцарственный друг. Звучит с большой похожестью на его Рыцарский канон с примесью очень настоящей скромности Саймона. – Он заглянул в котелок и палочкой помешал его содержимое: – Еще несколько полных важности добавок, и я буду оставлять его самому себе на некоторое время. – Он бросил в воду несколько полосок сушеного мяса, потом нарубил ножом маленькую кривоватую луковицу и отправил ее туда же, после чего снова основательно все перемешал.

Закончив с этим делом, тролль повернулся, подтянул поближе свой кожаный мешок и принялся рыться в нем с чрезвычайной сосредоточенностью.

– Здесь внутри я имею нечто, что может интересовать тебя… – рассеянно проговорил он. Через мгновение тролль вытащил из сумки длинный предмет, завернутый в листья. – А, вот.

Саймон взял сверток и, даже не разворачивая, понял, что в нем.

– Белая стрела! – выдохнул он. – О Бинабик, спасибо! А я был уверен, что потерял ее.

– Ты в действительности потерял ее, – сухо ответил Бинабик. – Но я в любом случае питал намерение навещать тебя. Я предположил, что будет справедливо принести ее к тебе.

Вернулась Мириамель, и Саймон радостно продемонстрировал ей свою драгоценность.

– Смотри, Мири, Бинабик принес мою Белую стрелу!

Она едва удостоила его взглядом:

– Очень мило с его стороны, Саймон. Я рада за тебя.

Он озадаченно смотрел, как она склонилась над седельными сумками и начала что‑то искать. Чем он на этот раз ее рассердил? Эта девушка непостоянна, как погода! Разве не он должен бы сердиться на нее?

Саймон тихо фыркнул и повернулся к Бинабику.

– Ты собираешься рассказать, как нашел нас?

– Без торопливости. – Тролль помахал широкой ладошкой. – Сначала мы имеем необходимость в пище и успокоении. Принцесса Мириамель еще даже не подходила к нам. А я имею еще другие новости. Некоторые из них не очень счастливые. – Он снова покопался в мешке. – А, вот они. – Тролль достал маленький кисет, перевернул его, и на плоский камень посыпались кости. – Пока мы еще пребываем здесь, я имею желание знать, что они мне скажут. – Бинабик встряхнул кости в горсти, потом снова бросил их на камень и прищурился.

– Темный путь. – Тролль угрюмо усмехнулся. – Не в первый раз мне оказана возможность видеть это. – Он еще раз бросил кости. – Черная расщелина. – Бинабик покачал головой. – И это остается в неизменности. – Он встряхнул кости в последний раз и высыпал их перед собой. – Камни Чукку! – Голос тролля дрожал.

– Камни Чукку – это плохо? – живо поинтересовался Саймон.

– Это ругательство, – сообщил тролль. – Я употреблял его, потому что никогда раньше не видывал такого узора костей. – Он наклонился к камню: – Есть похожесть на Бескрылую птицу, но нет. – Он поднял одну из костей, с трудом сохранявшую равновесие на двух других, потом тяжело вздохнул. – Могут это быть Танцующие горы. – Он посмотрел на Саймона. Глаза тролля блестели, и этот блеск не понравился юноше. – Я никогда не видывал такого и также не знаю ни одного, кто видывал. Но я слышал о таком узоре, когда Укекук имел собеседование с мудрой женщиной с горы Чугик.

Саймон беспомощно пожал плечами.

– Ну и что это значит?

– Изменения. Великие изменения. – Бинабик еще раз вздохнул. – Если это с действительностью Танцующие горы, я мог бы говорить с уверенностью, заглянув в мои свитки. – Тролль сгреб кости и бросил их в мешочек; он выглядел очень испуганным. – Такой рисунок видывали всего несколько раз с тех пор, как поющие люди Йиканука начинали писать на шкурах свои жизни и познания.

– И что происходило тогда?

Бинабик отложил мешочек в сторону.

– Давай мне подождать с разговариванием, Саймон. Я имею должность размышлять.

Саймон никогда особенно не принимал всерьез предсказания костей – для этого они были слишком похожи на инструменты гадалок на ярмарке, – но сейчас он был потрясен явной тревогой Бинабика. Прежде чем он успел спросить у тролля что‑нибудь еще, Мириамель вернулась к огню и села.

– Я не вернусь, – заявила она, не тратя времени на предисловия.

Бинабик и Саймон были слегка сбиты с толку.

– Я не понимаю значительности ваших слов, принцесса Мириамель.

– Нет, понимаешь. Мой дядя послал тебя за мной. А я не поеду.

Саймон никогда не видел на лице принцессы такого жестокого и решительного выражения. Теперь он понял, почему она была так холодна с ними утром. И здорово рассердился. Почему она вечно злится и упрямится? Ей, похоже, просто нравится словами отталкивать от себя людей.

Бинабик развел руками.

– Я не могу заставлять вас поступать против своего хотения, принцесса, – и я не стал бы предпринимать такую акцию. – Он огорченно покачал головой. – Хотя, с безусловностью, ваш дядя и многие другие питают беспокойство в относительности вас и ваших планов. Так что я буду просить вас возвращаться… но не заставлять.

Мириамель, казалось, немного успокоилась, но все еще была готова к сопротивлению.

– Мне очень жаль, Бинабик, что ты напрасно проделал такой длинный путь, но я все равно не вернусь. Я должна еще сделать кое‑что.

– Она хочет сообщить отцу, что он зря затеял эту войну, – буркнул Саймон.

Мириамель бросила на него недовольный взгляд.

– Я не поэтому еду. Я же тебе объясняла. Она кратко изложила свои идеи относительно того, что бросило Элиаса к Королю Бурь.

– Возможно, вы действительно производили обнаружение его ошибки, – сказал Бинабик, когда она закончила. – Это приближается к моим собственным предположениям. Но я питаю страх, что вы не можете достигать цели. – Он нахмурился. – Если ваш отец оказывался в чрезмерной близости от очень могущественного Короля Бурь с воспомоществованием хитрости Прейратса или как‑то иначе, он может приобретать похожесть на человека, который пьет очень слишком много канканга: слова, что его семья умерщвлена голодом, а овцы побежали, могут не доходить в его уши. – Он положил руку на плечо принцессы. Мириамель вздрогнула, но не стала отодвигаться. – Кроме того – и это причиняет боль моему сердцу, – с вероятностью, Элиас не может больше существовать без Короля Бурь. Меч Скорбь обладает великим могуществом, очень весьма великим. Если забирать его у короля, Элиас может терять весь свой разум.

Глаза Мириамели были полны слез, но лицо ее оставалось непреклонным.

– Я не собираюсь отнимать у него меч, Бинабик. Я хочу только сказать ему, что все зашло слишком далеко. Мой отец – мой настоящий отец – не хотел бы, чтобы его любовь к моей матери породила столько зла. А это значит, что все случившееся – дело рук других.

Бинабик снова развел руками, на этот раз в знак покорности.

– Если вы со справедливостью угадывали причину его безумия, этой войны и соглашательства с Королем Бурь. И если он будет выслушивать вас. Но я уже говаривал, что не могу останавливать ваше путешествие. Я могу только оказывать вам сопутствие для вашего хранения.

– Ты поедешь с нами? – спросил Саймон, очень довольный, что кто‑то разделит с ним его тяжкую ношу.

Тролль кивнул, но улыбаться перестал.

– Ты же не будешь возвращаться со мной к Джошуа, Саймон? Это становилось бы причиной для отказа от путешествования.

– Я должен ехать с Мириамелью, – твердо ответил он. – Я дал клятву.

– Хотя я об этом не просила, – вставила принцесса. Саймон ощутил мгновенный укол боли и злости, но вспомнил Рыцарский канон и овладел собой.

– Хотя ты об этом не просила, – повторил он, сверкнув на нее глазами. После всех ужасов, через которые они прошли вместе, ей, казалось, все еще нравилось причинять ему боль. – Мой долг остается со мной. К тому же, – он повернулся к Бинабику, – Мириамель едет в Хейхолт, а я в Свертские скалы. Сверкающий Гвоздь там, и он нужен Джошуа. Но я не могу придумать, как попасть в замок и украсть Скорбь, – машинально добавил он.

Бинабик выпрямился и устало вздохнул.

– Следственно, Мириамель едет в Хейхолт молить своего отца об останавливании войны, а ты хочешь заниматься спасательством одного из Великих Мечей – твоя единственная рыцарственная персона? – Он внезапно наклонился и свирепо помешал в котелке. – Да вы имеете понимание, что звучите, как дети? Я предполагал, что после ваших очень многих опасностей и неоднократных подхождений к гибели вы оба стали очень умнее.

– Я рыцарь, – сказал Саймон. – Я уже не ребенок, Бинабик.

– Это только означивает, что теперь ты имеешь возможность приносить очень больший вред, – отозвался тролль, но тон его голоса был почти миролюбивым, как будто он уже понял, что спорить бесполезно. – А теперь пора питаться. Это все равно счастливая встреча, хотя времена и несчастливые.

Саймон был рад, что неприятный разговор окончен.

– Правда, давайте есть. И ты ведь еще не рассказал, как тебе удалось нас найти.

Бинабик еще раз помешал в котелке.

– Эти и прочие новости вы получите после удовлетворения голодания, – вот все, что он сказал.

Когда путешественники начали жевать немного медленнее, Бинабик облизал пальцы и глубоко вздохнул.

– Теперь, когда наши животы наполнены и нас окружает безопасность, мрачные новости требуют рассказывания.

Он поведал ошеломленным Саймону и Мириамели о нападении норнов на лагерь Джошуа и его последствиях.

– Джулой умерла? – Саймону показалось, что земля рушится у него под ногами; скоро не останется ни одного безопасного островка. – Будь они прокляты! Мерзкие демоны! Я должен был быть там. Рыцарь принца…

– Возможно, ты имеешь справедливость, когда говоришь, что вам обоим следовало бы быть там, – мягко сказал Бинабик, – или по крайней мере не следовало уезжать. Но вы не имели бы возможность что‑либо сделать, Саймон. Все произошло с огромной внезапностью и тихостью, и было предназначено для исполнения одной цели.

Саймон потряс головой в ярости от собственной беспомощности.

– И Лилит. – Мириамель вытирала глаза. – Этот несчастный ребенок – она не знала ничего, кроме боли.

Некоторое время они сидели в скорбной тишине, потом Бинабик снова заговорил:

– Теперь позвольте мне производить рассказывание менее печальных вещей – про то, как я находил вас. Со всей честностью, это история не чрезвычайной длины. Кантака делала огромную часть выслеживательной работы – ее нос отличается большой искусностью. Я только питал страх, что произойдет очень слишком большое отставание – лошади путешествуют на большие расстояния очень быстрее, чем волки, и запах состарится. Но удача нам сопутствовала. Я следовал за вами по краю Альдхорта, и там все спутывалось на некоторое время. Я имел огромное беспокойство, что мы потеряем вас в этом регионе – движение было очень медленное, и, кроме того, шел дождь. Но умная Кантака с легкостью находила след.

– Значит, это был ты? – внезапно спросил Саймон. – Это ты бродил вокруг нашего лагеря в лесу?

Тролль выглядел искренне удивленным.

– Предполагаю, что нет. Когда происходил этот инцидент?

Саймон рассказал о таинственном соглядатае, который появился у самого лагеря и снова ушел в темноту.

Бинабик покачал головой.

– Это не был я. Не имею привычности говаривать сам с собой, хотя я и мог бы говаривать слова Кантаке. Однако хочу заверить вас, – он горделиво выпрямился, – кануки не делают такого очень большого шума. Особенно в ночное время в лесу. Мы не питаем желания оказывать трапезу крупным зверям, мы, кануки. – Он помолчал. – Во времени тоже нет правильности. Тогда мы имели один или два дня отставания от вас. С несомненностью, вы имели справедливость в своих догадках и подверглись визиту разбойника или пастуха. – Он помолчал немного, размышляя, прежде чем продолжить: – Как бы то ни было, Кантака и я следовали за вами. Мы имели необходимость действовать с великой тайностью – я не имел желания ехать верхом на Кантаке через очень большие города вроде Стеншира, и питал большую надежду, что вы скоро покинете подобное место. Мы обследовали края больших поселений, чтобы находить ваши следы. Несколько раз я имел предположение, что такая задача обладает слишком очень большой сложностью даже для носа Кантаки, но каждый раз она снова вас отыскивала. – Он почесал голову, раздумывая. – Предполагаю, если бы вы не выходили через большое время, я имел бы необходимость отправляться в город искать вас. Я рад, что так не было. Я имел бы должность оставлять Кантаку в зарослях, и меня с легкостью бы захватывали огненные танцоры или питающие страх горожане, которые никогда не видывали троллей. – Он улыбнулся. – Люди Стеншира и Фальшира продолжают иметь невежество по этому поводу.

– А когда ты нас нашел?

– Если ты употребишь для этого свою голову, Саймон, то будешь получать ответ с огромной легкостью. Я не имел должность прятаться от вас, и вы получили бы мои приветствия, как только я имел бы эту возможность – если бы не возникли причины.

Саймон задумался:

– Если бы мы не были с кем‑то, кого ты не знал?

Тролль удовлетворенно кивнул.

– Ты имеешь великую справедливость. Молодые мужчина и женщина имеют возможность путешествовать по Эркинланду и оказывать беседу незнакомцам, не привлекая большого внимания. Тролль не имеет возможности.

– Значит, ты догнал нас, когда мы были уже с этими двумя огненными танцорами. Мы и раньше встречали других людей, но каждый раз после этого оставались одни.

– Да. Это происходило здесь, в Хасу Вейле. Я устраивал этот лагерь и преследовал вас, когда вы поднимались на гору. Кантака и я имели наблюдение за вами в укрытии деревьев. Мы видели огненных танцоров. – Он нахмурился. – Они преобразовались в многочисленных и не питающих страха – я это узнавал, когда слушал разговаривание других путников. Итак, я видывал действия этих огненных танцоров. Когда они повели вас на гору, я произвел отвязывание ваших лошадей и совершил такое же восхождение. – Он усмехнулся, явно довольный собственной ловкостью.

– Спасибо, Бинабик, – сказала Мириамель. Некоторая часть льда, казалось, растаяла. – Я еще это, кажется, не говорила.

Он улыбнулся и пожал плечами.

– Все мы делаем что‑то, когда имеем в достаточности сил. Как я говаривал однажды Саймону, мы оказывали друг другу спасительство жизни столько раз, что подсчеты потеряли нужность.

Когда он взял кусочек мха и собрался вытирать свою миску, в пещеру бесшумно вошла Кантака. Волчица промокла, и теперь энергично отряхнулась, подняв фонтан брызг.

– Ага. – Бинабик наклонился и поставил перед ней миску. – Тогда ты можешь выполнять эту работу. – Пока Кантака розовым языком подбирала остатки рагу, тролль встал: – Итак, рассказывание окончено. Предполагаю, если мы пойдем с достаточной осторожностью, то имеем возможность покидать это место уже сегодня. Будем держаться очень далеко от дороги, пока Хасу Вейл не уйдет назад.

– А эти танцоры не найдут нас? – спросила Мириамель.

– Я предполагаю, что после прохождения прошлой ночи их уже недостаточно для разыскиваний и они питают желание только прятаться глубоко в землю. Думаю, они питают перед слугами Короля Бурь не меньше страха, чем вы. – Он нагнулся и начал собирать вещи. – А их вождь умерщвлен.

– Это был дротик с черным наконечником? – спросил Саймон, вспомнив, как Мифавару в удивлении схватился за горло.

– Да.

– Мне его не жалко. – Саймон пошел складывать свою постель. – Значит, ты действительно идешь с нами?

Бинабик постучал рукой по груди.

– Я не питаю веры, что ваши акции разумны или хороши. Но я не могу давать вам разрешение ехать и погибать, если оказание моей помощи поможет вам уцелеть. – Он нахмурился. – Хотел бы я, чтобы мы имели способ передавать сообщение друзьям.

Саймон вспомнил отряд троллей в лагере Джошуа, и особенно Ситки, которую Бинабик любил и все‑таки оставил, чтобы пойти с ними. Внезапно он понял, какую жертву приносит ему маленький человек, и почувствовал жгучий стыд. Бинабик прав. Он и Мириамель действительно вели себя как дети, капризные, избалованные дети. Но один взгляд на принцессу убедил его, что легче волны отговорить биться о берег – а он не мог и подумать о том, чтобы отпустить ее одну. Как и Бинабик, он был в ловушке. Саймон вздохнул и поднял свернутую постель.

То ли Бинабик был уж очень хорошим проводником, то ли танцоры действительно не стали искать их, но во время послеполуденного путешествия по заросшим лесом холмам Хасу Вейла они не встретили ни одной живой души, кроме нескольких соек и черной белки. Деревья стояли очень тесно, и каждый ствол был покрыт толстым слоем мха, но тем не менее это место казалось безжизненным или по крайней мере застывшим в ожидании, что незваные гости уберутся восвояси.

Через час после заката они разбили лагерь под небольшим каменным выступом. Это убежище было куда менее удобным, чем сухая и скрытая от глаз пещера. Пошел дождь, вода потоками побежала по склону холма, и путникам оставалось только по возможности глубже забиться под выступ. Лошади, судя по всему не слишком довольные, стояли вне укрытия, и дождь ритмично стегал их мокрые бока. Саймон знал, что лошади часто остаются на лугах в плохую погоду, и надеялся, что они не будут очень уж страдать, но все равно почему‑то чувствовал себя виноватым. Домой, верная подруга рыцаря, безусловно заслуживала лучшего обращения.

Вволю поохотившись, пришла Кантака и устроилась рядом с ними, согревая продрогших путешественников своим теплом и пропитывая воздух резким запахом мокрого волка. Они с трудом заснули и проснулись на рассвете с ноющими, одеревеневшими суставами. Бинабик не хотел разводить огонь на таком открытом месте, поэтому им пришлось ограничиться сушеным мясом и ягодами, собранными троллем. После еды они снова пустились в путь.

Этот день мало подходил для путешествий: скользкая глина на склонах холмов, внезапные шквалы дождя, барабанившего по спинам и стегавшего ветками лица; когда он стих, снова поднялся туман, пряча предательские рытвины.

Они двигались невыносимо медленно, и все‑таки Саймон в очередной раз был потрясен способностью Бинабика находить дорогу так далеко от проторенного пути, да еще когда не видно солнца.

Вскоре после полудня Бинабик повел их вдоль склона мимо окраин города Хасу Вейл. Трудно было разглядеть сквозь переплетенные ветки что‑нибудь, кроме очертаний грубых домов и – когда сильный ветер на несколько мгновений разгонял туман – змеящейся темной ленты дороги.

Но город казался таким же молчаливым и безжизненным, как лес: кроме мрачного серого тумана, ничего не было видно над трубами и дымовыми отверстиями, не слышно голосов людей или животных.

– Куда они все подевались? – спросила Мириамель. – Я бывала здесь раньше. Это было прелестное место.

– Это все огненные танцоры, – мрачно предположил Саймон, – это они всех распугали.

– С вероятностью, все дело в существах, которых танцоры приглашали на праздники на вершины горы, – заметил Бинабик. – Предполагаю, что нет должности видеть то, что видывали вы двое, чтобы иметь понимание происходящего. Что‑то не в порядке, это можно ощущать в воздухе.

Саймон кивнул. Бинабик был прав. Эта местность рождала такие же чувства, как Тистеборг, страшный холм, где стояли Камни гнева… место, где норны передали Скорбь королю Элиасу.

Он не любил думать о той ужасной ночи, но сейчас это воспоминание по какой‑то причине показалось ему ужасно важным. Что‑то его беспокоило – обрывки мыслей никак не могли сложиться воедино. Норны. Красная Рука. Тистеборг…

– Что это? – тревожно вскрикнула Мириамель.

Саймон подскочил. Домой резко остановилась, поскользнулась, и прошло несколько секунд, прежде чем она восстановила равновесие.

Прямо перед ними бешено жестикулировала темная фигура. Бинабик наклонился вперед, прижавшись к шее Кантаки, и прищурился. Мгновение в напряженном молчании – и он улыбнулся.

– Ничего внушающего страх. Тряпка, улетевшая с ветром. Потерянная рубашка, я предполагаю.

Саймон тоже прищурился. Тролль не ошибся. Рубашка зацепилась за ветку, рукава развевались, как вымпелы.

Мириамель с облегчением начертала знак древа.

Они поехали дальше. Город исчез в густой зелени позади так быстро и бесследно, словно мокрый безмолвный лес поглотил его.

Этим вечером они разбили лагерь в заросшем овраге. Бинабик выглядел усталым и озабоченным; Саймон и Мириамель притихли. После невкусного ужина путники немного поговорили, потом улеглись.

Саймон снова острее почувствовал странное отдаление, возникшее между ним и Мириамелью. Он все еще не знал, что думать по поводу ее рассказа. Она не девушка, и она сама хотела этого. То, как она это сказала, как обрушила на него признание, словно наказывая, рождало еще большую путаницу, приводившую его в ярость. Почему она то добра к нему, то полна ненависти? Он был бы рад, если бы это была просто игра придворных дам «поди‑сюда‑пошел‑прочь»; но Саймон, слишком хорошо знал принцессу – Мириамель не склонна была к такой мишуре. Единственное, что он мог придумать, было следующее: она хочет, чтобы он был ей другом, но боится, что он захочет большего.

А я действительно хочу большего, подумал он тоскливо. Даже если мне ничего не светит.

Он долго не засыпал и лежал, слушая, как вода, пробиваясь сквозь листья, барабанит по лесной подстилке.

К середине следующего дня они выбрались из долины, оставив Хасу Вейл позади. Справа все еще тянулся лес, похожий на огромное зеленое покрывало, исчезающее за горизонтом. Перед ними были поросшие травой холмы, лежавшие между Старой Лесной дорогой и Свертскими скалами.

Саймон не мог не мечтать о том, чтобы это путешествие с Бинабиком и Мирамелью больше походило на те бурные дни, когда, много месяцев назад, они покинули озерный дом Джулой. Тролль пел и дурачился; даже принцесса, выдававшая себя тогда за служанку Марию, казалась возбужденной и полной радости бытия. Теперь они шли вперед, погруженные в свои мысли и страхи, как солдаты, марширующие навстречу битве, которую не надеются выиграть.

Пустынная холмистая местность к северу от Кинслага во всяком случае не была предназначена для того, чтобы поднимать настроение. Она была совершенно такой же мрачной, безжизненной и мокрой, как Хасу Вейл, с той только разницей, что на этих открытых просторах было гораздо меньше укрытий, чем в густо заросшей лесом долине. Саймон все время чувствовал, что они совершенно открыты и беззащитны, и не мог не поражаться удивительной храбрости – или глупости, а может быть, и тому и другому, – с которой они, фактически безоружные, ехали к самым воротам Верховного короля. Если только что‑нибудь останется от них после этого, когда‑нибудь, когда пройдут темные времена, из этой истории получится великолепная песнь. Какой‑нибудь будущий Шем‑конюх будет рассказывать широко раскрывшему глаза судомою: «Слушай внимательно, парень, и я расскажу тебе про Саймона Храброго и его друзей, как они ехали с открытыми глазами и пустыми руками в самые Челюсти тьмы…»

Челюсти тьмы. Это Саймону понравилось. Он слышал что‑то похожее в песне Сангфугола.

Внезапно он подумал о том, что на самом деле значит тьма – страшные призраки, застывшие в ожидании по ту сторону света и тепла, – и ему стало так жутко, что мурашки побежали по коже.

Им потребовалось два дня, чтобы проехать холмистые луга, два дня тумана и частых холодных дождей. В каком бы направлении они ни ехали, ветер, казалось, все время дул в лицо. Саймон чихал не переставая всю первую ночь и чувствовал себя горячим и слабым, как восковая свеча. К утру ему стало немного легче.

В середине второго дня они достигли первых необработанных полей у подножия Свертских скал и Свертклифа – высокой каменистой горы, на склоне которой располагался Хейхолт. Вглядываясь в сумерки, Саймон различил невероятно стройную белую вертикаль над гладкой поверхностью Свертклифа.

Это была Башня Зеленого ангела, стоявшая более чем в лиге от ближнего склона горы. У Саймона по спине побежали мурашки. Башня, сверкающее узкое острие, которую ситхи построили, когда замок еще принадлежал им, башня, в которой Инелуки потерял свою земную жизнь, – она ждала чего‑то, все еще ждала. Но в то же время она была местом, в котором прошло полное фантазий и грез детство Саймона. С тех пор как он покинул дом, Саймон видел ее в стольких снах, что теперь она показалась ему лишь еще одним. А под ней, невидимый за горой, спал Хейхолт. Слезы подступили к глазам, но так и не прорвались наружу. Сколько раз он тосковал по этим запутанным коридорам, садам, тайным убежищам, темным углам и запретным удовольствиям.

Он обернулся, чтобы взглянуть на Мириамель. Она тоже пристально смотрела на запад, но если принцесса и вспоминала с любовью о доме, на ее лице это не отражалось. Она выглядела, как охотник, наконец‑то выследивший опасную, но желанную добычу. Он моргнул, боясь, что она заметит его слезы..

– Я уж и не знал, увижу ли ее когда‑нибудь, – тихо проговорил он. Очередной порыв ветра швырнул ему в лицо порцию ледяной воды, и Саймон, обрадованный удачному оправданию, вытер глаза. – Она похожа на сон, правда? На странный сон.

Мириамель кивнула, но ничего не сказала.

Бинабик не торопил их. Казалось, он был рад любой задержке и позволил Кантаке спокойно обнюхать землю, пока Саймон и Мириамель молча сидели рядышком и смотрели вдаль.

– Надо разбивать лагерь, – сказал наконец тролль. – Если мы произведем усилие и будем ехать еще очень короткое время, то можем обнаруживать укрывалище у подножия горы. – Он показал на величественную громаду Свертклифа. – Тогда утром мы сможем иметь очень больше света для… чего бы мы ни делали.

– Мы идем к кургану Джона, – сказал Саймон, стараясь придать своему голосу уверенность, которой на самом деле не чувствовал, – по крайней мере я иду именно туда.

Бинабик пожал плечами.

– Поехали. При наличии огня и пищи будет время для построения планов.

Солнце исчезло за широким горбом Свертклифа задолго до наступления темноты. Они ехали в холодной тени. Казалось, даже лошадям было не по себе. Саймон чувствовал настроение Домой и подумал, что, позволь он ей это, она бы повернулась и поскакала в обратную сторону.

Свертклиф поджидал их, словно полный безграничного терпения великан‑людоед. По мере их приближения тяжелая туша горы растягивалась и распухала, закрывая собой солнце и небо, пока не начало казаться, что они не смогли бы уклониться от встречи с ней, даже если бы захотели. Со склонов холмов у самого подножия Свертклифа они увидели серо‑зеленое мерцание на юге, сразу за скалами, – Кинслаг. Саймон ощутил внезапный укол боли, радости и сожаления, вспомнив знакомые, успокаивающе крики чаек и подумав о своем отце‑рыбаке, которого никогда не видел.

Наконец, когда гора встала перед ними почти отвесной стеной, они разбили лагерь в широком ущелье. Ветер здесь был слабее, сам Свертклиф принимал на себя большую часть ударов непогоды. Саймон мрачно улыбнулся, подумав, что людоед дождался желанных гостей – сегодня ночью будущий обед будет спать у него на коленях.

Никто не хотел первым заговорить о том, что они собираются делать завтра. Они развели костер и приготовили скромный ужин в молчании. Сегодня Мириамель казалась не сердитой, а скорее озабоченной. Даже Бинабик двигался замедленно, словно мысли его были далеко.

Саймон чувствовал себя на удивление спокойным, почти веселым и был разочарован, что его спутники не разделяют этого настроения. Конечно, вокруг было полно опасностей, а то, что им предстояло завтра, было еще страшней – он не разрешал себе много думать о том, где находится меч и что нужно сделать, чтобы найти его, – но это будет настоящее дело, то, для чего его когда‑то посвятили в рыцари. И если только из этого что‑нибудь выйдет, Мириамель сразу поймет, что отвезти меч Джошуа гораздо важнее, чем идти убеждать ее отца остановить войну, что, как считал Саймон, наверняка уже и не в его власти. Да, конечно, когда у них будет Сверкающий Гвоздь – подумать только, Сверкающий Гвоздь! Знаменитый меч Престера Джона! – Мириамель согласится, что они уже добыли величайший трофей, на который могли надеяться, и они с Бинабиком легко уговорят ее вернуться.

Саймон обдумывал все это и спокойно переваривал свой ужин, когда Бинабик наконец заговорил:

– Когда мы влезем на эту гору, – медленно произнес он, – у нас будет огромная затруднительность в возвращении. Мы не имеем знания о присутствии наверху солдат – возможно, что король Элиас поставлял стражу у гроба своего отца для защищения меча. Если мы продолжим путешествование на запад, жители этого огромного замка могут увидать нас. Питаете ли вы уверенность – очень совершенно истинную уверенность, – что оба хотите этого? Пожалуйста, имейте обдумывание перед отвечанием.

Саймон последовал просьбе друга. Через некоторое время он точно знал, что хочет сказать:

– Мы здесь. В следующий раз, когда мы окажемся так же близко к Сверкающему Гвоздю, нам могут преградить дорогу сражающиеся люди. Нам может никогда больше не представиться случай добраться до него. Так что, я думаю, будет глупо не попробовать. Я иду.

Бинабик серьезно посмотрел на Саймона, потом медленно кивнул:

– Следовательно, мы отправляемся производить забирательство меча. – Он повернулся к принцессе: – Мириамель?

– Я ничего не могу сказать по этому поводу. Если нам удастся использовать Три Меча, это будет означать, что я потерпела поражение. – Она улыбнулась, и эта улыбка очень не понравилась Саймону. – А если я потерплю поражение – сомневаюсь, чтобы то, что произойдет потом, имело бы для меня какое‑то значение.

Бинабик покачал головой:

– Никогда нельзя говорить с определенностью. Я буду оказывать вам помощь со всей возможностью и Саймону тоже – не питаю в этом сомнения, – но вы имеете должность не упускать самого маленького шанса выходить оттуда. Думанье, подобное вашему, рождает отсутствование осторожности.

– Я была бы счастлива выйти оттуда, – сказала Мириамель. – Я хочу помочь моему отцу прекратить убийства и после этого навсегда распрощаться с ним. После того что он сделал, я никогда не смогла бы жить с ним.

– Питаю надежду, что ваши пожелания будут находить исполнение, – сказал Бинабик. – Итак, сперва мы имеем попытку забирательства меча, потом думанье, как оказывать помощь Мириамели. Для таких великих свершений я питаю необходимость в засыпании.

Он улегся рядом с Кантакой и натянул капюшон на лицо.

Мириамель продолжала молча смотреть на огонь. Саймон застенчиво глядел на нее некоторое время, потом завернулся в плащ и тоже улегся.

– Спокойной ночи, Мириамель, – сказал он. – Я надеюсь… Я надеюсь…

– Я тоже.

Саймон прикрыл глаза рукой и стал ждать сна.

Ему снилось, что он сидит на самом верху Башни Зеленого ангела. Рядом с ним кто‑то двигался.

Это был сам ангел, судя по всему оставивший свой шпиль. Он сидел рядом с Саймоном, положив холодную руку ему на запястье. Ангел был странно похож на девочку Лилит, но сделан из грубой позеленевшей бронзы.

– Путь вниз долог, – сказал он прекрасным мягким голосом.

Саймон смотрел на скопление крошечных крыш далеко внизу.

– Да.

– Нет, – ворчливым голосом отозвался ангел. – Вниз, туда, где лежит истина. Вниз, на дно, где все начинается.

– Я не понимаю. – Он чувствовал странную легкость, словно любой порыв ветра может сорвать его с башни и тогда он полетит вниз, кружась, как осенний лист. Казалось, что его удерживает от падения только тяжелая рука ангела.

– Отсюда, сверху, земные дела кажутся маленькими, – говорил тем временем ангел. – Это тоже способ увидеть, и хороший способ, но он не один. Чем ниже спускаешься, тем труднее понимать – и тем это важнее. Ты должен опуститься очень глубоко.

– Я не знаю, как это сделать. – Он вглядывался в знакомые черты, но лицо ангела все равно оставалось безжизненной маской. В этом неподвижном лице не было ни намека на доброту или дружелюбие. – Куда я должен идти? Кто мне поможет?

– Вглубь. Ты. – Внезапно ангел встал. Его рука больше не удерживала Саймона, и юноша почувствовал, что начинает улетать с башни. – Мне трудно разговаривать с тобой, Саймон. Возможно, больше я уже не смогу.

– Почему ты просто не скажешь мне? – Ноги Саймона уже оторвались от края, тело, трепеща, как парус, рвалось следом. – Скажи!

– Это нелегко. – Ангел повернулся и медленно вознесся на свое место на шпиле. – Если я смогу прийти снова – я приду. Но ясно говорить можно только о менее существенных вещах. Величайшие истины лежат внизу. Они не могут быть даны. Они должны быть найдены.

Саймон оторвался от опоры. Он медленно вращался, улетая, как тележное колесо, сошедшее с оси. Небо и земля попеременно проносились мимо него, как будто мир был детским мячиком, в который его посадили, мячиком, который заставил катиться чей‑то мстительный пинок…

Саймон проснулся в слабом лунном свете. Несмотря на холодный ночной воздух, он был весь мокрый от пота. Темная громада Свертклифа нависала над ним грозным предупреждением.

Следующий день застал Саймона менее уверенным в своих силах, чем накануне. Пока они готовились к подъему на гору, он понял, что его беспокоит сон. Если Амерасу была права и Саймон действительно больше, чем другие, открыт Дороге снов, в том, что сказал ему ангел, может быть какой‑то смысл. А как ему спуститься вглубь? Пока что он собирается вскарабкаться на высокую гору. Во всем этом не было никакого смысла.

Они тронулись в путь, когда слабые лучи солнца уже начали согревать воздух. Первую часть утра маленький отряд шел по предгорьям. Когда более пологие склоны этих холмов остались позади, они были вынуждены спешиться и вести лошадей в поводу.

Первую остановку они сделали для утренней трапезы – немного сушеных фруктов и хлеба, которые Бинабик захватил из запасов лагеря Джошуа.

– Я предполагаю, что приходили пора оставлять лошадей, – сказал тролль. – Если Кантака все еще имеет желание ходить с нами, она будет забираться сама, не имея на спине троллей.

Саймон не подумал о том, что придется оставить Домой одну. Он надеялся, что можно будет как‑то подняться на вершину вместе с ней. Но единственной ровной дорогой была та, по которой от Эрчестера и Хейхолта шли погребальные процессии.

У Бинабика в седельной сумке оказался моток веревки, и он пожертвовал достаточно большую ее часть Саймону и Мириамели, чтобы они могли оставить своих лошадей на длинной привязи у низкого, искривленного ветром дерева, рядом с которым был маленький каменистый пруд, полный дождевой воды. Здесь было достаточно места для двух лошадей, чтобы они могли спокойно пастись полдня или даже больше. Саймон уткнулся носом в шею Домой и пообещал ей шепотом, что вернется так быстро, как только сможет.

– Мы имеем должность выполнять что‑нибудь еще? – спросил Бинабик. Саймон смотрел вверх, на далекую вершину Свертклифа, тщательно пытаясь придумать какой‑нибудь предлог, чтобы отложить подъем. – Тогда будем начинать продвигаться, – заключил тролль.

Восточный склон Свертклифа не был вертикальной стеной, как казалось на расстоянии. Отряд, замыкаемый Кантакой, двигался зигзагами. Иногда им даже удавалось идти выпрямившись, но чаще они карабкались вверх, хватаясь руками за траву и камни. Только в одном месте – узком ущелье между склоном горы и вертикально стоящим камнем – Саймон почувствовал некоторое беспокойство, но он и два его спутника осторожно преодолели это препятствие. Кантака, нашедшая собственный, волчий путь, стояла на другой стороне, высунув длинный розовый язык, и с явным удовольствием наблюдала за их усилиями.

Через несколько часов после полудня небо потемнело, воздух стал тяжелым. Легкий дождь полил Свертклиф и скалолазов, немного обеспокоив Саймона. Там, где они находились, еще можно было идти, но дальше должно было стать сложнее. Нечего было и думать перелезать через остроконечные камни, скользкие от дождя. Однако дождь покапал и прошел, и, хотя тучи оставались угрожающе темными, бури, по‑видимому, можно было не опасаться.

Скалы становились все круче, но подъем все равно был легче, чем ожидал Саймон. Бинабик шел впереди. Маленький человек стоял на ногах так же твердо, как йиканукские бараны. Всего один раз им пришлось воспользоваться веревкой, привязавшись друг к другу для безопасности, – когда надо было перепрыгнуть с одного каменного выступа на другой над длинной, крутой каменной осыпью. Все обошлось благополучно, хотя Мириамель поцарапала руки, а Саймон сильно ушиб колено. Кантака, похоже, нашла и эту часть путешествия до смешного легкой.

Когда они остановились на противоположной стороне, чтобы перевести дыхание, Саймон неожиданно обнаружил, что стоит всего в нескольких локтях от островка белых цветов‑звездочек, похожих на снежинки, упавшие в зеленую траву. Это открытие придало ему бодрости – он почти не видел цветов с тех пор, как они с Мириамелью покинули лагерь Джошуа, даже Зимняя шапочка Фреи, которую можно было увидеть в холодное время года, встречалась редко.

Восхождение на Свертклиф заняло больше времени, чем они предполагали: когда был пройден последний длинный подъем, солнце уже опустилось довольно низко, застыв на расстоянии вытянутой руки от горизонта. Все трое стояли, согнувшись почти пополам, и пытались отдышаться. На последнем этапе им приходилось часто использовать руки для поддержки и сохранения равновесия, и Саймону стало интересно, что подумала Кантака, увидев, как все ее спутники стали четвероногими. Когда они наконец остановились на поросшей травой вершине Свертклифа, солнце пробилось сквозь гряду облаков, залив округлую скалу закатным серебром.

Курганы властителей Хейхолта лежали в ста эллях от того места, где стоял, восстанавливая дыхание, маленький отряд. Все курганы, кроме одного, были просто холмиками, скругленными временем и казавшимися частью горы. Тот, что, без сомнения, был могилой Джона, до сих пор оставался грудой голых камней. Далеко на западе виднелась смутная громада Хейхолта, тонкий, как игла, шпиль Башни Зеленого ангела яркой полоской пронизывал мутное небо.

Бинабик прищурился:

– Сейчас очень позже, чем я предполагал. Мы не получим возможности опускаться вниз до прихождения тьмы. – Он пожал плечами. – Лошади имеют должность сами себя кормить до утра, когда мы будем получать таковую возможность.

– Но как же с… – Саймон в некотором смущении посмотрел на Кантаку: он собирался сказать «с волками», ‑..как же с дикими животными? Ты уверен, что все будет в порядке?

– Лошади обладают великим умением защищать себя с огромной самостоятельностью. Кроме того, я не видывал в этих краях множество животных какого‑нибудь вида. – Бинабик похлопал Саймона по руке. – И, в заключение, мы ничего не можем поделывать. Глупо рисковать поломкой шеи, а также трещанием и ломанием других костей.

Саймон вздохнул и двинулся к могилам.

– Тогда пойдем.

Семь курганов располагались неполным кругом. Было оставлено место для других. Саймон ощутил укол суеверного страха, когда подумал об этом. Кто будет лежать здесь когда‑нибудь? Джошуа? Элиас? Или ни тот ни другой? Возможно, то, что происходит сейчас, принесет такие изменения, что от будущего ничего уже нельзя будет ожидать.

Они вышли в центр незаконченного круга и остановились. Ветер гнул траву. На вершине было тихо. Саймон подошел к первой могиле, которая настолько ушла в землю, что едва достигала человеческого роста, будучи при этом в три раза длиннее и почти такой же ширины. Стихи всплыли в памяти Саймона, принеся с собой воспоминания о черных статуях в безмолвном Тронном зале.

Фингил был первый – Кровавый король, – сказал он тихо.

С жестокостью Севера сел на престол.

Теперь, когда первая строфа была произнесена, ему показалось, что останавливаться нельзя. Он двинулся ко второму кургану, такому же старому и полуразрушенному, как и первый. Несколько выпавших камней блестели в сумерках, как оскаленные зубы.

Хьелдин – наследник. Безумный король,

На пиках заклятых он гибель нашел.

Третья находилась немного ближе ко второй, чем первая, как будто похороненный здесь все еще искал защиты у своих предшественников.

Икфердиг – третий. Сожженный король,

Он встретил Дракона во тьме ночной.

Саймон остановился. После третьей могилы был промежуток; кроме того, он не мог вспомнить следующую строфу. Через мгновение он закончил:

Все трое мертвы, посмотреть изволь,

Север уж больше не правит страной.

Он перешел к следующей группе из трех курганов. Теперь ему уже не приходилось вспоминать слова. Бинабик и Мириамель стояли молча, слушая и наблюдая.

Сулис – король‑цапля, изменникам был,

Бежал из Наббана и здесь опочил.

Король Эрнистира – Тестейн Святой,

Пришел, но уже не вернулся домой.

Эльстан‑Рыбак, что последним был,

Дракона спавшего он разбудил.

Саймон вздохнул. Ему казалось, что он произносит волшебное заклинание, что еще несколько слов могут пробудить обитателей могил от их векового сна и могильное убранство зазвенит, когда они пробьются сквозь землю.

В Хейхолте правили шесть королей,

Шесть было господ на древней Земле.

Шесть мрачных могил на высокой скале

До Судного дня неподвижны во мгле.

Когда он закончил, ветер на мгновение усилился. Стеная, он пронесся по вершине, прижимая траву… но больше ничего не произошло. Курганы оставались таинственными и безмолвными. Их длинные тени простирались к востоку.

– Вообще‑то теперь здесь семь королей, – сказал он, нарушая тишину.

Теперь, когда время действовать настало, ему было не по себе. Сердце его колотилось; внезапно он обнаружил, что ему трудно говорить – слова застревали в горле. Саймон повернулся к последнему кургану. Он был выше остальных, и трава только наполовину заслоняла каменную пирамиду. Это было похоже на огромную древнюю раковину, вынесенную на берег волнами давнего наводнения.

– Король Джон Пресвитер, – сказал Саймон.

– Мой дедушка.

От звука голоса Мириамели Саймон вздрогнул, как от удара. Он обернулся, чтобы посмотреть на нее. Принцесса выглядела загнанной в угол, лицо ее было страшно бледным, испуганные глаза потемнели.

– Я не могу смотреть на это, – сказала она. – Я подожду вон там.

Мириамель повернулась, обошла могилу Фингила и скрылась из виду; очевидно, она присела и стала смотреть на восток, где лежали только что пересеченные ими холмы.

– Тогда будем обрабатывать, – сказал Бинабик. – Я не буду иметь от этого очень большого удовольствия, но ты имел справедливость, Саймон: мы приходили сюда, и очень большую глупость произвели бы без попытки доставания меча.

– Престер Джон хотел бы этого, – сказал Саймон без особой уверенности. – Он хотел бы, чтобы мы сделали все возможное для спасения его королевства и его народа.

– Кто имеет знание о пожеланиях умерщвленных? – мрачно отозвался Бинабик. – Будем обрабатывать. Мы имеем должность сооружать себе хоть какое‑то укрывалище до прихождения ночи, чтобы спрятывать свет огня. Мириамель, – позвал он, – можете вы производить разыскания среди этих кустов для нахождения материалов разжигания?

Она подняла руку в знак согласия.

Саймон нагнулся к кургану Джона и начал тянуть один из камней. Однако поросшая травой земля так цепко держала его, что юноше пришлось упереться ногой в рядом стоящий камень, чтобы хоть немного расшатать валун. Потом он встал и вытер вспотевшее лицо. Его кольчуга была слишком громоздкой и неудобной для такой работы. Он расстегнул ее и снял; потом, немного подумав, снял подбитый волосом камзол и положил его рядом с кольчугой. Ледяные зубы ветра вцепились в него через тонкую рубашку.

– Половину всего Светлого Арда мы путешествовали, – пробурчал Бинабик, ковыряя пальцем землю, – но никто не подумывал приносить сюда лопату.

– У меня есть меч, – сказал Саймон.

– Сохраняй его до приближения настоящей нужности, – вернулось немного обычной сухости тролля. – Я слышал рассказывание, что долбление камней оказывает затупляющий эффект на клинки. А мы можем питать нужду в мече. С особенностью, если кто‑то будет производить наблюдение, как мы выкапываем папу Верховного короля

Саймон на мгновение закрыл глаза и произнес безмолвную молитву, прося прощения у Эйдона – и у Престера Джона тоже, на всякий случай, – за то, что они собирались сделать.

Солнце скрылось. На западе серое небо начало розоветь – обычно Саймону нравился этот цвет, но сейчас ему показалось, что оно медленно гниет. Последний камень был вытащен, и дырка в отороченном травой кургане была готова. Черный провал за ней выглядел раной в теле мироздания.

Бинабик возился с кремнем и огнивом. Когда тролль наконец высек искру, он поджег конец факела и прикрывал его от свежего ветра, пока тот не разгорелся. Не желая думать об ожидающей его тьме, Саймон смотрел на темную зелень вершины. Фигурка Мириамели, на расстоянии казавшаяся совсем маленькой, нагибалась и выпрямлялась, собирая хворост для костра. Саймону хотелось остановиться, повернуться и уйти. Лучше бы эта глупость никогда не приходила ему в голову.

Бинабик помахал факелом в дыре, вытащил его, потом снова сунул факел внутрь, опустился на колени и осторожно принюхался.

– Доступный мне воздух кажется очень еще хорошим. – Он скинул с края отверстия несколько комьев земли и засунул туда голову. – Имею возможность разглядывать деревянные части конструкции. Это лодка?

«Морская стрела». Тяжесть содеянного уже давила на плечи Саймона невыносимым грузом.

– Да, это лодка Престера Джона. Его в ней похоронили.

Бинабик продвинулся еще немного.

– Здесь в достаточности места для моего стояния, – сообщил он. Голос тролля звучал немного приглушенно. – А балки производят впечатлительность прочности.

– Бинабик, – сказал Саймон. – Выходи.

Маленький человек попятился, так как не мог обернуться, чтобы посмотреть на друга.

– Что случилось, Саймон?

– Это была моя идея. Мне туда и лезть.

Бинабик насмешливо поднял брови:

– Никто не производит у тебя отнимания славы нахождения меча. Просто я очень меньше тебя и лучше пригождаюсь для залезания в пещеры.

– Дело не в славе – это на случай, если что‑нибудь произойдет. Я не хочу, чтобы с тобой что‑нибудь случилось из‑за моей дурацкой идеи.

– «Твоей идеи»? Саймон, никакой твоей виноватости. Я проделываю то, что считаю нужным. И я предполагаю, что внутри мы не имеем ничего, приносящего вред. – Тролль помолчал. – Но если ты имеешь желание… – Он отступил в сторону.

Саймон опустился на четвереньки, потом взял факел из маленькой руки тролля и сунул его в дыру. В мерцающем свете он разглядел грязное весло на корпусе «Морской стрелы»; лодка была похожа на огромный увядший лист, на кокон… словно что‑то внутри ждет минуты возрождения.

Саймон сел и потряс головой. Сердце его сильно билось.

Простак! Чего ты боишься? Престер Джон был хорошим человеком.

Да, но что если его духу не нравится то, что сделали с его королевством? И уж точно, любой дух рассердится, если его станут грабить.

Саймон судорожно глотнул воздуха и начал медленно протискиваться в лаз.

Он скатывался по крошащемуся склону ямы, пока не коснулся корпуса лодки. Купол из деревянных балок, глины и белых усиков корней у него над головой казался небом, созданным стареньким полуслепым богом. Когда Саймон наконец рискнул вдохнуть, в его ноздри ударила смесь запахов земли, сосновой смолы, плесени и других, менее знакомых ароматов, многие из которых напоминали содержимое баночек с пряностями на кухне Хейхолта. Сильный сладковатый запах застал его врасплох, на мгновение Саймон задохнулся. Бинабик просунул голову в отверстие.

– Что‑нибудь неправильное? Наблюдается негодность воздуха?

Саймон уже восстановил дыхание.

– Все в порядке. Я просто… – Он проглотил ком. – Не беспокойся!

Бинабик помедлил и исчез.

Саймон смотрел на «Морскую стрелу», как показалось ему самому, очень долго. Вельс был так закреплен в яме, что поднимался над головой юноши. Саймон не знал, как залезть в лодку, пользуясь только одной рукой, а факел был слишком толстым, чтобы его можно было держать в зубах. Через несколько секунд, в течение которых он боролся с желанием вылезти из могилы и предоставить Бинабику разрешить эту проблему, Саймон заткнул факел за одну из деревянных балок, перекинул руки через вельс и подтянулся, болтая ногами в поисках опоры. Дерево «Морской стрелы» скользило под руками, но выдержало его вес.

Саймон приподнялся над вельсом и некоторое время висел в неустойчивом равновесии. Край лодки давил на его живот, как чей‑то мощный кулак. Сладкий, затхлый запах стал еще сильнее. Заглянув вниз, Саймон чуть не выругался, проглотив слова, которые могли принести несчастье и, безусловно, были верхом непочтительности по отношению к старому королю, – оказалось, что он разместил факел слишком низко и его свет не доходит до внутренностей лодки. Он мог разглядеть только нагромождение бесформенных темных предметов. Саймон подумал, что не так уж трудно было бы найти одно‑единственное тело короля и меч у него в руках, просто ощупав содержимое лодки. Но никакие сокровища в мире не заставили бы его действовать таким образом.

– Бинабик! – крикнул он. – Можешь мне помочь? – Он был горд тем, как твердо и спокойно звучит его голос. Тролль влез и дыру и соскользнул по склону.

– Ты был пойман зацеплением?

– Нет, но я ничего не вижу без факела. Можешь мне его подать?

Повиснув над темным корпусом, Саймон чувствовал, как дрожит деревянный вельс. Саймон вдруг испугался, что он может рухнуть, и этот страх не стал меньше от тихого потрескивания, доносившегося из склепа. Он был почти уверен, что звук исходит от подгнившего дерева – королевская ладья два года пролежала в мокрой земле, – но трудно было не подумать о руке… древней иссохшей руке… тянущейся из темного корпуса…

– Бинабик!

– Я приношу его, Саймон. Он был выше, чем я имел возможность доставать.

– Извини. Просто поторопись, пожалуйста.

Свет на куполе изменился, когда факел начал двигаться. Саймон почувствовал, что тролль похлопывает его по ноге. Изо всех сил стараясь сохранить равновесие, он медленно перенес ноги на другую сторону, лег животом во всю длину вельса, после чего смог дотянуться и принять факел из протянутой руки Бинабика. Произнося еще одну безмолвную молитву и полузакрыв глаза от страха увидеть что‑нибудь ужасное, Саймон повернулся и наклонился над внутренним корпусом лодки.

Сперва ничего не было видно. Саймон помотал головой и раскрыл глаза шире. Мелкие камни и грязь, упавшие с купола, закрывали большую часть содержимого «Морской стрелы» – но кое‑что все‑таки было видно.

– Бинабик! – крикнул Саймон. – Смотри!

– Что?!

Тролль в тревоге побежал вдоль корпуса к тому месту, где борт лодки касался стены гробницы и взобрался наверх так ловко, словно это была широкая тропа на Минтахоке. Легко балансируя, он прошел по вельсу и остановился рядом с Саймоном.

– Смотри. – Факел в руке Саймона дрожал.

Король Джон Пресвитер лежал на дне «Морской стрелы» среди погребальных даров, все еще одетый в великолепные одеяния, в которых был похоронен. Его лоб украшал золотой обруч, сложенные на груди руки лежали на длинной белоснежной бороде. Кожа Джона ничем не отличалась от кожи живого человека, если не считать некоторой восковой полупрозрачности. Проведя два года в земле, он все еще казался спящим.

Но, как ни удивительно было увидеть короля совершенно нетронутым тлением, вовсе не это заставило Саймона вскрикнуть.

– Киккасут! – выругался Бинабик, не менее удивленный, чем Саймон. Через мгновение он спрыгнул в лодку.

Тщательный осмотр могилы и ее содержимого подтвердил: Престер Джон по‑прежнему лежал в месте своего упокоения на Свертклифе – но Сверкающий Гвоздь исчез.

Date: 2015-09-17; view: 245; Нарушение авторских прав