Третий дом

Тэд Уильямс

Башня Зеленого Ангела

Орден Манускрипта – 4

ЧАСТЬ 1

ЗАБЫТЫЕ ЛАБИРИНТЫ

ТРЕТИЙ ДОМ

В Саймоне кипела ярость. Они попались в ловушку так же легко и глупо, как весенние ягнята, бредущие прямиком на скотобойню.

– Ты можешь хоть немного пошевелить руками? – шепотом спросил он у Мириамели. Его собственные запястья были связаны на совесть: у двух огненных танцоров, сделавших это, явно был немалый опыт в такой работе.

Она покачала головой. Становилось все труднее разглядеть ее в сгущавшейся тьме.

Они бок о бок стояли на коленях в центре лесной поляны. Руки им связали за спиной, а ноги перетянули веревкой в коленях. Глядя на связанную, беспомощную Мириамель, он снова подумал о бессловесных животных, предназначенных на убой, и черная ярость опять охватила его.

Я рыцарь. Разве это ничего не значит? Как я мог это допустить?

Он должен был догадаться! Но ему, конечно, больше нравилось слушать лесть этого Ролстена. «Ты видала, как этот рыцарь управляется с мечом». Подлый предатель! «Ему нечего бояться огненных танцоров»!

И я ему поверил! Я не достоин называться рьщарем. Я опозорил Джошуа, Моргенса, Бинабика и всех, кто когда‑либо пытался хоть чему‑нибудь меня научить.

Саймон предпринял еще одну отчаянную попытку как‑то ослабить путы, но веревки держали его мертвой хваткой.

– Ты что‑то знаешь об этих огненных танцорах? – шепотом спросил он у Мириамели. – Что они собираются с нами сделать? Что значит «отдадим вас Королю Бурь»? Они нас сожгут?

Он почувствовал, как она пожала плечами.

– Не знаю. – Голос ее казался вялым и безжизненным. – Вероятно.

Ужас и ярость Саймона отступили перед волной раскаяния.

– Я предал тебя, да? Хорош защитничек!

– Это не твоя вина. Нас обманули.

– Жаль, что я не могу добраться до горла этого Ролстена. Его жена хотя бы пыталась подать нам знак, что нас ждет ловушка, но он – он!

– Он тоже был напуган. – Мириамель говорила отрешенно, как будто предмет их разговора давным‑давно не имел никакого значения. – Я не уверена, что могла бы пожертвовать жизнью ради спасения незнакомых мне людей. Они не смогли – разве есть у меня право ненавидеть их за это?

– Кровавое древо! – Саймон не был столь великодушен. Не время изливать потоки сочувствия на предателей. Он должен спасти Мириамель, должен как‑то разорвать эти веревки и пробиться на свободу. Но он понятия не имел, как это сделать.

В лагере огненных танцоров текла обычная жизнь. Несколько человек в белом поддерживали огонь, другие кормили коз и цыплят или просто тихо беседовали между собой. Среди них было даже несколько женщин и детей. Если бы не связанные пленники, да не мелькающие повсюду белые рясы, все это можно было бы принять за обычный вечер в маленькой деревне.

Мифавару, главарь танцоров, увел трех своих ближайших сообщников в большой дом. Саймону не очень хотелось думать, что они там обсуждают.

Становилось все темнее. Обитатели лагеря приступили к скромному ужину, но ни крошки не было предложено пленникам. Огонь плясал и потрескивал на ветру.

– Поднимите их! – Глаза Мифавару скользнули по Саймону и Мириамели, потом поднялись вверх, к сине‑черному небу. – Приближается их час.

Двое его помощников рывком поставили пленников на ноги. У Саймона онемели ноги, к тому же трудно было сохранять равновесие со связанными коленями; он пошатнулся и упал бы, если бы стоявший сзади огненный танцор не схватил его за руки и не дернул еще раз вверх. Мириамель тоже нетвердо стояла на ногах, и огненный танцор обхватил ее за талию так небрежно, словно имел дело с бревном.

– Не смей ее трогать, – зарычал Саймон.

Мириамель устало посмотрела на него:

– Это бессмысленно, Саймон, оставь.

Здоровенный танцор ухмыльнулся и положил было руку ей на грудь, но резкий окрик Мифавару мгновенно отрезвил его. Он повернулся к главарю; Мириамель безвольно повисла в его руках, лицо ее не выражало никаких чувств.

– Идиот, – жестко сказал Мифавару. – Это тебе не игрушки. Эти двое предназначены Ему – Господину. Ты понял?

Державший Мириамель испуганно закивал.

– Пора идти. – Мифавару повернулся и направился к краю поляны.

Огненный танцор грубо толкнул Саймона в спину, и тот повалился лицом вперед, как срубленное дерево. Ему никак не удавалось восстановить дыхание, ночь поплыла перед глазами светящимися точками.

– У них ноги связаны, – медленно проговорил огненный танцор.

Мифавару резко повернулся.

– Вижу. Так снимите с них веревки!

– Но… а что, если они сбегут?

– Скрутите им руки хорошенько, а другим концом обвяжите себя вокруг пояса! – С плохо скрытым отвращением он покачал лысой головой.

Когда человек вынул нож и нагнулся, чтобы разрезать веревки, у Саймона появилась слабая надежда. Если Мифавару тут единственный умный – а так оно, судя по всему, и есть, – они еще могут попытаться что‑нибудь сделать.

Наконец оба, и Саймон и Мириамель, смогли идти. Танцоры подталкивали их с такой силой, словно погоняли здоровенных быков. Если кто‑то из пленников спотыкался или шел слишком медленно, в дело шли короткие копья с тонким древком – никогда раньше Саймон не видел ничего подобного.

Мифавару исчез в густых зарослях у края поляны. Саймон почувствовал мгновенное облегчение. Он долго наблюдал за костром, и в голове у него роились всякие неприятные мысли. В конце концов, может быть, там, куда их ведут, у них появится возможность убежать? А может быть, подходящий случай представится уже во время пути?

Он оглянулся и испытал горькое разочарование: казалось, целая толпа огненных танцоров следует за ними, белый хвост процессии терялся в зарослях.

То, что с открытого места казалось сплошной стеной леса, на самом деле было прорезано хорошо утоптанной тропой, петлявшей то в одну, то в другую сторону и поднимавшейся к вершине горы.

По земле стлался густой туман; было ощущение, что он поглощает не только неровности рельефа, но и звуки. Если не считать мерной глухой поступи четырех десятков ног, лес был молчалив. Не подавала голоса ни одна ночная птица. Даже ветер стих.

Мозг Саймона лихорадочно работал. В его голове молниеносно возникали всевозможнейшие планы бегства – и так же быстро он отвергал их один за другим как невыполнимые. Их было только двое в незнакомом, пустынном месте. Даже если бы им удалось вырваться у огненных танцоров, державших их веревки, связанные руки не дали бы им возможности сохранять равновесие и расчищать себе дорогу – через несколько минут их бы снова схватили.

Он посмотрел на бредущую рядом принцессу. Она выглядела замерзшей, усталой и тоскливо покорной всему, что ее ожидало. Ей по крайней мере оставили плащ. В единственный момент относительной бодрости она уговорила стражников вернуть его, чтобы закутаться от ночного ветра.

Саймон был менее удачлив. Его плащ пропал вместе с мечом и канукским ножом. Теперь у него не было ничего, кроме одежды, бренного тела и бессмертной души.

И бессмертной души Мириамели, подумал он. Я поклялся защищать ее. Это по‑прежнему мой долг.

В этом было некоторое утешение. Пока он дышит, у него есть цель.

Мокрая ветка хлестнула его по лицу. Он выплюнул еловые иголки. Мифавару превратился в маленькую призрачную фигурку во мраке перед ними. Он вел их все выше и выше.

Куда мы идем? Может быть, лучше было бы никогда этого не узнать.

Они шли, спотыкаясь, сквозь серый туман, как проклятые души, пытающиеся выбраться из ада.

Казалось, что так они шли много часов подряд. Туман немного рассеялся, но тишина оставалась такой же тяжелой, а воздух густым и сырым. Потом неожиданно они вышли из чащи и оказались на вершине горы.

Пока они поднимались по заросшему склону, пелена облаков закрыла небо, спрятав луну и звезды. Свет теперь исходил только от нескольких факелов да от гигантского костра, разведенного на вершине. Ее горб, расцвеченный яркими огоньками, казалось, прерывисто двигался, как грудь спящего великана. Некогда здесь, судя по всему, стояла крепость или какое‑то иное огромное сооружение, развалины которого были укрыты спутанным ковром травы и вьюнка.

Одна каменная глыба в центре вершины была освобождена от растительности – огромный светлый валун, угловатый, как голова быка, высотой в два человеческих роста. Между костром и этим камнем неподвижно стояли три мрачные фигуры в темных одеждах. Они выглядели так, словно ожидали здесь чего‑то уже очень долго – так же долго, как сами камни. Когда огненные танцоры вытолкнули пленников на середину поляны, темное трио почти одновременно повернулось.

– Приветствую вас, Дети Облаков, – крикнул Мифавару. – Приветствую Первых Избранников Господина! Мы пришли, как он желал. – Темные существа молча смотрели на него. – И мы принесли даже больше, чем обещали, – продолжал Мифавару. – Жертва Господину! – Он повернулся и махнул своим приспешникам, которые подтолкнули вперед Саймона и Мириамель.

Немного приблизившись к костру и безмолвным наблюдателям, огненные танцоры остановились и беспомощно оглянулись на своего главаря.

– Привяжите их к дереву, вон там, – Мифавару нетерпеливо показал на засохший ствол сосны шагах в двадцати от костра, – да поспешите – уже почти полночь!

Саймон зашипел от боли, когда державший его танцор вытянул его руки за спиной, чтобы привязать к дереву. Как только огненные танцоры закончили и отошли, он начал боком придвигаться к Мириамели, пока их плечи не соприкоснулись – отчасти потому, что был испуган и стосковался по ее теплу, отчасти потому, что так им легче было переговариваться.

– Кто эти трое? – тихо спросил он.

Мириамель покачала головой.

Ближайшая из одетых в темное фигур медленно повернулась к Мифавару.

– Эти для Господина?

Голос был холодным и твердым, как лезвие ножа, и Саймон почувствовал, что его ноги слабеют. В этом голосе был некий резкий, но мелодичный акцент; его нельзя было не узнать, он слышал подобный голос в мгновения смертельного ужаса… Это был шипящий акцент обитателя Пика Бурь.

– Да. – Мифавару усердно закивал лысой головой. – Этот рыжкеголовый снился мне несколько лун назад. Я знаю, что сон был послан мне Господином. Он хочет этого.

Черное существо мгновение смотрело на Саймона.

– Возможно, – медленно сказало оно. – Но доставил ли ты другого на случай, если этот действительно нужен Господину? Доставил ли ты кровь для связи?

– О да, конечно. – В присутствии этих странных существ жестокий предводитель огненных танцоров лебезил и заискивал, как старый придворный. – Двоих, пытавшихся нарушить Великое Обещание Господину. – Он повернулся и повелительно махнул группе танцоров, все еще нерешительно переминавшихся на краю вершины.

Там поднялась какая‑то возня, послышался крик, и вперед вытолкнули двоих, один из которых потерял в борьбе свой капюшон.

– Да проклянет тебя Бог, Мифавару, – всхлипывая, крикнул Ролстен. – Ты обещал, что мы будем прощены, если приведем к тебе этих двоих!

– Вы и прощены, – весело ответил Мифавару. – Я простил вам вашу глупость. Но вы все равно не можете избежать наказания. Никто не может уйти от Господина.

Ролстен в изнеможении рухнул на колени, окружавшие его люди безуспешно пытались поднять мужчину на ноги. Гуллейн, вероятно, потеряла сознание; она, словно тряпка, повисла в руках танцоров.

Сердце Саймона, казалось, застряло у него в горле, несколько мгновений он не мог вдохнуть. Они бессильны, и на этот раз не от кого ждать помощи. Они умрут здесь, на этой исхлестанной ветром горе – или, как сказал Мифавару, их заберет Король Бурь. Страшнее этого уже ничего не может быть. Он посмотрел на Мириамель.

Казалось, принцесса почти спит, веки ее были опущены, губы шевелились. Она молится?

– Мириамель! Это норны! Слуги Короля Бурь! – Она не обращала на него внимания, поглощенная собственными мыслями. – Черт возьми, Мириамель, приди в себя! Мы должны думать – мы должны освободиться!

– Заткнись, Саймон, – прошипела она.

Саймон даже рот приоткрыл.

– Что?

– Я пытаюсь кое‑что достать. – Мириамель прижималась к дереву, ее плечи поднимались и опускались. – Это на дне кармана моего плаща.

– Что это? – Саймон нащупал ее пальцы под плотной тканью. – Нож?

– Нет, они забрали мой нож. Это твое зеркало – то, что тебе дал Джирики. Оно у меня с тех пор, как я стригла тебе волосы. – Она почувствовала, что из кармана появилась деревянная рамка. – Ты можешь взять его?

– А что толку? – Он схватил зеркало, изо всех сил сжимая пальцы. – Не отпускай, пока я не возьму как следует. Вот. – Теперь он крепко держал зеркало связанными руками.

– Ты можешь позвать Джирики, – торжественно сказала она. – Ты говорил, что можешь использовать его при крайней необходимости.

Мгновенная радость Саймона уже угасла.

– Но оно не подействует! Кроме того, Джирики не может возникнуть прямо здесь. Это не такая магия.

Мириамель помолчала. Когда она заговорила, ее голос дрожал:

– Ты же говорил, что оно привело Адиту, когда ты заблудился в лесу!

– Да, но она искала меня целый день. А у нас нет и часа, Мири.

– Все‑таки попробуй, – сказала она упрямо. – Это нам не повредит. Может быть, Джирики где‑то поблизости. Вреда в этом точно нет.

– Но я же не вижу зеркало! – слабо протестовал Саймон. – Как я могу заставить его работать, если не в состоянии даже на него посмотреть?

– Попробуй!

Саймон проглотил очередное возражение. Он сделал глубокий вдох и заставил себя думать о собственном лице, каким он в последний раз видел его в зеркале. Внезапно он понял, что не может вспомнить деталей – какого, например, цвета его глаза? А шрам на его щеке, горящий след драконьей крови, – какой он длины? И где он, ниже основания носа?

На мгновение, когда он вспомнил о жгучей боли от черной крови Игьярика, ему показалось, что зеркало немного потеплело. Через секунду оно опять стало холодным и бесчувственным. Он попытался вернуть ощущение тепла, но безуспешно. Сделав еще несколько бесплодных попыток, он устало покачал головой:

– Это бесполезно. Я не могу.

– Ты плохо старался, – отрезала Мириамель.

Саймон поднял глаза. Огненным танцорам было не до пленников, все их внимание было поглощено происходящим у костра. Предателей Ролстена и Гуллейн втащили на огромный камень и заставили лечь на спину. Четверо стражников стояли вокруг, держа их за руки и за ноги, так что головы несчастных свешивались вниз.

– Узирис Эйдон! – выругался Саймон. – Ты только посмотри на это.

– Не смотри, – быстро сказала Мириамель. – Лучше займись зеркалом.

– Я уже сказал тебе, что не могу. Да это и не принесло бы никакой пользы. – Он немного помолчал, глядя на скривившийся рот Ролстена, выкрикивавшего какие‑то бессвязные слова. Норны стояли перед камнем и смотрели с безмятежным интересом, словно изучали редкую птичку, сидящую на ветке.

– Кровавое древо! – снова выругался Саймон и бросил зеркало на землю.

– Саймон! – в ужасе сказала Мириамель. – Ты сошел с ума? Подними его!

Вместо этого Саймон изо всей силы ударил каблуком по зеркалу. Оно было очень прочным, но юноша подцепил его носком сапога, прислонил к дереву и снова с силой наступил. Рамка не поддалась, но хрустальная поверхность с легким звоном разбилась; на мгновение Саймон почувствовал слабый запах фиалки. Он ударил снова, разбрасывая во все стороны прозрачные осколки.

– Ты сошел с ума! – Принцесса была в отчаянии.

Саймон закрыл глаза. Прости меня, Джирики, думал он. Но Моргенс говорил мне, что подарок, который нельзя выбросить, на самом деле не подарок, а западня. Он присел так низко, как мог, но веревки не давали ему дотянуться до сверкающих осколков.

– Ты можешь достать их? – спросил он принцессу.

Мгновение она удивленно смотрела на него. Потом наклонилась, но ей тоже ничего не удалось сделать.

– Нет. Зачем ты разбил его?

– Оно было для нас бесполезно, – нетерпеливо ответил Саймон. – Во всяком случае целым. – Он зацепил ногой один из крупных кусков и подтянул к себе. – Помоги мне!

С огромным трудом Саймон приподнял кусок хрусталя так, чтобы его могла схватить Мириамель, но поза требовала слишком большого напряжения, и осколок упал. Саймон прикусил губу и предпринял еще одну попытку.

Три раза осколок падал, вынуждая их все начинать сначала. К счастью, норны и огненные танцоры были слишком заняты приготовлениями к своему загадочному ритуалу, каков бы он ни был. Когда Саймон украдкой взглянул на площадку, Мифавару и его подручные стояли на коленях перед камнем. Ролстен уже не кричал; он тихо постанывал и бился головой о камень. Гуллейн лежала неподвижно.

На этот раз, когда зазубренный осколок начал снова соскальзывать, Саймон прижал его ногой к ноге Мириамели и застыл, пытаясь удержать равновесие.

– Что теперь? – спросил он себя.

Мириамель медленно стала приподниматься на цыпочки, ведя осколок вверх по ноге Саймона. Стекло с поразительной легкостью прорезало грубую одежду и поцарапало кожу, вызвав кровотечение, но Саймон не шевелился, боясь, что незначительная боль может отнять у них последнюю надежду на спасение. К тому же ловкость Мириамели произвела на него слишком большое впечатление.

Когда она поднялась так высоко, как могла, они постарались, чтобы осколок оставался на прежнем месте, пока принцесса опускалась вниз. Теперь была очередь Саймона. Процесс был мучительно медленным, хрусталь оказался гораздо острее любого нормального зеркального стекла, и вскоре ноги обоих пленников были сплошь исполосованы кровоточащими царапинами.

В очередной раз протянув к осколку руку и обнаружив, что он все еще недосягаем, Саймон вздрогнул. На другой стороне вершины норны начали петь.

Мелодия поднималась медленно, как змея, свившаяся в кольца перед броском. Саймон чувствовал, что соскальзывает в некое подобие сна. Холодные и грозные голоса были странно прекрасны. Гулкое эхо глубочайших пещер, хрустальная капель тающего льда слышались в них. Саймон не понимал слов, но древняя магия песни была ясна. Она влекла его за собой, к подземному течению, вниз, вниз, в темноту…

Саймон тряхнул головой, освобождаясь от власти мелодии. Пленники, лежавшие на камне, больше не сопротивлялись. Норны разошлись в разные стороны, образовав неровный треугольник вокруг выступа камня.

Саймон изо всех сил натянул веревку. Пенька врезалась в его запястья, и это причиняло такую боль, словно он был закован в раскаленный металл. Мириамель увидела слезы у него на глазах и прижалась головой к его плечу, словно могла взять на себя часть его боли. Саймон продолжал тянуть руку, судорожно глотая воздух. Наконец его пальцы коснулись холодного края. Стекло вспороло кожу, но цель была достигнута. Саймон облегченно вздохнул.

Норны замолчали. Мифавару поднялся с колен и пошел вперед, к камню.

– Теперь пора! – крикнул он. – Пусть Господин увидит нашу преданность. Время вызвать его Третий Дом!

Он повернулся к норнам. Мифавару говорил слишком тихо, чтобы Саймон мог расслышать, но юноша все равно не обращал на него внимания. Он сильно сжал осколок, не боясь поранить пальцы – лишь бы они не стали чересчур скользкими, – и начал вслепую нащупывать связанные запястья Мириамели.

– Не двигайся, – приказал он.

Норны вручили Мифавару длинный нож, сверкнувший в неровном свете костра. Он шагнул вперед, взял Ролстена за волосы и рванул так сильно, что лодыжки пленника чуть не вырвались из рук державших его огненных танцоров. Ролстен поднял руки, как бы пытаясь защититься, но его движения казались замедленными, словно он тонул в каких‑то страшных глубинах. Мифавару провел лезвием по горлу несчастного и быстро отступил назад, однако темные потоки хлынувшей крови сразу залили его лицо и белое одеяние.

Ролстен бился в агонии. Саймон зачарованно смотрел, как струи крови сбегают по белому камню. Гуллейн, висевшая рядом со своим умирающим мужем, начала кричать. Там, где алые потоки собирались у подножия камня, окутавший землю туман стал красным, словно впитал в себя кровь.

– Саймон! – Мириамель толкнула его. – Торопись!

Он нащупал ее пальцы, потом узлы веревки, стягивающей запястья. Тогда он приложил к шероховатой поверхности пеньки гладкий кусочек хрусталя и начал пилить.

Перед ними пылал костер, отбрасывая неровный свет на окровавленный камень. Мириамель была пугающе бледной, глаза ее были широко раскрыты.

– Пожалуйста, скорее.

Саймон заворчал. Было почти невозможно удержать хрусталь в изрезанных, истекающих кровью пальцах, а то, что происходило в центре каменной площадки, все больше пугало его, сковывая движения.

Красный туман медленно расползался и вскоре почти полностью закрыл огромный камень. Теперь пели огненные танцоры, хриплыми голосами пытаясь подражать сладостно‑ядовитой мелодии норнов.

Потом что‑то зашевелилось в тумане, что‑то бледное и громоздкое, – Саймон сперва подумал, что это камень, оживленный магическим пением. Потом из покрасневшей тьмы на четырех огромных ногах вышло нечто – и земля задрожала под его поступью. Это был гигантский белый бык – больше любого, когда‑либо виденного Саймоном, выше самого высокого человека. Он казался странно полупрозрачным, словно был вылеплен из тумана. Его глаза горели, как угли, рога цвета слоновой кости, казалось, баюкали небо. На его спине, словно рыцарь на коне, сидела массивная фигура в черной одежде. От этого призрака веяло ужасом – как веет жаром от лучей летнего солнца. Саймон почувствовал, как онемели его пальцы, потом руки до локтя; теперь он уже не понимал, у него ли еще драгоценный осколок. Он мог думать только о том, как убежать от этого кошмарного пустого капюшона. Ему хотелось биться о веревки и грызть их зубами, пока они не лопнут, чтобы он мог бежать, бежать и бежать…

Пение огненных танцоров прервалось, ритуальные слова смешивались с криками ужаса и благоговения. Мифавару возвышался над своими людьми, воздев толстые руки в страхе и ликовании.

– Венга Сутек! – кричал он. – Герцог Черного Ветра! Он пришел строить Третий Дом Господина.

Огромная фигура на быке некоторое время взирала на него сверху, потом капюшон повернулся, разглядывая вершину горы. Его невидимые глаза скользнули по Саймону, и он почувствовал дуновение ледяного ветра.

– О Узирис на д‑д‑древе, – простонала Мириамель. – Ч‑что это такое?

Странно, но безумие на мгновение схлынуло. Очевидно, страх был слишком сильным, чтобы его можно было выносить так долго. Он никогда не видел Мириамель такой испуганной, и ее полный ужаса голос вытащил его из пропасти. Он понял, что его израненные пальцы до сих пор сжимают кусочек хрусталя.

– Это плохая… плохая тварь, – задыхаясь, проговорил он. – Один из королевских… Короля Бурь. – Он схватил ее запястье и снова принялся пилить. – О Мири, не шевелись!

Она глотнула воздуха.

– Я пытаюсь…

Норны о чем‑то разговаривали с Мифавару, который, судя по всему, один мог выносить присутствие быка и черного всадника. Остальные огненные танцоры лежали ниц в траве. Никто уже не пел, многие рыдали, охваченные ужасом. Мифавару повернулся и показал в сторону дерева, где были привязаны Саймон и Мириамель.

– Они ид‑дут за нами, – запинаясь, прошептал Саймон. В этот момент лопнули последние волокна веревки. – Скорее, режь мою.

Мириамель полуобернулась, пытаясь развевающимся плащом скрыть руки от стражи. Он чувствовал ее энергичные движения, чувствовал, как осколок врезается в толстую веревку. Норны медленно шли по вершине горы по направлению к ним.

– О Эйдон, они идут, – обреченно сказал Саймон.

– Я почти перерезала, – прошептала принцесса. Он почувствовал, как что‑то вдавливается в его запястье, потом Мириамель выругалась: – Я его уронила!

Саймон опустил голову. Теперь все кончено. Мириамель поспешно заматывала запястья, чтобы казалось, что она все еще связана.

Норны приблизились. Движения их были грациозны, черные одежды колыхались, и казалось, что они летят над неровной поверхностью земли. Лица их застыли, словно вырезанные из камня, черные глаза были похожи на бездонные дыры между звездами. Они сошлись у дерева, и Саймон ощутил на своей руке холодную несокрушимую хватку. Один из норнов разрезал веревку, опутавшую пленников, и спотыкающихся Саймона и Мириамель потащили к камню и к чудовищной фигуре, выросшей из красного тумана.

По мере приближения к быку и всаднику сердце Саймона колотилось все сильнее. В конце концов ему показалось, что оно готово вырваться из груди. Норны, державшие его, были пугающе чуждыми и неумолимо враждебными, но внушаемый ими страх был ничем в сравнении с ужасом, исходившим от Красной Руки Короля Бурь.

Норны швырнули его на землю. Копыта быка – каждое шириной с бочонок – стояли всего в нескольких локтях от него. Он не хотел видеть, хотел только спрятать лицо в спасительной траве, но что‑то неумолимо подняло его голову, и он взглянул на то, что казалось далеким мерцанием в глубине капюшона,

– Мы пришли воздвигнуть Третий Дом, – пророкотало существо. Его каменный голос гремел, охватывая всего Саймона и заставляя содрогаться землю. – Что… это?

Мифавару был так возбужден и испуган, что его голос казался визгом:

– Мне снился сон. Господин хотел этого, великий Венга Сутек, я знаю, что хотел.

Нечто невидимое внезапно когтями впилось в разум Саймона, как ястреб мог бы схватить кролика. Он почувствовал, как чужая сила с холодной непринужденностью бесчинствует в его мыслях, и упал лицом вниз, крича от боли и ужаса. Потом он смутно услышал, как существо заговорило снова:

– Мы помним эту маленькую мошку, но она больше не нужна. У Красной Руки теперь иные дела, и понадобится еще кровь, прежде чем мы, будем готовы. Прибавьте эту жизнь к тем, другим, на Камне слез.

Саймон перекатился на спину, впившись взглядом в затянутое тучами беззвездное небо. Мир кружился вокруг него.

Больше не нужен… Эти слова стучали в его висках. Кто‑то где‑то звал его по имени. Больше не нужен…

– Саймон! Встань!

Он узнал голос Мириамели и услышал пронзительный ужас в нем. Вяло повернув голову, Саймон увидел приближающееся к нему бледное пятно. На какое‑то страшное мгновение ему показалось, что это огромный бык, но потом его взгляд прояснился. К нему шел Мифавару, длинный нож его был поднят и сверкал в свете костра.

– Красная Рука хочет твоей крови, – сказал предводитель огненных танцоров. Глаза его были абсолютно безумны. – Ты поможешь построить Третий Дом.

Саймон с трудом освободился из спутанной травы и поднялся на колени. Мириамель сбросила веревки и ринулась навстречу Мифавару. Один из норнов поймал ее за руку и притянул к груди, словно нежный любовник. К удивлению Саймона, бессмертный не сделал больше ничего, он просто не давал принцессе двигаться. Его черные глаза следили за Мифавару, который спокойно шел к Саймону, не обращая на девушку никакого внимания.

Все, казалось, застыло. Даже огонь теперь горел ровно, не колеблясь. Красная Рука, норны, скорчившиеся подчиненные Мифавару – все были недвижимы, словно ожидали чего‑то. Коренастый главарь танцоров поднял нож выше.

Саймон яростно тянул веревку, чувствуя, что его мышцы готовы оторваться от костей. Ведь Мириамель почти перерезала веревку.

Если бы… если бы…

Веревка лопнула. Руки Саймона разлетелись в стороны, обрывки пеньки упали на землю. Кровь текла по его запястьям и ладоням, изрезанным осколком и веревками.

– Ну, – сказал он, задыхаясь. – Подойди и возьми меня.

Мифавару засмеялся. Капли пота выступили у него на лбу и лысине. Мощные мышцы шеи вздулись, он выхватил из‑под одежды второй нож. На мгновение Саймон подумал, что огненный танцор собирается бросить нож ему, чтобы бой был честным, но у Мифавару, конечно, не могло быть подобных намерений. Держа в обеих руках по ножу, он сделал шаг к Саймону. Споткнулся, восстановил равновесие и сделал еще шаг.

Внезапно Мифавару вздрогнул, выпрямился и так быстро поднес руки к шее, что даже порезал себя собственным ножом. Выражение свирепой радости на его лице сменилось недоумением, потом ноги его подогнулись, и он упал на траву.

Прежде чем Саймон успел понять, что происходит, мимо него пролетела серая тень и ударилась в норна, схватившего Мириамель. Бессмертный упал, и принцесса вырвалась из его рук.

– Саймон! – крикнул кто‑то. – Возьми нож!

Потрясенный Саймон увидел рядом с собой блестящий клинок, который все еще сжимал в кулаке Мифавару. Он упал на колени – тишину внезапно прорезали странные звуки: рычание, крики, рокочущее гудение, – вытащил нож из мертвой руки и встал.

Норн, державший Мириамель, катался по земле с чем‑то серым и рычащим у горла. Два его товарища спешили к нему. Принцесса отползла в сторону. Увидев Саймона, она вскочила и побежала к нему, спотыкаясь о засыпанные опавшими листьями камни.

– Сюда! Бежите сюда! – крикнул кто‑то с края вершины. – Путь здесь!

Когда Мириамель подбежала к нему, Саймон крепко схватил ее за руку и помчался на голос. Несколько огненных танцоров попытались остановить их, но Саймон рубанул одного ножом – красная полоса на белой рясе, – другому Мириамель, вырываясь, расцарапала лицо. Раскатистый рев существа на быке – Саймон знал, что оно говорило, но уже не понимал слов, – все усиливался, у юноши звенело в ушах.

– Сюда! – Из‑за деревьев на краю горы появилась маленькая фигурка. Бушующий костер окрасил ее алым.

– Бинабик!

– Бежите ко мне! – кричал тролль. – С великой быстротой!

Саймон не мог не оглянуться. У жертвенного камня огромный бык фыркал и рыл копытом землю, приближенный Инелуки рычал, красное сияние исходило из его черных одежд, но он не двигался с места, словно не мог покинуть пропитанной кровью площадки. Один из норнов лежал с разорванным горлом; другого убила одна из стрел тролля, третий сражался с тем, кто вырвал горло его товарищу. Зато огненные танцоры наконец вышли из оцепенения; Саймон увидел, что примерно полдюжины осиротевших последователей Мифавару бросились в погоню, мимо его уха просвистела стрела.

– Вниз, сюда, – говорил Бинабик, ловко спускаясь по склону перед ним. Жестом приказав Саймону и Мириамели бежать дальше, он остановился и поднес руки ко рту. – Кантака! – закричал он. – Кантака, соса!

Они спускались все ниже, и помрачающий сознание рев за спиной постепенно стихал. Не успели они сделать и двадцати шагов, как перед ними в тумане возникли высокие фигуры – лошади!

– Они привязаны со слабостью! – крикнул сверху тролль. – Скачите!

– Бинабик, едем со мной, – задыхаясь, проговорил Саймон.

– Нет нужности, – ответил маленький человек, и Саймон увидел серую тень, появившуюся из тумана прямо над Бинабиком. – Храбрая Кантака! – Бинабик схватил волчицу за загривок и вскочил ей на спину.

Снова послышался шум погони. Саймон отчаянно рванул поводья и наконец развязал их. Мириамель влезла в седло, Саймон сделал то же самое – это была Домой! Оглушенный окружающим безумием, он был так потрясен этим воссоединением со своим другом, что просто перестал думать. Мимо промчалась Кантака с Бинабиком на спине. Саймон обхватил Домой за шею и ударил ее каблуками, последовав за волчицей вниз, в темноту.

Теперь ночь стала чем‑то вроде сна наяву, навеянного мельканием переплетенных деревьев. Когда Бинабик наконец остановился, Саймон уже не понимал, сколько времени они скачут. Они все еще были на склоне горы, но заросли вокруг были такими густыми, что не давали возможности увидеть даже клочка затянутого тучами неба. Темнота была почти полной, и некоторое время Саймон и Мириамель двигались шагом, с трудом различая серую фигуру Кантаки, находившуюся всего в нескольких локтях от них.

– Здесь, – тихо сказал Бинабик. – Здесь укрывалище.

Саймон спешился и пошел на голос, ведя Домой в поводу.

– Держи свою голову в низости, – предупредил тролль. На его слова откликнулось эхо.

Сырая, губчатая почва сменилась более сухой и плотной. Воздух отдавал плесенью.

– Теперь стойте на месте своего стояния. – Бинабик замолчал, послышалось шуршание. Саймон стоял и прислушивался к собственному тяжелому дыханию. Сердце его все еще сильно билось, липкий холодный пот покрывал кожу. Неужели они спаслись? А Бинабик? Откуда он взялся? Как получилось, что он появился так невероятно вовремя?

Раздалось шипение, что‑то замерцало, и огненный цветок расцвел на конце факела, зажатого в маленькой руке тролля. Они стояли в низкой каменной пещере, другой ее конец скрывался за поворотом.

– Мы углубляемся, – сказал Бинабик. – Но в момент полной темноты в этом нет безопасности.

– Что это за место? – спросила Мириамель.

Саймон посмотрел на ее бледное, испуганное лицо и окровавленные ноги, и сердце его сжалось от боли.

– Очень обычная пещера, – улыбнулся тролль, приветливо и так знакомо обнажив желтые зубы. – Доверьтесь троллям в нахождении их повсюду. – Он повернулся и сделал им знак следовать за собой. – Скоро вы сможете отдохнуть.

Сначала лошади заупрямились, но после недолгих уговоров согласились отправиться со своими хозяевами в такое странное место. Пещера была устлана сухими ветками и листьями. Тут и там валялись кости мелких животных. Пройдя несколько сотен шагов, они достигли грота в самой глубине, который был гораздо шире и выше внешнего туннеля. У одной стены по плоскому камню стекали струйки воды, образовавшие на полу маленький пруд; Саймон привязал Домой и коня Мириамели рядом с этим местом.

– Здесь мы будем иметь дом на настоящий вечер, – сказал Бинабик. – Дрова, которые я предварительно собирал, совсем сухие, и они не сделают очень огромного дыма. – Он показал на темную трещину в потолке. – Я производил разжигание огня прошлой ночью. Дым прячется там, и потому дыхание возможно.

Саймон устало опустился на пол, и сухие ветки под ним затрещали.

– А как насчет норнов и прочей нечисти? – Если говорить честно, ему в этот момент было все равно. Если он им так нужен – пусть приходят и забирают. Все его тело болезненно пульсировало.

– Питаю сомнение, что они будут отыскивать это место, и питаю еще большее сомнение, что они будут производить долгие искания. – Тролль начал складывать дрова в круге из камней, который он сделал прошлой ночью. – Норны имели важное дело и питали необходимость в вас только для крови. Предполагаю, что оставшиеся смертные предоставят им достаточно крови, чтобы они могли заканчивать свое дело.

– Чего они хотели, Бинабик? – Глаза Мириамели лихорадочно горели. – Что они говорили о Третьем Доме? И кто было это… существо?

– Это весьма устрашающее существо было одним из Красной Руки, – ответил Бинабик спокойно, но лицо его было встревоженным. – Я не видывал своими глазами ничего напоминающего, хотя Саймон рассказывал мне. – Он покачал головой, потом достал кремень, чтобы поджечь дрова. – Не знаю, что он имел в качестве цели, но предполагаю, что, с безусловностью, это было выполнение приказа Короля Бурь. Я буду еще иметь размышления об этом. – Огонь разгорелся, и тролль принялся рыться в своей сумке. – Теперь прошу вашего позволения на лечение ваших ранок.

Саймон сидел тихо, пока тролль протирал многочисленные порезы и ссадины Мириамели влажной тряпкой и смазывал их какой‑то мазью из маленького горшочка. К тому моменту, когда наконец настала его очередь, глаза Саймона уже совсем закрывались. Он зевнул.

– Но как ты тут оказался, Бинабик? – спросил Саймон и вздрогнул, когда тролль коснулся болезненного места.

Бинабик засмеялся.

– Скоро мы будем иметь в достаточности времени для рассказывания всего. Но сначала вы имеете необходимость в еде и сне. – Он испытующе посмотрел на них. – Может быть, сперва сон, потом еда? – Тролль подялся и вытер руки о штаны. – Здесь я имею нечто, что будет приятно для ваших глаз. – Он показал на темную кучу, лежавшую в углу, где Домой и лошадь Мириамели пили из пруда.

– Что? – Саймон был поражен. – Наши седельные сумки?

– И аналогично постели. Большая удача для меня, что огненные танцоры не отвязывали их. Я оставлял все это в пещере, когда пошел за вами наверх. Это было рискованием, но я не знал, что из вашего багажа не подлежит утере. Кроме того, я не имел желания, чтобы вы ехали в темноте на погруженных лошадях.

Саймон уже вытаскивал скатанную постель и проверял седельные Сумки.

– Мой меч! – обрадованно воскликнул Саймон. Потом лицо его помрачнело. – Мне пришлось разбить зеркало Джирики, Бинабик.

Тролль кивнул:

– Это я видел. Но питаю сомнение, что я мог бы оказывать воспомоществование вашему побегу, если бы вы не освобождали руки. Печальная, но разумная жертва, друг Саймон.

– И моя Белая стрела, – продолжал сокрушаться Саймон, – я оставил ее на Сесуадре. – Он кинул Мириамели ее постель и нашел относительно ровное место, чтобы расстелить свою. – Не очень‑то хорошо я заботился о подарках ситхи.

Бинабик еле заметно улыбнулся.

– Ты слишком много суетишься. Теперь спите немного, а я разбужу вас с какой‑нибудь горячей едой. – Он повернулся к костру, отблески пламени играли на его круглом лице.

Саймон посмотрел на Мириамель, которая уже свернулась калачиком и закрыла глаза. Судя по всему, она не была ранена, хотя, как и он, совершенно обессилела. Итак, они все‑таки уцелели. Он не нарушил свой обет.

Он вздрогнул и сел:

– Лошади! Я должен их расседлать.

– Я буду делать все, – заверил его Бинабик. – Сейчас время для твоего отдыха.

Саймон снова лег и стал смотреть на игру теней на потолке пещеры. Через несколько мгновений он уже крепко спал.

Date: 2015-09-17; view: 325; Нарушение авторских прав